хорошая,  "Хонда".  Вон,  видишь,  беленькая,
вторая справа!
   Наконец мы садимся в машину и едем. Я смотрю только на Дашку, не могу
налюбоваться. До чего же хороша моя девочка!  Смуглая,  темноволосая,  с
огромными синими глазами. Глаза у нее точь-в-точь как у отца.
   Как же я когда-то сходила из-за него с ума, как хотела  в  дочке  его
повторения! К счастью, она похожа на него только  внешне,  а  характером
она пошла в меня. А он даже и не подозревает,  что  у  него  есть  такая
дочь!
   Вдруг Дашка тормозит и съезжает на обочину.
   - Мамуля, дай я тебя еще поцелую!
   Мы обнимаемся и ревем в три ручья.
   - Дарья, ты чего ревешь?
   - А ты чего ревешь?
   - А ты чего?
   - Я от счастья.
   - И я от счастья!
   Мы уже хохочем как полоумные.
   - Дарья, ну как ты?
   - Все хорошо, мамуля, ты ж меня знаешь, я вся в тебя - оптимистка. Да
и вправду все нормально, Данька работает в неплохом  оркестре,  его  там
ценят,  собирается  организовать  свой  квартет,  я  тоже  работаю,  мне
нравится, так чего еще желать!
   - А учиться?
   - Да у меня с языком еще не так хорошо, но через год, если все  будет
нормально, конечно, попытаюсь.
   - А как насчет детей?
   - Вот с этим мы пока решили подождать, надо  сперва  встать  на  ноги
покрепче, да я еще успею, мамуля, мне же только будет двадцать. И вообще
у меня все хоккей, и в личной жизни, и в общественной, так что кончай  с
мамскими вопросами! Давай лучше смотри в окно, как-никак  едешь  уже  по
земле обетованной. Как, мамуля, решим - сделаем сейчас небольшой  кружок
по городу или сперва домой?
   - Давай лучше домой, я что-то притомилась.
   - Это от чего же? От флирта с этим вежливым дядечкой?
   - Да что ты, какой там флирт! Просто я как получила  визу,  так  меня
начало колотить от нетерпения, я даже спать не могла.
   - Хорошенькое дело! Ты что, спать сюда приехала?
   Ничего не выйдет, я взяла отгул на неделю, чтобы побыть с тобой, а ты
спать вздумала?
   - Ну ладно, ладно, на том свете отосплюсь.  Но  хоть  душ  принять  и
переодеться ты мне позволишь?
   - О, это сколько угодно! Мамуля хочет потрясать Тель-Авив  туалетами?
Так имей в виду, тут все в основном ходят в шортах и  майках  независимо
от веса и возраста. Правда, это ближе к лету.
   - Дарья, скажи-ка, почему это дома тут какие-то обшарпанные?
   - Так мы же, мамуля, олим, мы не можем жить в богатых  кварталах,  но
ничего, не дрейфь, квартирка у нас что надо, и вообще здесь можно гулять
хоть всю ночь и ничего не бояться, не то что в вашей Москве.
   - Да, с ночными прогулками у нас не очень; но зато если бы ты видела,
как Москва изменилась,  все  время  на  каждом  шагу  открываются  новые
магазины, внутри и снаружи совсем западные, с  большими  деньгами  можно
купить все что душеньке угодно.
   - А как у тебя с деньгами?
   - Ну, раз к тебе приехала, значит, не так уж плохо.
   - Заняла небось?
   - Ни копеечки! Ты же знаешь, как я  ненавижу  долги!  Нет,  просто  я
оформляю детскую серию в одном богатом издательстве. Они отлично платят,
ценят меня, и ежели не прогорят, то можно жить и не тужить.
   - Значит, мамуля сумела вписаться в новые  условия,  как  говорят  по
вашему телевидению.
   - Значит, сумела.
   - Ну ты у меня вообще молодчина! Смотри, вон видишь  серый  дом,  вон
там, где белье висит? В этом доме тетя Люба живет.
