опустила внутрь голову и  уставилась  на  Николь  голубыми  глазами.
Существо испустило звук - более громкий и не такой музыкальный - и, скосив
голову, поглядело на своего компаньона. Пока они, треща, переговаривались,
Николь успела заметить, что тело второго ее  гостя  покрыто  чем-то  вроде
линолеума, но во всем прочем, за исключением размера, он  был  в  точности
подобен первому. Наконец новая птица спустилась пониже, и, что-то бормоча,
обе они уселись на краю ямы. Потом  минуту-другую  разглядывали  Николь  и
после коротких переговоров исчезли.


   Перенесенный страх сказался на Николь: она ощутила крайнее утомление. И
буквально через несколько минут после отбытия летающего гостя свернулась в
уголке ямы и крепко заснула. Проспала она  несколько  часов.  Ее  разбудил
громкий треск, прогремевший в амбаре  ружейным  выстрелом.  Она  мгновенно
проснулась, но неожиданный звук не повторился. Тело напомнило ей о  голоде
и жажде. Николь извлекла остатки еды. "Может  быть,  разделить  эти  крохи
надвое? - подумала она. - Или же съесть все сразу и будь что будет?"
   Глубоко вздохнув, Николь  решила  доесть  и  допить  все  остатки.  Она
понадеялась, что тогда сумеет на время  забыть  о  еде.  Николь  ошиблась.
Когда она вытягивала из фляжки последние капли воды,  в  памяти  назойливо
возникал графин с родниковой водой, которую  в  Бовуа  всегда  держали  на
столе.
   Когда Николь доела, вдали что-то громко хрустнуло. Она прислушалась, но
вновь  наступило  молчание.  Ее  ум  одолевали  мысли  о   спасении,   она
разрабатывала  всевозможные  проекты,  в  которых   не   последнее   место
отводилось птицам. Она ругала себя за то,  что  не  посмела  заговорить  с
ними. Николь усмехнулась. "Конечно, они могут съесть меня. Но кто  сказал,
что лучше умереть с голоду, чем быть съеденным?"
   Николь была уверена, что крылатые существа  вернутся.  Быть  может,  ее
уверенность объяснялась безнадежностью  ситуации,  но  тем  не  менее  она
начала строить планы: что следует ей предпринять, если они  вернутся?  Она
представила себе, как поздоровается, потом протянет пустую ладонь и войдет
в центр ямы, прямо под машущее крыльями существо. Потом жестами попытается
объяснить свое положение: сперва будет показывать то на себя, то  на  яму,
чтобы они поняли, что она не может выбраться, и махать рукой в знак  того,
что ей нужна помощь.
   Дважды прозвучавший треск возвратил Николь к реальности. После короткой
паузы треск послышался вновь.  Поискав  в  разделе  "Среда"  введенного  в
компьютер "Атласа Рамы", она удовлетворенно усмехнулась,  укоряя  себя  за
то, что сразу не догадалась. Трещал ломающийся лед -  Цилиндрическое  море
уже подтаяло  с  дна.  Рама  еще  находился  внутри  орбиты  Венеры,  хотя
последний маневр, о чем Николь не знала, направил его от Солнца, но  тепла
звезды уже хватило, чтобы растопить воду.
   "Атлас"  предупреждал   о   свирепых   бурях,   ураганах,   порождаемых
температурным перепадом во время плавления моря. Николь подошла  к  центру
ямы.
   - Эй вы, птицы, или  кто  угодно,  -  закричала  она,  -  летите  сюда,
достаньте меня отсюда, пока еще есть возможность спастись.
   Но птицы не возвращались, и десять часов без сна она  провела  в  углу.
Тем временем  треск  снаружи  усиливался  и,  достигнув  максимума,  начал
слабеть. А потом задул ветер.  Легкий  бриз  превратился  в  бурю  к  тому
моменту, когда утих  треск  льда.  Николь  совсем  упала  духом.  И  когда
засыпала, напомнила себе, что бодрствовать ей осталось еще один-два раза.


   Над Нью-Йорком  свирепствовал  ураган,  ветер  мел  по  городу.  Николь
безжизненно скрючилась в углу.  Наверху  выл  ветер.  Она  вспомнила,  как
пережидала буран  в  хижине,  катаясь  на  лыжах  в  Колорадо.  Попыталась
представить себе, как это приятно кататься на лыжах, но  более  не  могла.
Голод и утомление ослабили и ее воображение. Николь сидела  неподвижно,  в
пустой голове лишь изредка появлялась мысль - каково-то будет умирать.


