.  д.  Кроме  того,  оно  тотчас  же  смешивается  с  чувствами
удовольствия или неудовольствия, вызванными видом цветка, или с вызванными в
то  же  время обонятельными восприятиями, или же с  мыслями, например  о его
ботанической  классификации.  Напротив,  абстрактное   ощущение  тотчас   же
выделяет  какой-нибудь  бросающийся  в  глаза  чувственный  признак  цветка,
например  его  ярко-красный  цвет, и  делает  его единственным  или  главным
содержанием  сознания,  в   обособлении  от  всех  вышеуказанных   примесей.
Абстрактное ощущение присуще, главным образом,  художнику. Оно, как и всякая
абстракция,  есть  продукт функциональной дифференциации, и потому в нем нет
ничего первоначального. Первоначальная форма  функций всегда  конкретна,  то
есть смешанна (см. архаизм и конкретизм). Конкретное  ощущение, как таковое,
есть  явление  реактивное.  Напротив,  абстрактное  ощущение,  как и  всякая
абстракция, никогда  не  бывает  свободно от воли,  то есть от направляющего
элемента. Воля, направленная на  абстракцию ощущения, является  выражением и
подтверждением эстетической установки ощущения.
     Ощущение  особенно  характерно  для  природы  ребенка  и   примитивного
человека,  поскольку  оно,  во  всяком случае, господствует  над мышлением и
чувством, но не непременно над  интуицией (см.).  Ибо я понимаю ощущение как
сознательное восприятие, а интуицию как ощущение бессознательное. Ощущение и
интуиция представляются  мне  парой  противоположностей или двумя функциями,
взаимно компенсирующими  одна  другую, подобно  мышлению и  чувству. Функции
мышления  и  чувства  развиваются  в  качестве  самостоятельных  функций  из
ощущения как онтогенетически,  так и филогенетически. (Конечно, также  и  из
интуиции,  как необходимо восполняющей противоположности ощущения.) Индивид,
чья  установка  в целом  ориентируется ощущением,  принадлежит  к ощущающему
(сенситивному) типу (см.)
     Ощущение,  поскольку оно  является элементарным феноменом,  есть  нечто
безусловно данное, не подчиненное рациональным  законам  в противоположность
мышлению или  чувству. Поэтому  я называю его функцией иррациональной (см.),
хотя рассудку и удается вводить большое число ощущений в рациональные связи.
Нормальные ощущения пропорциональны, то есть  при оценке они соответствуют -
в   той  или   иной   степени  -   интенсивности   физических   раздражений.
Патологические же  ощущения непропорциональны, то есть  они  или ненормально
снижены, или ненормально  завышены; в первом случае они задержаны, во втором
-  преувеличены. Задерживание  возникает от преобладания другой функции  над
ощущением;  преувеличение  же от ненормального  слияния  с  другой функцией,
например от  слитности ощущения с  еще недифференцированной функцией чувства
или мысли. Но в этом случае преувеличение  ощущения прекращается, как только
слитая  с  ощущением  функция  выдифференцируется  сама  по  себе.  Особенно
наглядные примеры дает  психология неврозов, где очень часто  обнаруживается
значительная  сексуализация  других   функций  (Фрейд),  то  есть  слитность
сексуальных ощущений с другими функциями.
     44. Персона. См. душа. /19/
     45. Подчиненная  функция (низшая, недифференцированная,  неполноценная)
(Minderwertige Function). [Мы предпочли такое название функции, чтобы точнее
указать  на ее  роль в диалектике взаимодействия функций и с  целью избежать
какого-либо истолкования в сторону  психической ущербности индивида. - прим.
ред.]  Подчиненной  функцией  я  называю  такую функцию,  которая отстает  в
процессе дифференциации. Как  показывает опыт, почти невозможно - вследствие
неблагоприятных общих условий, -  чтобы кто-нибудь развил  одновременно  все
свои психологические  функции.  Уже  социальные требования ведут к тому, что
человек прежде всего и  больше всего дифференцирует  (развивает) ту из своих
функций,  которой он или  от природы  наиболее одарен или которая  дает  ему
самые очевидные реальные средства  для достижения  социального успеха. Очень
часто, почти регулярно, человек более или менее всецело отождествляет себя с
функцией, поставленной в наиболее  благоприятные условия и поэтому  особенно
развитой. Так  слагаются  психологические  типы. При  односторонности  этого
процесса развития одна или несколько  функций неизбежно отстают в  развитии.
