редств
на  дорогу,  они  обратились  к  благотворительности  добрянского  купца
Кожевникова, который, узнав, что они идут на Иргиз, поручил им  передать
поклон  отцу  Филарету.  Впоследствии  П.  широко  воспользовался   этим
поручением  Кожевникова.  Из  Добрянки  П.  с  Логачевым  отправились  в
Черниговку к  Коровке,  но  уже  без  сына  последнего.  Пробыв  у  него
некоторое время, они пошли на Дон в Глазуковскую станицу, а оттуда через
Камышенку и Саратов прибыли в Симбирскую  провинцию,  в  дворцовое  село
Малыковку (теперь гор. Вольск). С разрешения управителя этим селом,  они
остались там несколько дней. Отсюда они ездили за 100 верст  в  Мечетную
слободу (теперь гор. Николаевск Самарской  губ.)  искать  раскольничьего
старца Филарета, которого и нашли в скиту Введения  Богородицы.  Филарет
очень обрадовался  П.  и  в  разговоре,  между  прочим,  сообщил  ему  о
происшествиях на Яике и о положении казаков. Под влиянием этих рассказов
у П. явилась мысль, показавшаяся ему легкоисполнимой  -  воспользоваться
неудовольствием  казаков,  подготовить  их  к  побегу  и  сделаться   их
атаманом. Он высказал ее Филарету, и  тот  ее  одобрил.  Чтобы  получить
свободу действий, П. хитростью отделался от своего спутника Логачева,  а
сам отправился к Яицкому городку, расспрашивая  по  дороге  о  положении
казаков и разведывая о том, согласятся ли  они  переселиться  со  своими
семействами на Кубань и отдаться, таким образом, турецкому  султану.  П.
обещал за это по 12 руб. на человека, говоря, что у  него  есть  на  200
тысяч товару на границе. Сведения, полученные П., были благоприятны  для
его замысла. Верстах в 60-и от Яицкого городка, в Сызранской  степи,  П.
остановился в Таловом умете (постоялом дворе), который содержал пахотный
солдат  Степан  Оболяев,  прозванный  "Ереминой  Курицей".  Оболяев  был
человек доверчивый,  добродушный  и  близко  принимавший  к  сердцу  все
утеснения яицких казаков, вследствие чего он, помимо своей  воли,  много
сделал для подготовления пугачевщины. Оболяев рассказал П. подробнее  об
яицких происшествиях. Оказалось, что там же, недалеко,  ловили  в  степи
лисиц два приезжих яицких  казака,  Григорий  и  Ефрем  Закладновы.  При
посредстве Ереминой Курицы П. познакомился с Григорием и от него  узнал,
что среди яицких казаков ходит мысль о переселении,  и  что  они  охотно
переселятся, если П. возьмется их проводить. После этого П. отправился в
Яицкий городок, куда прибыл 22 ноября  1772  г.  и  остановился  в  доме
казака Пьянова, как посоветовал ему Григорий Закладнов. Это было как раз
тяжелое время для яицких казаков. 17 сентября  1772  г.  закончила  свою
работу следственная комиссия по делу об убийстве генерала  Траубенберга,
и казаки ждали решения своей участи. По городу, между тем, ходил слух  о
том, что в Царицыне появился какой-то  человек,  который  называет  себя
царем Петром Федоровичем. Когда, в разговоре наедине, Пьянов сообщил  П.
об этом слухе, последний  решил  воспользоваться  им  для  осуществления
своей заветной мечты
   - увести казаков за Кубань. П. подтвердил Пьянову  слух  и  прибавил,
что объявившийся человек действительно государь Петр Федорович,  что  он
спасся раньше в Петербурге, а теперь в Царицыне, где поймали и  замучили
кого-то другого, Петр  же  Федорович  ушел.  На  этом  пока  разговор  и
кончился. Далее начали говорить о положении казаков, причем  П.  называл
себя купцом и обещал на выходе каждой семьи по 12 рублей. Когда Пьянов с
удивлением слушал П. и недоумевал, откуда у него взялись  такие  деньги,
которыми  может  располагать  только  государь,  П.,  как  бы  невольно,
увлекаясь, сказал: "Я ведь не купец, я государь Петр Федорович; я то был
и в Царицыне, да Бог меня и добрые люди сохранили, а вместо меня засекли
караульного солдата". Далее П. рассказал  целую  басню  о  том,  как  он
спасся, ходил в Польше, в Царьграде, был в Египте,  а  теперь  пришел  к
ним, на Яик. Пьянов обещал поговорить со стариками и передать П. то, что
они скажут. При таких обстоятельствах, совершенно случайно, П. принял на
себя имя Петра III: до того времени ему никогда не  приходило  в  голову
назваться этим именем. Правда, на первых допросах П. показал, что  мысль
выдать себя за императора Петра III внушена ему раскольниками  Коровкой,
Кожевниковым и Филаретом; но, после очных ставок с ними,  П.,  встав  на
колени, заявил, что он оклеветал этих людей. В Яицком городке П.  пробыл
с неделю, и вместе со своим спутником Филипповым, отправился  обратно  в
Мечетную. По дороге Филиппов отстал и надумал  рассказать  все  властям.