   Она не помнила, как заснула, но и как проснулась тоже. Снова  стемнело.
Она обессилела. Разум говорил, что в яму  что-то  упало.  Из  своего  угла
Николь перебралась к наваленной куче металла. Включать фонарик не стала. И
вдруг наткнулась на что-то ногой, вздрогнула и принялась ощупывать предмет
руками. Он  оказался  большим  -  крупнее  баскетбольного  мяча.  Овальный
предмет был гладок на ощупь.
   Николь оживилась, нащупала в комбинезоне  фонарик  и  посветила.  Белый
предмет  был  похож  на  яйцо.  Она  стала  его   исследовать,   надавила,
поверхность подалась под рукой. "Можно ли съесть?" - спросил разум,  голод
прогнал все мысли о возможных неприятных последствиях.
   Николь извлекла нож, принялась резать.  Лихорадочно  отхватила  ломоть,
засунула в рот. Безвкусный. Она выплюнула его и разрыдалась. Гневно ткнула
непонятный предмет, он откатился в сторону. Ей послышался  какой-то  звук.
Николь потянулась и вновь толкнула  его.  "Ага,  =  сказала  она  себе.  -
Действительно, плеск".
   Резать ножом корку было очень  трудно.  Через  несколько  минут  Николь
извлекла  свое  медицинское  оборудование  и  приступила  к   предмету   с
энергоскальпелем. Оболочка шара - чем бы он ни являлся - состояла из  трех
отдельных  и  различимых  слоев.  Внешний  слой   был   прочнее   покрышки
футбольного мяча, его трудно  было  прорезать.  Второй  представлял  собой
мягкую влажную небесно-голубую субстанцию,  на  взгляд  схожую  с  мякотью
дыни.  Внутри,  в  сердцевине,  оказалось  несколько   кварт   зеленоватой
жидкости. Дрожа от нетерпения, Николь запустила руку в разрез и зачерпнула
жидкость. Она отдавала каким-то лекарством, но  освежала.  Николь  сделала
два лихорадочных глотка, и только тут напомнили о себе годы ее медицинских
занятий.
   Преодолевая   желание   пить,   Николь   опустила   в   жидкость   зонд
масс-спектрометра, чтобы определить ее состав.  Она  так  торопилась,  что
неправильно проанализировала первый образец,  и  все  пришлось  повторить.
Когда результаты анализа  проступили  на  крошечном  переносном  модульном
мониторе, годном для всех приборов, Николь зарыдала от счастья. В жидкости
не было ядов. Напротив, она  содержала  белки  и  минеральные  вещества  в
комбинациях, полезных для ее тела.
   - Здорово, здорово!  -  выкрикнула  Николь.  Она  вскочила  и  едва  не
потеряла сознание. Затем уже осторожно опустилась на  колени  и  принялась
утолять голод. Пила жидкость, ела влажную мякоть, пока  не  насытилась.  А
потом уснула.


   Пробудившись, Николь  первым  делом  заинтересовалась  свойствами  этой
"манно-дыни". Она любила поесть и знала об этом - когда-то  давно.  Сейчас
ее заботило, как подольше  протянуть  на  одной  манно-дыне,  пока  ей  не
удастся - не важно, каким образом - добиться помощи от птиц.
   Николь тщательно измерила дыню. Ее вес  первоначально  составлял  около
десяти килограммов, теперь оставалось только восемь. Осмотр  показал,  что
несъедобная шкурка  весила  почти  два  килограмма,  значит,  на  ее  долю
приходится шесть килограммов  питательных  веществ,  равно  распределенных
между жидкостью и небесно-голубой мякотью. "Посмотрим, - подумала она, - в
трех килограммах жидкости..."
   Мысли Николь нарушил вспыхнувший свет.
   "Да, - сказала она себе, глянув на часы, - вовремя,  как  и  положено".
Потом перевела взгляд с часов на яйцеобразный объект, впервые  представший
перед ней в свете. Она узнала его мгновенно. "Боже мой! - подумала Николь,
проведя пальцем по бурым прожилкам на молочно-белой поверхности. -  Как  я
могла  забыть".  Она  сунула  руку  в  карман   комбинезона   и   извлекла
отполированный камень, который Омэ дал ей в Риме на Новый  год.  Поглядела
на него, потом на овальный предмет на дне ямы.  "Боже  мой!"  -  повторила
Николь про себя.
   Она опустила камень в карман и достала маленький зеленый фиал.
   - Роната поймет, когда пить,  -  услыхала  она  голос  своего  прадеда.
Усевшись в уголке, Николь одним глотком осушила флакончик.