Поэтому их можно подходящим образом охарактеризовать как  "неполноценные", и
притом  в  психологическом,  а не  в  психопатологическом  смысле,  ибо  эти
отсталые  функции  совсем не  являются болезненными,  но  лишь  отсталыми  в
сравнении с функцией, стоящей в благоприятных условиях.
     В  большинстве  случаев,  то есть  в  нормальных  случаях,  подчиненная
функция  остается осознанной, но при неврозе подчиненная функция,  напротив,
погружается  отчасти или в большем своем  составе в бессознательное.  Ибо по
мере   того  как  весь   запас  либидо  направляется  на  функцию,   имеющую
преимущество,  подчиненная   функция   развивается   регрессивно,  то   есть
возвращается к  своим архаическим  первичным  стадиям,  вследствие  чего она
становится несовместимой с сознательной и первичной (преобладающей, ведущей)
функцией. Если функция, которая нормально должна была  бы быть сознательной,
попадает  в   бессознательное,  то  в  бессознательное  уходит   и  энергия,
специфически  присущая этой  функции.  Естественная функция, как,  например,
чувство, располагает энергией, свойственной ей от природы,  она представляет
собой  прочно   организованную,   живую   систему,   которую  ни  при  каких
обстоятельствах   нельзя   вполне   лишить  ее  энергии.  Через   погружение
подчиненной функции в бессознательное остаток ее  энергии тоже переводится в
область   бессознательного,  вследствие   чего  бессознательное  приходит  в
состояние   неестественного  оживления.   Отсюда  у  функции,  дошедшей   до
архаического состояния,  возникают  соответствующие фантазии  (см.). Поэтому
аналитическое освобождение подчиненной функции из  бессознательного возможно
лишь через поднятие вверх бессознательных  образов  фантазии,  которые  были
возбуждены именно функцией, опустившейся в  бессознательное состояние. Через
осознание этих фантазий опять вводится в  сознание  и подчиненная функция, и
тем самым она получает возможность дальнейшего развития.
     46.  Проекция.  Проекция  есть  переложение  (expulsion)  субъективного
внутреннего содержания (события) во внешний объект. (В  противоположность  к
интроекции,  см.   интроекция.)   Согласно   этому,  проекция  есть  процесс
диссимиляции   (см.   ассимиляция),   в  котором   субъективное   содержание
отчуждается от субъекта  и,  в известном смысле,  воплощается в объекте. Это
бывает  и  с  мучительными,  невыносимыми содержаниями,  от которых  субъект
отделывается при помощи проекции, но  бывает  и с положительными, которые по
тем  или  иным  причинам, например  вследствие  самоуничижения,  оказываются
недоступными субъекту. Проекция основывается на архаическом тождестве  (см.)
субъекта  и  объекта, но называть это  явление проекцией  можно лишь  тогда,
когда  возникает  необходимость  распадения  этого  тождества  с   объектом.
Возникает же эта необходимость тогда, когда тождество становится помехой, то
есть когда отсутствие проецированного содержания начинает существенно мешать
приспособлению   и   возвращение  проецированного   содержания   в  субъекта
становится желательным. Начиная с этого момента  прежнее частичное тождество
получает  характер   проекции.   Поэтому  выражение  "проекция"   обозначает
состояние тождества, которое стало заметным  и вследствие этого подверженным
критике,  будь то собственной  критике  субъекта или же  критике кого-нибудь
другого.
     Можно различать пассивную и активную проекции. Пассивная форма является
обыкновенной  формой  всех  патологических  и  многих  нормальных  проекций,
которые   не  возникают   из   какого-либо  намерения,  а   являются   чисто
автоматическими событиями. Активная форма составляет существенную часть акта
эмпатии (см.). Правда, в целом эмпатия является процессом интроекции, потому
что она служит тому, чтобы привести объект в интимное отношение с субъектом.
