у,  ничего  я  там  хорошего  не  видела.  Мать,  конечно,
развопилась,  мол,  это  все  Милочкино  влияние,  она,   Милочка,   все
выеживастся, не хочет быть как все и меня к тому же приучает, надо уметь
жить в коллективе, и вообще, чему такая тарань сушеная научить  может...
Ну я послушала, а потом не стерпела:
   - А ты-то сама чему научить можешь? С мужиками спать? Водку жрать?
   Она опешила сначала, потом по морде мне съездила, потом  разревелась,
а потом с горя напилась... Вот такая жизнь. А через два года Милочка моя
поехала на Памир и не  вернулась.  Царствие  ей  Небесное,  золотая  она
была... А я с горя вдруг толстеть начала, да и возраст  еще  переходный,
одним словом, разнесло меня, как на дрожжах. А  я  уж  влюблена  была  в
одного парня из одиннадцатого класса... И решила на диету сесть,  только
ничего мне не помогало, и я вовсе есть перестала. Только воду пила. Мать
и не замечала ничего, у нее в то время  одна  задача  была  -  Милочкину
комнату заполучить.
   К счастью, ей это удалось, таким образом у меня теперь  своя  комната
была. А уж съела я что-то или нет, не  больно  ее  волновало.  Я  начала
худеть, голодовка принесла плоды, но плоды  горькие  оказались,  я,  как
говорится, разучилась есть. У меня началась  анорексия,  и  я  попала  в
больницу... Там доктор один был, довольно молодой еще и красивый, он все
уговаривал меня. А я ни в какую, не хочу быть толстой - и точка. Меня уж
и силой кормили, и уколы какие-то делали, ничего не помогало. И  однажды
доктор разозлился:
   - Хочешь с голоду помереть? Помирай! Только не в  больнице,  мне  это
совсем ни к чему! А выписать тебя я пока права  не  имею!  Так  уж  будь
добра других  девчонок  не  баламуть,  некоторые  из  этих  идиоток  уже
начинают есть, а глядя на тебя... Короче, если  ты  думаешь,  что  такие
мощи хоть одному мужчине на свете нравятся, то ошибаешься!  У  тебя  уже
парень был? Ты спала с кем-нибудь?
   Нет? Если жрать не будешь, так и помрешь,  не  узнав  ничего  ни  про
любовь, ни про секс!
   А я ему:
   - Ну и подумаешь! Навидалась я этого сексу, спасибо, не хочу!
   Он так и сея. Потом, видно, кое-что скумекал и говорит:
   - Дура ты, Таня, хоть и навидалась сексу! Со стороны  это  и  вправду
противно, особенно если без любви, а вот когда любовь и не со стороны  -
совсем другое дело. Поверь мне, ничего слаще в жизни нет,  и  чтобы  это
испытать, стоит и жить и есть... Вообще, пойми,  дурья  башка,  в  жизни
много радостей и без осиной талии. А у  тебя  она  будет,  говорю  тебе,
только надо выздороветь, ты больна. У тебя было  большое  горе,  стресс,
гормональная система разрегулировалась, а ты ее голодухой еще  расшатала
и всю нервную систему в негодность привела. Знаешь, это тяжелая болезнь,
которую надо лечить долго  и  упорно,  но  если  будешь  меня  слушаться
неукоснительно, обещаю: в будущем станешь настоящей  красавицей.  Только
уж не дури... Знаете, когда со мной разумно  разговаривают,  пусть  даже
называют при этом дурой, я  не  обижаюсь  и  принимаю  разумные  речи  к
сведению. Доктор слово сдержал. И я тоже - очень уж хотелось  красавицей
стать - поверила  доктору.  Долго  я  в  больнице  лежала,  а  больница,
думаете, какая? Психушка самая натуральная, хоть и детская.  Но  ничего,
вылечилась, в школу  вернулась.  Мальчишки  все  почему-то  как  с  цепи
сорвались, а девчонки, конечно, завидовали, и скоро  вся  школа  узнала,
что я в психушке была, даже первоклашки при виде меня язык показывали  и
пальцем у виска крутили Я тогда школу бросила, две недели не  ходила,  а
потом подумала - пускай говорят, что  я  психованная,  меня  не  убудет,
особенно если я хорошо учиться буду, лучше всех в классе. И точно, через
два месяца все успокоилось, я стала  лучшей  ученицей,  учителя  меня  в
пример ставили, мальчишки только рты разевали, а я на них и не  глядела,
в доктора своего влюбилась... Угадайте, как его звали?
   - Неужели Яша? - засмеялась я.
   - Именно! Яков Сергеевич! Я к нему время от времени на прием  ходила.
