им
исключительную способность к П, которой чужды новые языки. У  нас  П.  -
которого вообще не чужда  была  и  древнерусская  речь  (см.  образцы  у
Буслаева, "Мысли о преподавании словесности")  -  считался  в  XVIII  в.
непременным условием "высокого стиля"; но великолепные периоды  "истории
государства российского" могут считаться последней данью, отданной нашей
литературной речью требованиям риторики. В  "Путешествии  в  Арзерум"  и
"Капитанской Дочке" мы имеем уже классические образцы отрывистой речи. В
теории, однако,  учение  о  П.  продолжает  излагаться  до  наших  дней.
Риторика и стилистика 20-х и З0-х годов пытались внести новые  начала  в
учете о П., но неудачно. Старые взгляды  на  П.  (напр.  Ломоносова  или
"Руководства  к  церковному  красноречию",  1804  г.)   шли   вслед   за
классическими  определениями.  Аристотель  понимал  под  П.   "изречение
(lexiV), имеющее в себе начало и конец и известную величину,  без  труда
обнимаемую". По словам Димитрия Фалерийского, "П. есть система  стройных
частей  и  членов,  приспособленная  к  подлежащей  мысли".   Квинтилиан
объяснял  П.  синонимами  его:  "ambitus,   circumductus,   continualio.
conclusio". Сообразно с этим, наша старая теория П. видела  в  нем  одни
художественные цели: "П. есть собрание мыслей, отделенных одна от другой
расстановками, искусно размеренными, и таких, которых смысл совершен при
последнем отдыхе, где ум и слух другого удовлетворяются" ("Руководство к
церковному  красноречию").  Теория  позднейшая  внесла  в  учение  о  П.
несвойственные ему начала. Давыдов, Востоков, Перевлесский видели  в  П.
"внешнее выражение умозаключения", чем отодвигается на второй  план  его
важнейшая сторона - художественное; рассчитанное на эстетический  эффект
построение, а его исконное двойственное деление (повышение и  понижение,
protasiV kai apodosiV) заменяется совершенна  чуждым  ему  тройственным,
сообразно трем членам силлогизма. В современных программах  преподавания
учение о П. относится то к курсу синтаксиса, то к теории словесности,  и
излагается в тех и других учебниках. Старый, эстетический взгляд  на  П.
считается более верным; характерные  признаки  П.  по  этому  взгляду  -
синтаксическая сложность, развитость и законченность мысли,  ритмическое
строение, плавность, ясность. Есть даже попытки определить П. совершенно
внешним образом, как  "такое  сложное  предложение,  которое  составлено
искусно, по всем правилам риторической науки"  (Яковлев,  "Учебный  курс
теории словесности").  Исчерпывающим  сущность  предмета  можно  считать
определение    Гейнзиуса:    "Когда    соединим    несколько    сложных,
распространенных предложений в одно целое так, что  между  начальными  и
заключительными  предложениями  будет  существовать   явное   равновесие
относительно объема, последовательности отдельных частей и  даже  ритма,
то получим период, т. е. разнообразие мыслей, соединенных в одно целое".
Виды П.  весьма  разнообразны  (причинный,  условный,  последовательный,
постепенный,     сравнительный,     изъяснительный,      разделительный,
противоположный, уступительный, соединительный, относительный, смешанный
и др.), но различать их следует не по союзам, а по  внутреннему  смыслу.
См. "Риторика" Аристотеля (кн. III; гл. IX); Дмитрий Фалерийский,  "Peri
ermhneiaV"; Дионисий Галикарнасский, "Peri sunJesewV onomatwn"; Цицерон,
в "Orator" (LXI, LXYI) и "Brutus" (ХIIV); Ломоносов. "Риторика" ( 40  -
47, 176 - 179, 315 - 316): Кошанский, "Общая риторика"; Давыдов, "Чтения
о словесности"; Говоров, "Несколько  слов  о  периоде"  ("Филологические
Записки", 1862 - 63, вып. IV); Классовский,  "Стилистика";  Буслаев.  "О
преподавании отечественного языка"; Филонов, "Учебник  по  словесности",
где указана литература; Житецкий, "Теория сочинения" (Киев, 1895).
