стали давать
увольнения. Само собой, без всяких записок, просто он надевал гражданское и
ехал в город, как обычный штатский парнишка. А когда маленькому Лешке
исполнился месяц, вот так же, как сегодня, Птицын аж на четверо суток -
считая два выходных - расщедрился. Он ведь был по всей форме крестным отцом
- настоял, чтоб дите крестили. Таран в эти навороты не верил, Надька,
кажется, тоже, но тем не менее поехали в церковь. А за крестную мать
выступила Милка единственная среди "мамонтов" дама, стоявшая на должности
"бойца".

Ее биографию Таран знал, пожалуй, намного лучше других. Некогда была
спортсменкой-многоборкой, потом сидела, угодила в проститутки, подсела на
иглу, попала в подпольный бордель самого крутого из областных паханов -
Дяди Вовы. Изображала там "садистку" в костюме из фильма "Зена - королева
воинов", поскольку мордой и фигурой немного смахивала на актрису Люси
Лоулесс. А потом случайно встретила Тарана, которому чудом удалось спастись
от уготованной ему участи невольного подрывника-камикадзе и жаждавшего
отомстить Дяде Вове. К тому же тот собрался было бежать, отравив весь свой
бордель ядом, подсунутым вместо обычной дозы наркотика. Вот тогда Милка и
оказалась союзницей Тарана. А потом, поскольку была она безродная и
бессемейная, подалась в "мамонтихи". Подлечилась от наркоты, согнала лишний
вес, набрала форму. Юрка ее считал за старшую сестру, хотя Милка
полушутя-полусерьезно - у нее это фиг поймешь! - не раз предлагала свои
дамские услуги забесплатно. Но Таран себя блюл и вежливо отказывался.

Прошлой зимой был вообще случай, когда Тарану, выполняя, казалось бы,
совсем плевое поручение Птицына, пришлось ночевать в лесной сторожке сразу
с четырьмя девками: Полиной, Лизкой, Галькой и Танькой. Так вот, Полина
чуть-чуть не совратила его на измену. Спасибо, Лизкина кошка Муська
подвернулась, полоснула Юрку когтями по руке и привела в разумное
состояние. Лизка с кошкой теперь жили у Птицына - он их удочерил. О том,
куда делись остальные, Таран не знал и знать не хотел. Тем более что у
"мамонтов" вообще не принято было интересоваться сверх меры.

В общем, прошлое - это прошлое, а Таран, окрыленный близкой встречей с
Надькой и маленьким Таранчиком-Тараканчиком, спешно умывал рожу и
причесывался. Ему не хотелось выглядеть охламоном, тем более что у Надьки
родители были не столь сильно пьющие, как его собственные, и какие-то
приличия соблюдали. Зять им вообще-то понравился, хотя бы потому, что не
претендовал на их жилплощадь и честно отдавал Надьке не только всю свою
зарплату - а она у него после перехода в "бойцы" дошла до 5000 рублей, но и
Надькино "последекретное пособие", которое тоже почти до тыщи доходило.
Поэтому они не очень приставали с расспросами, с чего это простому
солдатишке такие деньги платят, когда вся армия ждет-пождет зарплату
месяцами.

МАМОЧКИ-ПАПОЧКИ

До города и Надькиного дома Таран добрался без приключений. Был у него,
конечно, соблазн зайти сначала к себе - совсем рядом ведь. Но не пошел,
побоялся настроение испортить. Родители наверняка бухают, а любоваться этим
Юрка не собирался. Мог вспылить, устроить мордобой, а на фига это нужно?
Еще влетишь по нечаянности в ментуру, подставишь Птицына... Нет, надо идти
прямо к Надьке. В конце концов, кроме нее и Алешечки, никого ему больше не
надо.

На день рождения, конечно, просто так приходить не следовало. Поэтому Таран
сперва зашел на "Тайваньский" рынок - там когда-то Надька в ларьке
торговала - и купил букет розочек. Потом забежал в магазин игрушек и
приобрел штук десять погремушек. Наконец, прихватил еще и торт со взбитыми
сливками. После этого у него осталось ровно столько карманных денег, чтоб
доехать обратно в часть.

Юрка поднялся на третий этаж. Позвонил в дверь. Зашаркали шаги, похоже,
открывать собралась Надькина мамаша, Антонина Кузьминична, которую Таран по
старой привычке именовал тетя Тоня.

- Кто? - спросила она.

