ключи! - потребовал Сергей.
   - Может, милицию вызовем? Я боюсь!
   - Манечка, - хлопнул он вдруг себя  по  лбу,  -  вот,  возьми,  -  он
выхватил из кармана сотовый телефон и протянул мне. - Позвони!
   - В милицию?
   - Зачем? Позвони домой! Послушай, кто подойдет.
   Мысль была простая и гениальная. Вскоре я услышала голос брата.
   - Алло!
   - Костя! - закричала я. - Это ты?
   - Маруська, ты где? Я приехал, а тебя нет!
   - Я сейчас, я тут, открой дверь!
   Дверь распахнулась.
   - Что это все значит? - удивился Костя, окидывая взглядом  Сергея.  -
Почему ты с телефоном? Что за бред?
   - Это не бред! Это была мудрая мысль! Сережа,  познакомься,  это  мой
брат, Константин Никитич, а это - Сережа!
   - Очень приятно, - благовоспитанно  сказал  Сергей  и  пожал  Костину
руку, но ответной любезности не дождался. - Ладно, Манечка, я пойду, тут
все нормально, да?
   - Спасибо за все, Сереженька!
   Я встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
   - Спокойной ночи, - пробормотал он. - Я позвоню.
   С этими словами он вошел в лифт.  А  Костя  за  руку  втянул  меня  в
квартиру.
   - Так, что это за тип? Ты пьяная, Маруська?
   - Чуть-чуть!
   - Где ты была?
   - В ресторане.
   - Это новый хахаль?
   - Это новый друг!
   - А Макс? Как же твоя неземная любовь к Максу?
   - Макс? Макс - козел, братишка, как вы все...
   - Ах вот как? - словно бы обрадовался Костя. - Значит, Макс козел?
   - Безусловно!
   - Прекрасно! А ты, Маруська, помнишь наш уговор?
   - Какой еще уговор?
   - Ну как ты могла забыть? Мы же условились, что,  если  до  истечения
полугода ты не объявишь Макса козлом, я выполню любое  твое  желание,  и
наоборот. Так что ты, сестренка, проиграла.
   - Проиграла, - грустно согласилась я. - Ну, и чего ты хочешь?
   - Еще не придумал. Но придумаю, будь уверена.
   - Костя, ты надолго?
   - Я тебе мешаю?
   - Глупости, просто спросила.
   - На неделю, самое большее. Я, Маруська, уеду  в  Швейцарию.  На  два
года. Буду работать в Берне. Когда нормально устроюсь, заберу Белку.
   - А она уже знает, что ты приехал?
   - Конечно, я у них был. По-моему, они  живут  душа  в  душу.  Я  даже
думаю, если все будет хорошо, Лизу тоже взять с собой. Пусть  поживет  в
Швейцарии на старости лет. Как ты считаешь, она согласится?
   - Боюсь, что да.
   - Боишься? Сестренка, что, так плохо?
   - Плохо, Косточка. Совсем хреново.
   - А что значит этот молодой парень с сотовым?
   - Ничего. Он просто занимается моей машиной...
   - Ладно, не надо врать своим ребятам! Я же  видел,  как  он  на  тебя
смотрит.
   - Он мне сегодня даже предложение сделал.
   - Руки и сердца?
   - Ну да.
   - Спятила?
   - Почему? Я же не согласилась.
   - Еще не хватало! Да он же моложе тебя! И вообще...
   - Ладно, Косточка, не будем о грустном, скажи лучше, как с Варварой?
   - Знаешь, я думал, будет хуже. Она очень легко  согласилась  на  все,
при условии, что квартира останется ей.
   - А то, что Белка переехала в Москву, ее не трогает?
   -  По-моему,  нет.  Во  всяком  случае,  я  не  заметил,  чтобы   она
огорчилась.
   - Сумасшедшая! А на что она собирается жить?
   - Сказала, что сдаст комнату. Впрочем, это ее дело.
   Я устал. А все-таки, Маруся, что произошло с Максом?
