елать, подается убедительно и тепло.
     Психическая  жизнь данного личностного типа разыгрывается, так сказать,
за  пределами его самого,  в окружающей  среде.  Он живет в других  и  через
других - любые размышления о  себе приводят его в содрогание. Прячущиеся там
опасности   лучше  всего  преодолеваются  шумом.  Если  у  него   и  имеется
"комплекс", он находит прибежище в социальном кружении, суматохе и позволяет
по  нескольку  раз  на дню быть уверяемым,  что все в порядке. В том случае,
если  он не  слишком вмешивается  в чужие дела,  не слишком  напорист  и  не
слишком поверхностен, он  может быть ярко  выраженным  полезным членом любой
общины.
     В  этой короткой статье  я вынужден довольствоваться беглым очерком.  Я
просто  намерен  дать читателю  некоторую идею того, что  собой представляет
экстраверсия,  нечто,   что  он  может  привести  в  соответствие  со  своим
собственным знанием о  человеческой природе. Я сознательно  начал с описания
экстраверсии,  поскольку данная установка знакома  каждому, -  экстраверт не
только живет в этой установке, но  и всячески демонстрирует ее  перед своими
товарищами  из  принципа.  Кроме  того,   такая   установка  согласуется   с
определенными общепризнанными идеалами и моральными устоями.
     Интроверсия, с другой стороны, направленная не на объект, а на субъекта
и не ориентированная объектом, поддается наблюдению не  так легко. Интроверт
не  столь  доступен,  он  как бы находится  в  постоянном  отступлении перед
объектом, пасует перед ним. Он держится  в отдалении от  внешних событий, не
вступая во взаимосвязь с ними, и проявляет отчетливое негативное отношение к
обществу, как только оказывается среди изрядного количества людей. В больших
компаниях  он чувствует  себя одиноким и  потерянным.  Чем  гуще  толпа, тем
сильнее нарастает  его сопротивление.  По  крайней  мере, он не "с ней" и не
испытывает  любви  к сборищам  энтузиастов.  Его  нельзя  отнести  к разряду
общительного человека.  То,  что  он  делает,  он  делает  своим собственным
образом,   загораживаясь  от  влияний   со  стороны.  Такой  человек   имеет
обыкновение  выглядеть неловким,  неуклюжим, зачастую нарочито сдержанным, и
так уж водится, что либо по причине некоторой бесцеремонности манеры, или же
из-за своей  мрачной недоступности,  или чего-либо совершенного  некстати он
невольно наносит людям обиду. Свои лучшие качества он приберегает для самого
себя и вообще  делает все возможное, чтобы умолчать о них. Он легко делается
недоверчивым, своевольным, часто страдает от неполноценности своих чувств  и
по этой причине является также завистливым. Его способность постигать объект
осуществляется не  благодаря страху, а  по причине того, что объект  кажется
ему   негативным,  требующим  к  себе  внимания,  непреодолимым   или   даже
угрожающим. Поэтому он подозревает всех во "всех смертных грехах", все время
боится оказаться в дураках, так что  обычно  оказывается  очень  обидчивым и
раздражительным. Он  окружает себя колючей проволокой  затруднений настолько
плотно и непроницаемо, что в конце концов сам же предпочитает делать что-то,
чем  отсиживаться  внутри.  Он  противостоит  миру  тщательно  разработанной
оборонительной  системой,  составленной  из  скрупулезности,  педантичности,
умеренности и бережливости, предусмотрительности, "высокогубой" правильности
и честности, болезненной совестливости,  вежливости и открытого недоверия. В
его картине мира мало розовых  красок, поскольку он сверхкритичен и в  любом
супе  обнаружит волос. В  обычных  условиях  он  пессимистичен и обеспокоен,
потому что  мир и  человеческие существа  не добры  ни на  йоту и  стремятся
сокрушить его, так что он никогда  не чувствует себя принятым  и обласканным
ими. Но и он сам также не приемлет этого мира, во всяком случае не до конца,
не  вполне, поскольку  вначале все  должно  быть  им осмыслено  и  обсуждено
согласно  собственным критическим  стандартам. В конечном  итоге принимаются
только те вещи, из  которых,  по различным  субъективным причинам,  он может
извлечь собственную выгоду.