- Это я, Юра, - доложил Таран, и теща отперла дверь. - Здрасте! улыбнулась
тетя Тоня. - Пожаловал, выходит! Мы-то тебя раньше субботы не ждали. Ты не
в самоволке, случаем?

- Нет, - поспешил уверить Юрка, - меня командир на четверо суток отпустил.
В честь дня рождения сына. Лешке же Два месяца сегодня...

- Ну-у, - развела руками тетя Тоня, - добрый какой он у вас. Ладно, скидай
ботинки и проходи. Только тихо. И Лешка заснул, и Надька тоже... Ой, да ты
с цветочками! И торт приобрел! Да-а... А еще говорят, солдаты голодные
сидят.

- Некоторые и сидят, - смущенно произнес Таран, передавая теще торт и
розочки, - это нам с Надеждой так повезло...

Таран снял куртку, ботинки и всунул ноги в шлепанцы - как ни странно, те же
самые, которые ему прошлым летом Надька подала, когда он сюда приплелся с
разбитой и закопченной рожей, в окровавленной одежде, с кейсом, набитым
компроматом, и с пластиковым пакетом, где лежал автомат со свежим нагаром.
Как Надька пустила такого в дом? До сих пор удивительно!

С тещей Тарану повезло не меньше, чем с женой. Тетя Тоня в свое время ужас
как хотела подарить супругу сына. Однако у нее одни девки рождались.
Старшие Надины сестры давно выросли и уехали в стольные города - одна в
Москву, другая в Питер - и носа на малую родину не казали. Писали изредка,
звонили почаще, но появлялись тут раз в пять лет, не чаще. Не иначе,
обиделись на то, что родители квартиру отписали младшей, то есть Надьке.
Впрочем, в столицах у них свои жилища имелись, и, насколько известно было
Тарану, особо они не бедствовали.

Наверно, Тонины мечты о сыне в какой-то мере воплотились в Юрке. Да еще и
Надька ей внука родила. Здорового - тьфу-тьфу! - увесистого, 3 килограмма
800 граммов. Так или иначе, но тетя Тоня встретила зятя прямо-таки с
распростертыми объятиями, хотя хорошо знала его родителей и ничего доброго,
кроме мата, о них высказать не могла. Может, она и беспокоилась насчет
дурной наследственности, но, когда попробовала еще при первом знакомстве в
новом качестве - как Надькиного одноклассника она его давно знала! - налить
Юрке рюмочку, тот очень вежливо отказался, заявив, что очень всех уважает,
но пить не будет, ибо спиртное на дух не переносит.

Сейчас, когда Юрка пришел, тетя Тоня поставила розочки в вазу с водой, торт
определила в холодильник, а зятя тут же усадила обедать. Поэтому Тарану
пришлось съесть огромную тарелку супа, макароны с жареной колбасой и выпить
чашку киселя.

Как раз в то время, когда Юрка этот самый кисель допивал послышались шаги,
и в кухню вошла мадам Таран в шлепанцах и байковом халатике. Немного
заспанная, но очень счастливая.

- Юрчик прибыл! - Глазки ее радостно захлопали, будто не верили тому, что
видели.

- Меня до понедельника отпустили. Чтоб мог жену с новорожденным поздравить,
- доложил Таран. - Во, я ему подарки купил!

- И цветочки, между прочим, принес! - поспешила добавить теща, демонстрируя
вазу с розочками. - Обходительный - сил нет!

- Мам, ты его уже покормила? - спросила Надька.

- Так точно, мадам генерал! - Тетя Тоня иронически приняла строевую стойку.
- А чай с тортом давайте ближе к вечеру оприходуем, когда батя с работы
придет.

- Конечно, конечно! - поддакнул Юрка. А поглядеть можно? Экс-Веретенникова
скорчила такую уморительную рожицу, что Таран и сам чуть не заржал.

- Смотри, смотри! - милостиво разрешила тетя Тоня. - Только не вздумай
облизнуть где-нибудь! А то не посмотрю, что уже мамаша, - дам по попе!

Торт достали, развязали, и Надька завопила от восторга:

- Ой! Это ж он "Облако" купил! Мое любимое!

- Уноровил, - вздохнула теща с некоторой завистью. - Бывает же, достаются
некоторым дурам толковые...