   - - Ой, Любашка, как там она?
   - Она уже бабушка.
   - Знаю, знаю, даже фотографию внука видела.
   Люба - моя подруга еще с  первого  класса.  Она  уже  четыре  года  в
Израиле и на первых порах очень помогла моей Дашке.
   - Ну вот мы и дома!
   Дом четырехэтажный, стоит в  тихом  переулке,  в  глубине  небольшого
садика. Все чистенько, аккуратно.
   - Видишь, мама, как мы здорово устроились, тихо, а до  Алленби  всего
пять минут.
   - Алленби - это что?
   - Самая торговая улица, рай для туристов из России.
   По довольно крутой лестнице поднимаемся На третий этаж.
   Дашка  отпирает  дверь,  и  мы  сразу  попадаем  в  комнату,  никаких
прихожих. Очень просторно и уютно.
   - Ой, Дарья, как здорово!
   - Вот, мамуля, а еще есть три спальни и кухня!
   Квартирка недешевая, но пока тянем!
   Квартира мне очень нравится, тем более что всю ее опоясывает  балкон,
вернее, галерея, сейчас, правда. Закрытая ставнями.
   - Знаешь, мамуля, тебе здорово повезло с погодой, вчера лил проливной
дождь, а сегодня просто благодать!
   Что верно, то верно: на  улице  градусов  двадцать,  легкий  ветерок,
мечта, а не погода!
   - Мамуля, что у нас сначала - помывка или завтрак?
   - Помывка, конечно, помывка!
   - Вот и хорошо, а я пока приготовлю завтрак. Ой, мамка моя  приехала!
- И она повисает у меня на шее. -  Неужели  мы  опять  будем  завтракать
вдвоем? Помнишь наши воскресные завтраки?
   - Спрашиваешь!
   С наслаждением принимаю душ. Дашка успела сообщить мне, что днем вода
здесь нагревается от солнечных батарей,  а  ночью  -  от  электричества.
Здорово придумано!
   Когда я наконец вылезаю из ванной, моя  расторопная  дочка  уже  ждет
меня за красиво накрытым столом.
   - Мадам, ваши платья я уже развесила, чтоб не  мялись.  Почти  сплошь
обновки!
   - Это в основном из Америки, от Ланки и дяди Пети!
   - Не забывают?
   - Нет!
   - Мамка! - вдруг взвизгивает Дашка и снова кидается в мои объятия.  -
Как же я по тебе соскучилась!
   Она еще совсем ребенок, моя взрослая замужняя дочка. Но вот она вновь
входит в роль гостеприимной хозяйки дома:
   - Мамуля, твои любимые йогурты - вишневый, ананасный, черничный.  Вот
сыр, хумус, а это баклажаны, я сама приготовила.  Баклажаны  в  марте  -
разве не кайф?
   - Подумаешь, - гордо отвечаю я, -  в  Москве  сейчас  тоже  баклажаны
круглый год.
   - Да? - Дашка разочарована.
   - Да, но наверняка не такие вкусные, как из твоих рук!
   И опять у нас обеих глаза на мокром месте. Так мы и переходим от слез
к радости и обратно.
   Я с удовольствием пью  кофе  и  пробую  израильскую  еду.  Все  очень
вкусно.
   - Даш, а это что за замазка?
   - Это хумус, я к нему равнодушна, а Данька обожает.
   - А из чего он?
   - Не то из фасоли, не то из гороха.
   Пробую, действительно вкусно, особенно с мацой.
   - Мама, значит, планы у нас такие. Сейчас  даю  тебе  час  отдыху,  а
потом идем гулять. За неделю хочу многое тебе показать, а потом  передам
тебя тете Любе.
   В Иерусалим поедем  на  автобусе,  с  экскурсией.  Одним  туда  ехать
небезопасно, да я и не очень  хорошо  знаю  город.  Потом,  если  хватит
пороху, съездим в Эйлат.
   - А это что такое?