        39. ВОДЫ МУДРОСТИ

   Перед Николь все сразу же поплыло. На миг она прикрыла глаза,  а  когда
их снова открыла, ее ослепила буря ярких красок,  геометрическими  узорами
скользящих мимо нее, словно бы она  летела  вперед.  Далеко-далеко,  прямо
перед ней появилось черное пятно на фоне ярких, перетекающих друг в  друга
оранжевых и желтых силуэтов. Черная  точка  росла,  и  все  свое  внимание
Николь уделила ей. Тьма  накатила  и  целиком  охватила  ее.  Она  увидела
мужчину - старого негра, бегущего по африканской  саванне  ясной  звездной
ночью. Когда он повернулся к скалистой гряде и стал  подниматься,  обратив
вверх лицо, Николь заметила: старик был похож на Омэ, но странным  образом
и на ее мать.
   С удивительной резвостью он несся  вверх  по  скальному  откосу.  Потом
силуэт его застыл на вершине, а руки простерлись к небу, к лунному серпику
над горизонтом. До Николь донесся рев  ракетного  двигателя.  Она  увидела
крошечный космический аппарат,  опускающийся  на  поверхность  Луны.  Двое
мужчин в скафандрах выбросили из люка лестницу. Она  услыхала  голос  Нила
Армстронга: "Маленький шаг человека - огромный прыжок человечества."
   Следом за Армстронгом ступил на лунную поверхность Олдрин,  и  оба  они
показали направо.  Неподалеку  на  лунной  скале  стоял  старый  негр.  Он
улыбался, поблескивая белыми зубами.
   Его лицо словно приближалось к Николь,  лунный  ландшафт  позади  начал
рассеиваться. Он затянул какой-то распев на языке сенуфо, но сперва Николь
ничего не могла разобрать, а потом вдруг поняла - он обращается к _ней_, и
ей сделалось понятным каждое слово.
   -  Я  один  из  твоих  далеких  предков.  Мальчишкой  я  сосредоточенно
размышлял в тот самый день, когда люди высадились на Луну. Я жаждал - и  в
полной мере испил из озера Мудрости. Тогда я улетел на Луну  и  говорил  с
астронавтами, а потом побывал  в  иных  мирах.  Я  встретил  Великих.  Они
сказали мне, что ты понесешь к небу сказ о Минове.
   И голова старика вдруг начала распухать, зубы его  сделались  длинными,
хищными, узкие глаза пожелтели. Он превратился в тигра и прыгнул, метя  ей
в  горло.  Ощутив  эти  зубы  на  своей  шее,   Николь   вскрикнула.   Она
приготовилась умереть. Но тигр вдруг обмяк - в боку его оказалась  стрела.
Заслышав движение, Николь поглядела наверх. Ее мать  в  великолепном  алом
одеянии с золотым луком в руке грациозно  бежала  по  воздуху  к  повисшей
поодаль позолоченной колеснице.
   - Мама... подожди... - отчаянно закричала Николь.
   Та обернулась.
   - Тебя совратили, - сказала мать, - впредь будь осторожнее. Только  три
раза могу я спасти тебя. Бойся чего не видишь, но знаешь. -  Поднявшись  в
колесницу, Анави взяла поводья. - Тебе еще не пора умирать. Я люблю  тебя,
Николь. - Крылатые красные кони забирали все выше и выше, наконец  исчезли
из виду.
   Перед  ее  взором  вновь  предстали  цветные  узоры.  До  слуха  Николь
донеслась музыка... сперва издали, потом все ближе и ближе. Словно бы пели
хрустальные колокольчики.  Прекрасные,  неземные,  навсегда  западающие  в
память. Послышались громкие аплодисменты - Николь сидела на концерте возле
отца. Какой-то длинноволосый - с космами  едва  не  до  пола  -  восточный
человек с застывшим на  лице  выражением  восторга  стоял  рядом  с  тремя
странного вида музыкальными  инструментами.  Звуки  еще  окружали  Николь,
слезы щипали глаза.
   - Пойдем, - проговорил отец, - пора. - И превратился в воробья прямо на
глазах  у  Николь.  Потом  улыбнулся  ей.  Она  затрепетала   собственными
воробьиными крылышками. Они взлетели, оставив концертный зал. Звуки музыки
таяли вдалеке. Воздух несся навстречу. Николь видела  под  собой  во  всем
великолепии долину Луары, внизу мелькнула их вилла в Бовуа.  Как  хотелось
бы домой, но отец ее в воробьином обличье приземлился  в  Шиноне  ниже  по
течению Луары. Два воробья опустились на дерево возле замка.