Из этого можно было сделать вывод, что некоторым умным, в том числе и ей,
бестолковые достались. Но Таран, конечно, вслух ничего не сказал, хотя
насчет Надькиной дурости имел самые серьезные возражения. Прошлым летом,
когда они только-только попали к "мамонтам", Надькина начальника,
прапорщица Кира, которая, как позже выяснилось, работала на Дядю Вову,
устроила им с Надькой свидание за забором части. Там, на месте встречи, их
поджидали бандюги. Если б не счастливая случайность - Надька не сумела
сквозь дырку в заборе пролезть, сцапали бы обоих, а так попался один Юрка,
которого потом в "камикадзе" определили. Однако Надька тогда, когда
увидела, как Тарана уволакивают, усыпив хлороформом, догадалась не
поднимать визг - от него толку не было бы, просто бандиты и ее утащили бы
или застрелили! - а, проявив выдержку, тут же побежала к Птицыну и заложила
Киру со всеми потрохами, догадавшись, что это она, гадина, подстроила.

Конечно, обо всех этих нюансах тетю Тоню не информировали. Надо сказать,
что Птицын, конечно, разработал для Юрки с Надькой, так сказать, "легенду",
которой они должны, были строго придерживаться. Положение облегчалось тем,
что прошлым летом, когда Юрка прибежал сюда вооруженный и изувеченный,
родители были в отпуске, в деревне. Когда "мамонты" увозили Тарана с
Надькой к себе на базу, Надя оставила родителям записку, что, мол, они с
Юрой уехали в Сочи. Эту записку мать прочла только через пару месяцев,
когда вернулась в город, в сентябре. А к этому времени в почтовый ящик уже
легло письмишко без марки, с треугольным штампом, где сообщалось, что
Надька с Юркой поженились, что Юрку призвали в армию, а Надька от большой
любви запивалась по контракту, и теперь они служат в одной части, аж где-то
в Сибири, причем в такой глухомани, что туда на двух самолетах лететь надо.
Ясно, что у родителей Надьки даже на полет в один конец денег не хватило
бы, а потому мчаться в тундру и забирать оттуда "дуру психованную" они не
стали. Ограничились тем, что пошли в военкомат и спросили, так оно или не
так. В военкомате сказали, что все так и есть, а заодно успокоили, мол, в
тундре все спокойно, "горячих точек" не отмечено. Напомнили к тому же, что
дочка у них совершеннолетняя, а потому по закону ни в родительском согласии
на вступление в ряды Вооруженных Сил, ни в согласии на законный брак не
нуждается.

Ясно, все эти заявления ни тестя, ни тещу не успокоили, и они пошли
разбираться к родителям Тарана. Толку от этого тоже не получилось,
поскольку алкаши вообще ни хрена не знали. У них почтовый ящик в подъезде
был давно раскурочен, и письмо "из Сибири", написанное Юркой, вообще
куда-то пропало. О том, что их сынок куда-то умотал, они, кажется, уже
догадывались, но были не в курсе, уехал ли он из города или перебрался к
какой-нибудь бабе. Весть о том, что Юрка женился и одновременно ушел
служить в армию, их особо не огорошила. Они, даже если б его в тюрьму
посадили, навряд ли стали бы сильно переживать. Правда, папаша припомнил,
что однажды приходили летом какие-то, не то бандиты, не то менты, и
справлялись насчет Юрки, а мать, покопавшись в памяти, отыскала некое
воспоминание о приходе отца Даши, пытавшегося искать свою бесследно
пропавшую дочь. Именно поэтому мамаша Тарана некоторое время подозревала,
что Юрка уехал в Москву с Дашей.

Наверно, если б письма "из Сибири" писались не Надькиным почерком, то тетя
Тоня и дядя Миша небось так быстро не унялись и не смирились с этим делом.
Может, даже наскребли бы денег и все же слетали в Сибирь, хотя точного
адреса не знали. Особенно после того, как про Дашу услышали. Михаил Иваныч,
Надькин отец, даже поперся к Дашиным родителям. Однако выяснилось, что им о
ней по ею пору ничего не известно. Они, оказывается, знали только, что она
прошлым летом приезжала в родной город, когда их дома не было, но, когда
уехала и с кем, понятия не имели. Насчет того, чем она занималась в Москве,
у них кое-какое представление было. Сказать, что их это сильно радовало,
нельзя, но они, должно быть, начитавшись "Интердевочки", наивно полагали,
что Даша в конце концов подхватит какого-нибудь импортного лоха и тот
обеспечит ей за бугром счастливое будущее. С опасностью, что вместо лоха
Даша подхватит СПИД или хотя бы сифилис, они, конечно, не примирились, но и
поделать ничего не могли. Дочка их уже ни в грош не ставила. Более того,
она много раз похвалялась, что если ей не удастся подцепить иностранца, то
"запасной вариант" у нее найдется. Таковым должен был стать Таран.