   Мы проговорили до трех ночи и совершенно вымотанные легли спать.
   ...Утром Костя унесся по каким-то своим делам, а я  села  за  работу,
стараясь ни о чем постороннем не думать...
   Три рукописи я забраковала полностью. Одна оказалась просто отличной,
а две с грехом пополам можно было отредактировать. Я позвонила Вырвизубу
и сказала, какие сделала выводы.
   - А как Журасик? - испуганно спросил он.
   - Годится только в помойку!
   - Мария Никитична, вы уверены?
   - Борис Евгеньевич, я уверена на сто процентов.
   - Вы с нею не знакомы?
   -  Никогда  даже  не  слышала  о   такой.   А   что,   она   какая-то
высокопоставленная дама?
   - Да нет...
   - А в чем дело? Это ваша протеже?
   - Боже упаси, просто... Просто я ее боюсь!
   - Как боитесь? - не поняла я.
   - Понимаете, она приходит и заявляет, что она лучшая переводчица и  с
французского, и с немецкого, что ей нет равных...
   - И вы поверили?
   - А Бог ее знает...
   - В таком случае, отдайте ее переводы на рецензию ему...
   - Кому?
   - Богу, кому же еще! Я свое мнение  высказала,  а  решение  принимать
будете вы. Но в таком случае я не понимаю, зачем я вам нужна?
   - Мария Никитична, я вам свято верю...
   - Не надо мне свято верить. Вы сами в ее перевод заглядывали?
   - Мельком.
   - Хорошо, я сейчас ткну пальцем  в  первую  попавшуюся  строчку,  без
выбора... Вот: "Я знал, что она старая дева, но думал,  что  у  нее  это
прошло".
   - - Там так написано?
   - Я не в состоянии такое придумать! Еще: "Она  стояла  аккурат  возле
Мулен-Руж". Как вам такое нравится?
   - Кошмар!
   - Полный и абсолютный.
   - Мария Никитична, дорогая, у меня к вам нижайшая просьба!
   - Слушаю вас!
   - Не могли бы вы сами поговорить с этой дамой?
   Она меня подавляет! Мне очень стыдно, но...
   Я расхохоталась.
   - Да ради бога, Борис Евгеньевич, я уж постараюсь ей все объяснить.
   - Только прошу вас, помягче!
   - Попробую! Я, правда, сейчас довольно злая, но попробую.
   Вырвизуб перезвонил мне через час и попросил приехать  в  редакцию  к
пяти. Я еще раз просмотрела рукопись Журасик, сделала  пометки  в  особо
выдающихся местах и ровно в пять вошла в помещение редакции.
   Меня встретил Вырвизуб, помог снять пальто, поцеловал ручку и сказал:
   - Она еще не пришла. Мария Никитична, я предупреждаю вас, это тяжелый
случай!
   - Не волнуйтесь, разберемся.
   Поведение Вырвизуба лишний раз доказывало, что все  мужики  -  козлы.
Надо же, испугался какой-то бездарной бабы!
   Он усадил меня в  кресло,  налил  кофе  из  электрической  кофеварки.
Журасик все не было.
   - Она непунктуальна, - заметила я.
   - А вдруг она поняла... И больше не явится?  -  мечтательно  произнес
Вырвизуб.
   - Борис Евгеньевич, к Вам пришли, - почему-то шепотом сообщил верзила
охранник, добродушный парень по имени Валера.
   Вырвизуб выскочил в коридор и вскоре вернулся с дамой лет пятидесяти,
очень дорого и хорошо одетой.
   Темные с проседью волосы были  уложены  волосок  к  волоску  и  сияли
лаком. Так, подумала я, для нее переводы  -  не  заработок,  а  средство
самовыражения.
   - Антонина Дмитриевна, вот, познакомьтесь, Мария Никитична  Шубина  -
известная переводчица и наш консультант..
   Дама смерила меня ироническим взглядом и уселась в кресло напротив.
