собор русских епископов, без согласия патриарха, нарек, в 1448  г.,
в московские митрополиты рязанского архиепископа Иону. В княжение В.  В.
возобновлен  был  город  Казань  и  основано  было   Царство   Казанское
упомянутым выше Улу-Махметом. Ко  времени  этого  княжения  относится  и
возникновение Крымского ханства.
   Е. Былов.
   Василий Иоаннович (1505 - 1533).  Спор  о  престолонаследии,  который
возник в конце великокняжения Иоанна III и в котором бояре, из ненависти
к супруге Иоанна III и матери В. I., Софии Фоминишне  Палеолог,  держали
сторону Димитрия Иоанновича, отразился на всем времени великокняжения В.
I. Он правил посредством дьяков и людей, не  выдававшихся  знатностью  и
древностью  рода.  При  таком  порядке  он  находил  сильную   опору   в
влиятельном  Волоколамском   монастыре,   монахи   которого   назывались
иосифлянами, по имени  Иосифа  Волоцкого,  основателя  этого  монастыря,
большого приверженца Софии Фоминишны,  в  которой  он  находил  опору  в
борьбе с ересью жидовствующих. К старинным и знатным боярским  родам  В.
относился холодно и недоверчиво, с боярами советовался только для  виду,
и то редко. Самым близким человеком к В. и его советником был  дворецкий
Шигона-Поджогин, из тверских бояр, с которым он  решал  дела,  запершись
вдвоем. Кроме Шигоны-Поджогина советниками В. были человек пять  дьяков;
они же были и исполнителями его воли. С дьяками и  с  незнатными  своими
приближенными В. обращался грубо и жестоко.  Дьяка  Далматова  за  отказ
ехать в посольство В. I.  лишил  имения  и  сослал  в  заточение;  когда
БерсеньБеклемишев, из нижегородских бояр, позволил себе противоречить B.
I., последний прогнал его, сказав; "Ступай, смерд, прочь, не надобен  ты
мне". Вздумал этот  Берсень  жаловаться  на  в.  князя  и  на  перемены,
которые, по мнению Берсеня, произвела мать в. князя  -  и  ему  отрезали
язык.  В.  I.  действовал  самовластно,  вследствие  личного  характера,
холодно-жестокого,   и   крайне   расчетливого.   Относительно   старого
московского боярства и знатных родов от племени св. Владимира и Гедимина
он был крайне сдержан, ни один знатный боярин не  был  при  нем  казнен;
бояре и князья, вступившие  в  ряды  московского  боярства,  то  и  дело
вспоминали старину и старинное право дружины  отъезда.  В.  брал  с  них
записи, клятвенные грамоты в Литву на службу не отъезжать; между  прочим
князь В. В. Шуйский дал такую запись: "от своего государя и от его детей
из их земли в Литву, также к его братьям и никуда не отъехать  до  самой
смерти".  Такие   же   записи   дали   князья   Бельские,   Воротынские,
Мстиславские. При В. I. только одного князя  В.  В.  Холмского  постигла
опала. Дело его неизвестно и только отрывочные факты, дошедшие  до  нас,
бросают на  него  некоторый  слабый  свет.  При  Иоанне  III  с  Василия
Холмского взята была клятвенная грамота не отъезжать в Литву на  службу.
Это не помешало ему при В. занять первое место в ряду бояр и жениться на
сестре в. князя. За что постигает его опала - неизвестно; но занятие его
места князем Данилой Васильевичем Щеня-Патрикеевым и нередкая  смена  на
этом месте княжат от племени св. Владимира княжатами из  роду  Гедимина,
дают повод думать о разладе в среде самого боярства, К отношениям В.  I.
к знатному боярству вполне приложимы слова  проф.  Ключевского,  что  в.
князь в полковых росписях  не  мог  назначить  верного  Хабара  Симского
вместо неблагонадежного Горбатого-Шуйского ("Боярская Дума", стр.  261),
т.е. не мог столкнуть с первых рядов  известные  фамилии  и  должен  был
подчиняться  порядку,  с  которым  вступил   в   борьбу   его   сын.   К
родственникам,  при  малейшем  столкновении,  он  относился  с   обычной
суровостью и беспощадностью московских князей, на которую так  жаловался
противник   сына   В.,   князь   Андрей   Курбский,   называя   "издавна
кровопийственным"  род  Калиты.  Соперник  В.  в  престолонаследии,  его
племянник Димитрий Иоаннович, умер в  заключении,  в  нужде.  Братья  В.