Этот выбор папе и маме Даши казался хуже СПИДа. Мало того, что Таран
голодранец и шпана, так у него еще и родители беспробудная пьянь. Поэтому
прошлым летом, узнав от соседей, что видели во дворе Дашу в обществе Юрки,
с букетом цветов - он тогда на эти цветочки у Надьки деньги занимал! -
родители испытали настоящий шок. Папа-адвокат взялся вести расследование,
сбегал через двор к родителям Юрки, потом съездил в Москву по последнему
адресу, откуда писала Даша, провел опросы всяких друзей-знакомых. Все это
не дало ему ровным счетом ни шиша. Юркины родители ничего вразумительного,
как уже говорилось, не сообщили. В Москве, на съемной квартире, где до июля
прошлого года жила - без всякой регистрации, кстати! - Даша, ему сказали,
что, куда подевалась эта блядь, задолжавшая квартплату за три месяца, они и
сами с удовольствием узнали бы. Папа оттуда вообще еле удрал, потому что
хозяйка очень хотела, чтоб он вернул должок за дочку. Хорошо еще, что
хозяйкин муж был сильно пьян, а потому господин адвокат сумел вырваться.
Подруги-одноклассницы, которые сохранились у Даши в родном городе, ничего о
ней не знали. Они даже понятия не имели, что она летом приезжала из Москвы
в родной город.

Конечно, несчастный папа обратился в милицию. Там сказали, что поставят
девочку в розыск, хотя и предупредили, что по нынешним временам дело это не
очень надежное. Тем более при такой профессии, как у Даши. Нынче девок
запросто вывозят за рубеж в тамошние бордели, продают в гаремы шейхам, а
иногда, увы, просто-напросто топят в глубоких речках, замоноличивают в
бетон, закатывают в асфальт и так далее. Насчет канавы с сернокислотным
стоком, где в действительности упокоилась - если здесь употребим этот
термин! - Даша, менты говорить не стали, поскольку не хотели тревожить прах
геройски погибшего на боевом посту зам. начальника здешнего РУБОП
полковника Мазаева.

В общем, то, что Михаил Иваныч Веретенников узнал про исчезновение Даши,
ему оптимизма не добавило. И тетя Тоня время от времени паниковать
начинала, хотя письма от Надьки и Тарана приходили регулярно. Гораздо чаще,
чем от старших сестер, кстати.

Так что, когда пришло письмо, что Надька приезжает домой с сыном, а Юрка
теперь будет служить поблизости и по выходным навещать семейство,
Веретенниковы вздохнули с облегчением. И то, что дочка не только пискуна в
подоле принесла, но и кое-какое совместно нажитое барахлишко -
диван-кровать, пару стульев, даже телевизор "SONY" с 14-дюймовым
экранчиком, не говоря уже о довольно приличных тряпках, на которые папа с
мамой ей ни за что бы не расщедрились, - вызвало у них, выражаясь
по-советски, "чувство глубокого удовлетворения". Ну, и Таран, конечно, стал
выглядеть не как бывший "король" дворовой шелупони, а как вполне солидный,
уважаемый человек. А насчет того, "на какие шиши", - Надькины родители
теперь старались не особо интересоваться. То, что и Таран, и Надька на
службе нехило получают, они знали, а за какие заслуги - это пофигу.

Врать, конечно, приходилось немало. Например, Михаил Иванович немало
удивился, когда вместе с Надькой Таран привез на грузовике свою мебель и
иное барахлишко: "Это во сколько же встало из Сибири довезти?" А у молодых
на этот счет была домашняя заготовка: сказали, что везли военными бортами и
обошлось все в два ящика водки экипажам. Птицын, конечно, заставил и Юрку,
и Надьку назубок выучить описание природных условий своего вымышленного
бытия, географические названия и прочее. Хотя ни отец, ни мать Надежды в
тех местах отродясь не бывали и в будущем не собирались, Тараны должны все
знать четко, чтоб не сбиться. И чтоб с письмами, которые писали под
диктовку полковника, никаких противоречий не было. Насчет того, чем они там
занимались, надо было отвечать лаконично: "Связь обеспечивали",- ибо оба
прислали Надькиным родителям фотографию, где на форме просматривались
эмблемки связистов. А все прочее военная тайна.