   А. Горнфельд.

   Период (муз.) - музыкальная фраза, состоящая  из  сопоставления  двух
предложений. На иностранных языках П. обозначают те  отрывки  или  малые
предложения,  которые   составляют   большое   предложение.   Учение   о
составлении музыкальных фраз называется периодологией.

   Период - промежуток времени, по прошествии которого известные события
возвращаются в прежнем порядке. В астрономии  употребляется  в  значении
времени оборота планеты или кометы. В хронологии, в сравнении с  циклом,
П.  обозначает  промежуток  времени  более  длинный  или  составной   из
нескольких циклов. О так наз. лунных периодах, происшедших от  сравнения
лунного года с солнечным и приводящих фазы луны на те же дни  солнечного
года. П. в 7980 (=28 Х 19 Х 15)  лет,  введенный  в  хронологию  Иосифом
Скалигером и названный, в честь его отца, Юлианским (1583), составлен из
сочетания трех циклов: солнечного в 28 лет; приводящего дни недели на те
же дни года, лунного цикла Метона в 19 лет и периода в 15 лет - римского
или малого индиктиона (индикта),  по  прошествии  которого  взималась  в
римской империи чрезвычайная подать, упоминаемая еще в  папских  буллах.
Юлианский период начался с 4713 г. до Р. Хр., который был первым во всех
трех циклах. 1898 г. По Р. Хр. - 6611ый  г.  Юлианского  П..  Софический
период в 1460 лет древних египтян произошел от неверности  принятой  ими
величины  солнечного  года  и  был  связан   с   утренним   (гелическим)
восхождением Сириуса(по-егип. - Sopti или Sothis). Драконический период"
в 6585 1/3 дней, обыкновенно, но неправильно называемый Сарос  ,  служил
древним для предсказывания затмений.  П.  около  26000  лет,  в  течение
которого полюс небесного  экватора,  вследствие  прецессии  ,  описывает
полный круг около полюса эклиптики, называется Платоновым  периодом  или
годом.
   В. Серафимов.
   Периодическая  законность  химических  элементов.  -  После  открытий
Лавуазье понятие о химических элементах и простых телах так  укрепилось,
что их изучение положено  в  основу  всех  химических  представлений,  а
вследствие того взошло и во все естествознание. Пришлось  признать,  что
все вещества, доступные исследованию, содержат очень ограниченное  число
материально разнородных элементов, друг  в  друга  не  превращающихся  и
обладающих самостоятельною весомою  сущностью  и  что  все  разнообразие
веществ природы определяется лишь сочетанием этих немногих  элементов  и
различием или их  самих,  или  их  относительного  количества,  или  при
одинаковости качества и количества элементов -  различием  их  взаимного
положения, соотношения или распределения. "Простыми" телами  должно  при
этом  назвать  вещества,  содержания  лишь  один   какой-либо   элемент,
"сложными" - два или более. Но для данного элемента  могут  существовать
многие  видоизменения  простых  тел,  ему   отвечающих,   зависящие   от
распределения ("строения") его частей или  атомов,  т.е.  от  того  вида
изомерии, который называется "аллотропией". Так  углерод,  как  элемент,
является в состоянии угля, графита и алмаза, которые  (взятые  в  чистом
виде) дают при сжигании один  и  тот  же  углекислый  газ  и  в  том  же
количестве. Для самих же "элементов" ничего подобного не  известно.  Они
видоизменениям и взаимным превращениям не подвергаются  и  представляют,
по современным воззрениям, неизменную сущность изменяющегося (химически,
физически и механически) вещества, входящую  как  в  простые,  так  и  в
сложные тела.
   Весьма, в древности  и  до  ныне,  распространенное  представление  о
"единой или первичной" материи, из которой  слагается  все  разнообразие
веществ, опытом не подтверждено, и все  попытки,  к  сему  направленные,
оказались его опровергающими. Алхимики  верили  в  превращение  металлов
друг в друга, доказывали это  разными  способами,  но  при  поверке  все
оказалось или обманом (особенно в отношении  к  производству  золота  из
других  металлов),  или  ошибкой  и  неполнотой  опытного  исследования.
