просто
не могу больше ничего чувствовать".
     Мы понимаем  чувство  неполноты  и т.  п.  как  следствие  удерживания,
вызванное чрезмерно  сильным  комплексом.  Когда  мы  находимся  под властью
комплекса, лишь комплексные представления обладают полной окраской  чувства,
то есть  полной  отчетливостью; все другие внешние или внутренние восприятия
подвергаются удерживанию, становятся  нечеткими и теряют окраску чувства. На
этом основании возникает неполнота  (недостаточность) чувств, сопровождающих
деятельность,  и  в  конце  концов  отсутствие  аффектов.  Эти  расстройства
вызывают  чувство  отчужденности. Но сохраняющаяся при  истерии  способность
рассуждать препятствует немедленной проекции наружу, как это  происходит при
раннем слабоумии. Когда же мы облегчаем проекцию наружу, допуская соединение
суждения с  суеверными представлениями, то немедленно  поступает сообщение о
силе,   появляющейся  извне.   Яснейшими  примерами   этого   могут  служить
спиритические медиумы, которые объясняют множество мелочей сверхчувственными
причинами, но, надо заметить, далеко не так грубо  и нелепо, как это  бывает
при  раннем слабоумии. Нечто подобное мы  видим и при нормальном сновидении,
где проекция  наружу осуществляется  с полной естественностью и  наивностью.
Психологические  механизмы  сновидения  и  истерии  тесно   соприкасаются  с
механизмами раннего слабоумия. Поэтому  сравнение со сновидением не является
чрезмерно смелым.  В сновидениях  мы видим, что действительность окутывается
тканью фантазии, что бледные наяву  фантазии приобретают осязательность, что
впечатления  окружающего перерабатываются,  приспосабливаются к  сновидению;
видящий сон  находится  в  ином, новом мире, проецированном  им  изнутри, из
самого  себя.  Предположим,  что  видящий  сон  ходит  и  действует  подобно
бодрствующему - тогда мы получим клиническую картину раннего слабоумия.
     Я не могу  разбирать здесь  все  формы  безумия,  но  хотел бы  сказать
несколько  слов  об  извечной  бредовой  идее  влияния  на  мысли. Идея  эта
принимает различные  формы; наиболее  часто упоминается "отключение мыслей":
шизофреники жалуются  на  то, что  у них отнимают мысли [Оригинальную  форму
отключения мыслей описывает Клинке: шагами ходящих взад и  вперед больных  у
пациента "выхаживают" мысли. Arch. f. Psych. XXVI, S. 147.], когда они хотят
подумать  о  чем-либо  или  что-нибудь  сказать.  [У  истеричных больных это
явление, по моим наблюдениям, встречается  довольно часто. Жане называет его
"умственным затмением". Пациентка Ж. жалуется, что часто испытывает странную
остановку мыслей, она их  "теряет".] Посредством проекции они часто обвиняют
в   этом  неизвестную  им  силу.  Внешне  "отключение   мыслей"  проявляется
торможением.  ["Теории",  как, например,  принадлежащие Рок-де-Фурзаку, лишь
констатируют, как  обстоит  дело. Наиболее  подходящим  термином будет, быть
может, "психическая  интерференция". Два противоположных стремления  взаимно
уничтожают  друг друга, как в  физике при  волнах, идущих в  противоположных
направлениях. Цитата по  Клаусу  /65/. Ср.  также  /66-  S.55/]  Исследующий
больного врач на  какой-либо вопрос внезапно не получает  ответа;  при  этом
больной иногда объясняет, что  не  может отвечать,  так  как  у него "отняли
мысль".  Ассоциативный опыт доказал,  что длинный промежуток  или  выпадение
реакции   обыкновенно   возникают  в   случаях,  когда   затронут  комплекс.
Интенсивная окраска чувства задерживает  ассоциацию. Это явление усиливается
при  истерии, где в критических  местах  пациенту  часто  "просто ничего  не
приходит  в  голову".  Это  и есть "отключение мыслей". При раннем слабоумии
механизм тот же, причем в местах нахождения комплекса (в момент эксперимента
или разговора) мысль подвергается удержанию. Это без труда можно наблюдать в
подходящих  случаях,  обсуждая  предметы  то  безразличные  для пациента, то
касающиеся его комплексов.  На безразличные  вопросы ответы следуют  гладко,
при комплексных же одно удержание сменяется другим. Больные либо  ничего  не
говорят,  либо  отвечают наиболее  уклончивым  образом.  Так,  например,  от
пациенток, живущих  в неудачном  браке, даже при величайшем терпении  нельзя
добиться точных данных о муже, в то время как все остальное  описывается ими
подробно и охотно.
