Fruehstueck, завтрак,
кофе, с кофе пьют коньяк, с коньяком и вино и с вином все возможное; лягушки
-  большие животные и которые пожирают  лягушек, аисты  пожирают птиц, птицы
пожирают животных, животные  велики, животные малы,  животные люди, животные
не люди" и т.  д. "Эти овцы ...  были мериносы,  из которых фунтами вырезали
жир, с которым Шейлоку вырезали жир, вырезали фунт" и т. д. "К... был К... с
длинным  носом, mit einer Rammnase, mit  einer Rampfnase, mit einer Nase zum
Rammen, ein Rammgift, ein Mensch, welcher gerammt hat,  welcher gerammt ist"
и т. д.
     Из этих примеров опытов Странского  тотчас же  становится  ясным, каким
законам ассоциации повинуется ход мыслей;  это, главным  образом,  сходство,
совместное существование,  разговорно-моторная связь  и звуковые  сочетания.
Кроме того,  бросаются в глаза  частые  персеверации  и повторения  (Зоммер:
"Стереотипии").  Сравнивая  с  этим  те вышеприведенные ассоциации из случая
раннего  слабоумия, процитированные из  труда  Мадлен  Пеллетье, мы  находим
поразительное  сходство  [Все  же нельзя не  заметить, что речи,  записанные
Странским, производят впечатление чрезмерной торопливости, которая обычно не
наблюдается в речи  при  раннем слабоумии.  Однако  трудно  определить,  что
именно создает такое впечатление.]: и тут и  там одинаковые законы сходства,
смежности понятий и созвучий. В анализе Пеллетье недостает лишь  стереотипии
[Как говорилось выше, Зоммер уже  указывал на  ассоциации по  созвучию  и на
стереотипии при простых  словесных реакциях.] и персевераций, хотя  в данном
материале они, несомненно, существуют. Странский подтверждает это  очевидное
сходство  многочисленными  прекрасными примерами, полученными при опытах над
пациентами.
     Особенно  важно,  что  в  опытах   Странского   с   нормальными  людьми
встречаются  многочисленные  группы  слов   и   предложений,  которые  можно
определить как контаминации.  Пример: "...  вообще  мясо, от которого нельзя
отделаться,  мысли, от которых нельзя отделаться, особенно,  когда  при этом
надо   персеверировать,   персеверировать,  персеверировать,   северировать,
Северин (имя собственное)" и т. д.
     По   Странскому,  в  этом  конгломерате   слов  слиты  следующие   ряды
представлений:
     а) баранина потребляется в Англии в большом количестве.
     б) от этого представления я не могу отделаться.
     в) это персеверация.
     г) я должен болтать все, что мне придет в голову.
     Итак, контаминация  есть слияние различных рядов представлений. Поэтому
ее, в сущности,  следует считать смежной ассоциацией. [См. анализ  косвенных
ассоциаций  /45- par.82/.]  Этот характер контаминации весьма ясно виден  из
психологических примеров Странского.
     "Вопрос: "Что такое млекопитающее?
     Ответ (пациент): Это корова, например, акушерка".
     "Акушерка" - опосредованная ассоциация к корове; слово это указывает на
вероятный ход  мысли: корова  -  рождающая живые  существа - человек также -
акушерка.   [По   мнению   Блейлера   вероятнее   следующее   сопоставление:
"Млекопитающее": корова - рожает живые существа; это пример - акушерка.]
     "Вопрос: Что вы представляете себе, говоря о Святой Деве?
     Ответ: Поведение молодой девушки".
     Странский  справедливо  замечает,   что  мысль,  вероятно,  развивается
следующим образом: "непорочное зачатие  - непорочная дева - непорочный образ
жизни".
     "Вопрос: Что такое четырехугольник?
     Ответ: Углообразный квадрат".
     Слияние состоит из:
     а) четырехугольник есть квадрат,
     б) четырехугольник имеет четыре угла.
     Из  этих  примеров  можно  заключить,  что   контаминации,  в  изобилии
встречающиеся при отвлеченном внимании, подобны  опосредованным ассоциациям,
встречающимся при  простых словесных реакциях,  наблюдаемых  при  отклонении
внимания. Как  известно, наши опыты количественно доказали увеличение  числа
опосредованных ассоциаций при отвлечении внимания.