Пугачева  арестовали,  отправили  сначала  в  симбирскую  провинциальную
канцелярию, а затем в Казань, куда он и прибыл 4 января  1773  г.  После
допроса его посадили под губернской канцелярией  в  так  назыв.  "черных
тюрьмах". П. повел себя хитро, сказался раскольником  и  стал  говорить,
что он страдает без вины, за "крест и бороду". Раскольники приняли в нем
участие. Узнав случайно, что в Казань  прибыл  заказывать  иконы  старец
Филарет, П. сумел передать ему письмо, прося защиты и помощи. У Филарета
в Казани был знакомый купец Щолоков, но он был как раз  в  это  время  в
Москве. Уезжая в свой скит, Филарет оставил Щолокову письмо, но  Щолоков
отнесся довольно небрежно к просьбе Филарета и ничего не сделал в пользу
П. В это время,  вследствие  перестройки  черных  тюрем,  П.,  вместе  с
другими  колодниками  перевели   на   тюремный   двор,   где   колодники
пользовались относительно большей свободой и под присмотром  выпускались
из тюрьмы для прошения милостыни. Сговорившись с бывшим купцом пригорода
Алата, Парфеном Дружининым, П. отпросился к  знакомому  попу  и  убежал,
вместе с Дружининым; с ним  же  убежал  один  из  конвойных.  а  другого
напоили  мертвецки  пьяным.  Побег  П.  произвел  в  Петербурге  сильное
впечатление; строго было предписано принять все меры к  его  поимке,  но
поймать его не удалось. Между тем  П.  направлялся  к  Яицкому  городку,
бросив по дороге своих товарищей, и пришел в умет к  Оболяеву  (Ереминой
Курице). Пробыв несколько дней, П. был  однажды  вместе  с  Оболяевым  в
бане. Здесь Оболяев обратил внимание на оставшиеся у П. на  груди  после
болезни знаки. П.  сначала  промолчал,  но  по  выходе  из  бани  заявил
Оболяеву, что это царские знаки. Еремина Курица сначала отнесся  к  этим
словам с недоверием, но, когда П. стал кричать на него,  то  сомнения  у
него рассеялись. С согласия П., Оболяев открыл Григорию Закладнову,  что
П. - никто иной, как император Петр III. Закладнов с улыбкой  проговорил
на это: "что за диво такое - конечно, Господь нас поискал".  Как  раз  в
это время в Яицком войске приводился в исполнение приговор  по  делу  об
убийстве  Траубенберга   и   казаки   были   недовольны.   Это   создало
благоприятную почву для распространения слуха о том, что Петр  III  жив.
Разсказы о первом посещении П.  Яицкого  городка  принимали  легендарный
характер. Несколько казаков решились ехать в умет к  Оболяеву  проверить
слух об императоре. П. принял их с важностью, обласкал, обещал всяческие
милости войску. "Я даю вам свое  обещание,  говорил  он,  жаловать  ваше
войско так, как Донское, по двенадцати рублей жалованья и по  двенадцати
четвертей хлеба; жалую  вас  рекой  Яиком  и  всеми  протоками,  рыбными
ловлями, землей и угодьями, сонными покосами безданно и  беспошлинно;  я
распространю соль на все четыре стороны, вези кто куда хочет и буду  вас
жаловать так, как и прежние государи, а вы мне за то послужите  верой  и
правдой". Вообще П. обещал все то, о чем всегда мечтали  яицкие  казаки.
Приезжавшие казаки были в полной уверенности, что П. - император. Сам он
едва не попался в это время, отправившись в Малыковку в дом своего кума.