   - Ну, я вас оставлю! - радостно проговорил Вырвизуб.
   Я хотела возразить, но он уже исчез.
   - Итак, Антонина Дмитриевна, - начала я, но она меня сразу перебила:
   - Насколько я поняла, именно вы знакомились с моими произведениями?
   - С вашими переводами, хотите сказать?
   - Нет, так это назвать нельзя! Это именно мои произведения! Я  отдала
им столько сил, вложила всю себя, это уже не просто переводы!
   О! Кажется, я понимаю, почему сбежал Вырвизуб!
   Я молчала, ожидая, пока она иссякнет.
   - Это мои дети... Часть меня...
   По-видимому, она ждала от меня какой-то реакции.
   Но напрасно. Это ее обескуражило.
   - Ах, да, вы, вероятно, хотели мне что-то сказать?
   - Антонина Дмитриевна, вынуждена огорчить вас, - решила я сразу взять
быка за рога, -  ваши  переводы  в  нашем  издательстве  не  могут  быть
опубликованы.
   - Ах, даже так?  -  она  высокомерно  вздернула  брови.  -  Позвольте
спросить, - почему?
   - Потому что они не удовлетворяют нашим требованиям.
   - Не удовлетворяют вашим требованиям? Что  вы  хотите  этим  сказать?
По-вашему, это плохие переводы?
   - Увы!
   - И кто это решил? Уж не вы ли?
   - Я.
   - Да кто вы такая, чтобы иметь право судить? - возвысила она голос.
   - Я переводчица с двадцатилетним стажем, - скромно ответила я.
   - Переводчица? Тогда мне все ясно! Вы боитесь конкуренции,  потому  и
не подпускаете  талантливых  людей,  которые  не  ремесленники,  которые
вкладывают душу. Но, я этого так не оставлю! Я буду жаловаться!
   - Жаловаться? - чуть не рассмеялась я. -  Позвольте  спросить,  кому?
Это частное издательство, и выбор переводчиков,  слава  богу,  никто  не
может ему навязать, даже налоговая полиция..
   Кажется, она смекнула, что угрозами ничего не, добьется.
   - Простите, я погорячилась, просто меня так оскорбили ваши слова... Я
много лет жила в Германии и во Франции, и лучше меня в Москве никто этих
языков не знает! Ни одна душа!
   - Охотно верю, но вот с русским языком дела  у  вас  обстоят  не  так
хорошо. Вероятно, вы его немного подзабыли, живя за границей.
   - Что? - позеленела дама. - Да как вы смеете?
   -  Да  уж  смею,  Антонина  Дмитриевна.  Я  не  хотела  Пускаться   в
подробности, но вы меня вынуждаете. Вот возьмем ваш французский роман.
   - Вы знаете французский?
   - Знаю. Но тут дело не в нем. Вот первая фраза.
   "Мари-Франс жила в семиэтажном многоквартирном особняке..."
   - Ну и что?
   - А вы знаете, что такое особняк?
   - Это дом.
   - Совершенно верно. Дом. Но семиэтажных особняков,  и  уж  тем  более
многоквартирных, не бывает!
   - Много вы понимаете! - фыркнула дама. - Вы бывали в Марселе?
   - Я "не бывала в Марселе, но знаю, что там могут быть семи-, да  хоть
тридцатиэтажные дома,  здания,  дворцы,  что  угодно,  но  не  особняки!
Особняк - это небольшой дом, как правило на одну  семью,  пройдитесь  по
Москве, вы увидите множество старинных особняков, но...
   - Это советские благоглупости! Нежелание признать, что...
   Я молча повернулась к небольшой книжной полке, сняла  оттуда  словарь
Ожегова, нашла нужную  страницу,  прочитала:  "ОСОБНЯК.  Благоустроенный
небольшой дом городского  типа,  предназначенный  для  одной  семьи  или
отдельного учреждения".
   - Ну пусть, - вспыхнула она, очевидно, признавая авторитет Ожегова. -
Но что, стоит заменить слово "особняк" на "дом"? Это такая  мелочь.  Что
вы еще там накопали?
