- Ладно, учту! - засмеялась я.
     Вдруг зазвонил Эммин мобильник.
     - Вот черт, нигде покоя нет, - проворчала она. - Алло! Михаил Леонардович? Доброе утро. Ну конечно, обязательно. Что? Да как же так! Что, уже утряслось? И как? Быть не может! Да, по-моему, просто здорово. Ах, к часу? Ну что ж, еще лучше. Договорились. Непременно... Сашка, тебе привет от Лобова! Он нас ждет к часу, у него там что-то сбилось, но он уже все утряс.
     - Что сбилось?
     - Да я толком не въехала, просто он просил быть на час позже. Знаешь, с этими творческими людьми надо осторожненько, а то они подумают, что я со своим суконным рылом на его творческую свободу покушаюсь. Хотя ты вот тоже творческая личность, а с тобой легко.
     - Эмма, умоляю, не говори эту муру про творческую личность.
     - Почему?
     - Ненавижу слово "творчество". Когда каждая пипетка, которая пропищала по телевизору одну песенку, рассуждает о "своем творчестве", меня тошнит. И вообще, мне еще в детстве объяснили: говорить "мое творчество" - неприлично.
     - Мне в детстве такие штуки объяснять было некому. Ладно, приму к сведению.
     Мы приехали в дом культуры, где арендоват помещение театр Лобова. Лобов кинулся ко мне:
     - Вы и есть госпожа Соболева? Очень, очень приятно! Эмма мне сказала, что это ваша первая пьеса, я просто не поверил! Вы молодчина, беби! Но я не подозревал, что вы еще и смертельно интересная женщина! Рад, душевно рад, беби!
     Мне хотелось сказать ему, что я отнюдь не беби, но слишком была взволнована. И потом, какая мне разница, как он меня называет? Хоть горшком назови, только пьесу поставь!
     - Михаил Леонардович, я вам доставила нашу авторшу, а сама должна мчаться по другим делам. Надеюсь, вы ее не обидите!
     - Как можно, как можно! Мы с таким автором хотим дружить, холить его и лелеять.
     - Сашка, ты, как освободишься, что делать думаешь? На всякий случай вот тебе ключи от моей хаты.
     Вечером отвезу тебя на новую квартиру. Все, пока!
     - Дорогая моя, идемте в мой кабинет, нам надо, так сказать, оформить наши отношения. Эмма вас проинструктировала?
     - Да-да, конечно. А сегодня будет репетиция?
     - Нет, репетиции не будет, хотя должна была быть, тут накладка, попал в аварию Мешков" пришлось искать замену, я просто на уши встал, но нашел, думаю, этот вариант даже лучше, я вас сегодня познакомлю, он должен появиться с минуты на минуту.
     - Михаил Леонардович! Михаил Леонардович! - ворвалась с воплем какая-то крохотная девушка.
     Таким обычно дают прозвище "Кнопка". - Буракова сказала, что не хочет с нами контракт подписывать, а еще звонил Разуваев - это вообще конец света, а здешние говорят, что мы им как бельмо на глазу!
     - Кнопка, познакомься, это Александра Андреевна Соболева!
     - Да? Надо же! Очень приятно! Только у нас накладка на накладке, прямо голова пухнет - ой, вы не пугайтесь, так всегда, до премьеры каждую минуту что-то случается, а потом вдруг все как-то утрясается, только нервов не хватает. Ох нервы, нервы!
     Приглядевшись повнимательнее, я увидела, что Кнопка (я угадала! Подумать только!) не так уж молода, наверное, моя ровесница.
     - Беби, я не представил вам мою незаменимую помощницу Кнопку - Катеньку, вернее, Екатерину Великую, как у нас еще ее зовут! Это моя правая рука и левая, и вообще, без нее я ноль!
     Екатерина Великая зарделась. Было понятно, что она давно и безнадежно влюблена в Лобова, которому было хорошо за пятьдесят.
     - Михаил Леонардович, умоляю, со здешними надо разобраться прямо сейчас, иначе геморрой грозит стать гнойным!
     - Кнопка, твои доводы невозможно оспаривать!
     Беби, простите, я вас тут оставлю минут на десять, вы уж не обессудьте. Я мигом!