   - Знаменитый курорт на Красном море. Но это далеко. Мама, у тебя  уже
глаза слипаются. Марш в постель. Так и быть, спи сколько влезет, я  тебя
будить не стану. Я и сама не прочь подрыхнуть, а то встала  ни  свет  ни
заря. Пока, мамуля.
   Я лежу, пытаюсь заснуть. Ничего не получается - я слишком возбуждена.
В квартире тихо; Дашка спит.
   Она может спать всегда и везде, стоит ей прилечь - и  она  уже  спит.
Счастливая,  это  не  в  меня.  Я  смолоду  сплю  плохо.  Лежу,  пытаюсь
разобраться в своих чувствах. Кажется,  я  счастлива.  Да,  конечно  же,
счастлива!
   За стенкой спит моя дочка, у нее все хорошо, у меня, в общем, тоже. Я
в Израиле, мне предстоит масса впечатлений, встречи со старыми друзьями.
Интересно, а позвонит мне этот Викентий? Ах, какая разница, позвонит  не
позвонит, зачем он мне нужен? Нет уж, хватит с меня  этих  "лав  стори",
одни неприятности от них. Да и что я знаю о нем? Что  у  него  есть  две
внучки,  которым  он  читает  книжки  с   моими   иллюстрациями?   Очень
романтично! Нет, лучше подумаю о Дашке,  какая  она  у  меня  хорошая  и
красивая. Удивительно, я растила ее одна и с самых ранних  лет  она  уже
была мне  подружкой.  И  никаких  у  нее  не  было  трагедий  по  поводу
отсутствия папаши. Когда ей было лет пять, она спросила меня, где же  ее
папа. Я сказала, что умер.  А  что  тут  еще  придумаешь?  Потом  из  ее
вопросов и моих далеко не правдивых ответов мы общими  усилиями  слепили
довольно славного папу.  Во  всяком  случае,  настоящий  папа  ему  и  в
подметки не годился. А когда Даше было уже  лет  тринадцать,  она  вдруг
явилась ко мне с вопросом:
   - Мама, признайся, ты про папу все придумала, да?
   - Что ты имеешь в виду? - пробормотала я.
   - Он ведь не  умер,  да?  Он  нас  бросил?  Скажи,  не  бойся,  я  не
расстроюсь.
   Сердце у меня оборвалось. Откуда дровишки? Но  сил  скрывать  от  нее
правду не было.
   - Да, девочка моя, он не умер, но он нас бросил, он  меня  бросил,  о
тебе же он и по сей день не подозревает.
   - То есть как? Почему?
   - Видишь ли, это трудно объяснить так сразу.
   - , А ты не сразу, мамуля, ты подробно расскажи все с самого  начала.
Мамуля, ты плачешь? Ты что, до сих пор его любишь?
   - Да нет, что ты. Я и забыла, какой он. Вот только гляжу  на  тебя  и
вспоминаю; ты на него похожа, особенно глаза - точь-в-точь.
   - О, значит он был красивый! - простодушно воскликнула  моя  скромная
девочка.;. - Мамуля, расскажи мне  все,  я  обещаю  тебе,  что  не  буду
мучиться, не буду его разыскивать, как это делают в кино!
   - , - Еще не хватало! Да его сразу кондрашка хватит!
   Скажи, а почему ты  вдруг  затеяла  этот  разговор?  Тебе  кто-нибудь
что-нибудь наболтал?
   - Нет, мама, это дедукция. Просто я кое-что  сопоставила.  Согласись,
странно, что от человека ни одной фотографии не  осталось?  Только  твой
рисунок. А кстати, это он?
   - Да нет, скорее фантазия на тему. А его я, честно сказать, уже и  не
помню. Мы с ним однажды, давным-давно, встретились, "средь шумного бала,
случайно", так я его не сразу и узнала. Так  мечтала  увидеть,  что  его
лицо сплылось в памяти.
   - Ой, мамуля, расскажи, мне так интересно!
   Пришлось ей все рассказать.
   Мы встретились с Маратом у моей подруги Леры.
