облюдением всей исторической правды, показал бы рядом с
собой, величавым, моложавым атлетом, какого-то прыщавого юношу,
подростка-недоростка - это бы не сыграло. И даже просто гармония кадра
нарушилась бы. Там же ось идет, через головы царя, наследника и коня. А тут
эту ось пришлось бы между конями проводить. Неэстетично. Опять же идея
теряется. Конь белый - это Россия, смиренная, покорная власти предержащей,
могучий царь - ее нынешнее величие, светловолосый наследник - светлое
будущее. А если б рядом с таким царем появился рыжий нескладный Николашка
шестнадцати годов да еще, допустим, на рыжей кобыле, как бы кровью
запекшейся облитой, тут уж сразу бы стало ясно, что никакого светлого
будущего не предвидится... Это, если хочешь знать, скорее для нашего фильма
картинка. Но у тебя такого эпизода в сценарии нет.

- А он тебе был очень нужен? Могу срочно дописать, только не придумаю, куда
вставить...

- Миля, - вздохнул Георгий Петрович, - ты дал мне гениальную идею:
показать, сколь много в России зависит от того, какая личность стоит на
вершине власти. Ведь, в сущности, что бы ни вытворяли у нас с формой
правления, как бы ее ни называли и какими бы
демократически-бюрократическими институтами ни обставляли, все равно
получалась абсолютная монархия! С тех пор, как Иван III разгромил Новгород
и создал централизованное государство - более пятисот лет уже! - несмотря
на все войны, перевороты, реформы и революции, мы снова и снова создавали
государство, где практически все зависит от одного человека, сидящего на
самом верху. От его ума, воли, таланта, силы духа, умения подбирать
соратников и назначать их на соответствующие должности. Приходит Петр
Великий - страна начинает бурно развиваться, приобретает невиданную силу и
мощь, изумляет Европу, начинает ее пугать. От петровского толчка Россия
получает колоссальный заряд энергии, инерцию поступательного движения и
благополучно проскакивает весьма опасный период дворцовых переворотов,
когда на царстве сидели малограмотные бабы и детишки, а правили прохиндеи и
жулики. Слава богу, Елизавета оказалась достойной отца. Но ты представь
себе на минуту, Миля, что произошло бы с Россией, если б у Екатерины II не
хватило мужества разделаться со своим супругом!

- Не знаю, - усмехнулся Вредлинский. - Сейчас многие утверждают, будто Петр
III был вовсе не таким идиотом, как это принято считать.

- То, что он сделал в самом начале - помирившись с Фридрихом II, вернув
Восточную Пруссию и выйдя из Семилетней войны, - сильно роднит его с
Горбачевым! - желчно произнес Крикуха. - Я бы на месте Фридриха тоже
присвоил ему титул "лучшего немца 1761 года"!

- Жора, тебе не кажется, что мы слишком удалились от сути дела?

- Ничуть. Повторяю: ты дал мне гениальную идею. Отец и сын, Александр III и
Николай II. Великан и коротышка - в самом прямом, чисто физическом плане, -
но в кино это играет! Отец - миротворец, Россия в спокойствии и
стабильности наращивает силы. Сын принимает страну, позабывшую о смутах и
бунтах. Но что дальше? Он входит в историю как Николай Кровавый - страна
путается в международных связях, ввязывается в совершенно ненужные войны,
бездарно их проигрывает, не может правильно распорядиться тем экономическим
потенциалом, который у нее есть, и разваливается. Закипает смута, раздрай -
на волне буйства страстей взлетает Керенский. Тысячные толпы аплодируют его
наполеоновскому виду, френчу, а он - простой помощник присяжного
поверенного. И тоже, во всем запутавшись, ничего изменить не может. Слабак!
Его сбрасывает другой помощник присяжного поверенного и к тому же
земляк-симбирчанин - но какой! Гений! Злой или добрый, это можно оставить в
стороне. Но тот факт, что он нашел силы выступить против всего мира,
который уже собирался делить Россию, отбить большую часть территории и
уничтожить внутреннюю смуту, - это, брат, не опровергнешь!

- И ради этого он велел расстрелять Николая с женой и малыми детьми? -
скептически поморщился Вредлинский.

