о
именно это разумела она, говоря: "Внемлите, он может не избрать вас, если вы
сами не изберете его". И выбор, который предстоит сделать нам, - выбор между
добром и злом и разделение на добро и зло. Тот  мир,  который  явится  после
совершения выбора, окажется миром добра или миром зла - и уже  до  скончания
дней.
   Узнайте также и другую  истину:  скалы  этого  мира  и  всех  иных  миров
неумолчно шепчутся о двух камнях, лежащих в самом центре разделения. Некогда
эти камни были единым целым, но, как и все остальное, расколоты были  силой,
угасившей множество солнц. Там, где камни  эти  вновь  сойдутся,  произойдет
последнее сражение между двумя духами. И  тогда  настанет  день,  когда  все
вновь сделается единым - все, кроме этих двух камней, ибо столь велика сила,
разделившая их, что им  никогда  не  слиться  воедино.  В  тот  день,  когда
разделению настанет конец, один из камней сгинет навеки - и в тот  же  самый
день навек погибнет один из духов.
   Вот  истины,  собранные  нами  по  крупицам,  -  и  это   наше   открытие
ознаменовало конец первого века.
   Началом же второго века стали  громы  и  землетрясения,  ибо  сама  земля
разверзлась, и воды моря хлынули в расщелины,  разделяя  страны,  населенные
людьми, подобно тому, как все в мире  разделено.  Горы  Корим  содрогнулись,
застонали и зашатались - и море поглотило их. Но знали  мы,  что  время  это
минует, ибо наши прорицательницы предупредили нас  о  том,  что  будет  так.
Поэтому шли мы своим путем и добрались в безопасное место  прежде,  чем  мир
раскололся, и море сперва отхлынуло, а затем нахлынуло вновь - и мир никогда
более не разделялся.
   Во дни же, последовавшие за возмущением  моря,  из  вод  его  вышли  дети
бога-дракона и поселились к северу от нас, по другую сторону  гор.  И  тогда
пророчицы поведали нам, что настанет день, когда дети бога-дракона придут  и
завоюют наши земли. Тогда мы держали совет и размышляли,  как  сделать  нам,
чтобы не оскорбить детей бога-дракона и не  дать  им  повода  прервать  наши
занятия. И вот порешили мы, что воинственные соседи наши не станут опасаться
простых земледельцев, мирно живущих на земле и питающихся плодами ее.  И  мы
разрушили наши города, убрали даже камни их и возвратились к земле.
   Шли годы, складываясь в века, а века слагались в тысячелетия. И вот,  как
и было предсказано, явились к нам дети Ангарака и  воцарились  над  нами.  И
назвали они земли, в которых мы обитали, Далазией, а мы  подчинились  им  во
всем и продолжили наши занятия.
   В то же самое время с дальнего  севера  явился  апостол  бога  Алдура  со
своими товарищами, дабы вернуть себе то, что бог-дракон  похитил  у  Алдура.
Столь  велико  было  значение  этого  события,  что,  когда  оно  произошло,
закончился второй век и положено было начало третьему.
   В третьем же веке жрецы Ангарака, коих люди именовали гролимами,  явились
к нам с речью, говоря о боге-драконе и о том, как жаждет он нашей любви.  Мы
внимательно выслушали и обдумали услышанное - подобно тому,  как  обдумывали
все, что бы ни услышали от людей. Заглянули мы в Книгу Небес и  узнали,  что
Торак - воплощение божественной сущности одного из тех духов, коим предстоит
сразиться в самом центре мироздания.  Но  где  же  второй?  Как  могут  люди
совершить выбор, если перед ними предстал лишь один из  двух  духов?  Именно
тогда и ощутили мы, сколь велика ответственность, возложенная на  нас.  Духи
станут являться нам, каждый в свой срок,  и  каждый  объявит,  что  он  есть
добро, а другой есть воплощение зла. Но выбор сделать придется людям. И  вот
мы снова держали совет и порешили принять те формы богопочитания, на которых
так настаивали гролимы, дабы исследовать нам природу  бога-дракона  и  лучше
подготовиться к выбору, когда перед нами предстанет и второй бог.
   Шло время, и вот дела мирские потревожили нашу мирную жизнь.  Ангараканцы
породнились  с  великими   градостроителями   востока,   именовавшими   себя
мельсенцами, и вместе с ними создали великую империю, которая раскинулась на
весь континент. Отныне ангараканцы стали теми,  кто  совершает  поступки,  а
мельсенцы - теми, кто выполняет  миссии.  Ибо  поступок  совершается  раз  и
навсегда, а миссия всякий раз обновляется. Мельсенцы явились к нам  и  стали
искать среди нас тех, кто помог бы им в выполнении  их  бесконечных  миссий.