     Еще  одним  феноменом  является  навязчивое  (компульсивное)  мышление:
больного  преследуют  причудливые  или  просто  нелепые  мысли,  которые  он
вынужден  додумывать  до  конца.  Аналогично  этому  существует  психогенное
обсцессивное мышление,  бессмысленность которого  больные  обычно  прекрасно
сознают,  но, тем не  менее, не  могут как-то на это  повлиять. [Аналогией к
этому  является "насильственное мечтание" Жане  у  его "одержимых" (obsede),
I.e. стр. 154. "Ж. прекрасно чувствует, что в известные минуты  вся ее жизнь
сосредоточена в  голове,  что остальное  тело ее как  бы засыпает и что  она
вынуждена думать очень  много, не будучи в состоянии остановиться. Память ее
делается  поразительной  и  невероятно  развивается,  причем  она  не  может
направить  ее посредством внимания".]  Влияние на мысли проявляется  также в
виде внушенных идей  (inspirations).  Что  при этом  речь идет о явлении, не
ограничивающемся   исключительно  ранним   слабоумием,   доказывается  самим
термином   -   "внушенные  идеи",   обозначающим  психическое  происшествие,
постоянно  имеющее  место там,  где мы  встречаем  автономный комплекс. Дело
касается  внезапного вторжения комплексов в  сознание.  "Внушенные идеи"  не
представляют  ничего необычного особенно  у  лиц религиозных. Протестантские
теологи современного направления изобрели для этого явления даже специальный
термин "внутренний опыт". У сомнамбул "внушенные идеи" - явление обыденное.
     Наконец,  существует   еще  особый   вид   торможения,  так  называемое
"околдовывание" (Выражение одной моей пациентки - Bannung); Зоммер, описывая
это  явление,  дал  ему  название  "оптической  скованности".  Мы  встречаем
околдовывание  в  ассоциативном  эксперименте  и,  помимо раннего слабоумия,
особенно часто при состояниях  эмоциональной  тупости.  Состояние это иногда
может быть вызвано самим экспериментом,  иногда же  комплексом, затронутым в
процессе эксперимента.  Больные в этом случае перестают  (по крайней мере, в
течение  некоторого  времени)  реагировать  на  слово-раздражитель и  просто
называют  окружающие предметы.  Явление  это  я  наблюдал,  в  частности,  у
слабоумных, у нормальных людей во время сильного аффекта, у истериков, когда
затрагиваются их комплексы, а также у шизофреников.
     "Околдовывание" есть  отклонение  внимания  на окружающую обстановку  с
целью скрыть внутреннюю ассоциативную пустоту,  или же комплекс,  вызывающий
эту пустоту. В сущности, это тождественно внезапному прекращению неприятного
разговора   путем  перехода  к  какой-нибудь  совершенно  посторонней  теме.
Исходной точкой является  какой-либо  предмет окружающей  обстановки.  Таким
образом,  мы  имеем достаточно  оснований,  чтобы  провести параллель  между
"околдовыванием" и нормальным механизмом.
     Все  эти расстройства  при раннем слабоумии возникают вокруг комплекса;
они  также  являются  мерами  защиты.  Сюда  же  следует  причислить  и  так
называемый  негативизм.  Прототипом  негативизма   является   торможение,  в
известных случаях производящее впечатление преднамеренного отказа (полностью
напоминает  истерическое: "я  не  знаю"). Поэтому о  негативизме  можно  уже
говорить, когда больные перестают отвечать на какие бы  то ни  было вопросы.
