р.
единовременно  и  12  тыс.  фр.   пожизненной   ренты   свои   "Memoires
d'outre-tombe", которые начали печататься в фельетонах  газеты  "Presse"
еще в последние дни жизни автора, в июне 1848 г.  Он  скончался  4  июля
1848 г. и, согласно его желанию,  погребен  на  одинокой  морской  скале
среди океана, пред его родным Сен-Мало. Бурное время мало способствовало
успеху его последнего, столь долгожданного произведения (1849 - 1850, 12
т.), которое и впоследствии удивляло  противоречиями,  неопределенностью
воззрений,  намеренными  или  случайными  фактическими  неточностями   и
особенно  неприятно   поражало   всеопределяющим   господством   личного
самолюбия в этом голосе якобы "из-за  могилы",  но  на  самом  деле  еще
полном пристрастий. "Читаю "Замогильные  записки"  -  писала  в  частном
письме Жорж Занд - и скучаю от массы великолепных поз и драпировок... Не
чувствуешь души, и я, которая так любила автора, в отчаянии, что не могу
любить человека. Душа его так чужда всякой привязанности, что просто  не
веришь, чтобы он когда-либо любил кого-нибудь или  что-нибудь".  Однако,
не только многочисленные  красоты  и  блестящий  язык  искупают  эгоизм,
тщеславие, злобные выходки против тех, кого автор считал своими врагами,
и иные недостатки этого произведения, как бы воплощающего все, что  было
в его авторе дурного и хорошего,
   - но также те драгоценные сведения  по  истории  эпохи,  которые  мог
иметь лишь выдающийся деятель. "Мемуары" -  неисчерпаемый  материал  для
характеристики  автора,  его  отношений  к  Каррелю,  Ламеннэ,  Беранже,
Жуберу, г-жам Сталь и Рекамье,  для  понимания  внутреннего  смысла  его
произведений. Влияние Ш. на французскую литературу  громадно;  с  равной
силой  оно  охватывает  содержание   и   форму,   определяя   дальнейшее
литературное движение  в  разнообразнейших  его  проявлениях.  Романтизм
почти во всех своих элементах - от  разочарованного  героя  до  любви  к
природе, от исторических картин до яркости  языка  -  коренится  в  нем;
Альфред де Виньи и Виктор Гюго подготовлены им. Но он  отразился,  много
позже, и в тех реалистах, которые, в погоне  за  правдивым  изображением
действительности в слове, лишь с виду и не надолго могут показаться  его
отрицателями. По-русски из сочинений Ш. изданы в переводе В.  Корнелиуса
-  "Мученики,  или  торжество  христианской   веры"   (М.,   1816),   А.
Севастьянова - "Бонапарте и Бурбоны" (СПб., 1814),  А.  Огинского  -  "О
Бонапарте, Бурбонах" (СПб., 1814), Д.  Воронова  -  "Опыт  исторический,
политический и нравственный о древних  и  новейших  переворотах"  (СПб.,
1817), "Записки, письма и достоверные отрывки, относящийся  до  жизни  и
смерти Карла Фердинанда д'Артуа" (Орел и М., 1821), кн.  П.  Шаликова  -
"Воспоминания об Италии, Англии и Америке" (М. 1817), И. Грацианскаго  -
"Путешествие из Парижа в Иерусалим и т. д. " (СПб., 1815 -  17),  то  же
кн. П. Шаликова (М., 1815 -  16),  И.  Мартынова  -  "Атала"  (Смоленск,
1803), то же В. Измайлова (М.,  1802),  А.  Варенцова  -  "Рене"  (СПб.,
1806), то же В. Л. (Псков, 1805), "Замогильные записки Шатобриана 1778 -
13" (СПб., 1851), "Последний из Абенсерагов",  "Мученики  или  торжество
христианства" и "Атала" (пер. В. Садикова, "Семейная Библиотека",  СПб.,
1891), "Рене" и "Эвдор и Велледа" (с предисловием В. Чуйко, СПб.  1894).
