то тебе говорят. Мы с тобой сейчас поговорим, Гарион.  То  есть
говорить буду я, а ты слушай! - Он остановился, чтобы  перевести  шумное  от
гнева дыхание. - Ты соображаешь, что ты наделал? - вымолвил он наконец.
   - Я? О чем ты, дед? - спросил Гарион.
   - Я о небольшом пиротехническом шоу, которое ты устроил в долине  Мимбра,
- ледяным тоном ответил Бельгарат. - Об этой твоей импровизированной буре.
   - Дедушка, - как можно мягче попытался объяснить Гарион, -  они  были  на
грани войны. В нее, возможно, была бы вовлечена вся Арендия! Ты сам говорил,
что этого допускать нельзя. Я должен был их остановить.
   - Мы говорили не о твоих побуждениях,  Гарион.  Мы  говорили  о  способах
действия. Зачем ты устроил эту бурю? Что вдруг на тебя нашло?
   - Мне казалось, что это лучший способ привлечь их внимание.
   - А больше ничего нельзя было придумать?
   -  Они  уже  вступили  в  единоборство,  дед.  У  меня  не  было  времени
размышлять.
   - Я же тебе тысячу раз говорил, чтобы ты не связывался с погодой.
   - Ну, это же был исключительный случай!
   - Если, по-твоему, это был исключительный случай, то  тебе  бы  следовало
посмотреть на снежный буран, который по твоей глупости  поднялся  в  Долине,
или на ураганы, разбушевавшиеся в Восточном море, не говоря уже о засухах  и
смерчах, которые ты пустил по всему свету. Ты  что,  не  чувствуешь  никакой
ответственности?
   - Я не знал о таких последствиях! - в ужасе воскликнул Гарион.
   - Ты обязан был знать! - прорычал ему в  лицо  Бельгарат,  побагровев  от
гнева. - Нам с Бельдином понадобилось полгода непрерывных  разъездов  и  бог
знает каких усилий, чтобы все более-менее утихомирилось.  Ты  представляешь,
что этой своей безмозглой бурей ты чуть  было  не  изменил  климат  на  всей
земле? И что такая перемена явилась бы всемирной катастрофой?
   - Одна крошечная бурька?
   - Да, одна крошечная бурька, - передразнил Бельгарат.  -  Твоя  крошечная
бурька в нужное время в  нужном  месте  чуть  было  не  изменила  климат  на
последующие несколько эр во всем мире, голова садовая!
   - Дедушка, - попытался возразить Гарион.
   - Ты знаешь, что такое ледниковый период? Гарион,  бледный  как  полотно,
покачал головой.
   - Это когда температура опускается - чуть-чуть, почти неощутимо. Но из-за
этого на крайнем севере снег летом не тает. Он накапливается год  за  годом.
Так образуются ледники, которые начинают продвигаться все дальше и дальше на
юг.  Всего  лишь  через  несколько  веков  в  результате  твоего  небольшого
представления на драснийские болота надвигалась бы стена льда высотой в  два
фута. Ты бы похоронил Боктор и Вал-Алорн под куском льда,  идиот.  Ты  этого
хотел?
   - Конечно нет, дедушка, я правда не знал. Если бы  я  знал,  не  стал  бы
этого делать.
   - Большое утешение для миллионов людей, которых ты чуть было не уложил  в
ледяную могилу, - с сарказмом отпарировал Бельгарат.  -  Никогда  больше  не
смей этого делать! Никогда не смей даже думать о  каких-то  действиях,  пока
всего досконально не изучишь. И даже тогда лучше не рисковать.
   - Но ведь вы  с  тетушкой  Пол  вызвали  тогда  грозу  в  Лесу  Дриад,  -
защищаясь, вспомнил Гарион.
   - Мы знали, что делаем, - завопил Бельгарат. - Там не было  опасности.  -
Старик с большим усилием взял себя в руки. - Никогда не  смей  баловаться  с
погодой, Гарион. По крайней мере, пока  у  тебя  за  плечами  не  будет  как
минимум тысячелетнего опыта.