Пассивный  негативизм легко переходит в  активную форму, при которой больные
сопротивляются исследованию на психическом уровне.  За исключением  случаев,
где  негативизм  принимает  характер  полного  сопротивления,  мы находим  у
больных, доступных еще расспросам, как негативизм, так и торможение в местах
расположения комплекса. Как только  ассоциативный эксперимент или  врачебное
исследование касаются комплекса, то есть  больного места, больной  перестает
отвечать и  уходит  в  себя, подобно  тому,  как  это  бывает  у  истериков,
прибегающих к всевозможным уловкам, чтобы заслонить комплекс. Особо поражает
при  негативизме, насколько  сильна  тенденция  кататонических  симптомов  к
обобщению.  В то  время как при  истерии,  несмотря  на негативизм,  нередко
выступающий весьма  отчетливо  и затрудняющий  исследование,  некоторые пути
доступа к  эмоциям все  же сохраняются, больной,  страдающий  кататоническим
негативизмом, замыкается  полностью,  так  что,  по  крайней  мере  в данный
момент, совершенно невозможно проникнуть в его душу.  Порой негативизм может
вызываться  одним критическим вопросом. Особой  формой негативизма  является
"стремление говорить не по делу", который нам известен  в  аналогичной форме
при    синдроме   Ганзера.   [Острая   психогенная   истерическая   реакция.
Характеризуется симптомами миморечи,  мимодействия, пуэрилизма, истерическим
сужением  сознания. -  ред.] В  обоих случаях  имеет  место более или  менее
бессознательное  нежелание  заняться  предлагаемым  вопросом,  то есть нечто
сходное  с тем, что мы встречаем  при "околдовывании"  и "отключении мысли".
При  синдроме  Ганзера  это  вполне  обосновано,  как  показали исследования
Риклина  и  мои:  больные  стремятся  вытеснить  свой комплекс.  При  раннем
слабоумии  дело,  вероятно,  обстоит  таким  же  образом.  При  истерии  мы,
благодаря психоанализу, постоянно встречаемся со стремлением "говорить не по
делу" или "заговаривать" комплекс. То же самое мы наблюдаем при комплексах в
случаях  раннего  слабоумия; однако  здесь этот симптом,  как  и все  другие
кататонические   симптомы,   проявляет  сильную   тенденцию   к   обобщению.
Кататонические симптомы органов движения  можно себе  без труда  представить
как следствие,  как бы  излучаемое  обобщением; в  большинстве случаев  дело
обстоит, вероятно, именно так, хотя  кататонические симптомы встречаются как
при  локализованных,  так  и  при  общемозговых  расстройствах,  где  нельзя
предположить  психологической  связи  (nexus). Однако и здесь мы, по крайней
мере  столь  же часто, видим истерические [Острая  психогенная  истерическая
реакция.  Характеризуется  симптомами  миморечи,  мимодействия,  пуэрилизма,
истерическим  сужением сознания.-  ред.]  явления, болезненное происхождение
которых  в  других  случаях является  признанным  фактом.  Из этого  следует
сделать вывод, что нельзя исключать возможности противоположного объяснения.
     Галлюцинацию можно определить  как простую проекцию наружу  психических
элементов.  Клинически нам известны  все  переходы  от  внушенной мысли  или
патологической  идеи  до  громкой   слуховой  или  визуальной  галлюцинации.
Галлюцинации встречаются повсеместно. Раннее слабоумие, таким образом,  лишь
приводит  в  движение  ранее  сформированный  механизм,  нормальным  образом
действующий при сновидении. Истерические галлюцинации, подобно галлюцинациям
сновидения, содержат символически искаженные отрывки комплекса.  То же самое
относится  к большей части галлюцинаций при раннем слабоумии. [Одна  девушка
во время  продолжительного отсутствия своего жениха была соблазнена  другим.
Она скрыла это от жениха. Прошло более 10  лет,  и она заболела шизофренией.
Болезнь началась с того, что ей стало казаться, будто окружающие подозревают
ее в аморальности.  Она  слышала голоса, говорившие  о ее тайне и вынудившие
ее,  наконец,  признаться  мужу.  Многие  больные  говорят,  что  им  читают
подробный перечень их грехов, или что  "голоса все знают"  и "напоминают обо
всем".  Поэтому  весьма  важно,  что  большая часть  галлюционирующих  не  в
состоянии  удовлетворительно  объяснить  свои  галлюцинации.  Дело  касается
воспроизведения  комплекса, которое,  как  мы  видим,  подвержено  особенным
удержаниям  (inhibitions).]  Отличие  только  в   том,   что  тут  символика
значительно  более   развита   и   сильнее  искажена,  подобно   сновидению.