     Они исчезли. Я осталась одна в кабинете. Я была даже рада этой передышке. Хоть смогу слово вымолвить, когда он вернется. Огляделась. В кабинете висели афиши знаменитых лобовских спектаклей, в которых играли самые лучшие, самые знаменитые артисты. И он взял мою скромную пьеску! В этот момент дверь распахнулась и на пороге возник... Глеб.
     Кажется, он стал еще красивее, если такое вообще возможно. У меня, наверное, подкосились бы ноги, если бы я стояла.
     - Сашка? Ты? Что ты тут делаешь?
     - Привет, Глеб!
     - Сашка, я страшно рад! Куда ты запропастилась?
     Можно тебя поцеловать?
     - Не стоит.
     - Нет, ну чего угодно я мог ожидать, только не тебя!
     - А ты что тут делаешь?
     - Да вот пришел к Лобову, он мне пьесу прислал, предложил главную роль...
     И он помахал папочкой с надписью "А. Соболева.
     "Хочу бабу на роликах!". Он явно ничего не сопоставил.
     - Да? И ты будешь в ней играть?
     - Конечно, давно мечтал сыграть в хорошей комедии, к тому же роль как будто на меня написана.
     Нет, так в жизни не бывает, так бывает только в кино! Вот об этом моменте я и мечтала, вернее, даже не смела мечтать - его мне намечтала Дуня! Но это еще не кульминация.
     - Сашка, как ты живешь? Где ты? Мне тебя очень не хватает.
     - Глеб, не надо! - поморщилась я.
     - А ты изменилась, стала совсем другая... Да, я тут видел твой портрет в "Огоньке". Ты стала лучше.
     Интереснее, даже как-то моложе... Но все-таки что ты тут делаешь?
     - Глеб, а как здоровье Светланы Георгиевны?
     - Да ничего... Черт, какая глупая ситуация...
     Сидим тут и ведем светскую беседу - бред, сюр!
     Сашка, я просто глазам не верю... Ты что, работаешь у Лобова? Это была твоя идея, чтобы он меня пригласил?
     - Боже, нет, я у него не работаю, и мне бы такое в голову не пришло, - покривила я душой. - Я пришла поговорить с ним, а его вызвали.
     - Ты, наверное, у бабушки живешь, да?
     - Нет, бабушка умерла еще летом.
     - Ах ты господи... Прости, не знал. Сидим и говорим как чужие...
     - Мы и есть теперь чужие. А ты с кем сейчас, все еще с Яной? Она пикантная, ничего не скажешь.
     - Прекрати!
     - Хорошо, молчу. Это действительно не мое дело, Дверь опять распахнулась. Вернулся Лобов.
     - Глеб Евгеньич, голубчик ты мой! Я смотрю, вы уже познакомились. Какой у нас, оказывается, очаровательный автор, вы не находите?
     - Автор? Какой автор? - опешил Глеб.
     - Да вот же Александра Соболева собственной персоной, ну а нашего замечательного Глеба Ордынцева вы наверняка узнали.
     - Узнала, тем более что это мой бывший муж.
     Глеб дернулся.
     - То есть как? - удивился Лобов. По его выразительному актерскому лицу я сразу уловила - удивление сменилось испугом: а вдруг Глеб откажется играть в нашей пьесе или я взбрыкну...
     Вот это была уже кульминация, о такой мечтает каждая оскорбленная женщина, но мое торжество омрачала одна крохотная деталь больше не люблю Глеба. И, несмотря на его сногсшибательную красоту, он меня больше не волнует.
     Очевидно, написав пьесу, я выплеснула свою обиду, а заодно и любовь. Огромная радость освобождения заполнила меня, но неожиданно в душе начала оживать обида на Алекса. Неужели обязательно нужна какая-то обида? Глупо. Не хочу! Душа, конечно, обязана трудиться, как сказал поэт, но ведь не над обидой же. Я поняла, что в последнее время в моей душе обида сменялась музыкой Хачатуряна, а та в свою очередь снова обидой. Нет, нет, больше этого не будет.
     - Беби, о чем вы задумались? - вернул меня к действительности голос Лобова.
     - Просто мне все это в новинку...