   - Ждать тысячу лет?
   - Не меньше. А в твоем случае,  может,  и  две  тысячи.  Тебе  просто  на
редкость  везет.  Ты  со  своей  инициативой  всегда  оказываешься  в  самом
неудачном месте в самое неудачное время.
   - Я больше не буду, дедушка, - горячо  пообещал  Гарион,  содрогаясь  при
мысли о том, как на землю неумолимо надвигаются ледяные глыбы.
   Бельгарат наградил его долгим взглядом исподлобья и  больше  об  этом  не
говорил. Потом, снова обретя спокойствие, он развалился в кресле  у  огня  с
кружкой эля в руке. Гарион достаточно  хорошо  знал  своего  деда,  поэтому,
чтобы привести его в приятное расположение духа, предусмотрительно послал за
хмельным напитком, как только буря слегка поутихла.
   - Как твои занятия, мой мальчик? - спросил старый волшебник.
   - Да у меня все как-то времени не хватает, - виновато ответил Гарион.
   Бельгарат пронзил его ледяным взглядом, и по проступившему у него на  шее
пятнышку Гарион догадался, что у старика внутри опять все вскипает.
   - Я очень виноват, дедушка, - поспешно извинился он. - С сегодняшнего дня
я что-нибудь придумаю, чтобы найти время.
   Бельгарат выпучил глаза.
   - Не надо, - быстро сказал он. - Ты  и  так  уже  такую  кашу  заварил  с
погодой. А если ты начнешь баловаться со временем, даже боги не  предскажут,
что из этого получится.
   - Я не это имел в виду, дедушка.
   - Тогда точнее выражайся. Недомолвки нам ни к чему. - Он  перевел  взгляд
на Эрранда. - А ты что здесь делаешь, малыш? - спросил он.
   - Я здесь с Дарником и Польгарой, - ответил тот. - Они решили взять  меня
с собой.
   - Польгара здесь? - удивился Бельгарат.
   - Я попросил ее приехать, - объяснил Гарион. - Она помогает мне разрешить
одну небольшую проблему - по крайней мере, мне кажется, что она ее решает. Я
в ее действиях ничего не понимаю.
   - Она иногда увлекается сценическими эффектами.  Какой  именно  проблемой
она занимается?
   - M-м... - Гарион бросил быстрый взгляд  на  Эрранда,  который  сидел,  с
вежливым интересом наблюдая за ними. Гарион замялся. - Это... м-м... связано
с... м-м... наследником Ривского трона.
   - В чем тогда проблема? - недоуменно  спросил  Бельгарат.  -  Ты  и  есть
наследник Ривского трона.
   - Нет, я имею в виду следующего.
   - Я все равно не вижу, в чем здесь проблема.
   - Дедушка, в том, что наследника нет - пока, по крайней мере.
   - Нет? Так чем же ты занимался, мой мальчик?
   Гарион не нашелся, что ему ответить, и счел за благо переменить тему.
   С наступлением весны  Польгара  все  свое  внимание  стала  уделять  двум
сплетенным друг с другом дубкам. Она раз по десять на дню  бегала  в  сад  и
скрупулезно осматривала каждый прутик, выискивая  почки.  Когда  же  наконец
побеги стали разбухать, на лице ее появилось явное удовлетворение.  И  снова
она и обе молодые дамы, Сенедра и Ксера, стали пропадать в саду  с  утра  до
вечера.  Гариона  же  это  ботаническое  увлечение  обескураживало  и   даже
несколько раздражало. В конце концов, он пригласил тетушку  Пол  в  Риву  по
гораздо более серьезному поводу.
   Когда вернулись перелетные птицы, Ксера отбыла к себе домой, в Лес Дриад.
Вскоре Польгара невозмутимо объявила, что и они с Дарником и Эррандом вскоре
поедут.