Случилось так, что один из нас,  пособляя  мельсенцам,  получил  возможность
отправиться на север для того, чтобы выполнить их задание. И  прибыл  он  на
место, именуемое Ашаба, и там нашел укрытие от внезапно налетевшего  шторма.
Хозяин же дома, в  котором  укрылся  наш  родич,  не  был  ни  гролимом,  ни
ангараканцем - он вообще  не  принадлежал  ни  к  одному  из  известных  нам
народов. Родич наш, сам того не подозревая, попал в дом  Торака.  Тораку  же
любопытны были людские обычаи, и он послал за путником. Наш родич вошел  под
его кров и узрел бога-дракона. И в тот самый миг, когда взглянул он  в  лицо
Торака, закончился третий век и начался четвертый, ибо  бог-дракон  Ангарака
не был одним из  тех  богов,  которых  мы  ожидали,  -  знаки  на  челе  его
свидетельствовали, что он не бессмертен, и родич наш тотчас же увидел: Торак
обречен, и все, что есть он, сгинет без следа в момент его смерти.
   И тогда поняли мы ошибку нашу, и восхитились тому, что узнали, - даже бог
может быть всего-навсего орудием судьбы. И стало ясно  нам,  что  Торак  был
частью одного из двух жребиев - но лишь частью, а не целым.
   Случилось так, что на другом краю земли умерщвлен был король со всеми его
родичами, кроме  одного-единственного.  Погибший  король  обладал  одним  из
камней власти. И когда известие об этом дошло до Торака, он возликовал,  ибо
решил, что давнего  недруга  его  нет  более  в  живых.  Тогда  и  начал  он
готовиться пойти войной на королевства Запада. Но знаки на небесах и  шепоты
скал сказали нам, что все на самом деле не так, как думает Торак.  Камень  в
надежных руках, и род властелинов его не прервался.  И  открылось  нам,  что
война, затеянная Тораком, приведет его к гибели.
   Бог-дракон долго готовился к войне, и миссии, которые возлагал он на свой
народ, были длиною не в одну человеческую жизнь. Подобно нам, Торак глядел в
небеса, ожидая знамений, которые скажут ему, что настало время двигаться  на
запад. Но Торак искал в небесах лишь того, что сам хотел  видеть,  не  читая
всей Книги Небес. И вот двинул он силы свои на запад в самый что ни на  есть
неблагоприятный день.
   Как и гласило предсказание, армия Торака  полегла  бесславно  на  широкой
равнине подле города Во-Мимбр, далеко на западе. Бога-дракона сковал мертвый
сон, и  в  сне  том  предстояло  пребывать  ему,  дожидаясь  явления  своего
противника.
   И тогда чуткий слух наш уловил в шепоте скал новое имя. Шепот делался все
отчетливее, громче и вот превратился в громогласный вопль в тот самый  день,
когда на свет родился тот, кто получил это имя. Бельгарион Богоубийца явился
наконец в этот мир.
   С  этого  времени  события  ускорились,  и  мир  устремился  к  страшному
противостоянию столь стремительно, что страницы  Книги  Небес  замелькали  и
слились в туманное облако. В тот самый день, когда люди празднуют  годовщину
сотворения мира, камень власти попал в руки Бельгариона,  и  едва  рука  его
коснулась  камня,  Книга  Небес  засияла  ярким  светом  и  имя  Бельгариона
донеслось с самой далекой звезды.
   Мы почувствовали, что Бельгарион движется по направлению к Маллорее и что
камень власти при нем, и ощутили, как Торак все  беспокойнее  ворочается  во
сне. И вот наконец настала эта ужасная  ночь.  Мы  беспомощно  глядели,  как
огромные страницы Книги Небес перелистываются столь стремительно, что ничего
нельзя прочесть. Наконец мелькание страниц прекратилось, и  мы  прочли  лишь
одну  строку,  но  строка  эта  была  ужасна:  "Торак  убит".  Книга   Небес
содрогнулась, и все мироздание погрузилось во мрак. Именно в этот  ужасающий
миг тьмы и тишины закончился четвертый век и начался пятый.