Ср.,  кроме  предисловий  и  биографич.  очерков  в  различных  изданиях
сочинений (1836, 25 т.; 1839, 5 т.; 1849, 20  т.;  1859,  12  т.;  1851,
"Chateaubriand illustre", 1851 - 1852, 7 т.; 1859  -  1861,  со  статьей
Сент-Бева, 12 т.) Scip. Marin, "Histoire de Ia vie et des ouvrages de M.
de Ch." (1833, 2 т.); Vinet, "Etudes sur la litterature francaise au XIX
siecle" (1849, 2 т.); Collombet, "Ch., sa vie  et  ses  ecrits"  (1851);
Villemain, "Mr. de Ch." (1858); Marcellus, "Ch. et  son  temps"  (1859);
Sainte-Beuve, "Ch. et son groupe litteraire sous l'Empire" (1860, 2 т.);
Lomenie, "Galerie des contemporains"; Nadeau,  "Ch.  et  le  romantisme"
(1874); "Souvenirs d'enfance et de jeunesse de Ch. " (1874);  L'abbe  G.
Pailhes, "M-me de Ch. d'apres ses lettres" (1887), "M-me de Ch., lettres
inedites"  (1888);  d'Haussonville,  "Souvenirs"  (1885);   Chedieu   de
Roborthon, "Ch. et m-me de Custines" (189е); Bardoux,  "La  comtesse  de
Beaumont" (1884); "Ch." ("Classiques populaires" Lecene et Oudin, 1893);
Do Lescure, "Ch." (1892); Lady Blennerhasset,  "Ch.,  Romantik  und  die
Restaurationsepoche" (1903); E. Faguet, "XIX  siecle"  (11  изд.,  1893;
очерк о  Ш.  переведен  в  "Русской  Мысли  1889.  10);  Pelissier,  "Le
mouvement litteraire" (русский пер., 1895); Брандес,  "Hauptstroemungen"
("Emigranten-Litteratur");  Шахов,  "Очерки  литературного  движения   в
первую половину XIX в." (1903, 3 изд.); Longhaye, "Dix-neuvieme  siecle"
(1900, т. 1); Н. А. Котляревский, "Мировая скорбь" (1899).
   А. Горнфельд.
   Шаудин (Fritz Schaudinn) - немецкий зоолог, род.  в  1871  г.  вблизи
Гумбиннена, изучал естественные науки в Берлине с 1883  г.,  в  1893  г.
доктор философии, в 1894 г. исследовал корненожки (Rhizopoda) в Бергене,
осенью того же года назначен  ассистентом  при  зоологическом  институте
берлинского университета, с 1898 г. приват-доцент зоологии,  в  1898  г.
вместе с Римером исследовал берега Шпицбергена  с  целью  изучить  фауну
морских животных (результаты изложены в "Fauna arctica",  Йена,  1902  и
сл.),  в  1901  г.  от  германского  правительства   получил   поручение
исследовать в  Ровиньо  болезнетворных  простейших;  по  окончании  этих
исследований  Ш.  поручено  основать  специальный  отдел  для   изучения
простейших при императорском германском департаменте народного  здравия.
Научные  труды  Ш.  касаются  преимущественно  строения  и   размножения
простейших, по  преимуществу  корненожки;  из  них  заслуживают  особого
внимания: "Untersuchungen ueber die Fortpflanzung der Foraminiferen.  1.
Calcituba polymorpha" (Б., 1894); "Ueber Kerntheilung mit  nachfolgender
Koerpertheilung  bei  Amoeba  Krystalhgera"  ("Sitz.  bег.  Preuss.  Ak.
Wiss.", 1894); "Ueber den Difformismus der Foraminiferen"  ("Sitz.  ber.
