ужие прибрал?

- Само собой, - Таран показал рукояти двух "Макаровых", засунутых за
ремень.

- Прибери еще для счета, - "Королева воинов" подала Юрке еще один пистолет,
поднялась на ноги и, повернувшись к свету, поглядела на свои колени,
проверяя целость колготок.

- Кажись, не порвала... Говорила же Сереге: "Давай в джинсах и кроссовках
поеду!" Нет, блин, заболтал: "На хрен нужно, войны не будет! Ты должна быть
женственная и красивая..." Хорошо еще, что на высокие каблуки не расколол,
засранец!

Эти-то, средние, чудом не своротила...

- Что дальше делать будем?

- Проверь того, первого, на оживаемость. Ну, и обшмонай для порядку. А я
пока пойду насчет бабы поинтересуюсь. Изнасилование - дело деликатное, тут
женский такт нужен.

Таран удалился, украдкой хихикнув насчет "женского так та", поскольку это
замечание в устах Милки прозвучало почти как хохма (тем более вкупе с такой
формулировкой, как "изнасилование - дело деликатное").

ПЛЕННИЦА

Милка сняла со стены фонарь и направила его свет туда, где слышалось не то
всхлипывание, не то просто хрипение. Из темноты высветилась полусогнутая
фигурка в белой ветровке, привязанная за запястья к какому-то увесистому
ржавому каркасу, сваренному из дюймовых стальных труб и уголков. То ли
стеллаж, то ли подмости какие-то - фиг поймешь сразу. Металла на него в
свое время не пожалели - эта железяка на первый взгляд килограммов двести
весила. Пожалуй, даже самой Милке эту хреновину было бы туго с места
сдвинуть, хотя каркас ничем к полу не крепился, а той бедняжке, которую к
нему прикрутили пластиковой упаковочной веревкой, - и подавно. Сама по себе
такая веревка - не сахар, она плоская, с острыми краями, порезаться ею -
пара пустяков. Даже если просто несешь голыми руками какую-нибудь
тяжеленькую коробку из магазина.

Однако те граждане, которые привезли сюда несчастную, явно позаботились,
чтоб их "пациентке" было совсем хреново. Они завернули ей руки за спину,
как при пытке на дыбе, свели запястья крест-накрест и привязали к
горизонтальной трубе, находившейся в полутора метрах над полом. Примотали
тоже крест-накрест и так капитально стянули, что кисти рук у жертвы опухли
и покраснели до цвета свеклы. Ни выпрямиться, ни присесть пленница была не
в состоянии, ей приходилось стоять в согнутом состоянии, а каждое движение
причиняло боль. Юбку и ветровку ей задрали аж до подмышек, а колготки и
трусы стянули на колени. Ясно, не для того, чтоб просто полюбоваться...

- Коз-злы! - прошипела Милка, которая, хоть и играла когда-то "садистку" в
порнотеатре Дяди Вовы, ничего подобного не проделывала. Речь даже не о
клиентах шла, само собой, не вбиравшихся за свои деньги приобретать
настоящие муки и увечья, а о "сценических партнерах и партнершах". Дядя
Вова требовал для услаждения зрителей "делать по полной форме", то есть
чтоб девки и пидоры визжали от настоящей боли. Тем не менее Милка старалась
немножко облегчить страдания своих вынужденных жертв, хотя сделать это было
нелегко. Дядя Вова, как истинный режиссер, легко улавливал фальшь, и, если
б он уличил Милку в послаблениях к "актерам", ей самой бы тоже не
поздоровилось.

Несчастная была явно не в себе. Она даже не плакала и не стонала, только
дрожала мелкой дрожью, свесив голову между рук. Длинные светлые волосы с
рыжеватым отливом почти полностью закрывали ее лицо, и даже многоопытная
Милка не могла бы сразу сказать, сколько бабе лет. Ясно, что не старуха,
раз бандиты польстились, но "не старуха" - это и 20 лет, и 45.

Для Тарана возраст пленницы в данном случае никакого значения не имел, во
всяком случае, он бы не стал интересоваться этим в первую очередь. А вот
Милку, в силу ее женского опыта, вопрос о возрасте бабы очень сильно
волновал.