   И когда начался пятый век, явилась нам тайна в Книге  Небес.  Прежде  все
мироздание ожидало встречи Бельгариона и Торака, теперь же оно стремилось  к
иной встрече. Знаки и знамения открыли нам,  что  два  Жребия  выбрали  иные
сущности для последнего единоборства, но не знали, кто они или что они есть,
ибо страницы великой книги были темны, а письмена - невнятны. Но мы ощущали,
что близится некая сущность, окутанная туманом и мраком, и оставляет  печать
на судьбах людских, и яснее всего  говорила  о  ней  луна,  шепча  нам,  что
сущность эта - женская.
   Одно мы ясно видели, взирая на окутанную тайной Книгу  Небес:  века  рода
человеческого делались все короче, и великие  вехи  -  встречи  между  двумя
Жребиями  -  стали  появляться  все  чаще.  Время  неторопливого  созерцания
миновало, и теперь должны были мы  торопиться,  дабы  последняя  встреча  не
застала нас врасплох.
   И послали мы воплощение той, которая должна сделать выбор, к таинственной
сущности, сокрытой во мраке, и к Бельгариону  Богоубийце,  и  она  направила
обоих на тропу, ведущую к месту битвы, нами избранному.
   И тогда занялись мы приготовлениями, ведь было ведомо  нам,  что  встреча
эта станет последней. Разделение  мироздания  продлилось  слишком  долго,  а
встреча эта положит конец разделению, и все вновь станет единым.

Часть первая
КЕЛЛЬ

Глава 1

   Холодный прозрачный  воздух  благоухал  смолистым  ароматом  вечнозеленых
деревьев. Яркое солнце над головами путников щедро проливало свет на снежные
равнины, а в их ушах неумолчно звенели голоса ручьев, бегущих по  каменистым
руслам и питающих реки низин Даршивы и Гандахара. И аккомпанементом журчанию
вод, стремящихся к  назначенной  судьбою  встрече  с  великой  рекой  Маган,
звучало тихое и печальное пение неутомимого ветра, блуждающего по  смолистым
зарослям сосен, пихт и елей, венчавшим  горы,  тянущиеся  к  небу  в  вечном
томлении. Караванный путь, по которому ехали Гарион и его друзья, все выше и
выше поднимался в горы, петляя  вдоль  звонких  потоков  по  склонам  горных
хребтов. С гребня каждого хребта  виден  был  следующий,  а  над  всем  этим
каменным нагромождением главенствовали вершины такой немыслимой высоты,  что
они, казалось, подпирали  небесный  свод.  Девственные  пики  эти  окутывала
королевская мантия вечных снегов. Гарион и прежде много времени  проводил  в
горах, но никогда не приходилось ему видеть столь величественных вершин.  Он
знал, что до этих остроконечных колоссов много лиг пути,  но  горный  воздух
был так чист и прозрачен, что ему казалось, будто достаточно протянуть  руку
- и можно коснуться вечных снегов.
   Здесь царил вечный  покой,  заставлявший  позабыть  о  суматохе  и  суете
равнин, которых  они  вкусили  сполна,  и  безмятежность  эта  умиротворяла,
отгоняя прочь все тревожные мысли. За  каждым  поворотом  открывалась  новая
изумительная картина, всякий раз прекраснее прежней, и все ехали в полнейшем
молчании, преисполненные изумления. Здесь лучшие творения  рук  человеческих
казались незначительными и жалкими. Да, вовек  рукам  смертных  не  касаться
этих вечных гор...
   Солнечные летние дни были нескончаемо длинны. С ветвей деревьев, стоявших
по обе стороны тропы, доносилось пение птиц, а к аромату  хвои  примешивался
тонкий и нежный запах  диких  цветов,  приносимый  ветром  с  горных  лугов.
Изредка откуда-то из скал долетал пронзительный крик орла, усиленный  горным
эхом.
   - Ты никогда не подумывал перенести сюда свою столицу? -  спросил  Гарион
императора Маллореи, ехавшего бок о бок с ним.
   Он говорил тихо. Ему  казалось,  что  громкий  человеческий  голос  может
осквернить окружающее великолепие.
   - Всерьез, разумеется, нет, Гарион, - ответил Закет. - Мое  правительство
не смогло бы тут работать.  Чиновники  мои  в  основном  мельсенцы.  А  хотя
мельсенцы и снискали репутацию людей в высшей степени прозаичных,  на  самом
деле это далеко не так. Боюсь,  мои  министры  дни  напролет  любовались  бы
пейзажем, а устав от созерцания, принялись сочинять дурные вирши. Кстати, ты
ведь и понятия не имеешь о том, каково тут зимой.