ненавидели людей, окружавших В., следовательно и установившийся  порядок
-  а  между  тем,  по  бездетности  В.,  эти  братья  должны  были   ему
наследовать, именно брат его Юрий. Близкие к Василию  люди  должны  были
опасаться при Юрии потери не только влияния, но даже жизни. Поэтому, они
с радостью встретили намерение Василия развестись с бесплодною супругою,
Соломонией из рода Сабуровых. Может быть, этими близкими людьми  внушена
была и самая мысль о разводе. Митрополит Варлаам, не одобрявший мысли  о
разводе,  был  удален  и  замещен  игуменом   Волоколамского   монастыря
Даниилом. Иосифлянин Даниил, человек еще молодой и решительный,  одобрил
намерение В. Но против развода восстал  инок  Вассиан  Косой  Патрикеев,
который и под монашеской рясой сохранил все  страсти  боярства;  к  нему
пристал инок Максим, ученый грек,  человек  совершенно  чуждый  расчетам
московской политики, вызванный в Poccию для исправления церковных  книг.
И Вассиан и Максим оба сосланы были в заточение; первый умер при  В.,  а
второй пережил и В., и митрополита.
   При В. присоединены к Москве последние удельные княжества  и  вечевой
город Псков.  С  1508  по  1509  г.  наместником  во  Пскове  был  князь
Репня-Оболенский, которого псковичи недружелюбно встретили с самого  его
приезда, потому что он прибыл к ним не по обычаю,  не  будучи  прошен  и
объявлен; духовенство не выходило к нему на встречу  с  крестным  ходом,
как всегда делалось. В 1509  г.  вел.  князь  поехал  в  Новгород,  куда
Репня-Оболенский прислал жалобу на псковичей, а вслед за тем  явились  к
В. псковские бояре и посадники, с  жалобами  на  самого  наместника.  В.
князь отпустил жалобщиков и послал в Псков  доверенных  людей  разобрать
дело и помирить псковичей с. наместником; но примирения не  последовало.
Тогда великий князь вызвал посадников  и  бояр  в  Новгород;  однако  не
выслушал их, а велел всем жалобщикам собраться в Новгород,  к  Крещенью,
чтобы  всех  рассудить  разом.   Когда   жалобщиков   собралось   весьма
значительное число, то им сказали: "Пойманы Вы Богом и великим князем В.
I. всея Руси". Вел. князь обещал им оказать  милость,  если  они  снимут
вечевой колокол, чтобы вечу впредь не быть, а  во  Пскове  и  пригородах
править только наместникам. Дьяк Третьяк-Далматов послан был  во  Псков,
чтобы передать псковичам волю вел. князя.
   19 января 1510 сняли вечевой колокол у св. Троицы. 24 января во Псков
приехал В. Бояре, посадники  и  жилые  люди,  триста  семей,  высланы  в
Москву, а во Пскове введены московские порядки. В. домогался избрания  в
в. князья литовские. Когда в 1506 г. умер  его  зять  Александр,  то  В.
писал к сестре своей Елене, вдове Александра, чтобы она уговорила  панов
выбрать его в в. князья, обещая не стеснять католической веры; о том  же
он наказывал через  послов  князю  Войтеху,  епископу  виленскому,  пану
Николаю Радзивилу и всей раде; но Александр уже назначил себе преемника,
брата своего Сигизмунда. Не  получив  литовского  престола,  В.  задумал
воспользоваться смутой, которая  по  смерти  Александра  возникла  между
литовскими панами. Виновником этой  смуты  был  князь  Михаил  Глинский,
потомок  татарского  мурзы,  выехавшего  в  Литву  при  Витовте.  Михаил
Глинский,  любимец   Александра,   был   человек   образованный,   много
путешествовавший по Европе, отличный полководец, особенно прославившийся
победою  над  крымским  ханом;  при  образовании  и  военной  славе  ему
придавало значение и его богатство, ибо он  был  богаче  всех  литовских
панов - почти половина  Литовского  княжества  принадлежала  ему.  Князь
пользовался  громадным  влиянием  среди  русского   населения   великого
княжества, а потому литовские паны боялись, что он овладеет престолом  и
перенесет столицу в Русь. Сигизмунд имел неосторожность оскорбить  этого
сильного человека, чем и воспользовался В., предложив Глинскому  перейти
к нему на службу. Переход Глинского к московскому великому князю  вызвал
войну с Литвою. Сначала  эта  война  ознаменовалась  большой  удачей.  1
августа 1514 г. В.,  при  содействии  Глинского,  взял  Смоленск,  но  8
сентября того же года московские полки были  разбиты  князем  Острожским
при Орше. После поражения при Орше война,  тянувшаяся  до  1522  г.,  не
представляла ничего замечательного. При посредстве императ. Максимилиана
I, мирные переговоры начались еще в 1517  г.  Представителем  императора
был барон Герберштейн, оставивший записки  о  Московском  государстве  -
лучшее из иностранных  сочинений  о  России.  При  всем  дипломатическом
искусстве Герберштейна переговоры были вскоре  прерваны,  ибо  Сигизмунд
требовал возвращения Смоленска; а В. с своей стороны настаивал, чтобы не
только Смоленск остался за Россией,  но  чтобы  возвращены  были  России
Киев, Витебск, Полоцк и др. города, принадлежавшие  князьям  от  племени
св. Владимира. При  таких  притязаниях  противников  только  в  1522  г.