Прежде всего потому, что дамы разного возраста по-разному реагируют на
подобные приключения. Совсем молоденькая и малоцелованная может и месяц
отходить, и больше, и даже вовсе остаться с поехавшей крышей. Бывалая
молодуха уже через час максимум придет во вменяемое состояние, а зрелая,
та, что "ягодка опять", и вовсе минут через пять. Для совсем молоденькой
девчонки, даже если она уже не совсем девчонка, это кошмар на уровне
Апокалипсиса, для бабы за тридцать - нечто вроде ДТП с травмами и разбитой
машиной, но без летального исхода, а для той, которой за сорок, -
неприятность типа домашней драки с мужем, после которой приходится синяки
на морде замазывать. Бывают даже такие, что "после того" вспоминают былое
не без малой толики удовольствия,

Возраст имел значение и для того, чтоб прикинуть, насколько этой самой
жертве можно верить. Девка-соплюха, как только отойдет, начнет строить
планы такой страшной мести, что сам черт ужаснется. Поэтому, если она
увидит своих насильников-мучителей в качестве трупов, которые организовали
некие анонимные спасители-любители, то от радости расскажет все, как было,
даже не спросив, с кем, собственно, имеет дело. Баба за тридцать или около
того, придя в себя, будет, что называется, "дозировать информацию" в
зависимости от ума и фантазии, но процент правды все-таки будет достаточно
высокий, если она поймет, что от тех, кто ее спас, особой беды не будет.
Наконец, "ягодка опять" вполне может правильно взвесить все выгоды и
невыгоды своего положения, а затем подать вместо истины такое убедительное
вранье, что замучаешься проверять.

Наконец, исходя из возраста, можно еще загодя, не задавая вопросов,
определить, хотя бы приблизительно, каким образом баба влетела в
неприятность. Девку, например, могли просто дуриком усадить в машину
совершенно незнакомые молодцы и увезти исключительно для того, чтоб
побаловаться свежим мясцом. Чисто из любви к искусству. Такую, что за
тридцать (если она не полная дура, конечно!), совсем незнакомые просто так
в машину не заманили бы. Либо среди тех, кто сейчас валялся на полу в
неживом или полуживом состоянии, у нее были знакомые, либо те, кто знал
кого-то из ее хороших знакомых. Кроме того, увозить такую только из-за мяса
второй свежести решатся лишь маньяки. Тут что-нибудь более прагматическое
должно быть. Например, месть отвергнутого любовника за измену. Или
воздействие через бабу на какого-нибудь нужного, но упрямого человека.
Отдрючить, заснять на видик, а потом объяснить, что, мол, если ты своего
мужика не убедишь проделать то-то и то-то или, наоборот, не делать того-то
и того-то, то супруг твой полюбуется на эти занятия группенсексом. Еще
более вероятно, что бабу могут и для получения каких-то полезных сведений
спереть, если она, допустим, бухгалтерша или секретарша гендиректора. Это
же и для "ягодки" характерная причина похищения, но вероятность того, что
ей за измену мстить будут или показом видеозаписей мужу стращать, намного
меньше. Если уж ей будут мстить, то скорее за стукачество, за то, что
кого-нибудь по деньгам кинула, под разборку кого-то подставила и так далее.
Соответственно трахнуть ее могли исключительно по причине подготовки к
замочке.

В общем, Милка вовсе не считала возраст бабы несущественным обстоятельством
для производства "дознания". Однако начинать допрос было рановато. Покамест
пленница еще Мало что соображала. Да если б и соображала что-то, то
спрашивать у нее, связанной, как она дошла до жизни такой, было неудобно.

Неподалеку от пленницы валялась в выпотрошенном состоянии дамская сумочка,
из которой прямо на пол было вывалено все ее содержимое. Должно быть,
похитители что-то разыскивали. Но Милкино внимание в первую очередь
привлекли маленькие ножнички для стрижки ногтей. Конечно, Милка предпочла
бы иметь в руках штурмовой кинжал, но и ножнички сгодились, чтобы
перерезать путы. Правда, вышло это не враз и не безболезненно для
связанной, но тем не менее к тому моменту, как Таран вернулся, Милка не
только успела освободить руки несчастной, но и помочь ей привести в порядок
одежду. Заодно ей удалось рассмотреть и мордашку своей подопечной. Даже при
зареванности и размазанности личико смотрелось прилично и не старше чем на
тридцать. То есть освобожденная гражданка должна была быть примерно
Милкиной сверстницей или даже ровесницей. Впрочем, сама Милка вообще-то
смотрелась намного старше своих лет, и, как уже отмечалось, когда они с
Тараном сидели в кафе, их кое-кто мог принять за маму с сыном.