   - Снежно? Закет кивнул.
   - Местные жители никогда не измеряют толщину снежного покрова в дюймах  -
здесь это делается только в футах.
   - Неужели в этих краях кто-нибудь живет? Я никого не вижу.
   - Да лишь добытчики пушнины, золотоискатели и прочие авантюристы. - Закет
слабо улыбнулся. - Впрочем, думаю, это лишь повод. Есть люди, предпочитающие
одиночество.
   - Здесь для этого самое подходящее место.
   Император Маллореи заметно  переменился  с  тех  пор,  как  они  покинули
территорию генерала Атески на берегах реки Маган. Он приосанился, а в глазах
появился живой блеск.  Подобно  Гариону  и  остальным,  он  ехал  настороже,
пристально всматриваясь  и  чутко  вслушиваясь  в  происходящее  вокруг.  Но
перемены в нем отнюдь не  были  исключительно  внешними.  Закет  всегда  был
человеком мечтательным, даже меланхоличным, порой страдал приступами  черной
депрессии, но в то же время  обладал  холодным  честолюбием.  Гариону  часто
приходило на ум, что типично  маллорейское  честолюбие  и  неутолимая  жажда
власти, характерные для императора, не столько качества  природные,  сколько
средства  постоянной  проверки  самого  себя  на  прочность,  и,   возможно,
происходят от глубоко скрытой потребности в самоуничтожении. Прежде и впрямь
казалось, что Закет устремляется сам и бросает все военные  силы  империи  в
неравный бой, втайне лелея надежду, что встретит противника, который одолеет
его, тем самым освободив от бремени жизни, которое ему столь тяжко нести.
   Но теперь и это было уже не так. Встреча  Закета  с  Цирадис  на  берегах
Магана навсегда преобразила императора. Мир, казавшийся ему прежде  серым  и
скучным, похоже, засиял для него новыми красками.  Порой  Гариону  казалось,
что лицо друга озаряется светом надежды, что прежде было вовсе нехарактерным
для Закета.
   За крутым поворотом тропы Гарион увидел волчицу - ту самую, которую нашел
он раненной в мертвом лесу, в Даршиве. Она  спокойно  сидела,  поджидая  их.
Поведение зверя все  сильнее  озадачивало  Гариона.  Теперь,  когда  лапа  у
волчицы зажила, она рыскала  по  лесам  в  поисках  своей  стаи,  но  всегда
возвращалась, ничуть не опечаленная тем, что ей не удалось разыскать  своих.
Казалось, волчица преисполнена  решимости  не  покидать  путешественников  и
стать полноправным членом их  и  без  того  необычного  отряда.  Покуда  они
странствовали по диким местам, причуда волчицы не вызывала  особых  проблем.
Но ведь не могли же они вечно  оставаться  в  лесах  и  пустынных  горах,  а
появление дикой и, возможно, агрессивной  волчицы  на  оживленных  городских
улицах, по меньшей мере, привлекло бы к ним нежелательное внимание.
   - Как твои дела, сестренка? - вежливо  спросил  у  нее  Гарион  на  языке
волков.
   - Хорошо, - ответила она.
   - Ты нашла следы сородичей?
   - В здешнем краю много волков, но мне они не родня. Волчица  еще  немного
побудет с вами. А где мой волчонок?
   Гарион оглянулся через плечо на маленький двухколесный фургончик.
   - Он с моей волчицей в этой штуке с круглыми лапами.
   Волчица вздохнула.
   - Если он слишком долго просидит там, то не сможет потом  ни  бегать,  ни
охотиться, - неодобрительно сказала она. - А  если  твоя  волчица  станет  и
дальше его перекармливать, то у малыша растянется желудок и он не  переживет
бескормицы.
   - Волк поговорит с нею об этом.
   - Но послушается ли она?
   - Возможно, и нет, но волк все равно поговорит с нею. Она  слишком  любит
твоего волчонка, и ей приятно держать его рядом с собою.
   - Скоро волку надо будет начать учить его охотиться.
   - Да, волк знает об этом. Волк все объяснит своей волчице.
   - Сестренка благодарит тебя. - Волчица помолчала, настороженно  озираясь.
- Будьте осторожны, - предупредила она. -  Здесь  живет  какое-то  существо.
Волчица несколько раз почуяла его запах и,  хотя  ни  разу  не  видела  его,
знает, что существо это очень велико.