   Под  ними  на  декабрьском  холодке  Генрих  Плантагенет   и   Алиенора
Аквитанская спорили о том, кому  быть  наследником  английского  престола.
Приблизившись к дереву, Алиенора заметила воробьев.
   - Ой ты, привет, Николь. Я и не знала, что ты здесь. -  Протянув  руку,
королева  Алиенора  погладила  воробьиное  брюшко.  Нежное   прикосновение
повергло Николь в восторг. - Помни,  Николь,  -  проговорила  королева,  -
судьба важнее всякой любви. Можно перенести все что угодно, когда  знаешь,
что тебе это суждено.
   Николь ощутила запах костра, ей показалось, что ее ждут где-то еще. Они
с отцом вспорхнули, полетели на север  в  сторону  Нормандии.  Запах  дыма
становился все гуще и гуще. Кто-то звал на помощь, и они торопливо  махали
крылышками.
   Николь с отцом оказалась в Руане. Простая девушка со слезами на  глазах
поглядела на них. Пламя лизало ее ноги  -  в  воздухе  уже  пахло  горелой
плотью. Она с молитвой поднимала свой  взгляд,  священник  держал  над  ее
головой самодельный крест.
   - Будь благословен, Господи, - проговорила она, слезы текли по щекам.
   - Жанна, мы спасем тебя, - выкликнула Николь, и они с отцом  опустились
посреди заполненной народом площади. Отвязали Жанну, и та обняла их. Вдруг
пламя охватило их всех и все вокруг  почернело.  В  следующий  миг  Николь
снова летела, но уже в виде огромной белой цапли. Она была одна, в Раме  -
и летела над Нью-Йорком. Повернула, чтобы избежать столкновения с  местной
птицей, недоуменно поглядевшей на нее.
   Нью-Йорк она видела с немыслимыми подробностями,  словно  бы  ее  глаза
небывалыми объективами  обрели  способность  воспринимать  любой  диапазон
спектра.  В  четырех   местах   что-то   шевелилось.   Рядом   с   амбаром
биот-многоножка медленно продвигался к южной оконечности сооружения. Около
каждой из  трех  центральных  площадей  почва  испускала  тепло,  цветными
картинками отпечатывавшееся на  ее  инфракрасном  зрении.  Обогнув  амбар,
Николь благополучно приземлилась в собственной яме.



        40. ПРИГЛАШЕНИЕ ОТ ЧУЖАКОВ

   "Надо приготовиться к спасению", - сказала себе Николь.  Она  наполнила
свою флягу зеленоватой жидкостью из середины манно-дыни. Осторожно отделив
влажную мякоть и наполнив кусочками контейнеры для пищи, Николь уселась  в
своем привычном углу.
   "Ну и ну! - думала она, вспоминая необычное воображаемое странствие,  в
которое направило ее содержимое фиала.  -  Что  может  все  это  значить?"
Николь вспомнила то, что привиделось ей  в  детстве,  во  время  праздника
поро, и короткий разговор об этом три года спустя, когда Николь прибыла  в
Нидуту на похороны матери.
   - Где ты побывала, Роната? - спросил ее  однажды  вечером  Омэ.  Старик
оставался вдвоем с девочкой.
   Она сразу же поняла, о чем речь.
   - Я стала большой белой птицей и летала в великую пустоту за Солнцем  и
Луной.
   - А-а, - отвечал он. - Омэ так и думал.
   Почему же ты тогда не поинтересовалась у него, что с тобой произошло? -
спросила взрослая ученая женщина прежнюю десятилетку. "Тогда можно было бы
что-то понять". Но Николь уяснила,  что  напрасно  пытаться  понять  смысл
видения и  его  место  в  области,  не  поддающейся  дедуктивному  методу,
создавшему все могущество современной науки. Она подумала о матери, о том,
какой прекрасной казалась она в этих  алых  развевающихся  одеждах.  Анави
спасла ее от тигра. "Спасибо, мама, - подумала Николь. - Жаль, что мы  так
недолго поговорили".
   Странный звук, подобный топоту нескольких дюжин босых  детских  ног  по
линолеуму, приближался  к  ней.  Николь  некогда  было  удивляться.  Через
какие-то секунды голова и антенны многоножки появились на краю ямы, и,  не
замедляя движения, биот принялся опускаться по противоположной  от  Николь
стенке.
   Биот  длиной  около  четырех  метров  непринужденно   спускался   вниз,
шестьдесят ног его прочно прилегали  к  поверхности  с  помощью  присосок.