Он мной гордился, один раз даже домой к себе позвал, а там у него  жена,
дочка маленькая комнатки в квартире крохотные, теснота, с ними еще тесть
с тещей жили, он дома совсем другой был, не такой как в больнице, там-то
он царь и бог, а тут... И я его разлюбила. Теща на него орала при мне, а
он только улыбался смущенно... Он мне там  не  понравился...  Помните  в
каком-то старом фильме героиня говорит: "Хороший ты мужик, но не  орел!"
Вот и Яков Сергеевич тоже оказался "не орел". А в  шестнадцать  лет  мне
нужен был орел! Только где его  возьмешь?  У  нас  в  классе  почти  все
девчонки уже с парнями спали, а мне даже подумать об  этом  тошно  было,
тем более мать, когда комнату мне выбила, вообще с  катушек  слетела,  а
некоторые ее мужики начали ко мне подъезжать, фу, вспомнить мерзко...
   В девятом классе у  нас  новенькая  появилась,  грузинка.  Медеей  ее
звали. Не сказать чтобы красавица, но было в ней что-то,  отличавшее  от
всех, теперь-то я знаю, как это называется, - аристократизм, а тогда  не
понимала. Но она мне ужасно понравилась. Ей в классе было одиноко, ее  в
штыки встретили почему-то, вот мы с нею  и  подружились.  Это  была  моя
первая настоящая подруга.
   Она меня к себе домой  пригласила,  в  таких  домах  еще  не  бывала.
Сколько там было  книг!  И  картин  странных,  Медея  называла  какие-то
фамилии, так надо было понимать, что  эти  фамилии  все  приличные  люди
должны знать. Фальк, Фонвизин, Альтман... Отец Медеи был  из  княжеского
рода, а сам известный музыкант, пианист.
   Я его редко видела, он постоянно уезжал, гастролировал за границей, а
мама у Медеи была просто  домохозяйкой,  но  тоже  из  княжеской  семьи,
красивая женщина, тетя Нуцико. Боже, как она готовила! Никогда раньше  я
ничего подобного даже не пробовала. А торты какие пекла,  с  ума  сойти!
Она ко мне хорошо относилась и даже иногда ставила в пример Медее. У них
в доме уютно было, красиво и.., тепло.
   Я никогда так не жила, чтобы и мать, и отец, и всякие родственники...
Родственников там была чертова уйма. Медея, бывало, скажет: "К нам  брат
приехал".
   Родной, спрашиваю, или двоюродный, а оказывается, вообще десятая вода
на киселе - троюродной тетки пятиюродный племянник. Мне это в  диковинку
было.
   И еще я поняла, что в этом доме многому  научиться  могу.  И  правда,
тетя Нуца меня манерам хорошим учила, и готовить тоже, и люди  к  ним  в
дом такие интересные ходили. А еще у них запрещенные  книжки  бывали,  и
Медея, мне иногда их почитать давала, взяв с меня клятву, что  я  никому
никогда... Помню, она как-то пришла ко мне  с  сумкой,  полной  молочных
пустых бутылок. Я  удивилась;  обычно  она  пустые  бутылки  сдавать  не
ходила. А под бутылками у нее книги. Заперлись мы с ней в моей  комнате,
она и говорит:
   - Таня, можно у тебя на денек книжки спрятать, а то к нам родственник
один приехал,  мама  боится,  что  он  может  на  папу  настучать,  если
обнаружит эти книги, он такой, всюду свой нос сует...
   - А зачем вы его пускаете?
   - Понимаешь, он папиной  двоюродной  сестры  зять,  неудобно  его  не
пустить.
   - Медико, а можно я почитаю?
   - Можно, конечно, но только чтобы никто не видел.
   И когда она ушла, я взяла такую толстую книжку  -  "В  круге  первом"
называлась. И чуть с ума не сошла, так мне она понравилась.  Я  над  ней
столько слез пролила...
   И потом мы с Медеей  долго  эту  книжку  обсуждали,  она  мне  многое
объяснила. И тогда казалось, что никогда в жизни книжку эту не разрешат,
но прошло всего несколько лет - и ее напечатали у  нас.  Я  вот  недавно
как-то увидала ее на прилавке, сразу купила!  Думала,  прочитаю  наконец
спокойно, с чувством... Но что-то не пошла она  у  меня.  То  ли  просто
момент такой был, то ли за эти  годы  я  столько  всего  узнала,  то  ли
запретный плод слаще кажется, но только все же что-то не то...