   - А каких оно размеров?
   - Больше, чем животное, на спине которого ты сидишь.
   Волчица оценивающе поглядела на  Кретьена.  Огромный  серый  жеребец  уже
попривык к зверю, отметил Гарион, однако он был бы благодарен волчице,  если
бы она не подходила к коню так близко.
   - Волк передаст твои слова вожаку нашей стаи, - пообещал Гарион.
   По  неизвестной  причине  волчица  явно   избегала   Бельгарата.   Гарион
предполагал, что такое поведение  диктует  ей  таинственный  волчий  этикет,
правил которого сам он не знал.
   - А теперь сестренка продолжит свои поиски, - сказала волчица, вставая. -
Возможно, мой брат встретится с неизвестным зверем, и тогда мы  узнаем,  кто
это. - Она помолчала. - Но если судить по запаху, он очень  опасен.  Он  ест
все подряд - даже тех животных, которых мы опасаемся.
   И волчица побежала в чащу, двигаясь легко и бесшумно.
   - Знаешь, даже жуть берет, - сказал Закет. - Я и прежде слышал, как  люди
разговаривают с животными, но не на их языке, как ты.
   - Это фамильная способность, - улыбнулся Гарион. - Поначалу я тоже в  это
не верил. К Польгаре все время прилетают поболтать разные  птички  -  обычно
они судачат о яйцах. Птицы больше всего на свете любят  поболтать  о  яйцах.
Иногда их глупость просто потрясает. Волки - существа куда более  достойные.
- Он помолчал и прибавил:
   - Знаешь, вовсе не обязательно передавать Польгаре эти мои слова...
   - Неужто это трусость, Гарион? - рассмеялся Закет.
   - Нет,  благоразумие,  -  поправил  его  Гарион.  -  А  теперь  я  должен
поговорить с Бельгаратом. Гляди вокруг во все глаза.  Волчица  сказала,  что
где-то неподалеку обитает некий зверь. Говорит, он  больше  лошади  и  очень
опасен. Она даже вскользь намекнула, будто бы этот зверь - людоед.
   - А как он выглядит?
   - Она его не видела, только учуяла, а еще набрела на его следы.
   - Я буду внимателен.
   - Неплохая мысль. - И Гарион, поворотив коня,  поскакал  к  Бельгарату  и
Польгаре, увлеченным беседой.
   - Дарнику нужна башня где-нибудь в Вейле, - говорил дочери Бельгарат.
   - Не пойму, зачем ему она? - отвечала Польгара.
   - У каждого апостола Алдура есть своя башня, Пол. Таков обычай.
   - Да, старые обычаи живучи - они сохраняются, даже  если  давно  утратили
смысл.
   - Ему придется  много  учиться,  Пол.  Ну  посуди  сама,  как  сможет  он
заниматься, если ты будешь постоянно путаться у него под ногами?
   Польгара ответила отцу долгим ледяным взором.
   - Ну, может, я неловко выразился...
   - Поступай как знаешь, отец. Я подожду его сколько потребуется.
   - Дедушка, - Гарион натянул поводья, - я только что говорил с волчицей, и
она сказала мне, что в здешнем лесу обитает какое-то очень крупное животное.
   - Может, медведь?
   - Не думаю. Волчица несколько  раз  почуяла  его  запах,  но  ведь  запах
медведя она наверняка узнала бы, правда?
   - Полагаю, ты прав.
   - Она не говорила напрямик, но из ее слов я заключил, что зверь  этот  не
слишком-то разборчив в еде.  -  Гарион  помолчал.  -  Либо  это  плод  моего
воображения, либо она - необычная волчица...
   - Не говорила напрямик? Что ты имеешь в виду?
   - Вроде бы говорит все как есть,  но  остается  ощущение,  будто  многого
недоговаривает.
   - Она умна - вот и все. Это качество нечасто, встретишь у самок,  но  тем
не менее такое случается.
   - Какой забавный поворот принял ваш разговор! - едко заметила Польгара.
   - Ах, ты еще здесь, Пол? - ласково спросил Бельгарат. -  А  я  думал,  ты
давным-давно занялась делами...
   Ответом ему был ледяной взор, но Бельгарата это нимало не смутило.
   - Поезжай и предупреди остальных, - сказал он Гариону. - Такая волчица  и
словом не  удостоила  бы  обычного  зверя.  Как  бы  там  ни  было,  но  это
таинственное существо безусловно необычно, а значит,  опасн