заключено было перемирие. Смоленск остался  за  Москвою.  Перемирие  это
подтверждено в 1526 г., при посредстве того  же  Герберштейна,  вторично
приехавшего в Москву послом от Карла V. В продолжение войны с Литвою  В.
покончил  с  последними  уделами:  Рязанью  и  Северскими   княжествами.
Рязанский  князь   Иван,   говорили   в   Москве,   задумал   возвратить
самостоятельность своему княжеству  при  помощи  крымского  хана  Махмет
Гирея, на дочери которого он намерен был жениться. В. позвал князя Ивана
в Москву, где засадил под стражу, а  мать  его,  Агриппину,  заключил  в
монастырь. Рязань была присоединена к Москве; рязанцев же целыми толпами
переселили в московские волости.  В  Северской  земле  было  два  князя:
Василий Иванович,  внук  Шемяки,  князь  новгород-северский,  и  Василий
Семенович, князь стародубский, внук  Ивана  Можайского.  Оба  эти  князя
постоянно  доносили  друг  на  друга;  В.  допустил   Шемячича   изгнать
стародубского князя из его владения, которое присоединено было к Москве,
а через несколько лет заключил и Шемячича под стражу, удел же его в 1523
г. также присоединен был к Москве. Еще ранее  присоединен  был  Волоцкой
удел, где последний князь, Феодор Борисович, умер  бездетным.  Во  время
борьбы   с   Литвою   В.   просил   помощи   у   Альбрехта,    курфюрста
бранденбургского, и у великого магистра Немецкого ордена.  Сигизмунд,  в
свою очередь,  искал  союза  с  Махмет-Гиреем,  ханом  крымским.  Гиреи,
преемники знаменитого  Менгли-Гирея,  союзника  Иоанна  III,  стремились
соединить все татарские царства под властью их  рода;  поэтому  крымский
хан Махмет-Гирей становился естественным союзником Литвы. В 1618 г. умер
бездетным казанский царь Магмет-Амин, московский подручник, и  в  Казани
возник вопрос о престолонаследии. В. посадил сюда на  царство  Шиг-Алея,
внука Ахмета, последнего  хана  Золотой  орды,  родового  врага  Гиреев.
Шиг-Алея возненавидели в Казани за его тиранство, чем  и  воспользовался
Саиб-Гирей, брат Махмут-Гирея,  и  захватил  Казань.  Шиг-Алей  бежал  в
Москву. После  этого  Саиб-Гирей  бросился  опустошать  Нижегородскую  и
Владимирскую области, а Махмут-Гирей напал на южные пределы  Московского
государства. Он дошел до самой Москвы, откуда В. удалился в Волоколамск.
Хан взял с Москвы письменное обязательство платить ему дань и  поворотил
к Рязани, Здесь он потребовал, чтобы воевода явился к нему,  потому  что
в.  князь  теперь  данник  хана;  но  воевода  Хабар-Симский  потребовал
доказательства, что в. князь обязался платить дань. Хан  прислал  данную
ему под  Москвою  грамоту;  тогда  Хабар,  удержав  ее,  разогнал  татар
пушечными выстрелами. Саиб-Гирей  вскоре  был  изгнан  из  Казани,  где,
вследствие борьбы партий крымской и московской,  происходили  постоянные
смуты; и  В.  назначил  туда  ханом  Еналея,  брата  Шиг-Алея.  В  таком
положении В. оставил дела в Казани. Власть отца Грозного была велика; но
он не был еще самодержцем в позднейшем смысле. В эпоху, предшествовавшую
и  следовавшую  за  опадением  татарского  ига,   слово:   самодержавие,
противополагалось не конституционному порядку, а вассальству: самодержец
означал  владыку  самостоятельного,  независимого  от   других   владык.