     Такое совпадение заключений трех экспериментаторов,  Странского, меня и
- так  сказать, -  раннего  слабоумия не может быть случайным.  Оно является
доказательством  правильности  нашего  взгляда  и  лишний  раз  подтверждает
слабость   способности   восприятия,  выступающую  во  всех   дегенеративных
симптомах раннего слабоумия.
     Странский  указывает  на  то,  что  благодаря  контаминации  слов часто
появляются  странные  словообразования,  напоминающие  своей  причудливостью
неологизмы раннего  слабоумия. Я вполне уверен  в том,  что по большей части
неологизмы образуются именно таким образом. Однажды молодая пациентка, желая
убедить меня  в том, что  она вполне  здорова,  сказала: То,  что я здорова,
совершенно "haendeklar".  Здесь непереводимая игра слов: Ясно, как рука, что
я здорова. Она  повторила это несколько раз. Нетрудно увидеть, что это новое
слово распадается на две части:
     а) Das liegt auf der Hand. (Это вполне ясно. Букв.: это лежит на руке.)
     б) Das ist sonnenklar. (Это ясно, как солнце.)
     В  1898 г.  Нейссер /46- S.443/, на  основании  клинических наблюдений,
заметил, что новые словообразования всегда, собственно говоря, являются, как
и  корни  слов, не глаголами и  не  существительными,  вообще не  словами, а
целыми  предложениями, причем они  всегда символизируют целый процесс.  Этим
Нейссер  указывает на понятие слияния,  но он  идет  еще дальше  и говорит о
символизации целого процесса. Тут я хотел  бы напомнить, что Фрейд  в  своем
труде  "Толкование сновидений"  указал на высокую степень  слияния [В  своем
труде  "Ueber Sprachstoerungen  im  Traume"  (Psychol.  Arbeiten Bd.V,  H.1)
Крепелин   также   занимается   этими    вопросами    на   основе   большого
экспериментального  материала.  Что касается психологического  происхождения
данных  явлений, то замечания Крепелина доказывают, что его мнения близки  к
высказанным  нами воззрениям.  Так например, на странице  10 он говорит, что
появление расстройств  речи  во  сне несомненно находится  в тесной связи  с
затемнением сознания и вызываемым этим ослаблением ясности представлений.
     То,  что П. Мерингер, Майер  и другие называют "контаминацией", Фрейд -
слиянием  (Verdichtung),  Крепелин  обозначает  словом  "эллипс"  ("смешение
различных    рядов   представлений",   "эллиптическое    стягивание   многих
одновременных рядов мысли"). Здесь  я  обращаю внимание  читателя на то, что
Форель уже  в 80-х годах употреблял для  обозначения  слияний и  образований
параноиками новых  слов выражение "эллипсы".  Крепелин, очевидно, упустил из
виду, что Фрейд уже в 1900 г. подробно разобрал слияния в  сновидениях.  Под
"слиянием" Фрейд  понимает  смешение положений, образов  и  элементов  речи.
Научно-разговорное  выражение "контаминация" относится лишь к слияниям речи,
являясь,  таким образом,  понятием специальным,  которое  подчинено  понятию
Фрейда о  слиянии. Советуем использовать термин "контаминация" применительно
к слияниям речи.] при сновидениях. К сожалению, я не могу заняться подробным
разбором    весьма   ценного    психологического    материала,    собранного
вышеупомянутым, еще недостаточно  оцененным исследователем, ибо это увело бы
нас слишком далеко в сторону. Я просто должен предположить, что ценная книга
уже  известна моим  читателям. Насколько я знаю, против  взглядов Фрейда еще
никогда не было приведено неопровержимых доказательств, поэтому я ограничусь
констатацией  того,   что  сновидение,  имеющее  столь  большое  сходство  с
расстройством ассоциаций  при раннем слабоумии, также пользуется характерным
слиянием  в  области  речи   (в  смысле  контаминации  целых  предложений  и
положений). Крепелина также поразило сходство  речей, произносимых  во сне и
при  раннем слабоумии. [Arch.  f.  Psych. XXVI,  S. 595.,  Ср.  также Psych.