   Он был другом  ее  любовника.  Оба  они  были  профессорами  крупного
технического института, оба значительно старше нас. Стояла жара, Леркина
мать уехала к сестре в Ленинград, Лерка царевала одна в  квартире,  а  я
поехала к ней мыться - у нас не  было  горячей  воды.  Едва  я  вошла  в
квартиру, как моя подружка затараторила:
   - Иди быстрее мыться,  а  то  через  полтора  часа  придут  Волька  с
Маратом, посидим, выпьем.
   - Ой, тогда надо навести марафет!
   - - Да он, кажется, вообще не по этому делу.
   Но тут она попала пальцем в небо.  Едва  он  вошел,  я  сразу  поняла
Татьяну Ларину, то есть обомлела, запылала и в мыслях молвила: "Вот он!"
Любовь  с  первого  взгляда.  Чуть  грузноватый,  загорелый,  седой,   с
синими-синими глазами, он  при  виде  меня  тоже  сомлел.  Мы  вчетвером
уселись за стол, но ни я, ни он не могли проглотить ни кусочка.  Лера  с
Волей ели и пили, а мы только изредка опрокидывали рюмку, не сводя  друг
с  друга  изумленных   глаз.   Заметив   наше   невменяемое   состояние,
сообразительный Воля пошушукался о чем-то на кухне с Лерой, она  вызвала
меня и быстро зашептала:
   - Слушай, мы сейчас уедем на дачу, вернемся утром.
   Давай действуй, он от тебя без ума, это невооруженным  глазом  видно!
Да и ты явно млеешь. Давай, Кирусик, не  теряйся,  он  жутко  интересный
мужик, даже завидки берут!
   - Лер, ты что, в своем уме? Как это мы тут останемся одни?
   - А то ты не, знаешь как! Очень даже просто! Ты что, против?
   - Да я-то не против, а вдруг он не захочет?
   - - Ну да, как же! Если только сдрейфит, тогда конечно...  Да  ладно,
на худой конец переночуешь тут одна, а мы в десять уже будем тут! Чао!
   Когда я вернулась в комнату, он по-прежнему сидел за столом и  вид  у
него был понурый.
   - Что-то случилось? - сдавленным голосом спросил  он.  -  Почему  они
вдруг умчались?
   - Я не очень поняла, но они часа через  два  вернутся,  что-то  такое
вспомнили...
   Не могу же я сказать, что  они  просто  оставили  нас  на  всю  ночь.
Положеньице! Он, похоже, вконец растерялся. Я ободряюще улыбнулась ему.
   - Простите меня ради Бога, - начал он.
   Ну вот, сейчас слиняет. А я первый шаг делать не умею.
   - Простите меня, но я так давно не оставался наедине с такой  молодой
и красивой женщиной... - честно признался он.
   Ну и дела. Мужику за  сорок,  а  он  растерялся  как  школьник,  нет,
вернее, как гимназист, школьники в наше время так  не  теряются.  Может,
если бы не  эта  его  растерянность,  я  не  влюбилась  бы  в  него  так
безоглядно.
   Мне стало его жаль: хотя в мои двадцать шесть у  меня  был  некоторый
жизненный опыт, но просто подойти и обнять его я не могла. Мы сидели  за
столом, глядя друг на друга  безумными  глазами,  и  говорили  о  чем-то
постороннем, кажется об острове Сааремаа, а почему - не знаю. И вдруг он
протянул мне руку через стол, как нищий, ладонью кверху.
   - Помогите мне, - взмолился он.
   Я подала ему руку, он крепко сжал ее, и я ответила на  его  пожатие.,
О, что это была за  ночь!  Сколько  любви,  сколько  признаний,  сколько
разговоров. Я была переполнена нежностью, а он все твердил,  какое  чудо
наша встреча, и я чувствовала, что это не  пустые  слова,  что  он  тоже
полон любви и благодарности.  Никогда  прежде  я  не  испытывала  ничего
подобного - каждую мою ласку, каждое слово он воспринимал как величайший
дар, а мне было бесконечно радостно приносить ему эти дары. Мы  заснули,
когда уже стало светать.  Я  проснулась  первой  и  взглянула  на  часы.