Исторический  смысл   слова:   самодержавие   выяснен   Костомаровым   и
Ключевским.
   Е. Былов.
   Василий Иоаннович Шуйский царствовал с 19 мая 1606 года  по  19  июля
1610 года. Обманом подготовилось его царствование: "в роковую ночь на 17
мая, многие", говорит  С.  М.  Соловьев,  "были  за  Лжедмитрия;  многие
взялись за оружие при известии, что поляки бьют царя, прибежали в Кремль
спасать любимого государя и видят его труп, обезображенный и  поруганный
не поляками, а русскими; слышат, что убитый царь был обманщик; но слышат
это от таких людей, которые за минуту перед  тем  обманули  их,  призвав
вовсе не на то дело 17 и 18  мая  сторонники  Шуйского  ликовали;  но  в
храмах не смели петь благодарственных молебнов, масса московских жителей
заперлась в своих домах и на ликования приверженцев В. Шуйского отвечала
молчанием. В эти же дни обнародованы мнимые показания Бучинских, поляков
кальвинистов, приближенных названного Димитрия - показания, которые  уже
Карамзин  признал  вымученными  или  вымышленными.  По  этим  показаниям
названный Димитрий будто бы хотел избить всех бояр и обратить русских  в
латинство  и   лютеранскую   веру.   Карамзин,   признавая   легкомыслие
самозванца, видел ясное измышление в этой нелепости. Двое из бояр, князь
В. И. Шуйский и князь В. В. Голицын,  добивались  престола;  но  сторона
Шуйского взяла перевес.  Избрание  царя  предстояло  совершить  Земскому
собору. Борис Годунов не побоялся созвать Земский собор.  За  него  были
патриарх и  консервативное  большинство,  боявшееся  неурядиц.  Годунова
знала вся Восточная Русь, как умного, хорошего  правителя.  За  Шуйского
стояла только незначительная, но решительная партия в  Москве  и  весьма
значительная в Новгороде; но в остальной  России  его  не  знали,  а  во
Пскове ненавистно было самое название его фамилии, так как еще живо было
предание о жестокостях и корыстолюбии его деда, князя Андрея, наместника
во время малолетства Грозного. Поэтому Шуйский, как заметил Соловьев, не
мог, подобно Годунову, и решиться на созвание Земского собора,  который,
по всем вероятиям, его и не выбрал бы. И действительно, люди,  боявшиеся
смуты,  требовали,  чтобы  на  место  низверженного  патриарха  Игнатия,
приверженца названного  Димитрия,  выбрали  нового  патриарха,  которого
думали,  до  избрания  законным  порядком  царя,  поставить   во   главе
временного правительства. Но этого то и боялся Шуйский; его  приверженцы
19 мая кричали на Красной площади, что  царь  нужнее  патриарха,  в  чем
никто не сомневался; думали только, что  нужен  царь  законно  избранный
Земским собором. Приверженцы Шуйского перекричали, и он  был  избран  на
Престол. В записи, данной боярам, В. И. говорил, что он целовал крест на
том, чтобы без суда с боярами - бояр, гостей и торговых людей смертию не
казнить и у семейств их имений не отнимать. О земском строе в записи нет
ни слова, зато велеречиво выставлено  происхождение  Шуйских  от  Кесаря
Августа через Рюрика до прародителя их Александра  Ярославича  Невского.
Это происхождение от  Невского  давало  Шуйскому  перевес  над  Василием
Васильевичем  Голицыным,  происхождение  которого  от  дочери   Донского
забыли, а происхождение его от Гедимина для русских не  имело  значения.