Однако, нельзя не заметить, что если бы завтра оказалось, что  металл  А
превращается целиком или отчасти в другой металл В, то из этого вовсе не
будет еще следовать, что простые тела способны друг в друга превращаться
вообще, как, например, из того, что долгое время закись урана считали за
простое тело, а  она  оказалась  содержащей  кислород  и  действительный
металлический уран - вовсе не следует делать никакого общего заключения,
а можно только в  частности  судить  о  бывшей  и  современной  степенях
знакомства с ураном, как самостоятельным элементом. С этой точки  зрения
должно взглянуть  и  на  оповещенное  Емменсом  (Stephen  -  Н.  Emmeus)
превращение мексиканского серебра отчасти в золото  (майиюнь  1897  г.),
если справедливость наблюдений оправдается  и  Argentaurum  не  окажется
подобным алхимистическим оповещением подобного же рода, не раз бывшим  и
также прикрывавшемся покровом секрета и денежного интереса. Что холод  и
давление  могут  содействовать  перемене  строения  и  свойств  -  давно
известно, хотя бы по примеру олова Фрицше, но  нет  фактов,  позволяющих
предполагать, что изменения эти идут  столь  глубоко  и  доходят  не  до
строения частиц, а до того, что ныне считается атомами и  элементами,  а
потому утверждаемое Емменсом превращение (хотя бы и постепенно)  серебра
в золото будет оставаться сомнительным и мaлозначущим даже в отношении к
серебру и золоту, пока, во-первых, "секрет" не будет на столько раскрыт,
что опыт может быть всеми  воспроизведен,  и  во-вторых,  пока  обратный
переход (при накаливании и уменьшении давления?)  золота  в  серебро  не
будет  установлен,  или  пока  не  будет  установлена  фактическая   его
невозможность  или  трудность.  Легко   понять,   что   переход   спирта
углекислоты в сахар труден, хотя обратный идет легко, потому  что  сахар
бесспорно сложнее  спирта  и  углекислоты.  И  мне  кажется  очень  мало
вероятным переход серебра в золото,  если  обратно  -  золото  не  будет
переходить в серебро, потому что атомный вес и плотность золота чуть  не
в два раза более, чем серебра, из чего должно,  по  всему  известному  в
химии,  заключить,  что  если  серебро  и  золото  произошли  из  одного
материала, то золото сложнее серебра и  должно  превращаться  в  серебро
легче, чем обратно. Поэтому я думаю, что г. Емменсу  для  убедительности
не только следовало  бы  раскрыть  "секрет",  но  и  попробовать,  да  и
показать, если можно, превращение золота в серебро, тем более,  что  при
получении из дорогого металла другого, в 30 раз более дешевого, денежные
интересы будут, очевидно, на далеком плане, а интересы правды  и  истины
окажутся явно на первом, теперь же дело представляется, на мой взгляд, с
обратной стороны.
   Д. Менделеев (окт. 1897).
   При таком представлении о  химических  элементах  -  они  оказываются
чем-то отвлеченным, так как в отдельности мы их не видим и не  знаем.  К
такому почти идеалистическому представлению столь реалистическое знание,
как химия, пришло по совокупности всего доныне наблюденного, и если  это
представление  можно   отстаивать,   то   лишь   как   предмет   глубоко
укоренившегося убеждения, доныне  оказавшегося  совершенно  согласным  с
опытом и наблюдением. В этом смысле понятие о химических элементах имеет
глубоко реальное основание во всей науке о природе, так  как,  например,
углерод нигде, никогда, никем и  нисколько  не  превращен  в  какой-либо
другой элемент, тогда как простое тело - уголь  превращено  в  графит  и
алмаз и, быть  может,  когда-нибудь  можно  будет  превратить  его  и  в
вещество жидкое или газообразное, если удастся найти  условия  упрощения
сложнейших частиц угля. Главное понятие, с которым возможно приступить к
объяснению  П.  законности,   состоит   именно   в   коренном   различии
представлений об элементах и о простых телах. Углерод -  элемент,  нечто
неизменное, содержащееся, как в угле, так и  в  углекислом  газе  или  в
светильном, как в алмазе, так и в массе изменчивых органических веществ,
как в известняке, так и в дереве. Это - не конкретное  тело,  а  весомое
(материальное) вещество с суммой свойств. Как в парах воды или  в  снеге
нет конкретного тела - жидкой воды, а есть  то  же  весомое  вещество  с
суммой ему  одному  принадлежащих  свойств,  так  во  всем  углеродистом
содержится материально-однородный углерод: не уголь, а  именно  углерод.