Для   того  чтобы  создать  такое  отношение,   субъект   отрывает  от  себя
какое-нибудь  содержание, например  чувство,  вкладывает его  в  объект, тем
самым оживляя  его и включая этим способом объект  в субъективную  сферу. Но
активная  форма проекции бывает и  актом  суждения,  имеющим целью  отделить
субъект и  объект. В таком случае субъективное суждение в качестве значимого
утверждения отделяется  от субъекта  и  перелагается  в  объект, чем субъект
отстраняет  себя   от  объекта.   Согласно  этому,  проекция  есть   процесс
интроверсии (см.), ибо в противоположность к интроекции она устанавливает не
вовлечение и уподобление,  но отличение и отрыв субъекта от объекта. Поэтому
проекция играет главную роль в паранойе, которая обыкновенно ведет к полному
изолированию субъекта.
     47. Психическое. См. душа. /19/
     48. Рациональное. Рациональное  есть разумное, соотносящееся с разумом,
соответствующее  ему. Я понимаю разум как установку  (см.), принцип  которой
состоит  в оформлении  мышления, чувства  и  действия  согласно  объективным
ценностям.  Объективные  ценности устанавливаются  в опыте среднего  разума,
посвященном,  с  одной   стороны,  внешним  фактам,  а  с  другой  -  фактам
внутренним,  психологическим. Подобные  переживания не  могли  бы,  конечно,
представлять  собой  объективных  "ценностей",  если  бы они,  как  таковые,
"оценивались"  субъектом,  что  было  бы  уже  актом  разума.  Но   разумная
установка,  позволяющая  нам  утверждать  объективные ценности как значащие,
является делом не отдельного субъекта, а предметом истории человечества.
     Большинство  объективных  ценностей  - а вместе  с тем и разум  -  суть
наследие  древности,   это  крепко  спаянные  комплексы  представлений,  над
организацией   которых  трудились   бесчисленные  тысячелетия   с   той   же
необходимостью, с какой природа живого организма реагирует вообще на средние
и постоянно  повторяющиеся условия окружающего  мира и противопоставляет  им
соответствующие  комплексы  функций,  как,  например,  глаз,  в совершенстве
соответствующий   природе   света.  Поэтому   можно  было   бы   говорить  о
предсуществующем, метафизическом мировом разуме, если бы реагирование живого
организма,  соответствующее среднему внешнему  воздействию, не было  само по
себе  необходимым   условием   существования   этого  организма,   -  мысль,
высказанная  еще  Шопенгауэром. Вследствие этого человеческий разум  есть не
что  иное, как  выражение приспособленности  к среднему уровню  происходящих
событий,  осевшему  в  виде  комплексов  представлений,  мало-помалу  крепко
соорганизовавшихся и составляющих как раз объективные ценности. Итак, законы
разума суть те законы, которые обозначают и регулируют среднюю "правильную",
приспособленную установку (см.). Рационально все то, что согласуется с этими
законами; и, напротив, иррационально (см.) все, что с ними не совпадает.
     Мышление  (см.)  и  чувство  (см.)  являются  функциями  рациональными,
поскольку решающее  влияние на них  оказывает момент размышления, рефлексии.
Эти  функции  наиболее  полно  осуществляют  свое  назначение  при  возможно
совершенном  согласовании с  законами разума. Иррациональные же функции суть
те, целью которых является чистое восприятие;  таковы  интуиция  и ощущение,
потому что они должны для достижения полного восприятия всего совершающегося
как   можно  более  отрешаться  от  всего  рационального,  ибо  рациональное
предполагает исключение всего внеразумного.