     Для   него  любые   размышления  и  раздумья  о  самом   себе  -  сущее
удовольствие. Его собственный мир - безопасная гавань, заботливо опекаемый и
огороженный сад,  закрытый для  публики  и  спрятанный от  любопытных  глаз.
Лучшим является  своя собственная компания. В своем  мире он  чувствует себя
как дома, и  любые  изменения  в  нем производит  только он  сам. Его лучшая
работа  совершается  с  привлечением   своих  собственных  возможностей,  по
собственной  инициативе  и  собственным путем. Если он  и преуспевает  после
длительной  и  изнурительной борьбы  по  усвоению чего-либо чуждого  ему, то
способен  добиться  прекрасных  результатов. Толпа, большинство  взглядов  и
мнений, общественная молва, общий энтузиазм никогда не убедят  его ни в чем,
а, скорее, заставят укрыться еще глубже в своей скорлупе.
     Его взаимоотношения с другими  людьми делаются теплее только в условиях
гарантированной  безопасности,  когда  он  может  отложить  в  сторону  свое
защитное  недоверие.   Поскольку  такое   происходит   с   ним  нечасто,  то
соответственно  число его  друзей  и  знакомых  очень  ограничено.  Так  что
психическая жизнь данного  типа целиком разыгрывается  внутри. И  если там и
возникают трудности и конфликты,  то  все  двери  и  окна оказываются плотно
закрытыми. Интроверт замыкается в себе вместе со своими комплексами, пока не
заканчивает в полной изоляции.
     Несмотря на все эти особенности, интроверт ни в коем случае не является
социальной   потерей.   Его  уход  в  себя  не  представляет  окончательного
самоотречения  от мира, но являет поиск успокоения, в котором уединение дает
ему возможность сделать  свой вклад в жизнь сообщества. Данный  тип личности
оказывается   жертвой    многочисленных    недоразумений    -    не    из-за
несправедливости, а  потому что  он  сам вызывает их. Он не может быть также
свободен от обвинений в получении тайного удовольствия от мистификации, ведь
подобное недоразумение приносит ему определенное  удовлетворение,  поскольку
подтверждает  его  пессимистическую точку  зрения. Из всего  этого  нетрудно
понять,  почему  его  обвиняют в  холодности, гордыне,  упрямстве,  эгоизме,
самодовольстве и  тщеславии,  капризности и почему его  постоянно увещевают,
что   преданность   общественным   интересам,  общительность,   невозмутимая
изысканность  и   самоотверженное  доверие  могущественной  власти  являются
истинными добродетелями и свидетельствуют о здоровой и энергичной жизни.
     Интроверт   вполне  достаточно   понимает   и   признает  существование
вышеназванных добродетелей и допускает, что  где-то, возможно, - только не в
кругу  его знакомых - и  существуют прекрасные одухотворенные  люди, которые
наслаждаются  неразбавленным  обладанием  этими  идеальными  качествами.  Но
самокритика и  осознание своих собственных  мотивов  довольно быстро выводят
его  из заблуждения  относительно  его способности к  таким добродетелям,  а
недоверчивый  острый  взгляд,  обостренный  беспокойством,   позволяет   ему
постоянно обнаруживать у своих сотоварищей и сограждан ослиные уши, торчащие
из-под  львиной  гривы.  И мир,  и  люди  являются  для  него  возмутителями
спокойствия  и  источником  опасности,  не  доставляя  ему  соответствующего
стандарта,   по  которому  он  мог  бы  в  конечном  итоге  ориентироваться.
Единственно, что является для него неоспоримо верным, - это его субъективный
мир,   который  -  как  иногда,  в  моменты   социальных   галлюцинаций  ему
представляется, - является объективным. Таких людей  весьма  легко  было  бы
обвинить  в наихудшем  виде  субъективизма  и  в нездоровом  индивидуализме,
пребывай  мы вне  всяких  сомнений  по поводу  существования  только  одного
объективного мира.  Но такая правда,  если  она  и  существует, аксиомой  не
является - это  всего-навсего половина правды, другая же ее половина состоит
в том, что мир также пребывает  и  в том виде, в каком он видится людям, и в
конечном счете индивиду.  Никакого мира  попросту не существует  и вовсе без
проницательного, узнающего  о  нем субъекта.  Последнее, сколь  бы  малым  и
незаметным   оно   ни   представлялось,   всегда  является   другим  устоем,
поддерживающим  весь мост  феноменального мира.  Влечение к субъекту поэтому
обладает  той  же  самой  валидностью,  что  и  влечение  к так  называемому
объективному  миру,  поскольку  мир этот  базируется  на  самой  психической
реальности.  Но   одновременно  это  и  реальность  со  своими  собственными
специфическими  законами, не относящимися по  своей  природе  к производным,
вторичным.