- Тут есть еще одна линия, Миля, которую ты наметил, но слишком уж
по-профессорски запутал. Это в романе, который будут читать сугубые
интеллектуалы, можно мудрить. В фильме все должно быть гораздо четче. "Аз
воздам!" Роковое решение Александра III: повесить Александра Ульянова, хотя
этот мальчишка со своими приятелями, в сущности, скорее играли в
террористов, чем были таковыми на самом деле. Он ведь мог бы его
помиловать, посадить лет на десять в тот же Шлиссельбург или сослать на
Сахалин - ведь покушение только готовилось, а не состоялось. Однако
Александр Романов отправляет его на казнь, потому что вспоминает о бомбах
Гриневицкого и Рысакова, сразивших отца. Им движет месть, хотя те,
перво-мартовские, убийцы уже свое получили. Чувствуешь интригу?
Царь-миротворец, честный, благородный, бесспорный патриот и благодетель
Отечества, превышает меру мести!

- Да, это впечатляет! - кивнул Вредлинский. - Мера превышена,
справедливость нарушена - и вот Володя Ульянов, малорослый семнадцатилетний
студентик, решает мстить за брата! Но начинает не бомбочки клепать, а
изучать марксизм, дабы не просто убить царя, а уничтожить империю. Месть за
месть, кровь за кровь - и мера мести опять превышена!

- Вот! - почти восторженно вскричал Георгий Петрович. - Здесь должно
присутствовать нечто мистическое, труднопередаваемое на словах, то, что
можно только показать на экране и прочувствовать душой. Ломаю голову, как
снять этот эпизод, Милька!.То, что ты написал, очень уж академично. Царь
сидит за столом, ему подают какие-то прошения на высочайшее имя, и он пишет
что-то типа: "Подательнице сего отказать". Не то, не то, Миля! Я уже
десяток мизансцен продумывал, и все как одна выглядят стопроцентной
парашей. Сперва думал просто сделать несколько быстро сменяющихся кадров,
как бы скользящий взгляд царя: погон с вензелем Александра II на плече
Александра III, портрет Александра II, гравюры, изображающие
первомартовское убийство... Но потом понял - затягивает, разжевывает, а
основной смысл теряется. Может, ты что подскажешь?

- Ты знаешь, у меня пространственное мышление слабовато, - заметил
Вредлинский. - Но вообще-то можно придумать что-то такое, что наведет на
мысль, будто царь, отклоняя ходатайство Марии Ульяновой, подписывает некий
приговор своему потомству и своей империи. А что, если, допустим, он
случайно столкнет со стола фотографию Николая? Или не только ее, а еще и
бюст Петра Великого?

- О! - воскликнул Крикуха. - Бюст! Он же со стуком упадет, даже с грохотом.
Точно! Тишина в кабинете, легкий скрип пера по бумаге, и вдруг - грох! Бюст
падает! Раскалывается! Александр поднимает глаза от бумаги, и в них - ужас.
Ты не помнишь, он тогда в Зимнем был или в Царском Селе?

- Это надо посмотреть по документам, - усмехнулся Эмиль Владиславович, - у
меня голова не резиновая, чтобы все помнить.

- Бог с ним, несущественно. Какой-нибудь абстрактный кабинет придумаем.
Важно, чтоб играло... Падает бюст Петра-и раскалывается! Какова символика!
Нет, Милька, все-таки ты гений.

- Да ладно тебе, Жорик, - улыбнулся Вредлинский, - любишь ты раздаривать
титулы... Вот если нас с тобой вспомянут в каком-нибудь киноиздании за 2050
год

- значит, мы были по меньшей мере заметными ребятами. Ну, а если в
какой-нибудь энциклопедии за 2200 год про нас будут небольшие заметочки на
буквы "В" и "К" - тогда считай, что мы были гениальны.

- Да, двести лет - это приличная выдержка! - хмыкнул Крикуха. - "Жаль
только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе..."

- Знаешь, - Эмиль Владиславович посерьезнел, - я вообще-то сильно
сомневаюсь в том, что через двести лет в России, да и во всем мире,
наступит некая прекрасная пора.

- Странно... Ты утратил веру в прогресс? Давно ли?

- Сложно сказать, но где-то в последние годы. Тут, если помнишь, перед
встречей 2000 года в газетах было много публикаций ретроспективного плана,
когда вспоминали о том, что писала пресса в последний год XIX столетия.
Какие радужные надежды возлагались на этот, истекающий сейчас XX век!
Особенно на технический прогресс...

"Нам электричество сделать все сумеет! Нам электричество мрак и тьму
развеет! Нам электричество заменит всякий труд; Нажал на кнопку -
чик-чирик! - и тут как тут!" - сипато пропел Крикуха припев из песенки,
которая была популярна в дни их с Вредлинским студенческой молодости.