   Но, короче говоря, школу я окончила. И решила поступать на  геофак  в
МГУ. Но не поступила. Одного балла не добрала. В геологоразведочный тоже
не попала. Расстроилась страшно. А Медея провалилась в медицинский.  Она
во что бы то ни стало хотела стать врачом.
   Но ее не приняли, и она говорила - из-за того,  что  она  грузинка...
Будто бы было негласное распоряжение грузин не брать  в  медицинский.  Я
удивилась. Что евреев не брали, я уж знала,  а  про  грузин  первый  раз
слышала. Но Медея была упорной и решила добиться своего во что бы то  ни
стало. Она с утра до ночи занималась, а я решила  работу  искать,  очень
тошно было у матери денег просить. В результате устроилась приемщицей  в
дом молодежной моды, при нем было ателье, вот туда меня и взяли. Работка
не очень пыльная, но скучная. Зато можно было заниматься, я целыми днями
с книжками просиживала, с учебниками то есть. Платили, правда, гроши, но
все-таки...
   Была у нас там одна  клиентка,  певица  из  Музыкального  театра,  ну
который имени Станиславского и Немировича-Данченко, шила у нашей главной
модельерши вечерние платья. Красивая, глаз не оторвать, и пела  здорово,
я один раз слыхала. Но ходу ей почему-то не давали, хотя она  лауреаткой
была и все такое, сейчас-то она знаменитость,  по  всему  миру  поет,  а
тогда только начинала. Так вот, пришла однажды эта певица на примерку, а
день был весенний,  солнечный,  сидеть  за  моим  столом  сил  не  было,
клиентов тоже не наблюдалось,  вот  я  и  вышла  на  крылечко,  воздухом
подышать. И смотрю, выходит эта  певица,  спускается  по  ступенькам,  и
вдруг к ней кидается.., дядя Гия, Медеин отец! Он ее целует,  берет  под
ручку и ведет к машине, а меня не видит, конечно...
   Я просто обалдела! Смотрю, сели они в машину и целоваться начали.  Вы
даже не представляете, что я тогда почувствовала!  Как  же  так,  думаю,
неужели и дядя Гия тоже обыкновенный кобель? И так мне жалко  тетю  Нуцу
стало и почему-то стыдно перед ней. Спрашивается, мне-то чего стыдиться?
А вот поди ж ты! И хотя я с самого малолетства всякого навидалась, а все
же Милочка успела вбить мне в голову разные заповеди, да  еще  казалось.
что в интеллигентных семьях такого не бывает...
   Короче, дура я была непроходимая, темнота непролазная.  И  поговорить
мне об этом не с кем было. А еще меня терзал  вопрос:  сказать  об  этом
Медее или нет? Долго я мучилась, а потом решила промолчать,  додумалась,
что тетя Нуца, может быть, и сама все про мужа знает, а  если  я  скажу,
во-первых, выйдет донос, а что доносить  стыдно,  я  точно  знала  и  от
Милочки, и из запрещенных книг, а во-вторых, лучше  смолчать  просто  из
жалости..
   Я смолчала, но с тех пор уже не могла так часто бывать в  этом  доме.
Страдала, скучала, но смотреть в глаза тете Нуце не могла. А у  Медеи  в
тот момент роман жгучий начался, но  она  мне  ничего  не  рассказывала,
говорила.
   "Прости, Таня, я просто боюсь сглазить, потом тебе все расскажу..." А
у самой глаза в пол-лица, сияют, и изнутри вся как будто светится. Но  я
почему-то боялась за нее И совсем не завидовала. Ни чуточки! Так что она
даже не заметила, что я к ним ходить перестала, не до меня ей было. Тетя
Нуца как-то позвонила мне, спросила, как дела, почему не  появляюсь,  не
заболела ли. И опять  мне  стыдно  стало.  Но  я  отговорилась  работой,
учебой, пообещала обязательно в ближайшее время прийти...
   И пришла.., на похороны Медеи. Она с  собой  покончила  из-за  любви.
Бросил ее тот тип, а она, дурочка, жизни себя лишила.
   Я во всем себя обвиняла, ведь если бы я чаще с ней  виделась,  ходила
бы к ней, может, она все рассказала бы мне и ей стало бы легче или мы бы
вдвоем что-нибудь придумали... Хотя что придумаешь, если человек жить не
хочет? Ну еще дядю Гию я тоже во всем винила. Но когда  увидела  его  на
кладбище, все ему простила. Он  и  сам  как  мертвый  был.  Тоже  небось
казнился... А через год они с тетей Нуцей из Москвы за границу уехали, и
с тех пор я ничего о них не знаю. Но вспоминаю всегда с  таким  теплом..
Золотые они люди были, несмотря ни на что.