Чрезвычайно  часто  встречаются  искажения  речи,  по образцу  парафраз  сна
(Фрейд, Странский,  Крепелин);  большей частью  дело  касается контаминации.
Больной,  которого  клинически  демонстрировали публично,  заметил  в первых
рядах  аудитории  японца  и  тотчас же услышал голоса,  кричавшие  "японский
грешник".  Примечательно, что многие  больные, которые в большом  количестве
составляют неологизмы и причудливые безумные  идеи,  то  есть находятся  под
безусловным господством комплекса, часто  бывают поправляемы  голосами. Так,
одну из моих  пациенток  голоса высмеивали из-за  ее идеи  величия,  или  же
голоса приказывали  ей  сказать врачу, занимающемуся  ее  безумными  идеями,
"чтобы  он  напрасно  не мучился подобными  предметами".  Другого  пациента,
пребывающего в больнице  уже много лет и с презрением  отзывающегося о своей
семье, голоса убеждают в том, что он "страдает тоской по дому". На основании
этих и многих других примеров я заключил, что, может  быть, эти поправляющие
голоса представляют собой прорывы  вытесненных нормальных остатков комплекса
нашего "я". То,  что нормальный комплекс нашего "я" не погибает полностью, а
просто оттесняется  от воспроизведения  болезненным комплексом, мне кажется,
следует из  того,  что нередко шизофреники при тяжелых телесных заболеваниях
или иных потрясающих их организм изменениях внезапно начинают снова довольно
нормально реагировать. [Шизофреник, отличавшийся совершенной неприступностью
и  постоянно встречавший врачей  грубейшими ругательствами,  заболел тяжелой
формой  гастроэнтерита.   Болезнь   совершенно  преобразила   его:  он  стал
благодарным,  терпеливым  пациентом,  охотно  подчинялся  всем  предписаниям
врачей, на все вопросы давал вежливые  и точные ответы. Его выздоровление от
гастроэнтерита проявилось  в  том, что  он  вновь  стал  давать  односложные
ответы,  снова  стал  замкнутым  и  в один прекрасный  день, в  знак полного
выздоровления, приветствовал  меня так же, как  раньше: "Вот опять  приходит
один из своры собак и обезьян и хочет разыгрывать роль Спасителя".]
     Весьма   обычны   у   шизофреников   расстройства   сна,  проявляющиеся
разнообразнейшим образом. Нередко сновидения  бывают чрезвычайно яркими,  из
чего можно  заключить,  что  больные  часто  не  в состоянии  подвергнуть их
правильному  исправлению. Многие  больные заимствуют даже свои больные  идеи
почти  исключительно  из сновидений,  которым они без  колебаний приписывают
реальную действительность. [/67; 68-  S.440/. Перед нами больная с безумными
сексуальными идеями. Как  мы неоднократно  убеждались, эти идеи  исходят  из
сновидений. Пациентка просто переносит содержание  того или иного сновидения
в  действительность. (Ее сновидения всегда чрезвычайно живы  и  рельефны.) В
зависимости от характера сновидения она выражает либо гнев, либо обиду, либо
печаль  - но только  в письменной  форме. В остальном  ее  поведение  вполне
прилично,  представляя  странную противоположность  ее  письмам.] Роль ярких
сновидений при истерии известна. Кроме  сновидений, сон расстраивают также и
другие прорывы комплекса, так, например, галлюцинации, автохтонные идеи и т.
п.;  подобные  явления  наблюдаются  у  истериков  при  гипнозе. Шизофреники
нередко жалуются на искусственность своего сна, говоря, что это не настоящий
сон, а лишь искусственное оцепенение.  Подобные жалобы  мы слышим везде, где
существует  сильный  аффект,  который содержание сна не  в состоянии  вполне
погасить  и  который,  поэтому,   постоянно   сопровождает  сон  в  качестве
постоянного оттенка (это наблюдается при  меланхолии, депрессивных аффектах,
истерии  и  т.  п.).  Нередко  интеллигентные  истерики  чувствуют   во  сне
"связанное с комплексом  беспокойство" и могут  точно его описать. Так, одна
из пациенток Жане говорила:  "две или  три личности во  мне постоянно лишены
сна; однако во время сна число  личностей  во мне  уменьшается; некоторые из
них  лишь  мало  спят. Эти личности  видят  сны,  и сны  их не  одинаковы: я
чувствую, что некоторые из  этих личностей видят  другие сны". Этим больная,
по-моему,  удачно  выразила   ощущение   постоянно   работающих   автономных
комплексов, не подчиненных  исходящему  от  комплекса нашего эго  задержанию
сна.