Надев ранец, Николь стала дожидаться возможности. Появление биота  не  так
уж удивило ее. После того что видела Николь в своем странном  полете,  она
была уверена - ее спасут.
   Биот-многоножка состоял из пятнадцати членистых  сегментов  с  четырьмя
ногами каждый, на голове  на  манер  насекомого  торчали  всякие  жвала  и
щупала:  два  из  них  были   подлиннее   и   напоминали   антенны.   Куча
металлического лома в другой части ямы явно состояла из запасных частей  к
биоту. На глазах Николь многоножка сменила четыре ноги, панцирь одного  из
сегментов и два узловатых выступа по бокам головы. На все  ушло  не  более
пяти минут. Когда с делом было покончено, биот вновь отправился  вверх  по
стене.
   Николь ухватилась за спину многоножки, когда три  четверти  тела  биота
уже направились вверх. Ее вес явно оказался излишним: потеряв опору,  биот
свалился вместе с Николь обратно  в  яму.  И  немедленно  попытался  вновь
одолеть подъем. На этот раз Николь  дождалась,  когда  многоножка  целиком
вползет на отвесную стену, в надежде, что дополнительные сегменты  помогут
биоту усилить хватку. Бесполезно - биот упал на дно ямы вместе с Николь.
   Во время второго падения  многоножка  основательно  повредила  одну  из
передних ног и поэтому перед третьей попыткой приступила к ее починке. Тем
временем Николь извлекла из медицинской сумки самую прочную нить  для  шва
и, сложив ее в восемь раз, обвязала вокруг трех задних сегментов биота,  а
на конце шнура сделала петлю. Надев на  руки  перчатки  и  подложив  пояс,
чтобы не порезаться, Николь обвязала шнуром себя.
   "Ужасно, - думала Николь, представляя себе возможные варианты исхода. -
Если нить не выдержит, я упаду - едва ли мне так повезет во второй раз".
   Многоножка принялась взбираться на стену. Распрямившись во  всю  длину,
биот ощутил вес Николь. На этот раз он не упал.  Он  с  трудом  пробирался
вверх. Николь жалась к поверхности,  словно  бы  поднимаясь  на  скалу,  и
обеими руками не выпускала шнур. Когда голова многоножки уже достигла края
ямы, Николь еще оставалась  на  половине  подъема.  Сегмент  за  сегментом
выбирался  из  ямы,  подъем  продолжался.  Однако  через  несколько  минут
передвижение вверх ощутимо замедлилось, а потом и прекратилось,  когда  на
стенке осталось всего четыре  сегмента.  Николь  могла  бы  дотянуться  до
последнего сегмента, если бы протянула вверх  руку.  На  стенке  оставался
лишь метр биота, но тем не менее создание явно застряло.  Слишком  тяжелой
оказалась Николь для сочленений последних сегментов.
   Мрачно стало на душе Николь, болтавшейся в шести  метрах  от  дна  ямы.
Итак, думала она, не выпуская шнура и упираясь ногами в  стенку.  "У  меня
остаются три возможности - или нить разорвется, или биот сорвется,  или  я
так и застряну на этом самом месте".
   Николь  взвесила  альтернативы.  Оставалась  только  одна   -   правда,
рискованная - перспектива: следовало  по  шнуру  подняться  до  последнего
сегмента, перелезть  по  нему  на  многоножку  и,  цепляясь  за  ее  ноги,
постараться выкарабкаться из ямы.
   Глянув вниз, Николь вспомнила падение. "Лучше сперва  подождать,  вдруг
эта машина стронется с  места".  Прошла  минута.  Другая.  Николь  глубоко
вздохнула,  перехватила  шнур  повыше  и  оттолкнулась  от  стенки,  потом
перехватила шнур  другой  рукой.  Она  оказалась  как  раз  под  последним
сегментом. Протянув руку, Николь ухватилась за одну из ног,  но  едва  она
попыталась перенести на нее свой вес, конечность оторвалась от стенки.
   "Вот тебе и раз", - после мгновенного испуга подумала она. И,  повиснув
под биотом, принялась внимательно разглядывать многоножку.  Части  панциря
каждого сегмента заходили одна за другую. "Если бы дотянуться... -  Николь
вспомнила,  как  уже  дважды  пыталась  оседлать  биота.  -  Не  выдержали
присоски... Может быть,  теперь,  когда  верхняя  его  часть  снаружи,  он
выдержит мой вес".
   Николь понимала, что,  перебравшись  на  спину  биота,  не  сумеет  уже
обезопасить себя от падения. Чт