   - Да вот у вас есть перл, я сейчас не помню на какой странице, но там
один сидит ошуюю,  второй  одесную,  а  третий  визави.  По-вашему,  это
нормально?
   - Вы, я полагаю, не знаете, что такое ошуюю и одесную?
   - Представьте  себе,  знаю,  но  только  у  вас  получается  смешение
французского не столько с нижегородским, сколько с...
   - Что вы несете? При чем тут Нижний Новгород?
   Так, приехали. Я  постепенно  начинала  закипать.  Эта  особа  вообще
ничего не знает!
   - Если вы сами, Антонина  Дмитриевна,  не  чувствуете,  что  подобное
сочетание чудовищно, то говорить просто не о чем. Или вот: "Я знал,  что
она старая дева, но думал, у нее это прошло".
   - И что вас здесь не устраивает?
   - Все! Стародевичество вещь, конечно, прискорбная, но это все-таки не
болезнь и пройти никак не может!
   Вот еще: "Она любила возиться на огороде и вообще, где  придется".  А
вот эта роскошь: "Он его бывший сын"! Что значит "бывший сын"?
   - Имеется в виду, что его отец умер!
   - Я-то заглянула в оригинал и поняла, а что делать с читателем?
   - Подумаешь, это можно исправить... Не бывает переводов без  каких-то
ляпов...
   - Согласна, не бывает. Но  когда  перевод  состоит  из  одних  только
ляпов...
   - Не правда! Это превосходный перевод! Допускаю, что  там  попадаются
досадные огрехи, но  в  целом...  Это  ваши  гнусные  инсинуации!  Пусть
отдадут перевод на рецензию! Вы для меня не авторитет!
   - Решать этот вопрос не  мне,  но  полагаю,  издательство  не  сочтет
нужным тратиться на рецензию. Я это рецензировала  по  долгу  службы,  и
этого достаточно.
   Разумеется, у вас есть другие возможности напечатать ваши работы,  но
только не у нас!
   - Где Борис Евгеньевич?
   - Не имею представления.
   - Позовите его!
   - Попробую!
   Я встала и выглянула в коридор. Там был только охранник.
   - Валера, где Борис Евгеньевич?
   - Позвать?
   - Да, очень вас прошу!
   Между тем мадам Журасик изучала мои пометки на своей рукописи.
   - А чем вас не устроила вот эта фраза? "Пора наконец бросить обрыдлую
лиру и заняться нашим посконным настоящим делом!"
   - Знаете, всем.  Какое  посконное  дело  может  быть  во  французском
романе?
   - Это опечатка.
   - Да? Допускаю, но что там было?
   - Я сейчас не помню! А вот тут что?
   - "Полы халата валялись на полу"! Потрясающе.
   Как они валялись - отдельно от халата?
   - Глупости! Это просто был длинный халат.
   - Вот и написали бы просто. А вот тут, где героиня  поливает  грядки?
"У моркови воды навалом, а теперь ее ждет горох". Как  воды  может  быть
навалом?
   - Так говорят, когда чего-то много.
   - Да, можно даже сказать "У меня времени навалом",  но  воды  навалом
быть не может, тем более в авторской речи!
   В этот момент в комнату заглянул испуганный Вырвизуб.
   - Борис Евгеньевич! Это возмутительно! - заявила Антонина Дмитриевна.
- Вы отдали мои произведения в руки какой-то наглой особе!
   - Антонина Дмитриевна! - вдруг повысил голос Вырвизуб, -  я  попросил
бы вас выбирать выражения...
   - Напрасная просьба, - фыркнула я, - вот этого-то  как  раз  Антонина
Дмитриевна не умеет!
   - Мария Никитична! - укоризненно покачал головой Вырвизуб.
   - Я требую, чтобы вы отдали мой  перевод  на  рецензию  компетентному
человеку, которому я могла бы доверять! Мнение  этой..,  дамы  для  меня
ничего не значит.