   - И  отца  мы  тоже  с  собой  заберем,  -  заявила  она,  неодобрительно
поглядывая  на  старого  волшебника,  который,  держа  в  руке  кружку  эля,
бесцеремонно заигрывал с племянницей Бренда, покрасневшей от смущения Арелл.
   - Тетушка Пол, - возразил Гарион, - а как же быть с  маленьким...  м-м...
затруднением, что возникло у  нас  с  Сенедрой?  Ты  собираешься  что-нибудь
предпринять?
   - Я уже предприняла, Гарион, - с нежной улыбкой отвечала она.
   - Тетушка Пол, ты же все время провела в саду.
   - Да, дорогой, я знаю.
   Гарион еще несколько недель после того, как они уехали, не  находил  себе
места. Ему даже пришло в голову, что либо он не сумел все толком  объяснить,
либо тетушка Пол чего-то не поняла.
   В самый разгар весны, когда луга, покрывавшие крутые склоны  за  городом,
превратились в ярко-зеленый ковер, по которому здесь и там  были  разбросаны
пестрые полевые цветы, Сенедра начала себя вести довольно странно. Гарион то
и дело видел ее  в  саду,  где  она  с  необычайно  нежным  выражением  лица
созерцала свои дубки, а  очень  часто  она  вообще  уходила  из  цитадели  и
возвращалась в сопровождении Арелл,  с  ног  до  головы  усыпанная  полевыми
цветами. Перед каждой трапезой она выпивала глоток из серебряного флакончика
и при этом страшно морщилась.
   - Что это ты пьешь? - полюбопытствовал он однажды утром.
   - Это для бодрости, - содрогаясь, ответила она.  -  Настойка  на  дубовых
почках - совершенно отвратительная.
   - Это тетушка Пол тебе приготовила?
   - Откуда ты знаешь?
   - Ее лекарства всегда отвратительны.
   - M-м... - рассеянно произнесла она. Потом пристально поглядела на  него.
- Ты сегодня очень занят?
   - Не очень. А что?
   - Я подумала, не заглянуть ли нам на кухню - взять мяса,  хлеба  и  сыра.
Мне так хочется пойти на целый день в лес.
   - В лес? Зачем?
   - Гарион, - сердито сказала она. - Я всю зиму просидела безвылазно в этом
ужасном старом  замке.  Мне  нужен  свежий  воздух,  солнечный  свет,  запах
деревьев и цветов на лугу, а не эти промозглые серые камни.
   - Попроси Арелл сходить с тобой. Я не могу отлучаться на целый день.  Она
устало вздохнула.
   - Ты же только что сказал, что у тебя нет важных дел.
   - Никогда не знаешь наверняка. Вдруг что-нибудь появится.
   - Ничего, подождет, - процедила она сквозь зубы.  Гарион  метнул  на  нее
быстрый взгляд, распознал угрожающие признаки и ответил как можно мягче:
   - Наверное, ты права, дорогая. Почему  бы  нам  и  вправду  не  совершить
небольшую вылазку. Давай позовем с собой Арелл и, может быть, Кейла.
   - Нет, Гарион, - твердо возразила она.
   - Нет?
   - Определенно нет.
   Итак, вскоре  после  завтрака  король  Ривский  рука  об  руку  со  своей
маленькой королевой вышли  из  цитадели  с  изрядно  нагруженной  корзинкой,
перешли через широкий луг  за  городом  и  остановились  под  дырявой  тенью
вечнозеленых деревьев на крутом склоне, ведущем к заснеженным  остроконечным
вершинам, которые образуют горный хребет Острова.
   Как только  они  вошли  в  лес,  с  лица  Сенедры  исчезли  все  признаки
недовольства. Прогуливаясь между  высокими  соснами  и  елями,  она  набрала
цветов и сплела из них  венок.  Утреннее  солнце  пробивалось  сквозь  ветви
деревьев высоко над головой, бросая на лесной ковер из мха пятна золотистого
света. От можжевельника и сосен исходил дурманящий смолистый запах, а птички
кружились между высокими и стройными,  как  колонны,  стволами,  приветствуя
своим щебетанием восходящее солнышко.
