профессионала,  если  некоторые  из  моих  рассуждений
покажутся  ему странными  или если он подумает, что моя  типология  является
продуктом идиллически безмятежных часов, проведенных уединенно в кабинете. Я
сомневаюсь, однако, что подобное чистосердечное заявление является  условием
для компетентного критического разбора.

     К. Г. Юнг
     Сентябрь 1937 г.


Предисловие к аргентинскому изданию

     Ни одна  книга, вносящая существенно новый вклад в  копилку  знания, не
может  рассчитывать  на  привилегию  быть  всецело  понятой.  Возможно,  это
наиболее  трудное   из  всего  для  новых  психологических  прозрений  в  их
продвижении вперед.  Психология, основанная на опыте, всегда  добирается  до
сути личных и интимных вопросов  и, таким  образом, пробуждает все, что есть
противоречивого  и непроясненного  в человеческой психике. Если  кто-либо  в
силу профессиональных причин погрузился, подобно мне, в хаос психологических
мнений,  предрассудков, обидчивости  и  восприимчивости,  то  он  непременно
получит глубокое и  неизгладимое впечатление о  многообразии  индивидуальных
психических  характеров,  тенденций  и  убеждений, и  одновременно с этим он
почувствует  все   возрастающую   потребность  в   известном  порядке  среди
хаотического нагромождения точек зрения. Эта потребность требует критической
ориентации  и общих принципов  и  критериев, не слишком специфичных  в своих
формулировках, которые могли бы служить опорными точками (points  de repere)
в отсортировке эмпирического материала. То, что я попытался сделать в данной
книге, и есть, в сущности, критическая психология.
     Эта  основная (фундаментальная) тенденция  в моей работе часто остается
незамеченной,  и  слишком  много  читателей впадают  в одну и ту  же ошибку,
думая,  что  глава X ("Общее описание типов") репрезентирует квинтэссенцию и
цель  всей  книги  в  том  смысле, что  она  дает  систему  классификации  и
практическое руководство к достаточному суждению о человеческом характере. В
самом  деле,  даже  в медицинских кругах бытует мнение о том, что  мой метод
лечения  заключается  в подгонке  пациентов под  мою  систему  и  выдаче  им
соответствующего "совета". Это, достойное  сожаления, непонимание совершенно
игнорирует  тот  факт, что подобный вид классификации является не чем  иным,
как  салонной  детской игрой, каждый элемент которой столь же пустячен,  как
деление  человечества на брахи- и долихоцефалов. Моя типология перво-наперво
представляет  критический  аппарат,  служащий  распределению  и  организации
сумбура  эмпирического материала,  но ни в каком смысле не предназначена для
навешивания на людей ярлыков, как  это может показаться с  первого  взгляда.
Это не физиогномия и не антропологическая система, а критическая психология,
имеющая дело с организацией и  определением психических процессов, которые -
что и демонстрируется  - могут быть типическими.  По этой причине я поместил
общую типологию и определение терминов в  конец книги, вслед за описанием, в
главах  I -  IX  обсуждаемых  процессов с помощью  многочисленных  примеров.
Поэтому  я  мог  бы  порекомендовать  читателю,  который действительно хочет
понять мою книгу, углубиться прежде  всего в главы II и V. Он получит больше
из них, чем из  любой поверхностно подобранной  типологической терминологии,
поскольку  последнее  служит ничему  другому,  как  совершенно  бесполезному
желанию навешивать ярлыки.

     К. Г. Юнг
     Кюснахт-Цюрих. Октябрь 1934 г.