Стоять на ногах спасенная могла с большим трудом, и Милке пришлось ее
поддержать, чтоб она не грохнулась. Милка вовремя углядела довольно чистое
сиденье, выломанное из какого-то кузова, и сумела усадить на него бабу,
которая, кажется, отошла от шока и по этому случаю навзрыд заплакала. Как
раз в этот момент подошел Таран, который успел убедиться, что тот, кого
Милка подстрелила первым, больше не оживет. Заодно он поглядел и
неудачливого каратиста. С тем тоже проблем не было - он больше не дышал,
глаза открылись напоследок, да так и застыли. Тот, кого Милка скрутила,
вроде бы начал приходить в себя, но покамест даже ворочаться не пытался. В
общем, все было бы вполне прилично, если б не одно обстоятельство.

Когда Таран подошел, то спасенная молодуха подняла голову на звук шагов и
удивленно поглядела на него. Даже всхлипывать перестала по такому случаю.

- Юрик?! - Эта фраза прозвучала почти как гром среди ясного неба. Во всяком
случае для Милки. Таран перенес это с меньшим шоком, хотя тоже поначалу не
узнал спасенную даму. По крайней мере, в самый первый момент. Тем более что
освещенность в сарае была не самая лучшая. Однако ее голос был ему,
несомненно, знаком. Таран без особых церемоний взял зареванную женщину за
подбородок, повернул лицом к свету, а затем неуверенно пробормотал:

- Василиса? Из Москвы? С Магомадовой дачи?

- Ага! - радостно тряхнула головой дама, с которой у Тарана были связаны не
самые неприятные воспоминания. Милка, та, напротив, помрачнела. Ей уже
много раз по жизни приходилось выручать из беды Юркиных девок, которых,
оказывается, у этого гнусного распутника было без счета. А благодарности за
эти труды она только сегодня дождалась, да и то, можно считать, выпросила.

Похоже, что отходняк от пережитого у Василисы резко закончился. Она явно
приободрилась и перестала плакать, только изредка пошмыгивала носом. А вот
у Тарана, напротив, некое смущение появилось. Сразу вспомнились весенние
приключения в бане, где вместе с Василисой еще и Полина участвовала, то,
что Таран немного неадекватно назвал "бешбармаком". Один с двумя - это на
всю жизнь запоминается; Даже если тебя при этом не пишут на скрытую камеру
и не показывают на всю страну по ОРТ и РТР.

Юрка, конечно, понимал, что Васька не станет вспоминать во всех
подробностях про дела давно минувших дней - полгода уже прошло как-никак!
Однако где-то и о чем-то могла обмолвиться. Потому что особой
стеснительностью, насколько помнилось Тарану, Василиса не отличалась. Ведь
судя по ее собственным рассказам, она работала и за прачку, и за банщицу, и
за массажистку, и вообще готова была на все услуги. Так что от радости по
случаю избавления от мучителей могла всякого-разного намолоть. В том числе
и такого, что не хотелось слушать в присутствии Милки. Поэтому Юрка решил,
что лучше самому начать задавать вопросы, не дожидаясь, пока Васька
окончательно очухается.

- Что у тебя за проблемы с этими? - Таран мотнул головой в сторону тех, кто
валялся на полу.