Arbeiten  Bd. V, где Крепелин говорит по этому поводу (стр. 79):  "Но,  быть
может,  следует  подумать  о  том,  что  странные  речи  больных при  раннем
слабоумии  не  являются просто нелепостью или,  еще  менее  того, намеренным
результатом распущенности, а,  скорее, выражением своеобразного расстройства
способности подыскивания слов, которое, должно быть, весьма близко подобному
же  расстройству  в  сновидениях".  Крепелин также выражает  мысль, что  при
спутанности  речи  в  ней, наряду  с расстройствами нахождения слов  и формы
мыслей, существует и расстройство самого хода мыслей, отчасти подобное тому,
которое  присуще сновидениям.] Из многочисленных примеров, найденных мной  в
своих и чужих  сновидениях, приведу следующий,  совершенно  простой  пример,
представляющий образец и  слияния, и неологизма: Один человек, желая  во сне
одобрить  некоторую ситуацию,  выразился так: "Das ist feimos". Имеет  место
контаминация слов: a) fein, б) famos.
     Сновидения  характеризуются  также,  главным образом,  "апперцептивной"
слабостью,  что особенно ясно выражается в  их общепризнанном  пристрастии к
символам.
     Наконец,  нам  остается  разрешить еще  один  вопрос,  на  который  мы,
собственно  говоря,  должны  были   бы  ответить  прежде  всего,  а  именно:
действительно ли состояние сознания в опытах Странского с нормальными людьми
соответствует  состоянию  расстроенного  внимания?   Прежде  всего   следует
заметить,  что   опыты  Странского  с  отклонением   внимания   не  показали
существенного  изменения по сравнению  с  опытами при нормальном  состоянии;
таким  образом,  при обоих этих состояниях ассоциации не  могли отличаться в
сильной степени; то  же самое  можно  сказать и о внимании.  Что  же следует
думать об отклонениях при опытах с нормальными людьми?
     Мне кажется, что  главную причину  следует  искать  в  "принудительном"
характере  эксперимента.  Лицам, над которыми  производятся опыты, приказано
говорить  без  остановки,  что  последние,  во  многих случаях,  усиленно  и
стараются исполнить таким  образом, что в  минуту произносят, в  среднем, от
100  до 250 слов; между тем, в нормальной речи среднее число слов колеблется
между 130  и 140 словами. Если  же они говорят быстрее (может быть, и думают
быстрее), чем мы привыкли думать об обыденных предметах, то  ассоциациям уже
невозможно  уделить достаточно внимания.  Большую роль,  кроме  того, играет
обстановка, непривычная для  большинства  лиц,  подвергающихся опытам, и  ее
влияние  на  их  душевное состояние. Оно напоминает состояние взволнованного
оратора, который впадает в "эмоциональное отупение" ("emotional stupidity").
При  этом  состоянии  я  нашел  многочисленные  персеверации  и  повторения.
Эмоциональное  отупение  также   может  являться  причиной  весьма  сильного
расстройства внимания. Поэтому мы с уверенностью можем предположить, что и в
опытах   Странского   с  нормальными  людьми  внимание  действительно   было
расстроено, хотя состояние сознания в обоих случаях, безусловно, различно.
     Важным   наблюдением   мы  обязаны  Гейльброннеру  (Heilbronner).   При
исследовании  рядовых  ассоциаций  одного гебефреника  [Гебефрения  -  форма
шизофрении, характеризующаяся  выраженностью  черт детскости,  дурашливости,
нелепостью выходок больного, его склонностью  к чудачеству - ред.] он нашел,
что в  одном  случае  41%,  а  в другом  23%  слов-реакций имели отношение к
окружающей  обстановке.  Гейльброннер  считает  это явление  доказательством
того, что подобное  "приклеивание" происходит  из-за вакуума, то  есть из-за
недостатка новых представлений. Я могу подтвердить это наблюдение по личному
опыту. Теоретически  интересно  было  бы  знать  отношение этого  явления  к
симптому Зоммера и Лейпольда (Leupoldt) - "называние и касание".