     49. Редуктивное.  Редуктивное - значит "сводящее обратно". Я  пользуюсь
этим выражением для обозначения такого метода  психологического  толкования,
который   рассматривает   бессознательный   продукт   не   с   точки  зрения
символического  выражения,  а  семиотически,  то есть  как  знак или симптом
некоего  лежащего  в  основе  процесса.  Согласно этому,  редуктивный  метод
рассматривает  бессознательный  продукт в  смысле  обратного  сведения его к
элементам, к основным  процессам  -  будь  то воспоминания  о  действительно
имевших  место  событиях  или  элементарные  психические  процессы.  Поэтому
редуктивный   метод  (в   противоположность  методу   конструктивному,   см.
конструктивное) ориентируется  назад или  в  историческом  смысле, или же  в
смысле  переносном, то  есть  сводя  сложную  и дифференцированную  величины
обратно - к более общему и элементарному. Метод толкования Фрейда, а также и
Адлера - редуктивен, потому что и тот и другой сводят явление к элементарным
процессам желания  и стремления, имеющим  в  конечном счете инфантильную или
физиологическую  природу.  При   этом   на  долю  бессознательного  продукта
неизбежно  выпадает лишь  значение несобственного  выражения,  для  которого
термин  "символ" (см.), в сущности,  не  следовало бы  употреблять. Редукция
действует разлагающим образом на значение бессознательного продукта, который
или  сводится к своим историческим  первоступеням  и тем самым уничтожается,
или же вновь интегрируется в тот элементарный процесс, из которого он вышел.
     50.  Самость.  [Данная  дефиниция  была  написана  Юнгом для  немецкого
издания  Собрания сочинений и  отсутствует  в  русском издании 1929 года.  -
прим.  ред.  Любопытно  отметить,  что  определение,  данное  самости,   как
"целостного  спектра  психических  явлений   у  человека"  почти   идентично
определению  психического  как "тотальности,  целостности  всех  психических
процессов, как  сознательных, так и бессознательных" (см. душа). Здесь может
подразумеваться,  что каждый  индивид посредством психического или благодаря
ему  в  своей  потенции  представляет  самость.  Вопрос  лишь  в  том, чтобы
"реализовать" эту присущую ему  в потенции самость.  Но это уже вопрос самой
жизни.  -  ред.  англ.  изд.] Как эмпирическое понятие,  самость  обозначает
целостный  спектр  психических  явлений  у человека.  Она выражает  единство
личности как целого. Но в той степени, в какой целостная личность по причине
своей  бессознательной составляющей может  быть  сознательной лишь  отчасти,
понятие самости является отчасти  лишь потенциально эмпирическим  и до  этой
степени   постулятивным.   Другими  словами,   оно  включает   в   себя  как
"переживабельное"    (experienceable),     так     и     "непереживабельное"
(inexperienceable)  (или еще  не  пережитое). Эти качества присущи в  равной
мере  многим другим  научным  понятиям,  оказывающимся более именами, нежели
идеями.  В  той  степени,  в  какой  психическая  целостность, состоящая  из
сознательных  и бессознательных  содержаний,  оказывается постулятивной, она
представляет   трансцендентальное  понятие,   поскольку   оно   предполагает
существование бессознательных  факторов  на  эмпирической  основе  и,  таким
образом,  характеризует   некое  бытие,  которое  может  быть  описано  лишь
частично, так как другая часть остается (в любое данное время)  неузнанной и
беспредельной.
     Подобно тому как  сознательные и  бессознательные  явления дают о  себе
знать практически, при встрече с ними, самость, как психическая целостность,
также  имеет сознательный  и  бессознательный аспекты.  Эмпирически  самость
проявляется в сновидениях, мифах, сказках, являя персонажи  "сверхординарной
личности" (см. эго), такие как король, герой, пророк, спаситель и т. д., или
же в форме целостного  символа - круга,  квадрата,  креста, квадратуры круга
(quadratura   circuli)   и  т.д.  Когда   самость  репрезентирует  complexio
oppositorum,  единство  противоположностей,  она  также  выступает  в   виде
объединенной дуальности, например  в форме дао, как взаимодействия инь и ян,
или враждующих братьев,  или героя и его  противника (соперника) - заклятого
врага, дракона, Фауста и Мефистофеля и  т.  д.  Поэтому  эмпирически самость
представлена как игра  света и тени,  хотя  и  постигается как целостность и
союз, единство, в котором противоположности соединены. Так как такое понятие
непредставимо   -    третьего    не   дано,   -   то   самость   оказывается
трансцендентальной и в этом смысле.  Рассуждая логически, здесь  мы имели бы
дело с  пустой  спекуляцией,  если  бы  не то  обстоятельство,  что  самость
обозначает символы единства, которые оказываются обнаруживаемы эмпирически.