     IV. Стереотипия

     Под  стереотипией  в наиболее широком смысле  мы понимаем устойчивое  и
постоянное воспроизведение известной деятельности (вербигерация, каталепсия,
застревание,  персеверация и т. д.)  Это явление  относится также к наиболее
характерным симптомам  раннего слабоумия.  Но одновременно стереотипизация в
форме автоматизмов есть  одно из самых обычных  явлений нормальной  психики.
Все наши способности и весь прогресс нашей личности основаны на автоматизме,
который   достигается   следующим   образом:   для   выполнения   какой-либо
деятельности  мы   направляем   все  наше  внимание  на  относящиеся  к  ней
представления и этим интенсивно окрашенным  чувством запечатлеваем  в памяти
этапы процесса. Следствием  частых повторений является образование все более
"гладкого" пути,  по которому, в  итоге, наша деятельность развивается почти
без  нашего содействия, то есть  "автоматически". Нужен  лишь легкий толчок,
чтобы тотчас пустить  в ход этот механизм. То же самое может произойти в нас
пассивно, благодаря сильным аффектам; аффект может принудить нас к известным
действиям, сначала при больших задержках, а впоследствии, после многократных
повторений  аффекта,  задержки становятся  все  слабее и,  наконец,  реакция
вызывается  сразу,  всего  лишь  легким   толчком.  Это  особенно  отчетливо
наблюдается в процессе приобретения детьми дурных привычек.
     Интенсивное окрашивание  чувством прокладывает известные пути;  этим мы
снова выражаем  сказанное  о комплексе  ранее:  каждый комплекс стремится  к
автономии,   к  праву  существовать  самостоятельно;   он  обладает  большей
склонностью к  устойчивости и  воспроизведению, нежели  безразличные  мысли;
поэтому он  обладает и большей вероятностью  достигнуть  автоматизма.  Таким
образом, когда  в  душе  что-либо автоматизируется, всегда следует допустить
наличие предшествовавшей  этому окраски чувством. [В  общее понятие "окраска
или оттенок чувства"  включается, как сказано  выше,  и  оттенок  внимания.]
Яснее всего это проявляется при истерии, где все стереотипии, как, например,
припадки судорог,  внезапное  состояние транса, жалобы и иные симптомы могут
быть   прослежены   вплоть   до   вызвавшего  их  аффекта.  При   нормальном
ассоциативном опыте  мы обычно находим так называемую  персеверацию в местах
расположения  комплексов. [Иногда  содержание  комплекса персеверирует, но в
большинстве случаев наблюдается  лишь персевераторное расстройство, которое,
быть  может,  следует  объяснить  тем,  что комплекс,  благодаря  отвлечению
внимания,  оставляет  ассоциативную пустоту, как  и при  опыте с отвлечением
внимания,  где  вследствие  ассоциативной  пустоты  в  замешательстве просто
возвращается  к  прежнему  содержанию  сознания.  Вызванное  более  трудными
вопросами, как у  Гейльброкнера, возбуждение, может  сыграть роль комплекса;
или же ассоциативная пустота - первична, причем вообще не существует текущих
ассоциаций к данным раздражающим понятиям. У нормальных  людей, вероятно, по
большей части персеверирует комплекс.]
     При  наличии  очень   сильного  комплекса  успешное   приспособление  к
окружающему  вообще прекращаются,  и  все ассоциации вращаются исключительно
вокруг  комплекса. То же  самое  происходит и  при  истерии, где  мы находим
сильнейшие комплексы.  Прогресс  личности  задерживается,  и  большая  часть
психической  деятельности  уходит на переживание  комплекса  во всевозможных
видах  (симптоматические действия). Жане  недаром обращает наше  внимание на
общие  расстройства,  характерные для людей, страдающих  навязч