Простые тела суть вещества, содержащие только один какой-либо элемент, и
понятие о них становится прозрачно-ясным только тогда, когда  признается
укрепившееся представление  об  атомах  и  частицах  или  молекулах,  из
которых  слагаются  однородные  вещества;  причем  понятию  об  элементе
отвечает атом, а простому телу - частица. Простые тела, как и  все  тела
природы, составлены из частиц: вся их разница  от  сложных  тел  состоит
лишь в том, что частицы сложных тел содержат разнородные атомы двух  или
многих элементов, а частицы  простых  тел  -  однородные  атомы  данного
элемента. Все, что излагается далее, должно относить именно к элементам,
т.е. напр. к  углероду,  водороду  и  кислороду,  как  составным  частям
сахара, дерева, воды, угля, кислородного  газа,  озона  и  т.п.,  но  не
простым телам, элементами  образуемыми.  При  этом,  очевидно,  является
вопрос: как же можно находить какую-либо реальную законность в отношении
к таким предметам, как элементы,  существующие  лишь  как  представления
современных химиков, и что же реально осуществимое  можно  ожидать,  как
следствие из  расследования  каких-то  отвлеченностей?  Действительность
отвечает на подобные вопросы с полною  ясностью:  отвлечения,  если  они
правдивы (содержат элементы истины) и  соответствуют  реальности,  могут
служить предметом точно такого же исследования, как и чисто материальные
конкретности. Так химические элементы, хотя суть отвлеченности, подлежат
расследованию совершенно  такому  же,  как  простые  или  сложные  тела,
которые можно накалить, взвесить и вообще подвергать прямому наблюдению.
Сущность дела здесь в том, что  у  химических  элементов,  на  основании
опытного исследования простых и сложных тел, ими образуемых, открываются
свои  индивидуальные  свойства  и  признаки,  совокупность   которых   и
составляет предмет исследования. Мы и обратимся  теперь  к  перечислению
некоторых из особенностей,  принадлежащих  химическим  элементам,  чтобы
затем показать П. законность химических элементов.
   Свойства химических элементов  должно  разделить  на  качественные  и
количественные,  хотя  бы  первые  из  них  и  сами  по  себе  подлежали
измерению.  К  числу  качественных  прежде  всего  принадлежит  свойство
образовать кислоты и основания. Хлор может служить образцом первых,  так
как и с водородом, и кислородом  образует  явные  кислоты,  способные  с
металлами и основаниями давать  соли,  начиная  с  первообраза  солей  -
поваренной соли. Натрий же поваренной соли NaCl может  служить  образцом
элементов,  дающих  только  основания,  так  как  кислотных  окислов   с
кислородом он  не  дает,  образуя  или  основание  (окись  натрия),  или
перекись,  обладающую  характерными   признаками   типической   перекиси
водорода. Все элементы суть более или менее кислотные  или  основные,  с
явными  переходами  от  первых  ко  вторым.  Это  качественное  свойство
элементов электрохимики  (с  Берцелиусом  во  главе)  выразили,  отличив
сходных с натрием, на основании того, что первые  при  разложении  током
являются на аноде,  а  вторые  на  катоде.  Тоже  качественное  различие
элементов выражается отчасти и в различении металлов и металлоидов,  так
как основные элементы относятся к числу таких, которые  в  виде  простых
тел дают настоящие металлы, а кислотные элементы образуют в виде простых
тел  металлоиды,  не  имеющие  вида  и  механических  свойств  настоящих
металлов. Но  во  всех  этих  отношениях  не  только  невозможно  прямое
измерение,  позволяющее  устанавливать  последовательность  перехода  от
одних свойств к другим, но и нет резких различий, так что есть  элементы
в том или ином отношении переходные или такие, которые можно отнести и в
тот, и в другой разряд. Так алюминий, по  внешнему  виду  явный  металл,