Ему удалось уйти от погони и скрыться  в  Иргизских  лесах.  Еремина  же
Курица был арестован, и П. без него  прибыл  в  Таловый  умет,  где  его
ожидали яицкие казаки: Чучков, Караваев,  Шигаев,  Мясников  и  Зарубин.
Последний был известен под именем Чики, а впоследствии назывался  графом
Чернышевым. Свидание произошло в степи; П. старался уверить казаков, что
он  император,  но  они  все  же  сомневались,  в  особенности  Зарубин.
Результатом свидания было, однако, присоединение  означенных  казаков  к
самозванцу. Казаки эти знали, что П.  не  император.  На  сомнения  Чики
Караваев говорил: "пусть это не государь, а донской казак, но он  вместо
государя за нас заступит, а нам все равно, лишь бы быть в добре".  Позже
Зарубин (Чика) прямо спросил Пугачева об его происхождении,  и  П.,  как
показал Чика на следствии, сделал ему признание,  что  он  действительно
донской казак и что услышав по донским городам  молву,  будто  император
Петр Федорович жив и решил принять его имя. "Под его  именем,  продолжал
П., я могу взять Москву, ибо прежде наберу дорогой силу и людей будет  у
меня много, а в Москве войска никакого нет". Это же признание П., по его
собственным словам,  сделал  Караваеву,  Шигаеву  и  Пьянову.  "Итак"  -
замечает исследователь пугачевщины, Дубровин - "происхождение и личность
П. для яицких казаков не  имели  никакого  значения;  им  необходим  был
человек  чужой  среды,  никому  неизвестный  в  войске,  человек  такой,
который, воспользовавшись уверенностью русского  народа,  что  Петр  III
жив, провозгласил бы себя государем и возвратил войску яицкому  все  его
права, привилегии и вольность". После свидания в степи,  возле  Талового
умета, принадлежавшего Ереминой Курице, казаки  разъехались.  Шигаева  и
Караваева П. послал в Яицкий городок за знаменами и оповестить войску  о
появлении Петра III, а сам с Зарубиным, Мясниковым и Чучковым отправился
в степь, к Узени. По дороге они расстались: Чучков поехал  на  Узень,  а
Пугачев с Мясниковым и  Зарубиным  (Чикой)  -  через  Сырть,  степью,  к
Кожевниковым хуторам. Здесь П. приняли сначала с большим недоверием, но,
при помощи сопровождавших его товарищей, это недоверие скоро рассеялось,
и слух о появлении  императора  стал  распространяться  по  хуторам.  Из
Кожевниковых хуторов П. отправился на Усиху. Его сопровождали 6 человек.
Шигаев и Караваев,равно как  и  вся  партия,  их  посылавшая,  деятельно
работали в пользу П. в Яицком городке и приготовляли  знамена.  В  числе
ревностных приверженцев П., был и  казак  Яков  Почиталин,  впоследствии
первый секретарь самозванца. Все происходившее не могло долго оставаться
неизвестным старшине и коменданту Симонову: они отправили  на  р.  Усиху
отряд, чтобы схватить самозванца, но  приверженцы  П.  успели  известить
его, и отряд не нашел его на прежнем месте. Вместе со  своей  свитой,  в
составе которой был теперь и Почиталин,  П.  отправился  на  Бударинские
зимовья в хут. Толкачева. Медлить теперь было нельзя. По дороге, в поле,
Почиталин, как единственный грамотный человек, написал  первый  манифест
Пугачева. П. был неграмотен, не  мог  его  подписать,  но  отговаривался
какой то "великой причиной", которая  будто  бы  до  Москвы  мешает  ему
подписывать бумаги собственноручно. 17 сентября 1773 г. в хут. Толкачева
манифест  был  прочитан  перед  собравшимися  казаками,  число   которых
достигло уже 80-ти человек. "И которые -  говорилось,  между  прочим,  в
этом  манифесте,  -  мне  государю,  амператорскому   величеству   Петру
Федаровичу, винные были, и я  государь  Петр  Федарович  во  всех  винах
прощаю и жаловаю я вас: рякою с вершин и до усья и землею, и  травами  и
денежъным жалованьям, и свинцом и  порахам  и  хлебным  провиянътам,  я,
великий государь амператор, жалую вас Петр Федаровичь"....  После  этого
развернули знамена и  двинулись  к  Яицкому  городку.  По  хуторам  были
разосланы гонцы собирать людей к государю. Так началась пугачевщина. Ср.
Н. Дубровин, "Пугачев и его сообщники" (т. 1).