Половина шестого. Времени еще много, Лера вернется в десять. Я  смотрела
на Марата и чувствовала - вот это мое будущее, наверняка очень  трудное,
но будущее, и теперь на всем свете для меня есть  только  он,  и  всегда
был, просто я не знала, а  все,  что  у  меня  было  в  прошлом,  быльем
поросло. Но, как  ни  странно,  чувства  мои  порождала  не  страсть,  а
бесконечная нежность, замешенная на жалости,  -  он  был  так  наивен  и
неопытен в свои сорок с лишним. Да и неудивительно:  он  признался,  что
впервые изменил жене, с которой без любви прожил  больше  двадцати  лет.
Кажется, я знаю о нем почти все, о двух его взрослых детях, о  преданной
любви к покойной уже матери и даже о том, что он, как и я, страшно любит
кошек.
   Вдруг он открыл глаза, и на лице его отразился испуг-Который час?
   - Шесть.
   - А где же Лера и Воля?
   - Вернутся не раньше десяти, - успокоила я его.
   - Ох, какое счастье, значит, у нас как минимум  три  часа  в  запасе!
Любимая... Это была самая счастливая  ночь  в  моей  жизни...  Ты  такая
молодая, красивая, а я...
   Скажи мне, неужто я тебе не противен, ведь я настолько старше тебя...
   Ну что тут ответишь, если тебя переполняют нежность  и  любовь?  И  я
только молча целовала его.
   - Милая моя Кирочка, я ведь завтра уезжаю на три недели.
   Я обмерла.
   - Куда?
   - В Эстонию, в отпуск. Скажи, ты.., мы.., мы сможем видеться, когда я
вернусь?
   - И ты еще спрашиваешь!
   - А где? Надо что-то придумать.
   - Марат, тебе когда надо уходить?
   - К половине одиннадцатого я поеду в институт, а  после  часу  дня  я
свободен как птица.., до вечера, к  восьми  мне  необходимо  попасть  на
дачу, ведь завтра мы.., я уезжаю. Вещи надо собрать и  вообще...  Знаешь
что, давай  встретимся  в  половине  второго,  пообедаем  где-нибудь,  а
потом...
   - А потом поедем ко мне.
   - Разве это возможно?
   - Да, я сейчас одна, мама с папой в Рузе., - Вот и чудесно, значит, в
половине второго встречаемся у "Националя" со стороны Манежной. А сейчас
иди ко мне, скорее...

***

   В половине десятого он ушел. Я быстро прибралась и села  ждать  Леру.
Боже мой, вот она, любовь! Пришла и совсем  меня  оглушила!  Ну  где  же
Лерка, скорее бы она вернулась, меня так и распирало, необходимо было  с
кем-то поделиться. Я набрала номер Алевтины.
   - Аль! Привет!
   - Где тебя носит, я звоню, звоню! - накинулась на меня Алевтина. - Ты
что, дома не ночевала?
   - Не ночевала.
   - Где ж это ты гуляешь?
   - У Лерки.
   - Ах, у Лерки, а я-то думала... Слушай, а что это у тебя  с  голосом?
Что-то стряслось?
   - Аленька, я влюбилась. До смерти, до сумасшествия.
   - Вот новости! В кого? Не в Волю, надеюсь?
   - Нет, в его друга, его зовут Марат...
   - Холостой? - деловито осведомилась Алевтина.
   - Да где они, холостые? Женатый! Но это мне неважно, я его все  равно
люблю!
   - С первого взгляда?
   - Вот именно.
   - Кирка, а почему у тебя голос такой несчастный, он что, на  тебя  не
клюнул?
   - Почему это? - возмутилась я. - Еще как клюнул. Он  тоже  с  первого
взгляда.
   - Так вы уже...
   - Ага.
   - Ну и что дальше?
   - Дальше мы идем обедать в "Националь", потом едем ко мне,  а  завтра
он на три недели уезжает в Эстонию, в отпуск.