   Через некоторое время они вышли на поросшую мхом  и  окруженную  со  всех
сторон  деревьями  поляну,  где  по  сверкающим  камням,  журча  и  булькая,
пробирался ручеек, впадавший в лесное озеро, к которому пришел напиться воды
олень с бархатистыми глазами. Олень  поднял  голову,  обернулся,  переступив
своими изящными тонкими ногами, без тени испуга  поглядел  на  них  и  пошел
обратно в лес.
   - Ах, как это прекрасно! - воскликнула Сенедра с нежной улыбкой на  лице.
Она села на круглый валун и начала расшнуровывать свои туфли.
   Гарион поставил корзину на землю и лег, растянувшись  во  весь  рост.  Он
почувствовал, как все заботы последних месяцев медленно уплывают прочь.
   - Я рад, что ты это придумала, -  сказал  он,  потягиваясь  на  прогретом
солнцем мху. - Замечательная мысль.
   - Естественно, - ответила она. - У меня все мысли замечательные.
   Гарион вдруг вспомнил об одной загадке, не дававшей ему когда-то покоя.
   - Сенедра, - начал он, - я давно хотел тебя спросить.  Почему  все  имена
дриад начинаются на "Кс"? Ксера, Ксанта, например?
   - У нас такой обычай, - отвечала она, продолжая возиться со шнурками;
   - А как же твое имя? Почему оно не начинается с "Кс"?
   - Начинается. - Она стащила с  ноги  одну  туфлю.  -  Просто  толнедрийцы
произносят его по-другому, вот и все. Поэтому и пишут иначе.  Дриады  вообще
мало читают и пишут, поэтому написание их не волнует.
   - Ксенедра.
   - Почти похоже. Только дриадское "кс" звучит немного мягче.
   Она улыбнулась, сняла вторую туфлю и с наслаждением  пошевелила  пальцами
ноги.
   - Зачем ты разулась? - рассеянно спросил Гарион.
   - Мне нравится чувствовать мох под ногами и еще мне хочется искупаться.
   - Слишком холодно. Этот ручей вытекает из ледника.
   - Я только окунусь - мне это не  повредит.  Она  пожала  плечами.  Затем,
словно отвечая на вызов, поднялась и начала скидывать одежду,
   - Сенедра! А если кто-нибудь увидит? Она рассмеялась серебристым смехом.
   - Ну и что, если увидят? Я не собираюсь из-за всяких  глупых  условностей
купаться в одежде. Не будь таким занудой, Гарион.
   - Не поэтому. Просто...
   - Что?
   - Не важно.
   Она вбежала в озеро, повизгивая от  восторга  и  обжигающей  льдом  воды.
Оттолкнувшись,   она   нырнула,   доплыла   до   другого   берега,   где   в
хрустально-прозрачную воду свешивалось поросшее мхом  бревно,  и  встала  на
дно. Волосы ее струились по плечам, а на губах играла проказливая улыбка.
   - Ну?! - крикнула она ему.
   - Что - "ну"?
   - Ты идешь?
   - Нет, конечно.
   - Неужели всемогущий Повелитель Запада испугался холодной водички?
   -  Всемогущий  Повелитель  Запада  не  желает  подхватить  простуду  ради
удовольствия поплескаться в ледяной воде.
   - Гарион,  ты  определенно  становишься  занудой.  Сними  свою  корону  и
расслабься.
   - На мне нет короны.
   - Тогда сними что-нибудь другое.
   - Сенедра!