     Самостоятельные  и   новые  взгляды  на  психологию  раннего  слабоумия
высказывает Отто Гросс (Otto Gross). Он предлагает для этой болезни название
dementia  sejunctiva:  основанием  для  этого названия  является  распадение
сознания пациентов, иначе говоря, "отвод сознания" (Sejunction). Понятие это
Гросс  заимствует,   конечно,  у  Вернике;  он  мог  бы  с  тем  же  успехом
заимствовать  значительно  более старое  однозначное  понятие  "диссоциации"
(Бине, Жане). В  сущности,  диссоциация  сознания есть  то же самое,  что  и
распадение сознания по Гроссу; понятие это дало нам еще одно  лишнее слово -
хотя  в  психиатрии  их  и  так  совершенно  достаточно.  Под   диссоциацией
французская школа понимала ослабление сознания вследствие того, что один или
несколько  рядов   представлений  откалываются,   то   есть,  иначе  говоря,
освобождаются из-под власти сознания нашего "я"  и начинают  вести более или
менее  самостоятельное существование. Это  же является, например, основанием
учения Брейера-Фрейда об истерии. По новейшим  взглядам,  высказанным  Жане,
диссоциация есть следствие "понижения умственного уровня", который разрушает
власть  сознания  нашего  "я"  и  способствует возникновению  автоматических
проявлений,  или же прямо  вызывает их. Брейер и  Фрейд  прекрасно доказали,
какого  рода автоматизмы  при этом высвобождаются.  Новым и важным  является
применение этого учения  к  раннему  слабоумию, предложенное Гроссом.  Автор
следующим образом определяет свое основное  положение: "Распадение сознания,
как  я   его   понимаю,  есть   одновременное   существование  функционально
разделенных рядов ассоциаций". "Я считаю центром  тяжести понятие о том, что
на деятельность сознания  в  каждую данную  минуту  следует смотреть  как на
результирующую  одновременно  протекающих психофизических  процессов".  /47-
S.45; 48; 49; 50/
     Приведенные цитаты в достаточной степени характеризуют  взгляд  автора.
Пожалуй, можно согласиться с мнением,  что  сознание,  или,  лучше  сказать,
содержание    сознания   есть   результат   многочисленных   бессознательных
психофизических  процессов. Этот взгляд есть даже  шаг вперед по сравнению с
популярной психологией  сознания,  согласно которой  непосредственно  по  ту
сторону эпифеномена "сознание" начинаются процессы питания  мозговой клетки.
Как  нам  кажется,  Гросс   представляет  себе  психическое  содержание  (не
содержание  сознания)  в  виде  одновременно  протекающих   отдельных  цепей
ассоциаций.  Я считаю,  что это  сравнение в известной  степени дает повод к
недоразумениям;  мне   кажется,   что  правильнее  допустить   существование
комплексов  представлений,  постепенно  становящихся сознательными,  которые
констеллируются  предшествующими   ассоциированными  комплексами.  Связующим
звеном  этих  комплексов  является  некоторый  определенный  аффект.  [Чисто
ассоциативные законы играют совершенно незначительную роль по  сравнению  со
всемогущей  констелляцией чувства,  совершенно так же, как  в действительной
жизни, где логика  мышления  не играет  никакой роли  по сравнению с логикой
чувства.]  Когда,  вследствие  болезни, связь  между  одновременными  цепями
Гросса уничтожается, то происходит распадение сознания. На языке французской
школы  это  можно  выразить  следующим  образом:  когда отщепляются одна или
несколько  цепей   представлений,   то  получается  диссоциация,  вызывающая
ослабление  сознания. Мы не  будем  спорить  о  терминах:  тут  Гросс  также
возвращается  к вопросу  о  расстройстве  восприятия,  но  подходит  к этому
вопросу с новой и интересной точки зрения, с точки зрения  бессознательного.
Гросс  пытается  обнаружить  корни  многочисленных  автоматических  явлений,
врывающихся  в сознание пациента.  Признаки автоматических  явлений в  жизни
сознания больного должны  быть известны всякому психиатру; это "автохтонные"
идеи, внезапные импульсы, галлюцинации, явления влияния на мысли, навязчивые
цепи  представлений  чуждого  характера,  остановка  и  исчезновение  мыслей
(явление,  метко  обозначенное  одной  из  моих  пациенток  как  "отключение
мыслей"), внушенные идеи (патологические мысли-наития) и т. д.