отлично  проводящий  гальв.  ток,  в  своем  единственном  окисле  Аl2O3
(глинозем) играет роль то основную, то кислотную, так как соединяется  и
с основаниями (напр. Na2O, MgO и др.), и с кислотными окислами, например
образуя серноглиноземную соль A12(SO4)3=Al2O33O3; и в том,  и  в  другом
случае  он  обладает  слабо  выраженными   свойствами.   Сера,   образуя
несомненный  металлоид,  во  множестве  химических  отношений  сходна  с
теллуром, который по внешним качествам простого тела всегда относился  к
металлам. Такие случаи, очень многочисленные, придают всем  качественным
признакам  элементов  некоторую  степень  шаткости,  хотя  и  служат   к
облегчению  и,  так  сказать,  оживлению  всей  системы   знакомства   с
элементами,  указывая  в  них  признаки  индивидуальности,   позволяющей
предугадывать  еще  не  наблюденные  свойства  простых  и  сложных  тел,
образующихся  из  элементов.  Эти  сложные  индивидуальные   особенности
элементов придавали чрезвычайный интерес открытию  новых  элементов,  не
позволяя никоим образом сколько-нибудь  предвидеть  сумму  физических  и
химических признаков, свойственных веществам, ими образуемым. Все,  чего
можно было достигать при изучении элементов, ограничивалось сближением в
одну группу наиболее  сходных,  что  уподобляло  все  это  знакомство  с
систематикою  растений  или  животных,  т.е.  изучение   было   рабским,
описательным  и  не  позволяющим  делать  какие-либо   предсказания   по
отношению к элементам, еще не бывшим в руках  исследователей.  Ряд  иных
свойств, которые мы назовем количественными, выступил в надлежащем  виде
для химических элементов только со времени Лорана и Жерара, т.е. с  50-х
годов текущего столетия, когда была подвергнута исследованию и обобщению
способность  взаимного  реагирования  со  стороны   состава   частиц   и
укрепилось представление о двуобъемных  частицах,  т.е.  о  том,  что  в
парообразном  состоянии,  пока  нет  разложения,  всякие  частицы  (т.е.
количества веществ, вступающие в химическое взаимодействие между  собою)
всех тел занимают такой же объем, какой занимают два объема водорода при
той же температуре и том же давлении.  Не  входя  здесь  в  изложение  и
развитие начал, укрепившихся при этом, ныне общепринятом  представлении,
достаточно сказать, что с развитием  унитарной  или  частичной  химии  в
последние 40 или 50 лет получилась твердость, прежде не  существовавшая,
как в определении атомных весов элементов, так и в  определении  состава
частиц простых и сложных тел, ими образуемых, и стала очевидною  причина
различия свойств и реакций обыкновенного кислорода О2 и озона  O3,  хотя
оба содержат только кислород, как и разность маслородного газа (этилена)
C2H4 от жидкого цетена С16Н32, хотя оба содержат на  12  весовых  частей
углерода по 2 весовых части водорода. В  эту  многознаменательную  эпоху
химии выступило в ней для каждого  хорошо  обследованного  элемента  два
более или менее точных количественных признака или свойства: вес атома и
тип (форма) состава частиц соединений,  им  образуемых,  хотя  ничто  не
указывало еще ни на взаимную связь этих признаков, ни на соотношение  их
с другими, особенно  качественными,  свойствами  элементов.  Вес  атома,
свойственный  элементу,   т.е.   неделимое,   наименьшее   относительное
количество его, входящее в состав частиц всех его  соединений,  особенно
был  важен  для  изучения  элементов  и  составлял   их   индивидуальную
характеристику,  пока  чисто  эмпирического  свойства,   так   как   для
определения атомного веса элемента надобно узнать не  только  эквивалент
или относительный весовой состав некоторых его соединений с  элементами,
вес атома которых известен  из  иных  определений,  или  условно  принят
известным, но и  определить  (по  реакциям,  плотностям  паров  и  т.п.)
частичный вес и состав