   А еще я другой урок из этой истории извлекла - мужиков надо бояться и
не доверять им, даже самым лучшим.
   Все знакомые девчонки давно уж с мужиками путались, а я все в девицах
ходила. Решение приняла - пересплю только с законным  мужем!  А  парней,
которые ко мне подъезжали, шугала. И на следующий год  поступила-таки  в
МГУ, добилась своего! И еще одно поняла - чтобы мечта исполнилась,  надо
потрудиться. Я, конечно, об этом знала и от Милочки, и из книг,  но  мне
до всего надо самой дойти, только тогда я в это по-настоящему поверю...

***

   На стипендию прожить и тогда  невозможно  было,  а  мать  меня  уж  и
кормить перестала даже. Но я не растерялась  и  стала  подрабатывать.  Я
неплохо умела шить, ничего особенного,  но  чистенько,  а  в  доме  моды
нагляделась, нахваталась и открыла, можно сказать, производство на дому.
Машинка у матери была, а в восьмидесятые годы, чтоб одеться,  надо  было
на уши встать. Я покупала платки, большие пестрые платки,  и  с  русским
узором, и с абстрактным, и шила из них что-то вроде  пончо,  вот  берешь
два платка одинаковых, уголок к утолку, и делаешь  два  боковых  шва,  а
уголки оставляешь незашитыми, получается горловина, один уголок на грудь
отгибается, второй на спину как воротник Вот и вся премудрость.
   И шерстяные платки  в  дело  шли,  и  шелковые,  и  таким  это  стало
пользоваться успехом, только успевай строчить. Я недорого сбывала, но на
кусок хлеба  зарабатывала.  Правда,  своим  девчонкам  с  геофака  я  не
продавала, мне товар сбывать племянница соседки,  тети  Зины,  помогала,
она училась в ГИТИСе. Ну ей, конечно, процент тоже шел... Так что я была
при деле.
   А потом мать моя заболела и в две недели сгорела.  Цирроз  печени.  И
осталась я совсем  одна  на  белом  свете.  Но,  между  прочим,  в  двух
комнатах! И решила сменять их на однокомнатную  квартиру.  Но  тут  тетя
Зина уперлась и ни в какую. Она, оказывается, до  сих  пор  пережить  не
могла, что Милочкина комната нам досталась, а не ей. А  тут  еще  Райка,
племянница, чем-то не угодила, вот она и  вызверилась  на  нас  обеих  и
донос написала, что мы спекулянтки, на дому  мастерскую  открыли,  одним
словом,  склока  коммунальная  в  чистом  виде.  Но  Райка  успела  меня
предупредить, я все платки из дому унесла, а машинка швейная старенькая,
подольская, ведь не криминал. Обыска у меня, правда,  не  делали.  Когда
участковый  пришел,  никакой   мастерской   не   обнаружил,   а   только
девчонку-студентку,  одинокую,  хорошенькую...  Он,  надо  сказать,  был
неплохой дядька, мать мою знал как облупленную и меня пожалел,  не  стал
дела заводить, только посоветовал поменять скорее  квартиру.  А  Зинаиде
дал по мозгам. Да еще и объяснил, что  я  молодая  перспективная,  замуж
выйду, детей кучу нарожаю, так что ей покоя не будет и  неизвестно  ведь
еще, какой муж окажется... , Знаете, я, наверное, первый раз в жизни так
подробно о себе рассказываю, сама  не  знаю  почему,  но  вот  говорю  и
понимаю, сколько хороших людей на моем пути встречалось,  хотя  и  гадов
тоже хватало.  Сейчас  любят  говорить,  что  у  нас  хороших  людей  не
осталось, только не правда это... Просто  теперь  гадом  быть  вроде  не
зазорно, некоторые даже гордятся, мол, смотрите все, какой я гад. Ну  да
ладно. На первых порах Зина-то присмирела, а потом стала  пакостить  как
могла. Глупо, мелко, но жизнь мне отравляла. Я,  например,  наварю  себе
кастрюлю борща на неделю, чтоб не думать, а прихожу  домой  -  кастрюля,
чисто вымытая, на полочке стоит, как и не было борща. Я к ней, куда борщ
девала, а она на меня глаза таращит, ты что, мол, какой-такой борщ?
   Сама же вчера кастрюлю мыла, неужто не помнишь?  Ну  и  все  в  таком
роде, даже вспоминать смешно... Тогда я участковому пожаловалась, а он и
говорит:
   - Татьяна, не стану я такой хренотой заниматься, других дел по горло,
ищи обмен.
   Наконец  нашла  я  обмен,  две  свои  большие  комнаты  на  крохотную
однокомнатную сменяла, да еще и с доплатой, материно  кольцо,  еще  моим
папкой подаренное,  продать  пришлось.  Уж  как  я  счастлива  была,  не
передать!