Но Тарану, который появлялся тут раз в неделю на два дня, конечно,
приходилось полегче. Надьке, которая и с матерью, сидевшей без работы,
целыми днями общалась, и с подругами, которых у нее полрайона было, - куда
сложнее. Конечно, рассказывать, как она на кухне кашеварила, можно было
вполне без опаски - тут никаких секретов не было. Но надо было все время
следить, чтоб с языка не слетела ни одна реальная фамилия и уж тем более
слово "мамонт" в каком бы то ни было контексте. Ну и вообще, нельзя было
хоть полусловом оговориться насчет того, что ихняя "Сибирь" была в сорока
верстах от города. Ну, а о том, как Юрку похищали пару раз, как он
выкручивался при этом, - Надька и заикнуться не смела... Впрочем, мать
больше досаждала расспросами о том, каково ей жилось там, среди мужиков,
которые, как известно, завсегда липучесть проявляют. А вот насчет этого
полковник Птицын никаких конкретных инструкций не давал. Поэтому тут
Надежде пришлось своей головой думать.

Надо заметить, что вообще-то никто к ней особенно не лез. и в принципе все
"мамонты" отпускали ей довольно корректныe комплименты, не доходившие до
хватания руками. Конечно, бывали случаи, когда кто-то говорил вещи
двусмысленные или, наоборот, очень даже откровенные. Но Надька уже хорошо
знала, что наглость - второе счастье, и ежели ответить покрепче, то
уважения будет больше. Главное опять-таки было не запутаться и не
проговориться, что дело было вовсе не в "тундре", а гораздо ближе к родному
городу. Потому что мать могла исключительно по женскому наитию догадаться,
что согласно Надькиному описанию мужики выглядят вовсе не так, какими им
следовало бы выглядеть после многомесячного пребывания вдали от
цивилизации.

Так или иначе, но пока конспирацию удавалось соблюдать и особых сомнений в
искренности молодой пары Веретенниковы не ощущали.

- Ладно, - сказала тетя Тоня, - пойду-ка я пройдусь немного. В магазин
забегу, на рынок... Часа через два буду.

Чета Таранов переглянулась и перемигнулась. Нет, теща Юрке досталась
определенно классная!

ЭХО УТРЕННЕГО ВЗРЫВА

Примерно в это же время на одной симпатичной, хотя и не слишком шикарной
даче, благоухавшей кустами сирени, полковник Птицын вел очень серьезные
переговоры. Прибыл он сюда не на штабном "уазике", а на своей личной
темно-синей "Фелиции" и одет был не в мятую камуфляжку, а в ладно пошитый
костюм светло-стального цвета и свежую рубашку." Даже галстук надел.

Собеседником Генриха Михайловича был хозяин дачи, седой как лунь, загорелый
бородач, чем-то похожий на Эрнеста Хемингуэя в зрелые годы. В отличие от
Птицына бородач был одет по-домашнему, в черную футболку, джинсы на помочах
и кроссовки. И ростом, и телосложением сей дачник заметно уступал командиру
"мамонтов", однако Генрих Птицелов держался перед этим гражданином совсем
не так уверенно, как перед своими бойцами. Нельзя сказать, что он уж совсем
подобострастничал, но любой, кто мог бы созерцать их беседу со стороны,
сразу понял бы, что речь идет о встрече начальника и подчиненного. И ни
минуты не колебался бы определить, кто из них кто.

- О взрыве на Овражной слышал? - спросил "Хемингуэй".

- В общих чертах, Кирилл Петрович, - осторожно ответил Птицын. - Не очень
догадываюсь, какое отношение он имеет к нам. Насколько мне известно,
господин Колтунов Виктор Сергеевич, который при этом взрыве погиб, услугами
ЧОП "Антарес" по жизни не пользовался. Мы ему тоже свои услуги не
навязывали. К нам клиенты приходят исключительно на добровольной основе, по
рекламным объявлениям. А о самом Колтунове я только из передачи областного
телевидения услышал. По-моему, он вообще у нас тут человек новый.

- Это все справедливо, Генрих, - кивнул Кирилл Петрович. - Колтунов
действительно в области совершенно свежий человек. Приехал из Москвы
всего-навсего три дня назад. По-моему, это очень ма