     Две  установки,  экстраверсия и  интроверсия, являются противоположными
формами,  которые дали знать  о  себе  не в  меньшей  степени  и  в  истории
человеческой мысли.  Проблемы,  поднятые ими,  были  в  значительной степени
предвидены Фридрихом Шиллером  и  лежат в основе  его  Писем об эстетическом
воспитании. Но так как понятие бессознательного было ему еще не известно, то
Шиллер не смог добиться  удовлетворительного  решения.  Но,  кроме  того,  и
философы, оснащенные гораздо  лучше в плане  более  глубокого продвижения  в
данном   вопросе,   не   пожелали  подчинить   свою   мыслительную   функцию
основательной психологической  критике  и  поэтому  остались  в  стороне  от
подобных дискуссий.  Должно  быть, однако, ясно,  что внутренняя  полярность
такой установки оказывает очень сильное влияние на собственную точку  зрения
философа.
     Для экстраверта объект интересен  и привлекателен  априори, так же  как
субъект или  психическая  реальность для  интроверта.  Поэтому  мы  могли бы
использовать выражение "нуминальный акцент" для данного факта, под которым я
подразумеваю  то,  что  для  экстраверта   качество  положительного  смысла,
важности  и  ценности  закреплено  прежде всего за  объектом, так что объект
играет  господствующую, определяющую и  решающую  роль  во  всех психических
процессах  с  самого начала,  точно  так  же  как  это  делает  субъект  для
интроверта.
     Но нуминальный акцент не решает дело только между субъектом и  объектом
- он также  выбирает  и  сознательную  функцию,  которой главным  образом  и
пользуется тот  или  иной  индивид.  Я  выделяю  четыре  функции:  мышление,
чувство,  ощущение и  интуицию.  Функциональной сущностью  ощущения является
установить,  что  нечто существует, мышление  говорит нам, что  означает это
нечто, чувство  - какова его  ценность, а интуиция предполагает, откуда  оно
появилось  и  куда  следует. Ощущение  и интуицию я  называю иррациональными
функциями,  потому  что  они  обе  имеют  дело  непосредственно с  тем,  что
происходит,  и  с действительными или  потенциальными  реалиями.  Мышление и
чувство, будучи функциями различительными, являются рациональными. Ощущение,
функция  "реальности" (fonction  du  reel),  исключает  любую  одновременную
интуитивную активность, так как последняя совершенно не озабочена настоящим,
а  является, скорее, шестым чувством для  скрытых возможностей и  поэтому не
должна позволять  себе находиться под  воздействием существующей реальности.
Тем же самым образом мышление противоположно чувству, поскольку  мышление не
должно  оказываться  под  воздействием  или  отклоняться  от  своих целей  в
зависимости от  чувственных  оценок, точно  так  же  как  и  чувство  обычно
портится в плену  слишком сильной рефлексии. Эти четыре функции, размещенные
геометрически, образуют  крест с  осью рациональности, проходящей под прямым
углом к оси иррациональности .
     Четыре ориентирующие функции, разумеется,  не вмещают в  себя все,  что
содержится  в  сознательной  психике.  Воля  и  память,  например,  туда  не
включены.   Причиной   является   то,   что   дифференциация  этих   четырех
ориентирующих  функций  является, по сути, эмпирической  последовательностью
типических  различий в функциональной установке. Существуют  люди, у которых
нуминальный акцент падает на ощущение, на восприятие фактов и возводит его в
единственный  определяющий   и  всепопирающий  принцип.  Эти  люди  являются
ориентированными   на   реальность,   на  факт,   на   событие,   и  у   них
интеллектуальное суждение, чувство  и интуиция отступают на задний  план под
всеобъемлющей важностью реальных фактов. Когда акцент падает на мышление, то
суждение строится  на том,  каково значение должно  быть приписано фактам, о
которых идет речь. И от  этого значения будет зависеть тот способ, с помощью
которого  индивид имеет дело с  самими фактами. Если нуминальным оказывается
чувство, то  адаптация  индивида  будет целиком  зависеть от той чувственной
оценки, которую он приписывает этим фактам. Наконец, если нуминальный акцент
падает на интуицию, то  действительная  реальность  принимается  во внимание
лишь в той степени, в какой она выглядит предоставляющей приют возможностям,
становящимся  главной  движущей  силой,  вне зависимости  от  того  способа,
которым реальные вещи представлены в настоящем.