Ges. Nat. Fr. Berlin", 1895): "Ueber die Theilung von Amoeba binucleata"
(там же, 1885); "Ueber den Zeugungskreis von Paramoeba eilhardi" ("Sitz.
her. Ak. Wiss.", 1896); "Das Tierreich: Heliozoa"(изд. герм. зоол. общ.,
Б., 1896); "Ueber den Generationswechsel der  Coccidien  u.  die  neuere
Malariaforschung" ("Sitz. ber. Ges.  Nat.  Fr.",  1899)  "Untersuchungen
ueber den Generationswechsel von Trichoshaerium  Sieboldi"  (Б.,  1899);
"Untersuchungen  ueber  Krankheitsenegende  Protozoen"  ("Arb.   a.   d.
Reichsgosundheitsamt", 1902) С 1902 г. Ш. издает центральный  орган  для
работ, касающихся простейших животных и растений под заглавием:  "Агchiv
fuer Protistenkunde" (Йена).
   Н. Н. А.
   Шафарик (Павел-Иосиф Safarik - знаменитый чешский ученый. Род. 13 мая
1795 г. в селе Кобелярове, в  семье  евангелического  пастора,  словака.
Учился в евангелическом лицее в  Кежмарке,  пользовавшемся  в  то  время
большою  известностью.  Об  этой  школе  Ш.  сохранил  навсегда   лучшие
воспоминания. Здесь в нем впервые пробудилось  славянское  самосознание,
под влиянием,  с  одной  стороны,  враждебного  отношения  к  славянству
некоторых его учителей, с другой  -  вследствие  знакомства  с  чешскими
книгами и журналами, особенно сочинениями Юнгманна, Пухмайера и  др.  На
литературное поприще Ш. выступил  мелкими  стихотворениями,  с  1813  г.
появлявшимися в венском журнале Яна Громадка "Prvotiny peknych umeni". В
1814 г. он издал в Левоче сборник своих стихотворений: "Tatranska Muza s
lirau  Slowanskau",  отличавшихся  как  новизной   содержания,   так   и
разнообразием формы, плавным и звучным  стихом.  Это  были  единственные
опыты Ш. на поэтическом поприще. В 1815  г.,  со  скромными  средствами,
собранными на кондициях, Ш. отправился в Йену. Отец желал видеть в  сыне
будущего  теолога,  но  Ш.  больше  привлекали  филология,   история   и
философия.  В  Йене  он  слушал  лекции  по  классической  филологии   у
Эйхштедта, по истории у  Лудена,  по  философы  у  Фриса,  переводил  на
чешский язык "Облака" Аристофана и "Марию Стюарт"  Шиллера,  подготовлял
план истории славянских литератур. Возвращаясь в 1817 г. на  родину,  Ш.
посетил Прагу и  провел  здесь  около  месяца  в  обществе  Добровского,
Юнгманна,  Неедлого,  Прессля,  Ганки  и   друг.   пражских   ученых   и
литераторов. Прага не понравилась ему: он поражен  был  мелкими  спорами
пражских литературных кругов, их сплетнями,  взаимными  обвинениями.  По
возвращении на родину Ш. принял место воспитателя в частном  доме;  зиму
он проводил в Пресбурге, что давало ему возможность  продолжать  занятия
излюбленными  предметами.  Ш.  здесь  особенно  сблизился  с  Бенедикти,
Палацким и отчасти Колларом. Вместе  с  Палацким,  который,  как  и  Ш.,
занимался вопросами чешской просодии, Ш. издал в  1818  г.  в  Пресбурге
"Pocatkowe Ceskeho basnictur,  obwlzaste  prozodye"  ("Начатки  чешского
стихотворства, особенно просодии"). Рассуждение это, написанное в  форме
переписки друзей (авторы скрыли свои имена, только предисловие подписано
было Бенедикти), направлено было против  учения  Добровского  о  чешской
просодии и рекомендовало метрическое стихосложение  вместо  тонического.