   Она мне просто завидует!
   Вырвизуб болезненно поморщился.
   - Мария Никитична, каково ваше заключение? - обратился он ко мне.
   - Меня не интересует ее  заключение!  Тоже  мне,  эксперт,  смазливая
бабенка будет судить о моем творчестве!
   -  Во-первых,  Мария  Никитична  всеми  уважаемая   очень   известная
переводчица, к тому же  член  Союза  писателей,  если  хотите  знать!  -
разозлился Вырвизуб. - А во-вторых,  мы  не  имеем  возможности  платить
рецензентам. Слово Марии Никитичны для нас имеет решающее значение.
   - Значит, вы мне отказываете?
   - Да. Раз так решила Мария  Никитична.  Наше  издательство  не  хочет
больше печатать первую попавшуюся макулатуру, обратитесь в любое другое.
Уверен, многие с удовольствием вас напечатают!
   Ай да Вырвизуб! Молодчина!
   - Не понимаю, почему вы так слепо доверяетесь этой.., этой...  Знаете
что? Давайте сделаем так! Позовите сюда других сотрудников!
   - Зачем это? - оторопел Борис Евгеньевич.
   - Мы прочитаем им  несколько  фраз,  которые  тут  подчеркнула  ваша,
дама...
   - И что?
   - Посмотрим на их реакцию!  Уверена,  они  подойдут  к  моему  тексту
непредвзято...
   - Антонина Дмитриевна, я уже все сказал. И  отрывать  сотрудников  от
дела не считаю нужным. Могу добавить  только,  что  они  уже  достаточно
повеселились над вашей рукописью, прежде чем она  попала  в  руки  Марии
Никитичны. Я очень огорчен, что наш разговор  принял  резкие  формы,  но
моей вины в этом нет.
   Он подошел к вешалке,  снял  шубу  мадам  Журасик  и  подал  ей.  Она
машинально влезла в рукава  и  вдруг  залепила  ему  затрещину.  Хрупкий
Вырвизуб покачнулся.
   - Вы сошли с ума! - пробормотал он, держась за щеку.
   - Вам еще мало, слюнтяй! Пошли на поводу у какой-то рыжей твари!
   - Валера! - не своим голосом заорал Вырвизуб.  -  Валера!  Немедленно
выведи эту даму! И никогда больше не впускай сюда!
   Валера растерянно взглянул на Журасик.
   - Извиняюсь, дама, вам лучше  уйти!  -  И  он  протянул  руку,  чтобы
вывести ее, но не тут-то было.
   Журасик двинула его коленом между ног, и он, громко  взвыв,  согнулся
пополам от боли. Я умирала со смеху.
   Но я недооценила ее. Обезвредив мужчин, она каким-то кошачьим прыжком
настигла меня и схватила за волосы.
   - Я тебе покажу, сука! Ты у меня  еще  в  ногах  валяться  будешь!  -
завизжала она и вцепилась в горло.
   Я почувствовала, как острые наманикюренные ногти впились мне в  кожу.
Драться я никогда не умела, как-то не приходилось, и  я  растерялась.  А
Журасик стала меня душить.
   - Вера! Милицию! - раздался жуткий вопль.
   И доблестный Вырвизуб вылил на горе-переводчицу воду из графина.
   Она мгновенно разжала пальцы. Вид у нее был совершенно безумный.
   - Валера! Не отпускай ее до приезда милиции! - потребовал Вырвизуб. -
Маша, Машенька, с вами все в порядке?
   - Жива, спасибо, вы вовремя пришли на помощь.
   - Боже мой, у вас кровь! - позеленел он.
   Я глянула в зеркальце. Действительно, На шее было несколько  довольно
глубоких царапин, из которых сочилась кровь.
   - Кажется, это называется боевое крещение! - нервно засмеялась я.
   Валера и Вера вдвоем загораживали дорогу обезумевшей женщине -  Зачем
милиция? - шепнула я Вырвизубу.