     Таким  образом,  локализация нуминального  акцента дает начало  четырем
функциональным  типам,  с  которыми   я  прежде  всего  столкнулся  в  своих
взаимоотношениях  с  людьми, но  систематически  сформулировал лишь  гораздо
позже. На практике эти  четыре типа всегда скомбинированы с типом установки,
то есть с экстраверсией или интроверсией, так что сами функции проявляются в
экстравертном  или  интровертном варианте.  Это создает структуру из  восьми
наглядных  функциональных  типов.  Очевидно, что в  рамках  эссе  невозможно
представить  саму  психологическую  специфику  этих  типов и  проследить  их
сознательные  и  бессознательные  проявления.   Поэтому  я  должен  отослать
интересующихся читателей к вышеизложенному исследованию.
     Целью психологической  типологии не  является  классификация  людей  на
категории - само по себе это было  бы довольно бессмысленным делом. Ее цель,
скорее,  -  обеспечить   критическую  психологию  возможностью  осуществлять
методическое   исследование   и   представление   эмпирического   материала.
Во-первых,  это  критический  инструмент для  исследователя,  нуждающегося в
опорных  точках  зрения  и направляющей  линии,  если  он  стремится  свести
хаотический избыток  индивидуального  опыта  к  некоторому  порядку.  В этом
отношении  типологию можно сравнить с  тригонометрической  сеткой  или,  еще
лучше, с кристаллографической  системой осей. Во-вторых, типология - большой
помощник в понимании широкого разнообразия, имеющего место среди  индивидов,
а  также  она  предоставляет  ключ   к  фундаментальным  различиям   в  ныне
существующих  психологических теориях. И  наконец, что не менее  важно,  это
существенное средство для определения  "личностного уравнения" практического
психолога,    который,    будучи    вооруженным    точным    знанием   своей
дифференцированной  и подчиненной функций, может  избежать  многих серьезных
ошибок в работе с пациентами.
     Предлагаемая мной типологическая система является попыткой,  основанной
на практическом опыте, дать объяснительную основу и теоретический каркас для
безграничного  разнообразия,  которое до  этого преобладало  в  формировании
психологических понятий. В такой молодой науке,  как психология, ограничение
понятий  рано  или поздно  станет  неизбежной  необходимостью.  Когда-нибудь
психологи  будут вынуждены согласиться относительно ряда основных принципов,
позволяющих избежать спорных  интерпретаций, если  психология  не собирается
остаться ненаучным и случайным конгломератом индивидуальных мнений.


Ссылки

     1. Юнг К. Г. Избранные труды по аналитической психологии. Цюрих, 1939.
     2. Юнг К. Г. Конфликты детской души. М., 1995.
     3. Юнг К. Г. Аналитическая психология. СПб., 1994.
     4.  Юнг  К.  Г.  Психология  dementia  praecox  //  Избранные труды  по
аналитической психологии. Цюрих, 1939. Т.1.
     5. Юнг К. Г. Работы по психиатрии. СПб., 2000.
     6. The Freud-Jung Letters. London, 1974.
     7. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия. М., 1992.
     8.  Грот Н. Понятие души и психической энергии в  психологии // Вопросы
философии и психологии. 1897. Т.37-38.
     9. Stevens. On Jung. London, 1990.
     10. Юнг К. Г. Воспоминания, сновидения, размышления. Киев, 1994.
     11. Сб.: Вопросы изучения и воспитания личности. Пг., 1920. No1.
     12. Эткинд  А. Эрос невозможного. История  психоанализа в России. СПб.,
1993.