     - Друзья мои, я очень надеюсь, что ваша столь водевильно-эффектная встреча не помешает деловым взаимоотношениям? Александра Андреевна, вы не возражаете, если Глеб Евгеньевич... Роль как будто для него.., и вообще... Глеб Евгеньевич, а вы, надеюсь, не откажетесь от роли, мы же цивилизованные люди...
     Глеб в задумчивости смотрел на меня. И вдруг в глазах его мелькнул лукавый огонек. Я прекрасно поняла, что он означает. Глеб, видимо, решил, что легко вновь меня завоюет, если сыграет в моей пьесе.
     - Нет-нет, я, разумеется, буду играть. Мы с Сашенькой вполне цивилизованные люди, и то, что мы когда-то были женаты, никоим образом не повлияет... Правда, Саша?
     - Ну разумеется! Я вполне согласна с Глебом.
     - Вот и чудесно, сейчас подпишем договор - и, как говорит наша Кнопка, вперед и с песней!
     ...Через час мы вышли на улицу. Погода была довольно скверная. Глеб посмотрел на часы.
     - Ты спешишь? - спросил он.
     - Да нет...
     - Где ты живешь?
     Я хотела сказать, что сейчас мне жить негде, но я скорее откусила бы себе язык.
     - Я живу не в Москве.
     - А где же?
     - На Майорке, - ответила я чистую правду.
     - На Майорке? Ты что же, вообразила себя Жорж Санд? И кто твой Шопен, интересно знать?
     - Это не имеет значения, Глеб. Ну что ж, я рада, что ты будешь играть эту роль...
     - Ты ведь ее для меня и писала. Ах я дурак, не сообразил, ведь Соболева была твоя мама, я и забыл, честно говоря. И еще эта фразочка, насчет бабы на роликах, она ведь была в нашем дворе намалевана...
     - Глеб, ты просто не мог предположить, что я способна что-то написать. Я и сама не предполагала.
     - Куда тебя отвезти? У меня полчаса есть.
     - Если можно, довези до метро "Аэропорт", я хочу повидать Ульяшу.
     - Сашка, ты какая-то загадочная стала, красивая, я просто заново в тебя влюбляюсь, кажется.
     - Не советую!
     - Почему?
     - Безнадега, Глеб.
     - Глупости, ты еще любишь меня. Это из пьесы явствует.
     Мы подошли к машине, это все еще была та "девятка", которую он купил, вернувшись из Италии.
     Мы стояли около нее, а вокруг почему-то скапливались люди, хотя чего удивляться? Глеб - такая заметная личность, но, как ни странно, эти люди больше пялились на меня. Нет, у меня начинается мания величия. С чего бы им на меня пялиться?
     - Да она это, точно она! - воскликнула какая-то девушка.
     - Садись скорее! - буркнул Глеб и почти впихнул меня в машину. - До чего обрыдли эти поклонницы...
     - Быстро они тебе обрыдли.
     - Сам удивляюсь, ведь когда-то мечтал об этом...
     - Да ладно, Глеб, не кокетничай.
     - Сашка, у тебя потрясающие духи. И вообще, ты меня сегодня заново потрясла, как тогда, когда я тебя из лужи выудил... Давно это было...
     - В другой жизни.
     - А ведь нам было хорошо вместе.
     - Я долго в это верила. До последнего дня...
     - Это что такое? - Он вдруг резко затормозил.
     - Глеб!
     - Это вот что такое? - каким-то обалдело-злым голосом спросил он, указывая куда-то вверх. Я глянула и тоже обалдела. На огромном рекламном щите красовался мой портрет - тот самый, из "Огонька".
     А внизу было написано красивой вязью: "Я люблю тебя!"
     - Господи помилуй! - Я даже перекрестилась с перепугу.
     - Что это значит?
     - Понятия не имею!
     - А твой богатенький хахаль неоригинален! Один идиот уже такое проделал года три назад.
     - Да нет у меня никакого хахаля! - ошеломленно пробормотала я.
     - А с кем же ты на Майорке обретаешься? С королем Хуаном Карлосом? Он вряд ли поступил бы так безвкусно, слишком хорошо воспитан. Вполне нуворишеская идея!
     Я ничего не понимала, но разозлилась:
     - Ты отвезешь меня к Уле или мне взять такси?
     - Обещал, - значит, отвезу.
     Пока мы добирались до метро "Аэропорт", моя физиономия попалась нам еще три раза. Глеб просто кипел от злости.