   Тринадцать метров комната и шесть кухня, а  прихожей  практически  не
было, но зато - сама себе хозяйка! И вот я  в  девятнадцать  лет  начала
жить одна на новом месте.
   Близких - никого. Но мне вроде и не надо. Кругом у нас  все  девчонки
влюблялись, а я как каменная. Но один раз позвала меня к себе,  на  день
рождения девчонка с курса.
   Она славная была, Сашей ее звали. Почему, думаю, не пойти? Сшила я ей
в подарок пончо, красивое,  клетчатое,  нарядилась,  глаза  накрасила  и
пошла. Жила Сашка в хорошем доме ;на Сивцевом Вражке. Захожу в лифт,  за
мной мужчина какой-то. Спрашиваю,  на  какой  ему  этаж,  оказалось,  на
девятый, как и мне. А он и говорит:
   - Вы, девушка, случайно не к Саше на день рождения идете?
   - Да, как вы догадались?
   - А я ее папа.
   Вдруг лифт крякнул и застрял.  Намертво!  И  остались  мы  вдвоем.  Я
испугалась, а потом подумала: хорошо, что я тут не одна, одной  страшнее
было бы. Нажимает он на кнопку диспетчерской,  а  там  глухо,  никто  не
отзывается.
   Сашкин папа стучит. Зовет хоть кого, но все зря.
   - Черт бы побрал эти современные лифты, -  ворчит  он.  И  продолжает
стучать и кричать. Хоть бы хны.
   Наконец все ж таки кто-то услыхал, обещал позвонить в  диспетчерскую,
а потом даже передал, что надо подождать, механик скоро будет.
   - Ну что ж, раз такое дело, давайте знакомиться.
   Меня зовут Никита Алексеевич. А вас?
   - Таня.
   - Вы очень красивая, Таня.
   Я глаза на него подняла и обомлела. Уж не знаю, как  это  называется,
то ли любовь с первого взгляда, то ли солнечный удар, то ли  сексуальный
шок, если говорить современным языком, только я вдруг забыла, что передо
мной отец Сашки, то есть старик по моим понятиям, иными словами, мужчина
за сорок. Но какой! Высокий,  широкоплечий,  загорелый,  глаза  большие,
светло-серые, с темным ободком, волосы светлые. Меня аж затрясло.
   Вот стыдоба, думаю, только б он ничего не заметил...
   В этот момент в сумочке у Тани зазвонил  мобильник.  Как  всегда,  на
самом интересном месте, с досадой подумала я.
   - Алло! - закричала Таня, видимо, было  плохо  слышно.  И  заговорила
по-английски.
   Как ни стыдно в наше время в этом признаться,  но  английского  я  не
знаю. И потому понять, о чем говорила Таня, не могла.  Но,  наблюдая  за
выражением ее лица, догадалась - она чем-то  не  на  шутку  встревожена.
Наконец она отключила телефон и залпом допила стоявший перед  нею  бокал
вина.
   - Извините, - сказала она, переведя дух. - Нигде не спрячешься, везде
достанут. Фу, черт, придется завтра уехать.
   - Уехать? Совсем?
   -  Совсем.  Так  все  складывается...  А  жаль,  мы  хорошо  с   вами
общались... Хотя, может, я вам и надоела до смерти?
   А вы умеете слушать, это редко  бывает.  Хотите,  я  вам  свою  дочку
покажу? - Она вытащила из сумочки записную книжку в  кожаном  переплете.
Но это оказалась не книжка, а маленький,  карманный  фотоальбом.  В  нем
пять фотографий. И на всех девочка  лет  семи,  совершенно  на  Таню  не
похожая, черненькая, с черными глазами, кудрявенькая.
   - Какая хорошенькая! Как ее зовут?
   - Кристина. А знаете, какая она умная? У нее блестящие способности  к
математике.
   В голосе Тани слышалась  естественная  материнская  гордость,  но  и,
кроме того, печаль.
   - Таня, она что, живет не с вами? - осторожно спросила я.
   - Как вы догадались? Да, она живет с отцом, мы редко видимся...
   Судя по фону, на котором были сделаны снимки, Кристина жила  в  очень
неплохих условиях.
   - Она живет не в Москве?
   - Нет, - покачала головой Таня. - В Италии. Ее  отец  итальянец.  Вот
такие дела. А можно я задам вам один вопрос?
   - Конечно!
   - Вы писательница?
   - Откуда вы знаете? - удивилась я.
   - Я слышала вашу фамилию, когда мы толь