     Платон  и  Аристотель! Это  не  только  две  системы,  но и  типы  двух
различных человеческих натур, которые, с  незапамятных времен облаченные  во
всевозможные одеяния, в той или иной степени противостоят  друг  другу.  Они
ожесточенно состязаются, в особенности  с начала Средневековья, и ведут свою
борьбу до наших дней - и эта борьба составляет самое существенное содержание
истории христианской  Церкви.  Какие  бы  имена ни  возникали  на  авансцене
истории, речь неизменно  идет о  Платоне и  Аристотеле. Натуры мечтательные,
мистические, платоновские, из  недр своей души выявляют христианские  идеи и
соответствующие им символы. Натуры практические,  приводящие все в  порядок,
аристотелевские, созидают из этих идей и символов прочную систему, догматику
и  культ. В конечном  итоге Церковь  замыкает в себе  обе натуры, из которых
одни  укрываются в священничестве, а другие - в монашестве, однако все время
не переставая враждовать друг с другом.
     Г. Гейне
     Германия, III


Введение

     В  своей практической врачебной работе с нервными больными  я уже давно
заметил,  что  помимо  множества  индивидуальных  различий   в  человеческой
психологии  существует также и целый ряд типических  различий.  Прежде всего
выделяются  два различных типа, которые я  назвал типом интровертным и типом
экстравертным.
     Наблюдая за течением человеческой жизни, мы замечаем, что судьба одного
человека более обусловлена объектами его интереса,  тогда как судьба другого
более  обусловлена   его  собственной  внутренней  жизнью,  его  собственным
субъектом. И так  как мы все, в известной степени, отклоняемся в ту или иную
сторону,  то мы естественным образом всегда склонны  понимать  все  в смысле
своего собственного типа.
     Я  с самого  начала  упоминаю  об  этом обстоятельстве,  чтобы  заранее
предотвратить   возможные   недоразумения.  Разумеется,  это  обстоятельство
значительно  затрудняет  попытку   общего  описания   типов.   Мне   следует
рассчитывать на большое  расположение моего  читателя,  если  я желаю, чтобы
меня  правильно поняли. Было бы сравнительно просто, если бы каждый читатель
знал сам,  к  какой категории он  принадлежит.  Но определить, к какому типу
принадлежит человек, оказывается делом весьма трудным,  в  особенности  если
речь идет  о нас  самих и о нашем  самоопределении. Суждения  о  собственной
личности всегда чрезвычайно трудны. Затемнение суждений о  себе  встречается
так часто потому, что каждому выраженному типу свойственна особая  тенденция
к  компенсации  односторонности   своего   типа,  -  тенденция  биологически
целесообразная,   ибо   она  вызвана   стремлением   поддержать  психическое
равновесие. Благодаря компенсации  возникают вторичные  характеры  или типы,
представляющие  собой  картину чрезвычайно загадочную, - разгадать ее подчас
бывает настолько трудно, что  иногда склоняешься даже к  отрицанию  и самого
существования  типов и  ограничиваешься признанием одних лишь индивидуальных
различий.
     Все  эти  затруднения  я  должен подчеркнуть  для  оправдания некоторой
своеобразности  в  своем  дальнейшем изложении. Со  стороны, конечно,  может
показаться,  что  проще  всего  было  бы описать  пару  конкретных  случаев,
расчленить  их и поставить рядом. Но каждому человеку присущи оба механизма,
экстраверсии  и  интроверсии, и лишь относительный перевес  того или другого
определяет  тип.  Чтобы придать  картине необходимый  рельеф, пришлось бы ее
сильно  ретушировать, а  это  ведет  уже к  более или  менее  благочестивому
обману.  К этому присоединяется еще и чрезвычайная сложность психологической
реакции человека  - эта реакция столь сложна и многообразна, что мне вряд ли
удалось бы в полной мере и абсолютно верно изобразить ее. Поэтому я вынужден
ограничиться изложением  принципов, выведенных  мной из множества  единичных