   - С женой?
   - Надо полагать.
   - Ты из-за этого такая пришибленная, Кирюшка?
   - Да, и вообще, понимаешь, я точно знаю, тут что-то будет, но  только
очень тяжелое.
   - Почему?
   - Сама не пойму, предчувствие, наверное.
   - Что-то не похоже на тебя, ты же у нас оптимистка.
   - То-то и оно.
   - Кирюшка, прости, мне надо сейчас собираться, мы сегодня к Ваське  в
лагерь едем. Ты" когда дома будешь?
   - Вот дождусь Лерку и поеду. А вечером, он сказал, ему к восьми  надо
на дачу, так что часов в восемь заходи.
   - Ладно, целую, не раскисай!

***

   Когда вернулась Лера, я, вкратце изложив ей ситуацию,  накинулась  на
нее с расспросами о Марате. И вот что я узнала: в  ранней  молодости  он
женился на дочери соседей по даче. Эти соседи были еще  и  друзьями  его
родителей. Обе семьи хотели породниться, и хотя он вовсе  не  любил  эту
девушку, все же женился на ней, дабы не огорчать любимую  маму.  У  него
двое  детей,  19-летняя  дочь  и  17-летний  сын.  Они  с  женой  оба  -
генеральские дети, что называется, одного поля ягоды.
   И, похоже, он действительно не изменял жене, во всяком  случае  Воля,
ближайший друг, ничего об этом не знает.
   Его немало удивило вчерашнее поведение Марата.
   - А ты-то хороша, сидишь, как язык проглотила,  вот  уж  на  тебя  не
похоже! - потешалась надо мною Лерка. - Мы-то с Волькой уписываем за обе
щеки, а вы только томно вздыхаете да водку глушите. Смех, ей-богу!
   - Ну уж и глушим!
   - Глушите, глушите!
   И мы покатились со смеху.
   - Угодил тебе, выходит,  Воляшка?  -  чуть  ли  не  рыдая  от  смеха,
спросила Лерка.
   - Угодил, с меня причитается.
   Потом, быстро приняв  душ  -  дома-то  горячей  воды  не  было,  -  я
помчалась домой переодеваться  и  наводить  марафет.  Ровно  в  половине
второго я была у "Националя". Марат уже ждал меня.
   - Нам везет, - сказал он, целуя мне руку, - я заказал столик.
   В те годы в Москве попасть в хороший ресторан было не так-то просто.
   Мы поднялись по лестнице и сели в одном из  небольших  залов.  Столик
был у стены, на двоих, укромный и уютный.  Но  официанта,  как  водится,
пришлось ждать долго. Впрочем, нас это ничуть не огорчало.
   - Что будем пить? - спросил Марат. - Вообще в" таких случаях  принято
пить  шампанское,  но  должен  тебя  предупредить:  шампанского  не  пью
никогда, даже в Новый год., Но если ты хочешь - ради Бога!
   - Да нет, предпочитаю белое вино.
   - Отлично. А как насчет коньяка?
   - Терпеть не могу.
   - Тогда, может быть, водки?
   - Нет, хватит вина. А почему это ты не пьешь шампанское?
   - Видишь ли, я родом из Севастополя, и в начале войны,  когда  я  был
еще совсем мальчонкой, в городе долго не было  воды.  Нигде,  ни  капли.
Зато был завод шампанских вин, и все пили только шампанское. Его  как-то
выпаривали и даже варили на нем компоты. Короче говоря, с тех пор я и на
дух его не переношу.
   Я очень живо представила себе,  как  целый  город  пьет  одно  только
шампанское, и меня передернуло.
   - До чего же ты красивая. - Он  взял  мою  руку  и  стал  целовать  в
ладонь. - Сегодня ты еще красивее, чем вчера. Мне страшно оставлять тебя
на такой долгий срок. Боюсь, уведут.
   И куда девалось мое  хваленое  чувство  юмора?  Я  смотрела  на  него
коровьими