Басня же о происхождении от Августа, сочиненная книжниками, по тщеславию
была усвоена всеми потомками  св.  Владимира.  -  Все  хитрости  Василия
Шуйского не могли  укрыться  от  москвичей,  и  потому  их  должна  была
поразить окружная грамота царя, в которой он уверял, что его просили  на
престол митрополиты, архиепископы, епископы  и  весь  освященный  собор,
также  бояре,  дворяне,  дети  боярские  и   всякие   люди   Московского
государства (С. Г. Г. и договоров, ј149). Здесь В. И. явно играл словами
Московское государство, под которыми часто разумелась только  Москва.  -
Вслед за грамотою царя послана была грамота от московских бояр, дворян и
детей боярских, которая объясняла переворот в ночь на 17 мая и говорила,
что царевич Димитрий подлинно умер и  погребен  в  Угличе,  ссылаясь  на
свидетельство матери и дядей царевича; на престол же сел Гришка Отрепьев
(С. Г. Г. и Д., т. 2, ј142). Мать  царевича,  инокиня  Марфа,  в  особой
грамоте каялась, что она из страха признала самозванца за сына (С. Г. Г.
и Д., т. 2, ј146). По городам и всюду, куда проникали эти  грамоты,  умы
волновались; все в  недоумении  спрашивали:  как  могло  случиться,  что
Гришка  Отрепьев  прельстил  чернокнижеством  и  мать  царевича  и  всех
московских  правителей?  Каким  образом  Москва,  недавно   радовавшаяся
спасению царевича Димитрия,  теперь  извещает,  что  на  престоле  сидел
чернокнижник, вор и самозванец, а не царевич? - "Так настало  для  всего
государства", говорит Соловьев,  "омрачение,  произведенное  духом  лжи,
произведенное делом темным и нечистым,  тайком  от  земли  совершенным",
Вдобавок пошли немедленно слухи о спасении царя Димитрия в  ночь  на  17
мая. Царь В., чтобы отклонить грозившую беду, велел с большим торжеством
перенести тело царевича Димитрия из Углича в Москву,  где  и  причислили
царевича к лику святых. Но и  это  не  подействовало:  опасные  слухи  о
спасении царя не только не прекратились, но еще усилились.  Уже  17  мая
Михаил Молчанов, один из убийц Федора  Годунова,  скрылся  из  Москвы  в
Литву, и на пути, близ Москвы, распускал слух,  что  царь  спасся,  а  в
отдаленных местах - что он сам царь  Димитрий,  спасающийся  из  Москвы;
москвичи же, вместо него, убили другого человека. В то  же  время  князь
Шаховской похитил государственную печать, чтобы произвести новую  смуту.
Царь В., против воли своей, конечно, помог  его  намерению,  сослав  его
воеводою  в  Путивль  за  преданность  названному  Димитрию.   Шаховской
взволновал  Северскую  область,  объявив,  что  царь  Димитрий  жив;   в
Чернигове то же сделал князь Телятевский. В Москве на домах богатых бояр
и иностранцев  появились  надписи,  что  царь  отдает  народу  эти  дома
изменников. Рознь в среде боярства усиливалась с  каждым  часом.  Боярин
Петр Никитич Шереметев составлял заговор с целью  свергнуть  царя  В.  в
пользу князя Мстиславского, за что  и  сослан  был  воеводою  во  Псков.
Опасаясь  излишних  толков  и  волнений  по  поводу   мнимого   спасения
названного Димитрия, царь В. выслал из Москвы  в  города  большую  часть
поляков, а некоторых и совсем освободил. При  таких  обстоятельствах,  в
Новгород-Северской Украйне, при князе Шаховском, явился Болотников,  как
посланный царем Димитрием. Этот бывалый человек,  одаренный  недюжинными
военными  способностями,  умом,  смелостью  и  отвагою,  познакомился  в
Самборе с Молчановым, который разыграл перед ним  роль  спасенного  царя
Димитрия и отправил с письмом к князю Шаховскому,  назначив  Болотникова
воеводою. Болотников призвал к оружию холопов, обещая им волю и  почести
под знаменами Димитрия. -  Горючего  материала  была  такая  масса,  что
громадный пожар не замедлил вспыхнуть: крестьяне поднялись на помещиков,
подчиненные  против  начальников,  бедные  на  богатых.  "Все",  говорит
Костомаров "делалось именем Димитрия". В городах заволновались посадские
люди, в уездах крестьяне; поднялись стрельцы, казаки. У дворян  и  детей
боярских зашевелилась зависть к высшим чинам -  стольникам,  окольничим,
боярам; у мелких промышленников и торговцев - к богатым гостям. Воевод и
дьяков вязали и отправляли  в  Путивль;  холопы  разоряли  дома  господ,
убивали мужчин, насиловали женщин и девиц. В Москве умножились подметные
письма, призывающие народ восстать на царя В.  за  истинного,  законного
государя Димитрия Ивановича. - Царь В. счел эти письма  делом  дьяков  и
велел сличать рук