   Она снова рассмеялась и  принялась  болтать  ногами,  поднимая  в  воздух
миллионы  искрящихся  капель  воды,  которые,  как  алмазы,  сияли  в  лучах
утреннего солнца. Затем она  легла  на  воду,  и  ее  волосы  медным  веером
рассыпались по гладкой поверхности озера. Венок, который она  сплела,  после
купания разошелся, и на воде покачивались полевые цветы.
   Гарион сидел на подстилке из мха, удобно прислонившись  спиной  к  стволу
дерева. Грело теплое солнце, и ноздри его  наполнял  пьянящий  запах  травы,
деревьев  и  лесных  цветов.  Из-за  высоких  стволов  вылетела  бабочка   с
узорчатыми  золотисто-голубыми  крыльями.  Привлеченная  ярким  цветом,  или
запахом, или чем-то еще, она устремилась к озерку и  цветам,  качавшимся  на
нем. Бабочка перелетала от  одного  цветка  к  другому,  слегка  касаясь  их
крыльями. Сенедра, затаив дыхание, медленно погрузила голову в воду так, что
на поверхности осталось только ее лицо. Бабочка все ближе и ближе  подлетала
к застывшей в ожидании королеве. И вот, опустившись к ее лицу, бабочка нежно
коснулась крыльями ее губ.
   - О, замечательно, - рассмеялся Гарион. -  Теперь  моя  жена  общается  с
бабочками.
   - Ради поцелуя я готова на все, - отвечала она, бросив  на  него  лукавый
взгляд.
   - Если ты хочешь поцелуя, я могу это взять на себя.
   - Интересная мысль. Тогда поцелуй меня прямо сейчас. А то мой дружок  уже
охладел. - Она махнула рукой на бабочку, которая, трепеща крыльями,  уселась
на склонившийся над водой куст. - Иди ко мне, Гарион.
   - Ты же на самой середине озера, - заметил он.
   - Ну и что?
   - Выходить ты, по-видимому, не собираешься.
   - Ты предложил поцелуй, Гарион. Без всяких условий.
   Гарион вздохнул, поднялся на ноги и начал раздеваться.
   - Мы оба об этом пожалеем, - предупредил он. - Летние простуды  долго  не
проходят.
   - Ты не простудишься, Гарион. Давай же. Поежившись, он решительно вступил
в ледяную воду.
   - Жестокая ты женщина, Сенедра, - пожаловался он, содрогаясь от обдавшего
его холода.
   - Не будь таким ребенком. Иди сюда.
   Стиснув зубы, он двинулся к ней, разгребая в стороны воду,  и  по  дороге
больно ударился ногой о лежащий  на  дне  камень.  Когда  он  приблизился  к
Сенедре, она обвила его  шею  своими  холодными,  мокрыми  руками  и  крепко
прижалась губами к его губам. Ее продолжительный поцелуй заставил его слегка
покачнуться. Он почувствовал, как губы ее напряглись, сложившись  в  лукавую
улыбку, не  отрываясь  при  этом  от  его  губ,  а  потом  она  без  всякого
предупреждения подняла ноги и своим весом увлекла его под воду.
   Он вынырнул, бранясь и отплевываясь.
   - Правда, здорово получилось? - хихикнула она.
   - Не особо, - проворчал он. - Тонуть мне не очень понравилось.
   Она пропустила это мимо ушей.
   - Ну раз уж ты совсем промок, то можешь со мной еще поплавать.
   Проплавав вместе около четверти часа, они вышли из озера, дрожа и посинев
от холода.
   - Разведи огонь, Гарион, - проговорила Сенедра, клацая зубами.
   - Я не взял с собой трут, - сказал он. - И кремень тоже.
   - Тогда сделай это по-другому.
   - Как - "по-другому"? - не сразу понял он.
   - Ну ты же знаешь... - Она загадочно махнула рукой.
   - А-а. Я и забыл об этом.
   - Быстрее, Гарион. Я замерзаю.