Книга эта произвела сильное впечатление в литературных  кругах,  и  хотя
учение Ш. и Палацкого о метрическом стихе не нашло благоприятной  почвы,
тем не менее весь трактат оказал  большое  влияние  на  обновление  духа
чешской поэзии, повысив требования литературной критики. Имя  Ш.  вскоре
приобрело  известность  в  евангелических  лицеях  Венгрии.  Ему   стали
предлагать места учителя, но Ш., еще в  Кежмарке  испытавший  враждебное
отношение пробуждавшегося мадьярства ко всему славянскому,  отказался  и
предпочел должность учителя и директора сербской православной гимназии в
Новом Саде (в южн. Венгрии). С этого момента (1819 г.) начинается  новый
период жизни Ш., имеющий огромное значение в  истории  его  занятий.  Ш.
прекрасно   изучил   сербский   язык,   сблизился   с   просвещеннейшими
представителями сербского общества, получил доступ в богатые  библиотеки
близких к Новому Саду Фрушкогорских  сербских  монастырей  и  извлек  из
рукописей их драгоценные  материалы  для  своих  будущих  трудов.  Здесь
положено было основание знаменитому собранию рукописей  Ш.,  хранящемуся
ныне в библиотеке чешского музея в Праге. Многочисленные  педагогические
труды не препятствовали Ш. заниматься наукой и осуществлением  некоторых
давнишних своих проектов. Давно уже  Ш.  и  Коллар  мечтали  об  издании
собрания народных словенских песен; материал имелся в изобилии и у того,
и у другого. В 1823 г. издан был первый вып. этого собрания, при участии
и Яна Благослава ("Pisne svetske lidu slovenskeho  v  Uhrich").  В  этом
сборнике особенно интересным является предисловие, написанное  Колларом,
трактующее о значении народных песен в отношениях языка, эстетическом  и
этнологическом.  Результатом  занятий  Ш.  славянскими  литературами   и
языками явилась широко задуманная "Geschichte der slawischen Sprache und
Literatur nach  allen  Mundarten"  (Офен,  1826),  первый  опыт  истории
литературы и языка всех славянских народов в целом. Здесь Ш. является  и
сравнительным лингвистом, и диалектологом, и  этнографом,  и  историком,
будителем своего народа и защитником всего славянства.  Книга  произвела
сильное и благоприятное  впечатление  среди  всех  славян;  сочувственно
встретил  ее  и  сам  патриарх  славистики,  Добровский,  отметивший   в
обстоятельной рецензии и ряд недостатков труда Ш. Ко времени  пребывания
Ш. в Новом Саде относятся еще трактат по  славянской  древности:  "Ueber
die Abkunft der Slawen nach Lorenz Surowiecki" (1828) и небольшая, но  в
высокой степени оригинальная работа:  "Serbishe  Lesekoerner"  (1833)  -
первое  историческое  обозрение  судеб  сербского  языка.  Ш.  блестящим
образом  опроверг  державшееся  до  его  времени   заблуждение   ,   что
старославянский язык был  отцом  всех  нынешних  славянских  наречий,  и
доказал,  что  сербский  язык  гораздо  древнее,  чем  думал,   например
Добровский: в  древнейших  памятниках  сербской  письменности  находятся
почти все те отличительные черты,  коими  характеризуется  этот  язык  в
настоящее время. Положение Ш.  в  Новом  Саде,  между  тем,  становилось
тяжелым. Он  чувствовал  себя  одиноким,  "в  истинном  изгнании  духа".
Отношения с  представителями  сербского  общества  ухудшались;  особенно
много огорчений доставляла ему гимназия. В 1825  г.  Ш.,  по  требованию
мадьярского правительства,  был  лишен  директорства  и  остался  только
учителем сербской гимназии. В это время (1826) начались переговоры П. И.