фактов,  которые  мне  приходилось  наблюдать.  При  этом  речь идет  не  об
априорной  дедукции,  как это может  показаться, а  о дедуктивном  изложении
эмпирически   приобретенных   взглядов   и   прозрений   (инсайтов).   Такое
проникновение  в суть  положения  дел,  как  я  надеюсь, послужит некоторому
разъяснению дилеммы, которая  не только в аналитической  психологии,  но и в
других областях науки, равно как и в  личных отношениях между людьми, вела и
продолжает вести  к  недоразумениям  и  раздорам.  Отсюда выясняется, почему
существование двух различных  типов есть, собственно,  уже  давно  известный
факт, который в той или другой форме уже давно известен и наблюден знатоками
человеческой  природы и  отрефлектирован глубокими мыслителями, в  частности
Гете,  могучей  интуицией  которого  данный факт  воспринимается  как  общий
принцип систолы  и  диастолы.  Термины  и понятия,  под  которыми  понимался
механизм интроверсии и экстраверсии, очень различны и всегда приспособлены к
точке зрения индивидуального наблюдателя. Несмотря на различие формулировок,
мы постоянно видим один и тот же общий принцип в основном понимании вопроса,
а  именно: в одном случае движение интереса направлено на объект, а в другом
случае  оно  отвращается  от  объекта  и направляется  к  субъекту,  на  его
собственные  психические  процессы. В  первом  случае  объект  действует  на
тенденции субъекта подобно магниту:  объект притягивает  их и в значительной
мере обусловливает субъекта, -  более  того, он настолько отчуждает субъекта
от самого себя, так изменяет его  качества в  смысле приравнения к  объекту,
что можно подумать, будто объект  имеет большее и  в конечном счете решающее
значение для субъекта, будто полное подчинение субъекта  объекту является, в
известной мере, абсолютным предопределением и особым смыслом жизни и судьбы.
Во  втором  случае,  наоборот,  субъект  является  и  остается  центром всех
интересов. Создается впечатление,  будто вся жизненная энергия направлена  в
сторону субъекта и поэтому,  всегда препятствует тому, чтобы объект приобрел
какое бы то ни  было влияние  на  субъекта. Кажется, будто энергия уходит от
объекта, будто субъект есть магнит, стремящийся притянуть к себе объект.
     Такое противоположное  отношение к объекту очень  трудно  определить  и
описать в  удобопонятной  и  ясной форме  - мы  при  этом рискуем  дойти  до
совершенно парадоксальных  формулировок,  которые  могут  скорее  затемнить,
нежели разъяснить вопрос. В самых общих  чертах можно было  бы сказать,  что
интровертная точка зрения есть та, которая всегда и при всех обстоятельствах
стремится  поставить эго и субъективный психологический процесс над объектом
или, по крайней мере,  утвердить  их по отношению к объекту. Такая установка
придает поэтому  ценность  субъекту  большую,  чем  объекту.  Следовательно,
уровень  ценности  объекта  всегда  будет  ниже  уровня ценности субъекта  -
объект,  таким образом, имеет  лишь второстепенное  значение  -  можно  даже
сказать,  что  он  подчас  является  лишь  внешним  объективным  знаком  для
субъективного содержания, так сказать, воплощением идеи, причем существенным
всегда  остается сама  идея - или  же объект является  предметом какого-либо
чувства, причем, однако, главную роль играет  переживание чувства, а  не сам
объект  в его собственной  реальности. Экстравертная точка зрения, напротив,
ставит   субъекта   в   подчинение  объекту,   причем  объекту   принадлежит
преобладающая ценность. Субъект  имеет  всегда  второстепенное  значение,  и
субъективный  процесс иногда даже  мешает или  является лишним  придатком  к
объективным   событиям.   Ясно,   что   психология,    исходящая   из   этих
противоположных точек зрения, должна разделиться на  две части, диаметрально
противоположные по своему ориентированию. Одна рассматривает  все  под углом