     Гросс  говорит:  "кататонические  явления  суть  изменения  самой  воли
посредством  фактора,  ощущаемого вне беспрерывности  нашего "я"  и  поэтому
объясняемого как чуждая сила... Эти явления в каждый данный  момент заменяют
волю беспрерывной связности нашего "я" вставками, вдвигаемыми в нее  из иных
цепей сознания... Мы должны себе представить, что несколько,  скажем,  цепей
ассоциаций могут одновременно,  не  влияя  друг на друга,  развертываться  в
органе сознания.  Одна из этих цепей сознания  должна будет, в таком случае,
стать  выражением  беспрерывной  связности   сознания.  -   Остальные   цепи
ассоциаций в  таком случае,  конечно, остаются "подсознательными" или, лучше
сказать,  "бессознательными".  Но должна быть  постоянная возможность, что в
них, так  сказать,  нервная  энергия  усилится  и  дойдет  до такой  степени
напряжения, что внимание внезапно  обратится на одну из их  конечных частей,
то есть,  что  один из  членов  какой-либо  бессознательной  цепи ассоциаций
непосредственно вдвинется в  беспрерывную связность главенствовавшей до  тех
пор  цепи.  Если эта  предпосылка выполнена,  то сопутствующий  субъективный
процесс  может выразиться  лишь в том,  что  какое-либо  психическое явление
будет ощущаться непосредственно  вступившим  в сознание и совершенно  чуждым
беспрерывной  его  связности.  Представляется почти неизбежным,  что в  виде
объяснения  должна  возникнуть  мысль, будто данное  психическое явление  не
исходит из собственного органа сознания, а внесена туда извне". /50/
     Как  уже упоминалось выше, в  этой гипотезе мне  не  нравится допущение
одновременных независимых цепей  ассоциаций. Нормальная  психология не  дает
нам для этого никаких  пунктов опоры. Там, где лучше всего можно исследовать
отщепленные цепи  представлений  (например,  при  истерии),  подтверждается,
напротив,  противоположное явление: даже в  тех случаях, когда  цепи кажутся
совершенно  отделенными друг  от  друга,  можно  где-то найти  скрытый мост,
переброшенный  от одной к  другой. [Как раз  это я подробно доказал в случае
сомнамбулизма (в связи  с  Флурнуа).  См.:  Психология и патология  т.  наз.
оккультных  явлений. /16/] В нашей психике  все находится  в связи  со всем;
наша настоящая психика есть результирующая миллиардов констелляций.
     За  исключением  вышеприведенного  не вполне верного  предположения,  я
считаю гипотезу Гросса весьма удачной. Она дает сжатое определение того, что
корни  всех  автоматических  явлений  находятся   в  бессознательных  связях
ассоциаций. При "распадении" сознания (снижение умственного уровня, слабость
восприятия) существующие рядом с ним комплексы одновременно освобождаются от
всех "блокировок"  и получают возможность ворваться  в сознание  нашего "я".
Подобный взгляд весьма психологичен и вполне совпадает с учением французской
школы,  с данными гипнотизма и с  анализом  истерии.  Когда  мы, посредством
внушения,  образуем  отщепленную  цепь  представлений  при  депотенцировании
[Депотенциация - процесс извлечения энергии  из бессознательного  содержания
путем ассимиляции  или  усвоения его смысла - ред.] сознания, например,  при
постгипнотическом приказании, то отщепленная цепь снова вырывается наружу, с
силой,  необъяснимой для нашего "я". В психологии экстатических сомнамбул мы
тоже находим  характерные проявления отщепленных цепей. [Особо примечательны
образцы письма Элен Смит. (Флурнуа).]
     К  сожалению, Гросс оставляет  открытым следующий  вопрос:  какие  цепи
представлений отщепляются, какого рода их содержание?
     Задолго  до появления труда Гросса Фрейд  блестящим образом ответил  на
этот  вопрос.  Уже  в   1893  г.  Фрейд  /51/  предварительно  доказал,  что
галлюцинаторный бред вызывается  невыносимым для сознания аффектом; что бред
этот возмещает неудовлетворенные желания; что человек, до известной степени,
укрывается в психозе, чтобы в бредовых сновидениях болезни найти то, чего он
лишен  в  действительности.   В  1896  г.   Фрейд  анализировал  параноидное
заболевание,  которое,  согласно  Крепелину, причисляется