Кеппена,  ближайшего  советника  А.  С.  Шишкова,  тогдашнего   министра
народного просвещения, с триумвиратом славянских ученых - Ганкой,  Ш.  и
Челаковским, которых приглашали к нам на предполагавшиеся к  открытию  в
русских  университетах  кафедры  славянской  литературы.  Ш.  соглашался
переселиться в Россию, но переговоры затянулись, и первоначальный проект
принял (к 1830г.) иную форму. Названных трех  ученых  приглашала  теперь
академия в качестве "книгохранителей при  славянской,  вновь  учредиться
имеющей, библиотеке". Но и на этот раз дело тянулось долго, а между  тем
положение Ш. в Новом Саде стало настолько тяжелым, что  он  окончательно
решил покинуть этот город и переехать  в  Прагу,  впредь  до  приискания
других занятий. Благодаря стараниям Палацкаго  и  целой  группы  чешских
писателей и дворян, Ш. была обеспечена ежегодная субсидия в 480  гульд.,
если он переселится в Прагу и будет писать исключительно  по-чешски.  Ш.
остался в Праге до конца своей жизни. Здесь им были написаны  крупнейшие
его труды, на коих зиждется его ученая слава. Призвав Ш. в Прагу, друзья
его всячески старались облегчить его существование. Главный виновник его
переселения,   Палацкий,   выхлопотал   ему   постоянный   гонорар    за
сотрудничество в "Часописи Чешского  Музея";  позднее,  в  1838  г.,  он
передал Ш. редактирование "Часописи"; в 1834-1835  гг.  Ш.  редактировал
"Svetozor", первый чешский иллюстрированный журнал, издававшийся  фирмой
братьев Гаазе. Но все это  давало  ничтожные  средства.  В  1835  г.  Ш.
посетил в Праге М. П. Погодин, поразившийся теми тяжелыми  материальными
условиями, при которых Ш. приходилось работать. Отдавшись всецело  своим
научным  задачам,  Ш.  совершенно  забывал,  о  материальных  интересах.
Положение семьи его было чрезвычайно тяжелое; в этом он сам неоднократно
признается в письмах к Погодину.  Ш.  нуждался  в  помощи  друзей  и  не
отказывался от нее, но для него всего дороже была поддержка  его  ученых
предприятий. Знакомство Ш. с Погодиным совпало с окончанием первой части
"Славянских Древностей" ("Slovanske Starozitnosti") и  с  приготовлением
их к печати. Момент для оказания поддержки  предприятий  Ш.  был  весьма
удобный. Погодин помогал ему существенно и неоднократно, сам от  себя  и
при содействии друзей. Другие русские ученые также помогали Ш. присылкой
ему необходимых исторических и литературных исследований,  материалов  и
пр. Труд Ш. вышел в 1837 г. Ученая критика  встретила  его  восторженно.
Этот труд, говорил Палацкий, положил конец всем голословным  догадкам  и
всяким спорам в области славянской  старины.  Под  пеплом  древности  Ш.