     - Это, наверное, Асламазян старается, - предположил он. - Небось втюрился в тебя, вот и поставил на поток...
     - Глеб, высади меня у метро, я куплю цветов...
     - Как угодно, - холодно бросил Глеб. Он явно был в бешенстве. Но поделом ему.
     - Спасибо тебе, я очень рада, что ты будешь играть в моей пьесе, правда рада, и давай останемся друзьями.
     - Ну это вряд ли. Ладно, я поеду, мне пора, счастливо, Саня, только зря ты меня сбрасываешь со счетов, зря...
     И он уехал. Я купила букет потрясающих тюльпанов и подумала: странно, что на Майорке цветы, пожалуй, хуже, чем в Москве, и выбор не такой огромный... Видимо, на юге к цветам относятся менее трепетно. Я это заметила еще в детстве, в Грузии.
     Господи, а ведь в этом самом киоске мне покупал розы Алекс... Неужели это он развесил по Москве мой портрет? Больше вроде некому. Или какой-то ловкий бизнесмен решил использовать портрет для рекламы? Но ведь там никакой рекламы нет. Там есть только - "Я люблю тебя!". Меня даже слегка пошатывало от нахлынувших чувств и впечатлений. Я купила еще торт, шампанское и побежала к Ульяше.
     На звонок мне открыла Аза Львовна, которая вот уже много лет ходила к Уле убирать квартиру.
     - Сашенька, какими судьбами! - расплылась она в улыбке.
     - Здравствуйте, Аза Львовна, а Ули нет дома?
     - Так уехала она.
     - Уехала? Куда?
     - Да вы проходите, проходите. Она во Франкфурт уехала, в Германию, там выставка какая-то, и она участвует, говорит, это большой почет...
     - Как хорошо, вот только жаль, что я с ней не увиделась. А когда она вернется?
     - Не сказала. Она, Саша, не одна поехала. Я вам по секрету скажу, мужчина у ней завелся. Пожилой такой, но представительный. Ульяна Михайловна наша расцвела прямо. И то сказать, интересная женщина, а сколько лет одна...
     Ай да Виктор Сигизмундович! Дай им бог!
     Я отдала Азе Львовне цветы, конфеты и шампанское, куда мне с ними деваться? И попросила разрешения позвонить.
     - Да звоните, Саша, сколько надо, о чем разговор!
     Я набрала номер Эмминого мобильника.
     - Сашка? Где ты? Ты вообще в курсе, что в городе творится? Вот псих, сколько денег выкинул, но с другой стороны - красиво!
     - Ты о портретах, да?
     - О чем же еще!
     - Ты знала?
     - Ничего не знала! Сама офигела просто!
     - Но кто это?
     - Саша, ты чего, опять о фонарь башкой стукнулась?
     - Думаешь, это Алекс?
     - Кто ж еще! Ну, Сашка, если ты его упустишь, я тебе башку оторву! Подожди, меня тут по другому телефону спрашивают. Только не отключайся! - Она что-то говорила кому-то, а я стояла в Улиной прихожей в полной растерянности. В душе опять настраивались инструменты. Ведь если он на всю Москву объявляет, что любит меня, значит... Значит, он меня любит! И вдруг меня обдало жаром, я ощутила такую сумасшедшую радость жизни, что, не обращая внимания на Азу Львовну, начала прыгать на месте.
     - Сашка, ты где сейчас?
     - На Черняховского, а что?
     - Я за тобой через четверть часа заеду, говори номер дома и спускайся вниз. Жди. Если будет задержка из-за пробок, все равно дождись, у меня к тебе важное дело, очень важное! Пока!
     Я посмотрела на часы. Надо же, я даже забыла сказать ей, что встретилась с Глебом. Я вообще забыла про Глеба. Я знала, что сейчас появится вовсе не Эмма, а Алекс. Я была в этом твердо уверена. Уж такой сегодня день.
     Поэтому я нисколько не удивилась, когда он выскочил из машины и кинулся ко мне.
     - Саша!
     Мы стояли, обнявшись, посреди двора и нам было наплевать на весь свет. А в душе нарастала мелодия.
     Но на сей раз это был не Хачатурян, это был марш Мендельсона. Со стороны в любви многое может показаться пошлым. Но только со стороны.