     13.   Лейбин   В.   М.   Психоанализ,   Юнг,   Россия   //   Российский
психоаналитический вестник. 1992. No2.
     14.   Овчаренко  В.  И.   Судьба   Сабины  Шпильрейн.   //   Российский
психоаналитический вестник. 1992. No2.
     15. (Jung С. G.) Collected Works of C. G. Jung. New York, 1966.
     16. Adler  G. Basic concepts of  analytial psychology // Guild Lecture.
1974. No174.
     17. Юнг К. Г. Структура Души // Проблемы души нашего времени. М., 1993.
     18. Ellenberger H. F. The Discovery of the Unconscious. N. Y., 1970.
     19. Сэмуэлс Э. Критический словарь аналитической психологии К. Г. Юнга.
М., 1994.
     20. Сб.: Ninth international Congress of analytial psychology. Symbolic
and Clinical approaches in theory and practice. Jerusalem; Zurich, 1984.
     21. Box R.  E. Temperament  and the interpretation of freedom.  London,
1966.
     22. Stricker  J. L., Ross  J. Some correlates  of a Jungian personaliti
inventory // Psychological Reports. 1964. Vol. 14(2).
     23. Gesammelte Werke. Zurich: Rascher Verlag, 1960; 2-е издание, 1967.
     24. Jung С. G. Memories, Dreams, Reflections. 1989.
     25. Jung С. G. Heft des Lesezirkels Gottingen. 1928. November.
     26. Иванов В. Труды и Дни. 1912.
     27. Schultz W. Dokumente der Gnosis. Jena, 1910.
     28. Jung С. G. Wandlungen und Symbole der Libido. Leipzig, Wien, 1912.
     29. Юнг К. Г. Либидо: его метаморфозы и символы. СПб., 1994.
     30. Buber M. Extatische Konfessionen. Jena, 1909.
     31. Кант И. Критика чистого разума. СПб., 1907; 2-е изд. 1915.
     32. Remusat. Ch. de. Abelard. Paris, 1845.
     33.  Schiller  J.  Samtliche  Werke.  Gothaische   Ausgabe.  Stuttgart,
Tubingen, 1826.
     34.  Шиллер  И.  Ф.  Письма  об  эстетическом  воспитании  человека. //
Собрание сочинений. Т. 7. М., 1957.
     35. Руссо Ж. "Эмиль, или О воспитании".
     36.  Synesius. De Insomniis  // Iamblichus  De Mysteriis Aegyptiorum...
Venice, 1497.
     37.  Nunberg H.  Ueber  korperliche  Begleiterscheinungen  assoziativer
Vorgange. 1918.
     38.  Юнг К.  Г.  Диагностические  исследования ассоциаций //  Избранные
труды по аналитической психологии. Т.3. Цюрих, 1939.
     39. Anquetil  du Perron A. H. Oupnek'hat (idest, Secretum  legendum)...
Strasbourg, 1801-1802. 2 vols.
     40. Schiller J. F. Uber die notwendigen  Grenzen beim Gebrauch  schoner
Formen // Samtliche Werke
     41. Майринк Г. Голем. М., 1990.
     42. Jordan F. Character  as seen in Body and Parentage. London, 1896. 3
ed.
     43. Spitteler К. Prometheus und Epimetheus. Diederichs. Jena, 1911.
     44. Jung С. G. La structure de 1'inconscient. Arch, de Psych.
     45. Гете И. Собр. соч. 2-е изд. СПб.: "Н. В. Гербель", 1892.
     46.  Юнг К. Г. Психоз и его содержание //  Работы по  психиатрии. СПб.,
2000.
     47. Юнг К. Г. Символы трансформации. М., 2000.
     48. Гете И. Собр. соч. СПб., 1894.
     49. The Laws of Manu (Sacred Books of the East, 25). Oxford, 1886.
     50.  Deussen  P.   Allgemeine  Geschichte  der  Philosophie.   Leipzig,
1894-1917.
     51. Weber A. Indische Studien.
     52. Юнг К. Г. Психология dementia praecox (раннего слабоумия) // Работы
по психиатрии. СПб., 2000.
     53. Oldenberg  H. Zur  Religion und  Mythologie des Veda // Nachrichten
von   der  koniglichen   Gesellschaft  der   Wissenschaften  zu   Gottingen,
Philologisch-historische Kl