зрения  своей собственной ситуации, а другая - под  углом зрения объективных
событий.
     Эти  противоположные  установки  -  не  что  иное, как  противоположные
механизмы: в одном случае диастолическое расширение, выход из себя к объекту
и его  захват, в другом - систолическая  концентрация и отделение энергии от
захваченного   объекта.  Каждому  человеку  свойственны   оба  механизма,  а
соединение  их является выражением  его естественного жизненного  ритма - и,
наверное, не  случайность,  что  Гете образно  выразил этот  ритм  понятием,
характеризующим  сердечную  деятельность.  Ритмическая   смена   обеих  форм
психической деятельности должна была бы  соответствовать нормальному течению
жизненного  процесса. Однако сложные  внешние  условия,  в которых мы живем,
равно как и еще  более  сложные  условия нашего индивидуального психического
устройства и предрасположения,  редко  допускают вполне гармоничное  течение
психической энергии.  Внешние  обстоятельства  и внутренняя диспозиция очень
часто благоприятствуют работе одного механизма в ущерб другому. Естественно,
что  это  влечет за собой перевес в сторону работы одного  механизма. И если
такое  состояние  по  определенным  причинам  становится  преобладающим,  то
вследствие  этого  и возникает тип, то есть  привычная  установка, в которой
один механизм постоянно господствует, хотя и не будучи в состоянии полностью
подавить  другой,  поскольку и  этот  другой механизм составляет безусловную
принадлежность всего психического хозяйства. Поэтому никогда и не может быть
чистого типа  в том смысле,  чтобы в нем  правил исключительно один механизм
при  полной атрофии  другого. Типическая установка  есть  не  что иное,  как
относительный перевес одного механизма.
     Гипотеза об  интроверсии  и  экстраверсии позволяет  нам  прежде  всего
различать  две  обширные  группы  психологических   личностей.  Но  подобное
группирование носит,  однако, столь  поверхностный  и  общий  характер,  что
допускает лишь  самое  общее  различение.  Более  внимательное  исследование
индивидуальной  психологии  представителей любой  из  этих  групп тотчас  же
показывает громадное различие  между  отдельными индивидами, принадлежащими,
несмотря на это,  к  одной и той же группе. Поэтому нам придется сделать еще
один шаг  в нашем исследовании  с тем, чтобы  быть в состоянии определить, в
чем же именно заключается различие между индивидами. Опыт убедил меня в том,
что, в общем, индивидов можно распределить не  только  по их  универсальному
признаку  экстраверсии  и  интроверсии,  но  и  по   их  отдельным  основным
психологическим функциям.  Внешние обстоятельства и внутренняя диспозиция не
только вызывают преобладание экстраверсии  или интроверсии, но способствуют,
кроме того, преобладанию  у индивида одной  из основных функций над другими.
Опираясь  на опыт, я  назвал основными психологическими функциями - а именно
такими, которые существенно  отличаются от всех прочих, - мышление, чувство,
ощущение и  интуицию.  Если  одна из этих функций привычно  господствует над
другими,   то  формируется   соответствующий   тип.   Поэтому   я   различаю
мыслительный,  чувствующий, ощущающий и  интуитивный  типы. Каждый  из  этих
типов,  кроме того,  может  быть  интровертным  или экстравертным, смотря по
своему  отношению  к  объекту,  как  это  уже  было  описано выше.  В  своей
предшествующей работе по  вопросу о  психологических типах я не проводил еще
такого  различия,  а  отождествлял  мыслительный  тип   с  интровертным,   а
чувствующий с экстравертным. При более глубоком проникновении такое смешение
оказалось несостоятельным. Во избежание недоразумения я попросил бы читателя
не  терять из виду  проведенное  здесь различение.  С  тем чтобы  достигнуть
полной ясности  в столь сложных  вопросах,  я  посвятил последнюю главу этой
книги определению психологических понятий, употребляемых мной.