   Н. Василенко.
   Пудель - порода комнатных  собак,  по  всей  вероятности,  испанского
происхождения; по строению своему и величине, П. имеют большое  сходство
с легавыми собаками; голову  и  шею  они  держат  вертикально,  а  хвост
горизонтально или кверху, никогда не загибая на  спину  и  не  свертывая
его; уши длинные, отвислые, голова круглая, с  выпуклым  черепом,  глаза
круглые, темные, очень  выразительные,  ноги  крепкие,  лапы  маленькие,
круглые, с сильно развитыми плавательными перепонками между пальцами. По
шерсти П. делятся на рунастых (Wollpudel) и  кудластых  (Schnurenpudel):
первые имеют шерсть  не  особенно  длинную,  курчавую;  вторые  -  очень
длинную, висящую спиралеобразными локонами. Масть бывает черная, белая и
коричневая. В теплое время П. стригут (не реже, чем раз  в  неделю)  или
"по львиному", или совсем гладко, за исключением головы и конца  хвоста;
при частом расчесывании,  шерсть  утрачивает  способность  завиваться  и
делается  мягкой,  шелковистой.  Обоняние  у   П.   прекрасное,   память
блестящая, но зрение не дальнее. Выдающиеся  качества  П.  -  врожденная
способность  к  поноске,  к  подражанию  и  к   забавному   клоуничанию;
дрессируется он очень легко, главным образом - влиянием на самолюбие, но
отнюдь  не  побоями,  развивающими  в   нем   угрюмость   и   упрямство.
Привязанностью не отличается.  Иногда  П.  употребляются  как  охотничьи
собаки, преимущественно за водяной  дичью;  в  некоторых  местностях  их
приучают розыскивать  чутьем  трюфели.  См.  "Характеристика  породистых
собак" (СПб., 1894); Ф. Крихлер, "Породы собак" (СПб., 1896).
   С. Б.
   Пульс   (pulsus)   -    представляет    периодически    совершающееся
подскакивание стенок артерий, ощутимое как осязанием; так и  заметное  в
некоторых  местах  простым  глазом.  Известно,  что  сердце   вталкивает
периодически при своих биениях определенную массу крови в аорту и  в  то
время, как кровь лишь сравнительно медленно передвигается по  сосудистой
системе, толчок, полученный кровяным столбом со стороны левого желудочка
сердца при его сокращении, быстро передается по упругим стенкам  артерий
в  виде  пульсовой  волны.  Таким  образом,  следует  строго   различать
пульсовую волну от поступательного  движения  крови  в  сосудах;  первая
представляет чисто стеночную волну, распространяющуюся со скоростью 9  -
12 м. в секунду, тогда как второе, за то же время,  проходит  в  крайнем
случае всего лишь 0,5 метра. Пульсовая волна доходит  лишь  до  волосных
сосудов   и   здесь   теряется,   благодаря   огромному   сопротивлению,
представляемому ими движению крови; так что ни в волосных сосудах, ни по
другую сторону их, т. е. - в области вен,  при  нормальных  условиях  не
наблюдается ни П.,  ни  пульсовых  ускорений  тока  крови,  и  последняя
движется более или  менее  равномерно.  Палец,  придавливающий  артерии,
напр. лучевую  или  височную  к  неподатливой  костной  стенке,  ощущает
короткий пульсовой толчок и если вместо пальца приставить к этому  месту
короткое  плечо  рычажного  аппарата,  длинное  плечо   коего   в   виде
записывающего пера будет  чертить  на  закопченной  бумаге  вращающегося
цилиндра или передвигаемой металлической полоске, то получится подробная
кривая П., выражающая все главные колебания артериальной стенки, из коих
слагается  П.  Аппараты  для  графического  исследования  П.   именуются
сфигмографами. Получаемая ими волнообразная  линия  П.  состоит  из:  1)
подъемной линии, соответствующей расширению артерий и систоле сердца,  и
2) линии спуска, соответствующей  спадению  артерий  во  время  диастолы
сердца.  При  нормальных  условиях  только  на   нисходящей   линии   П.
наблюдается легкая волнистость, выражающая дрожания артериальных  стенок
и среди этих неровностей линии спуска  выдается  одна  более  или  менее
резкая  вторичная  волна,  известная  под  именем  дикротической  волны.