     Самость  не  является  философской  идеей, поскольку она не  утверждает
своего собственного существования, то есть  она не гипостазирует самое себя.
С  интеллектуальной  точки  зрения  это  всего  лишь  рабочая  гипотеза.  Ее
эмпирические  символы,  с другой  стороны, очень  часто обладают  отчетливой
нуминозностъю, то  есть априорной  эмоциональной  ценностью,  как  в  случае
мандалы,  пифагорейского tetraktys, кватерности и  т. д. /19/ Таким образом,
самость  утверждает  себя   как  архетипическую  идею  (см.   идея;  образ),
отличающуюся от других идей подобного рода тем, что она занимает центральное
место благодаря значительности своего содержания и своей нуминозностью.
     51. Символ. Понятие  символа  строго  отличается  в  моем  понимании от
понятия  простого знака.  Символическое и семиотическое значение - две  вещи
совершенно разные. Ферреро /120/ пишет в  своей  книге, строго говоря,  не о
символах,  а о знаках. Например,  старый  обычай передавать кусок  дерна при
продаже земли  можно было бы, вульгарно говоря, назвать "символическим", но,
по  своей сущности,  он вполне  семиотичен.  Кусок дерна  есть  знак, взятый
вместо  всего участка земли. Крылатое колесо у железнодорожного служащего не
есть   символ  железной  дороги,  а  знак,  указывающий  на  причастность  к
железнодорожной службе. Напротив, символ всегда предполагает,  что выбранное
выражение является  наилучшим  обозначением или  формулою  для  сравнительно
неизвестного фактического обстояния, наличность которого, однако, признается
или  требуется. Итак, если крылатое  колесо железнодорожника  толкуется  как
символ,  то  это  означает,  что  этот  человек  имеет  дело  с  неизвестной
сущностью, которую  нельзя было бы выразить  иначе  или лучше,  чем  в  виде
крылатого колеса.
     Всякое  понимание,  которое  истолковывает  символическое выражение,  в
смысле аналогии или  сокращенного  обозначения  для какого-нибудь  знакомого
предмета,  имеет  семиотическую природу.  Напротив, такое понимание, которое
истолковывает  символическое  выражение  как  наилучшую  и  потому  ясную  и
характерную  ныне непередаваемую формулу сравнительно неизвестного предмета,
имеет   символическую   природу.   Понимание   же,   которое   истолковывает
символическое   выражение   как    намеренное   описание   или   иносказание
какого-нибудь  знакомого предмета, имеет аллегорическую природу.  Объяснение
креста как символа божественной любви  есть объяснение семиотическое, потому
что "божественная  любовь"  обозначает выражаемое  обстояние точнее и лучше,
чем  это  делает  крест,  который может иметь  еще  много  других  значений.
Напротив, символическим будет такое объяснение креста, которое рассматривает
его, помимо всяких других мыслимых объяснений, как выражение некоторого, еще
незнакомого и непонятного, мистического или трансцендентного, то есть прежде
всего психологического, обстояния, которое, безусловно, точнее  выражается в
виде креста.
     Пока символ  сохраняет  жизненность, он  является  выражением предмета,
который  иначе не  может быть лучше обозначен. Символ сохраняет  жизненность
только до тех пор, пока он чреват значением. Но как только его смысл родился
из него,  то есть  как  только  найдено  выражение,  формулирующее  искомый,
ожидаемый или чаемый предмет еще  лучше, чем это делал прежний  символ,  так
символ мертв,  то есть он имеет еще только историческое значение.  Поэтому о
нем все еще мож