I. Проблема типов в истории античной и средневековой мысли


1. Психология классического периода: гностики, Тертуллиан, Ориген

     Хотя психология существует с тех пор, как существует известный нам мир,
но объективная  психология является  достоянием  недавних времен.  К древней
науке можно применить следующее положение: субъективной психологии в ней тем
больше, чем меньше психологии объективной. Поэтому сочинения  древних хотя и
полны психологии, однако содержат очень мало объективно психологического.  В
немалой мере это может быть обусловлено своеобразностью людских  отношений в
древности  и  в  Средние  века.  Античный  мир  отличался,  если  можно  так
выразиться,  почти исключительно  биологической  оценкой человека;  это ярче
всего выступает в античных привычках жизни и в античных правовых отношениях.
В  Средние же века - поскольку  тогда вообще говорили о ценности человека  -
человеку  давалась метафизическая оценка, которая возникла вместе с мыслью о
неутериваемой ценности человеческой души. Такая оценка является компенсацией
по  отношению  к  античной   точке  зрения,  но   для  личностной  оценки  -
единственной оценки,  способной основоположить объективную психологию, - эта
средневековая оценка столь же неблагоприятна, как и античная, биологическая.
     Немало  людей  думают, правда,  что  психологию  можно  написать  и  ex
cathedra  (в  порядке  догматически  авторитетного  изложения).  В наши  дни
большинство  людей,  конечно, убеждено,  что  объективная психология  должна
прежде  всего  опираться  на  наблюдение  и  опыты.  Такая  основа  была  бы
идеальной, если бы она была возможна. Но идеал и цель науки заключаются не в
том, чтобы  давать по  возможности  точное описание фактов -  наука не может
конкурировать   с    кинематографическими    снимками   и   фонографическими
пластинками,  -  нет,  цель,  стремление и  назначение  науки  заключаются в
постановлении  закона,  а закон есть не что иное,  как сокращенное выражение
для многообразных процессов, имеющих, однако, нечто общее между собой. Таким
образом,  цель  науки благодаря научному  пониманию возвышается над тем, что
лишь опытно  познаваемо;  цель  эта всегда останется продуктом  субъективной
психологической   констелляции   исследователя,   несмотря  на   всеобщую  и
доказанную  значимость.  В образовании научных теорий и понятий  заключается
много личного и случайного. "Уравнение" бывает не только психофизическим, но
и психологическим, личным. Мы видим  цвета, но не видим длины световых волн.
Этот  общеизвестный факт никогда  не  следует  терять  из  виду  в  вопросах
психологии. Воздействие личного  "уравнения" (Gleichung)  начинается уже  во
время наблюдений. Мы видим  в объекте то, что лучше всего могли  бы  увидеть
внутри самих себя. Так, прежде всего "в  чужом глазу сучок мы видим, в своем
не видим  и  бревна". В  так называемой объективной психологии я не  доверяю
принципу "чистого  наблюдения", разве  что  смотришь через очки  хроноскопа,
тахистоскопа  и  других  "психологических" приборов.  Таким  образом,  можно
охранить себя также и от чрезмерного избытка данных психологического опыта.
     Но значение личного психологического "уравнения"  выступает еще гораздо
ярче тогда, когда исследователь  излагает подробно  свои наблюдения, уже  не
говоря о понимании и абстрагировании  опытного материала! В психологии более
чем   где-либо  неизбежно  приходится  ставить  основное  требование,  чтобы
наблюдатель  и исследователь были адекватны  своему  объекту в  том  смысле,
чтобы  они были в состоянии  видеть  не  только одно,  но и другое.  Нельзя,
конечно,  требовать, чтобы  наблюдатель  смотрел  только  объективно, -  это
невозможно.  Надо  довольствоваться уже  тем,  если  он  смотрит  не слишком
субъективно.   Что   субъективное  наблюдение  и   понимание  согласуются  с
объективными фактами психологического объекта, "лишь постольку  доказательно
для  понимания,  поскольку  оно  не  притязает  на  всеобщую  значимость,  а
ограничивается  значением лишь  для  каждой данной области  объекта. В таком
смысле бревно в собственном глазу даже способствует нахождению сучка в глазу
ближнего.  В  этом  случае  бревно  в  собственном  глазу  вовсе  не  служит
доказательством того, что в глазу у ближнего нет даже сучка. Но расстройство
зрения  легко может  подать повод к всеобщей теории, по которой всякий сучок
принимает размер бревна.
     Признание  и уважение  субъективной обусловленности  познаний вообще, в
особенности  же  познаний  психологических,  является  первым  условием  для
научной  и справедливой оценки  психики, отличной  от  психики  наблюдающего
субъекта.  Но  это  условие возможно лишь  в том случае,  если наблюдател