Происходит последняя вследствие отражения крови от  полулунных  заслонок
аорты во время диастолы сердца, а не от отражения крови от  препятствий,
представляемых сетью волосных сосудов, как это  думали  прежде.  Поэтому
при пороках недостаточности полулунных заслонок аорты диктротизм слабеет
и  может   вполне   исчезнуть.   Пользуясь   одновременным   графическим
исследованием  П.  в  двух  различно  удаленных   от   сердца   участках
артериальной системы, легко определить скорость  передвижения  пульсовой
волны. Свойства П. зависят от деятельности сердца и  состояния  артерий.
Согласно с этим,  П.  бывает  частый,  ускоренный,  медленный,  ленивый,
крутой, твердый, мягкий, резко  дикротичный,  как  это  наблюдается  при
лихорадках настолько, что  после  первого  сильного  толчка  чувствуется
более слабый 2-й, так, что на каждое сердцебиение приходятся 2 пульсовых
волны. У здорового взрослого человека частота П. в минуту  -  колеблется
между 60 и 70 ударами, у женщины  приблизительно  10  ударами  в  минуту
больше, у детей 10 ударами больше, чем у женщины, а у грудных  младенцев
П. бывает равен 130 ударам в минуту. Цифры  эти  приблизительны.  На  П.
отражаются все влияния, действующие как на деятельность сердца, так и на
сосудо-двигательную нервную систему. Среди  них  мы  должны  указать  на
сильные мышечные напряжения,  на  деятельность  чувств  и  аффектов,  на
положение тела и, в особенности ,на лихорадку, сильно повышающую частоту
П. иногда до 150 и более в минуту у взрослого человека. Как указано, при
нормальных условиях в венах нет П.;  но  он  может  в  них  появиться  в
ближайшем соседстве с  сердцем,  напр.  в  наружных  яремных  венах  при
недостаточности венозных клапанов сердца,  когда  давление  при  систоле
правого  желудочка  может  беспрепятственно  передаваться  через  правое
предсердие во впадающие в него вены; далее П. может появляться  в  венах
при сильном расширении ложа волосных сосудов, уменьшающем  сопротивление
к движению в них крови, как это доказано  экспериментально  раздражением
сосудорасширяющих  нервов;  наконец,  тоже  получается   и   при   Varix
aneurysmaticus, когда после сращения стенок артерии с веной  между  ними
устанавливается   фистулярное    сообщение    и    артериальная    кровь
непосредственно врывается в вену.
   И. Тарханов.
   Пунические  войны  -  три  войны  между  римлянами  и   карфагенянами
("пунами", т. е. финикиянами), продолжавшиеся, с перерывами, от  264  по
146 год до Р. Хр. Когда Рим обратился в  великую  державу,  объединившую
под своей властью Италию, он не мог примириться с господством  Карфагена
в  западной  половине   Средиземного   моря   -   господством,   которое
обеспечивалось за Карфагеном первыми договорами с Римом.
   Жизненные интересы Италии, ее безопасность и торговля  не  допускали,
чтобы Сицилия, где давно уже шла борьба между греками  и  карфагенянами,
попала  в  руки  последних.  Для  развития  италийской   торговли   было
необходимо, чтобы Мессанский пролив находился в  римских  руках.  Случай
овладеть проливом вскоре представился: кампанские наемники,  так  назыв.
"мамертинцы" (то есть "Марсовы люди"), завладели Мессаной. Когда  Гиерон
сиракузский стеснил мамертинцев, последние обратились к Риму, который  и
принял их  в  италийскую  конфедерацию.  Карфагеняне  поняли  опасность,
грозившую им от утверждения  римлян  в  Сицилии.  Им  удалось,  примирив
мамертинцев с Гиероном, ввести в Мессанскую крепость свой гарнизон,  под
начальством  Ганнона.  Тогда  римляне  захватили  Ганнона   и   вынудили
карфагенян очистить Мессану. Началась первая П. война (264 - 241 год  до
Р. Хр.). И Рим, и Карфаген находились в  это  время  в  полном  расцвете
своих сил, которые были  приблизительно  одинаковы.  На  стороне  римлян
было, однако, несколько преимуществ: их владычество в Италии не вызывало
такой ненависти, с  какой  относились  к  Карфагену  эксплуатируемые  им
народы; римское войско состояло из граждан и союзников и  главную  массу
его составляли поселяне, тогда как карфагенские  военные  силы  не  были
гражданским  ополчением,  а   составляли   разноплеменные   армии,   где
карфагеняне  были  почти  исключитель