- Сама не знаю... - вяло пробормотала Василиса, и Юрка сразу уловил, что ей
не хочется говорить правду. Тем более что она еще не врубилась, кого здесь,
собственно, представляют Таран и его напарница. Ведь весной Таран с Полиной
ей особо подробно не представлялись. Пришли мокрые до нитки люди с
пистолетом и коробкой, где сто тысяч баксов лежало (о коробке с баксами,
правда, Таран ей сказал в шутейной форме), радушная Василиса от скуки
предложила выпить, пошла гульба с групповухой... На следующий день прикатил
новый хозяин дачи - господин Магомад Хасаныч, Васька неудачно попыталась
спрятать своих гостей, а когда эта попытка провалилась, Магомад ее сгоряча
уволил. Правда, вроде бы потом решил вернуть, даже послал кого-то из
подручных вдогонку, но Таран по сей момент не был уверен в том, что Магомад
оставил ее в живых. Точно так же и Василиса толком не знала, куда
подевались с дачи Таран и Полина. Навряд ли Магомад сообщил ей, что
отправил "гостей" в круиз по Волге, а если и сообщил, то Васька в это не
поверила. Гораздо легче было подумать, что Хасаныч спровадил их на дно
Клязьминского водохранилища. И вот Юрик опять появляется, правда, в
компании с совсем другой, здоровенной бабищей, совсем не похожей на нежную,
очкастую и вроде бы совсем безопасную Полину. Само собой, о том, что Полина
со своими экстрасенсорными способностями пострашнее любой очковой кобры,
Васька тогда не узнала. Поэтому, появись Таран вместе с Полиной, премудрая
прачка, наверно, повела бы себя более откровенно. А при Милке, явной
громиле женского пола, Василиса высказываться не торопилась.

Милка тоже Васькины слова на веру не приняла, но сделала вид, будто
проявляет половую солидарность.

- Чего ты к ней пристал? - проворчала она. - Не видишь, в каком она
самочувствии?! Вон лучше того козла тряхани, благо он уже зенками лупает...

Милка подобрала с пола довольно чистый носовой платочек, должно быть,
вывалившийся из Васькиной сумочки, подала его законной владелице и
заботливо предложила:

- На вот, утри глазки, а то вся размазалась от рева. Зеркальце есть?

- Было...- робко кивнула Василиса. -Там, в сумочке...

Милка с проворством, которое при ее габаритах было очень неожиданно - для
Васьки, конечно, Таран-то знал Милкины способности, - собрала с пола все
содержимое сумочки и вручила Василисе.

- Надо же, - порадовалась Васька, вытаскивая зеркальца - целехонькое, не
разбилось!

- К счастью, стало быть, - солидно произнесла Милка.

Собирая Васькины прибамбасы в сумочку, Милка преследовала не только
гуманные цели. Эта операция позволила ей приметить кое-какие фактики,
которые могли пригодиться при последующем разговоре с пострадавшей.

Во-первых, Милка могла однозначно сказать, что сумочку потрошили не из-за
денег. Кошелек - и довольно объемистый - был даже не расстегнут. Милка в
него украдкой заглянула и обнаружила, что там лежит десяток сиреневых
пятисотенных купюр, а также пять зеленых бумажек с портретами Франклина.
Для простого грабителя вполне приличная сумма, но ею даже не
поинтересовались. То есть Василису похищали не для того, чтоб ограбить, а
затем, так сказать, "на сладкое", изнасиловать.

Во-вторых, в сумочке не обнаружилось презервативов или каких-либо иных
противозачаточных средств. Можно было с большой уверенностью сказать, что
Василиса уселась в "шестерку" не по доброй воле, и среди бойцов у нее
навряд ли были близкие знакомые. Во всяком случае, никакого секса на
сегодня Васька не планировала, ни принудительного, ни тем более
добровольного. На совершенно легкомысленную дуру или распустеху эта баба не
походила.

Наконец, в-третьих, среди выпавшего из сумочки барахлишка обнаружилась
маленькая шариковая авторучка. Металлическая такая, блестящая, с
никелированной цепочкой и брелочком. Такие авторучки аккуратные деловые
дамы носят в записных книжках, а цепочку с брелочком употребляют в качестве
закладки, чтоб побыстрее открыть нужную страничку. Но никакой записной
книжки ни внутри сумочки, ни на полу Милка не нашла. Может, в этой книжке
все дело?

Кроме того, посоветовав Тарану "тряхануть того козла", Милка четко
отфиксировала реакцию Василисы. Похоже, на физиономии последней
промелькнуло некое беспокойство. Не Иначе, баба думала, будто Юрка с Милкой
всех перестреляли, а потому считала, что никто не сможет опровергнуть ее
версию событий, ежели она по каким-то причинам захочет чего-нибудь
недосказать или вовсе соврать. Очень может быть, что она, еще хлюпая носом,
уже придумывала наскоро эту самую версию. Теперь, поскольку выяснилось, что
есть еще один живой, надо было заново шевелить мозгами.