   Он набрал хворосту и сухих веток, расчистил место на полянке  и  направил
свою энергию на  сложенное  в  кучу  топливо.  Сначала  поднялась  тоненькая
струйка дыма, потом вспыхнул язык ярко-оранжевого пламени.  Через  несколько
минут рядом с покрытым мхом холмиком, у которого, сжавшись в  комок,  сидела
дрожащая Сенедра, весело потрескивал огонек.
   - Да, вот так-то лучше, -  сказала  она,  протягивая  руки  к  костру.  -
Полезный ты человек, мой господин.
   - Благодарю. Не пожелает ли моя госпожа что-нибудь надеть?
   - Пока не высохнет, не пожелает. Терпеть не могу надевать сухую одежду на
мокрое тело.
   - Тогда надеюсь, что никто сюда не заглянет.
   - Подойди, сядь со мной рядом, -  предложила  Сенедра.  -  Здесь  гораздо
теплее.
   У Гариона не было причин отказываться, и он присел рядом с ней на  теплый
мох.
   - Вот видишь, - произнесла она, обнимая его рукой  за  шею.  -  Ведь  так
гораздо лучше, правда? - Она поцеловала его - серьезно и сосредоточенно.
   У него перехватило дыхание и сердце забилось сильнее.
   Когда она  наконец  ослабила  объятия,  Гарион  с  беспокойством  оглядел
поляну. Краешком глаза он  уловил  порхающее  движение  над  самой  водой  и
смущенно кашлянул.
   - В чем дело? - спросила она.
   - Бабочка на нас смотрит, - ответил он, покраснев.
   - Ничего страшного, - улыбнулась она, снова обвивая руками его шею.

   Весна незаметно перешла в лето, а в мире в том  году  царило  непривычное
спокойствие.  Независимое  королевство   Вордов   было   сломлено   набегами
вооруженных до зубов бандитов, и семейство Вордов наконец униженно попросило
принять их обратно в состав Толнедрийской империи.
   Новости из Хтол-Myproca доходили отрывочные, но  вроде  бы  положение  на
дальнем юге стабилизировалось - маллорейцы Каль Закета удерживали равнины, а
Ургит со своими мургами прочно окопался в горах.
   Донесения,  периодически  посылаемые   Гариону   драснийской   разведкой,
указывали на то, что возродившийся Медвежий  культ  не  распространяется  за
пределы отдаленных деревень.
   Гарион радовался этой передышке, и, поскольку никаких срочных дел у  него
не было, он взял в привычку поздно вставать и иногда  проводил  в  блаженной
дремоте два-три часа после восхода солнца.
   Одним таким утром где-то  в  середине  лета  ему  приснился  на  редкость
чудесный сон, будто они с Сенедрой прыгали с чердака сарая на ферме  Фалдора
на стог мягкого сена. Но  его  сладкие  грезы  немилосердно  прервала  жена,
которая внезапно выпрыгнула из постели  и  бросилась  стремглав  в  соседнюю
комнату, откуда послышались громкие харкающие звуки.
   - Сенедра! - воскликнул он, вскакивая вслед за ней с постели.  -  Что  ты
делаешь?
   - Меня рвет, - отвечала она,  поднимая  бледное  лицо  от  таза,  который
держала на коленях.
   - Тебя тошнит?
   - Нет, - саркастически произнесла она. - Это я так развлекаюсь.
   - Я позову кого-нибудь из врачей, - сказал он, хватаясь за одежду.
   - Не стоит.
   - Но тебя же тошнит.
   - Конечно, но врача не нужно.
   - Это неразумно, Сенедра. Если ты больна, тебе нужен врач.
   - Меня должно тошнить, - ответила она.
   - Что?
   - Ты что, ничего не понял, Гарион? Меня, возможно, еще несколько  месяцев
по утрам будет тошнить.
   - Я тебя вовсе не понимаю, Сенедра!
   - До тебя ужасно долго доходит. В моем положении всегда тошнит по утрам.
   - Положении? Каком положении?
   Она в отчаянии закатила глаза.
   - Гарион,