   - Чтобы потом не было неприятностей, - ответил он также шепотом, -  с
такими дамами надо соблюдать осторожность.
   - Но она же сумасшедшая. Отпустите ее, Борис Евгеньевич,  думаю,  она
сюда больше не сунется. А вам самому нужна тут милиция?
   - Вы правы. Маша! И замечательно добры! Вера, отмени вызов,  и  пусть
проваливает отсюда! Боже мой, Маша, надо  обработать  ваши  раны,  может
быть заражение.
   - Это не раны, это царапины. Но промыть все-таки  не  мешает.  У  вас
есть водка?
   - Водка? Нет, только коньяк.
   Но тут на пороге возникла Вера с какой-то сумочкой.
   -  Мария  Никитична,  сядьте,   я   обработаю   вас!   -   Она   явно
продемонстрировала мне свою симпатию -  Ай,  щиплет!  -  поморщилась  я,
когда она принялась протирать мне шею.
   - Ничего, потерпите! До чего же глубокие царапины! Вот  ненормальная!
Но вы молодчина, что не захотели вызвать милицию. Кому это нужно?
   - Вера, а кто она? Вид у нее такой ухоженный...
   - Ее муж был раньше очень крупным дипломатом, сейчас он на пенсии, но
у  него  какая-то  невероятная  коллекция  живописи,  он  очень  богатый
человек.
   - Господи, откуда эти сведения?
   -  У  нас  работает  одна  женщина,  которая  давно  ее  знает.   Она
предупреждала Бориса Евгеньевича... Ну вот, а теперь я смажу рану йодом.
   - Да, интересно, у вас все переводчики такие опасные?
   - Ну что вы, обычно это очень мирные люди!
   Мы все начали хохотать как ненормальные,  до  слез,  до  икоты,  и  я
поняла, что мне здесь будет хорошо, я смогу работать с этими  людьми?  И
очень обрадовалась.
   Вырвизуб отвез меня домой и всю дорогу каялся, что  оставил  один  на
один с этой ненормальной.
   - Нет, Борис Евгеньевич, если уж быть точной, то все случилось, когда
вы появились, а пока мы были с глазу на глаз до драки все-таки не дошло!
- смеялась я.
   - Маша, а может, заедем в травмпункт, а?
   - Боже упаси, и так заживет. Не люблю я врачей.
   - Но все-таки я отвечаю за вас в некотором роде, вы ведь теперь  наша
сотрудница.
   - И очень этому рада!
   Вырвизуб вспыхнул и чуть Не врезался в идущую впереди машину.
   ... - Куда ты запропастилась? - встретил меня брат. - Даже записки не
оставила! Боже мой, что это у тебя на шее? Твой поганец Гешка  так  тебя
отделал?
   - Если бы!
   Я рассказала ему, что произошло сегодня в редакции.
   Он долго хохотал.
   - Вот уж не  думал,  что  редактору  могут  угрожать  такие  страсти.
Никогда ничего подобного не слышал!
   - Честно говоря, я тоже.
   - Сестренка, помнишь наш уговор?
   - Ты про пари, которое я проиграла?
   - Именно. У меня появилась одна идея...
   - Ну, и чего ты хочешь?
   - Я хочу, чтобы ты позвала в гости" одного иностранца.
   - Какого еще иностранца?
   - Швейцарца, моего коллегу, мне предстоит с ним работать  в  Берне  и
хотелось бы, чтобы он имел представление о русском гостеприимстве.
   - Костя!
   - Что? Неохота? Понимаю, но ты уж напрягись, сделай милость. Денег  я
тебе, разумеется, дам и давай по полной программе. Не  возражай,  ты  же
проиграла пари.
   - И когда надо его звать?
   - Послезавтра. Собственно, я уже его позвал.
   - Он придет один или с женой?
   - Он не женат.
   - Костя, ты что, хочешь меня с ним сосватать?
   - Ну, если получится, почему бы и нет, но это не главное.