НЕРВНАЯ СИТУАЦИЯ

Юрка, забрав у Милки фонарь, направился к повязанному ею молодчику. Хотя,
по правде сказать, толком не знал, какие вопросы задавать ему. Не будешь
же, блин, спрашивать, зачем вы бабу насиловали?! Самый простой ответ:
"Потому что нам хотелось, а она, сука, добром не давала!" И все., никаких
иных объяснений можно не требовать. Можно, конечно, спросить, что вы у нее
в сумке искали, но об этом, наверно, проще спросить у самой бабы. Да и
вообще, лучше их, как говорится, глаза в глаза допрашивать, сделать что-то
типа очной ставки. Наконец, Таран вообще не чувствовал необходимости
устраивать допросы с пристрастием. По крайней мере здесь, в сарае. К той
задаче, которую тут выполняли Милка и Юрка, ни Васька, ни повязанный в
пучки мужик не имели никакого отношения. Им надо было дожидаться
возвращения Ляпунова с ребятами и сторожить пленника, который, кстати, уже
должен был очухаться от снотворного Милка ведь так и не успела вколоть ему
второй шприц-тюбик. Конечно, никуда он из подземного бункера не денется, но
все же лучше, чтоб сейчас он спал и не слышал никакой стрельбы наверху.
Возможно, конечно, что до него звуки выстрелов и не долетели, но гарантии
никакой.

Но это еще не самое главное. Если тот мужик в подземелье и слышал выстрелы
- невелика беда. Гораздо хуже, если их услышал кто-то в лесу. Конечно,
можно себя успокоить тем, что менты до карьера не сразу доберутся, да и
вообще могут пропустить мимо ушей те пять-шесть выстрелов, которые тут
прозвучали. Но всецело на это полагаться никак нельзя. Фиг его знает,
может, уже сейчас какая-нибудь "фиалка с мигалкой" поворачивает на просеку?
А там всего ничего и будет здесь "Жигуль" и свет фонаря через щели между
досками сразу привлекут внимание. Да и так мимо не проедут. И что тогда
делать? Отстреливаться? Пару ментов на стрельбу не пошлют, минимум
четверых, и двое наверняка с автоматами будут. Конечно, можно
воспользоваться темнотой и быстрыми ногами, но тогда надо будет мочить и
этого связанного, и того, что в подземелье, и, как это ни прискорбно,
Василису. Потому что со слов кого-то из них менты могут составить
более-менее четкие словесные портреты Юрки и Милки. Конечно, можно
попробовать увести Ваську с собой, но она навряд ли бегала такие кроссы,
как "мамонты". Стало быть, будет тормозить, быстро умотать не удастся. А
если медленно драпать, то менты могут подкрепление вызвать и даже лес
прочесать. Тут не тайга, деревья стоят негусто. А собачки, если их вовремя
привезти, даже под дождем могут унюхать свежий след.

Однако даже если удастся благополучно удрать, не оставив ментам ни одного
живого, а затем добраться до базы "мамонтов", то Генрих спасибо не скажет.

Во-первых, он не простит, что угробили того, кто сидел в подвале.
Неизвестно, зачем этот тип был ему нужен и что с ним собирались делать, но
факт, что он нужен живым, а не трупом. То ли его продавать кому-то
собирались, то ли менять на кого-то - надо полагать, именно эти операции
подразумевал Ляпунов под передачей по системе "ты - мне, я - тебе".
Конечно, в этой системе явно что-то разладилось, раз Ляпунов до сих пор не
приехал, но тем не менее прямого приказа ликвидировать заложника никто не
давал. Правда, Сергей сказал: "За то, чтоб наш гость не убег и не попал в
чужие руки, отвечаете головой..." В принципе это можно было понять так, что
при непосредственной угрозе захвата "противником" обитателя подземного
бункера надо шлепнуть. Но ежели Птицын начнет всерьез разбираться, отчего
такая угроза возникла, то быстро поймет, что Таран с Милкой сами ее
создали, бросившись выручать Василису. Это будет уже "во-вторых", которое
сильно Утяжелит их вину.

В самом деле, задачи спасать Василису от насильников никто не ставил. Одно
дело, если б ее притащили в тот балок, где прятались Таран и Милка. Тогда
действительно никуда не деться - пришлось бы стрелять. Хотя, вообще-то,
можно было в принципе и по-мирному разойтись. Шансы на это были, хотя и
небольшие. Но Милка, видишь ли, поддалась эмоциям, не смогла ост