удалось найти столько света, что не  только  история  славян,  но  и  их
старых соседей - скифов, кельтов, германцев, сарматов, финнов  и  др.  -
получила  неожиданную  ясность  и  достоверность.  Проникнутый   горячею
любовью к изучаемому им миру, Ш. не забывал, однако, о беспристрастии; в
благородном  стремлении  к  истине  он  выставлял   на   вид   не   одни
привлекательные черты древнего славянства. Не колебался он и  отвергнуть
или  исправить  высказанное  им   ранее   мнение,   если   убеждался   в
неосновательности его. Одушевление, вложенное Ш. в  его  труд,  невольно
прорывалось наружу как элегический  вздох  над  прошедшим;  но  глубокое
критическое чутье не  позволяло  ему  дойти  до  преувеличений.  Если  в
частностях труд Ш. в настоящее  время  требует  изменений,  то  в  целом
"Славянские Древности"  имеют  и  всегда  будут  иметь  высокое  научное
значение. С необыкновенным трудолюбием собранный материал, положенный  в
основание  этого  труда,  свидетельствующий  о  громадной  эрудиции  Ш.,
чрезвычайно обдуманно, в строгой системе распределенный и  обработанный,
блестящая, "железная" аргументация, постоянное уменье  отличать  главное
от второстепенного, пластичность и ясность стиля - все это и в настоящее
время является  предметом  удивления.  Великолепное  здание  "Славянских
Древностей", как воздвиг его Ш., стоит  доныне  прочно,  хотя  отдельные
выветрившиеся  камни  оказалось  нужным  заменить  другими,  а   кое-где
пришлось переменить и целые своды. Если наука  славянских  древностей  и
ушла ныне вперед, то она  совершила  это  движение  только  в  отдельных
местах, детальной разработкой и поправками в грандиозном здании Ш.  Труд
Ш.  немедленно  стал  выходить  и  в  русском  переводе  Бодянского,  но
последний, на средства Погодина издал (1837) только часть  "Древностей",
полный их перевод вышел в 1848 г.  План  Ш.  осуществлен  был  не  весь:
вторая часть "Древностей" -  о  нравах,  обычаях,  образовании,  религии
древних славян осталась недоконченной.  В  начале  1836  г.  гр.  С.  Г.
Строганов, попечитель московского округа,  пригласил  Ш.  на  славянскую
кафедру в Москву, но Ш. отказался: он решил навсегда остаться  в  Праге,
чтобы выполнить все  свои  ученые  проекты.  После  "Истории  славянских
литератур" и "Славянских Древностей" ,  третьим  трудом  общеславянского
характера была "Славянская Народопись"  ("Slovansky  Narodopis",  1842).
Этой  маленькой  книжкой  положен  был  краеугольный  камень  славянской
этнографии.  В  небольших  очерках  и  заметках  знакомил  общество   со
славянским  миром  уже  Добровский,  в  своих  сборниках   "Славине"   и
"Слованке"; но первый цельный опыт славянского народоописания сделан был
Ш. Насколько обширные "Славянские  Древности"  знакомили  ученый  мир  с
славянской  стариной,  настолько   небольшая   "Славянская   Народопись"
открывала самому широкому кругу читателей пути к  ознакомлению  с  живым
славянским миром и, таким образом, составляла необходимое  дополнение  к
"Древностям". Особенно поучительной являлась приложенная к  "Народописи"
карта  славянского  мира   ("Slovansky   Zemevid"),   впервые   наглядно
изобразившая величие его. Книга Ш. имела огромный успех: первое  издание
ее разошлось в Праге в несколько дней; в том же  1842  г.  вышло  второе
издание ее, а в 1843 г. она переведена была Бодянским  на  русский  язык
(первонач. в "Москвитянине"  Погодина,  а  потом  вышло  отд.  издание).
Историческое изучение памятников  чешского  яз.  и  литературы  дало  Ш.
обильный материал для истории старого чешского яз. Ш. вместе с  Палацким
принял участие в споре  о  некоторых  заподозренных  памятниках  чешской
письменности, выступив с защитой их подлинности в труде: "Die  aeltesten
Denkmaeler der boehmischen Sprache" (1840). Здесь  подробно  рассмотрены
"старейшие  памятники  чешского   языка",   отвергнутые   Добровским   и
Копитаром: "Суд Любуши", отрывок из Евангелия от Иоанна,  глоссы  "Mater
Verborum" и др. На изучении этих, отвергнутых ныне, и других  памятников
Древней  чешской  письменности  основаны   были   "Начала   старочешской
грамматики   ("Pocatky   staroceske   mluvnice"),    предпосланные    Ш.
исторической хрестоматии по  чешской  литературе  ("Wybor  z  literatury
ceske", 1845, I). Грамматика древнего чешского  языка  впервые  получила
здесь научную обработку,  впервые  представлено  было  вполне  учение  о
звуках и