- Вот-вот! - покивал Вредлинский. - Никто и не подозревал, что будут две
мировые войны, концлагеря, голодоморы, атомные взрывы, загрязнение
окружающей среды, СПИД, наркомания, терроризм... Сейчас тоже - юные головы
прямо-таки опьянены сознанием того, что будут жить в XXI веке, и ждут от
него каких-то чудес, хотя потом многим из них до ужаса захочется
переселиться в XIX или хотя бы в XX век!

- Прошлое кажется безопаснее настоящего и будущего, - согласился Георгий
Петрович. - Тут ты прав. Боюсь, что ежели и впрямь изобретут машину
времени, то народ толпами попрет куда-нибудь во времена фараонов, лишь бы
только не жить в своем веке...

- "Хорошо там, где нас нет" - это великая фраза! - Эмиль Владиславович
осушил бокал пива. - Где нет людей - там и хорошо!

- И тут ты прав! - Крикуха тоже допил пиво. - В сущности, человечество
развивалось только потому, что ему было плохо. Было тепло, хорошо, жратва
под ногами валялась - а люди были обезьянами. Потом началось великое
оледенение, стало хреново - пришлось для выживания становиться людьми.
Огонь добывать, сдирать шкуры с братьев-млекопитающих, выгонять из пещер
медведей и саблезубых тигров. Они вымерли, а мы нет. Ну и в течение всей
дальнейшей истории было примерно то же самое. Развивали технику, драли с
других столько шкур, сколько совесть позволяла, выгоняли друг друга с
обжитых территорий, и в результате одни выживали, а другие вымирали. И так
продолжается до сих пор.

- То-то и оно, - мрачно заметил Вредлинский, - боюсь, что теперь наша
очередь вымирать настала. Россия почти на миллион человек в год
сокращается. При том, что большая часть родившихся - мусульмане. Так что
наши внуки, Жора, будут, возможно, в исламской стране жить.

- Значит, на то была воля божья! - фаталистически заметил Крикуха. - Хотя у
меня лично внуков нет и не будет. А у тебя, я слышал, дочка вообще в Канаду
собралась - стало быть, и внуки там проживать будут. Вадим-то не прикинул
еще, куда перебираться будет?

- Нет, ему пока и здесь неплохо, - буркнул Вредлинский.

- А нам плохо? - прищурился Крикуха. - Живем, кряхтим, болячками маемся, но
все-таки живы и даже, с позволения сказать, при деле. Чего нам сейчас
думать насчет внуков? Сами себе жизнь устроят как-нибудь. Ну, будут они там
Ибрагимами и Ахмедами или вообще китайцами какими-нибудь - значит, захотели
этого. Тем более что всем известно: отскреби с русского тонкий слой
цивилизации - и увидишь дикого татарина! "Да, скифы мы! Да, азиаты мы, с
раскосыми и жадными глазами!"... Ах, как же ты хорошо придумал насчет
упавшего бюста! Ведь Петр I - он не просто символ империи. Он еще и символ
европеизации России! И вот росчерк пера на роковом документе, нечаянное
движение локтем царя-тяжеловеса - гипсовый бюст падает, раскалывается с
треском и грохотом. Судьба определена! Запущен механизм чудовищной бомбы!

- По-моему, Жора, ты увлекся! - заметил Эмиль Владиславович. - Все-таки
отклонение прошения Марии Ульяновой-старшей - это лишь частный эпизод. Ну,
а представь себе, что император удовлетворил бы ее ходатайство. Заменил бы
повешение, допустим, десятью годами каторги. Что, от этого Володя не
подался бы в революционеры? Боюсь, что нет. Более того, я думаю, что даже
вернувшийся с каторги эдак в 1897 году Александр Ульянов не смог бы
отговорить его от этого.

- Это из разряда "если бы да кабы"! - проворчал Крикуха. - Я не хочу
заставлять зрителя думать над тем, что было бы, если бы Александр
удовлетворил ходатайство. Но он должен поверить в то, что именно та роковая
виза на прошении - превышение меры отмщения стало мистической причиной
гибели и династии, и империи. Ибо так было на самом деле, а история, как ты
знаешь, сослагательного наклонения не терпит.

Вредлинский, конечно, не собирался оставаться в долгу и хотел было
выступить с возражениями, но тут на веранду вышла Василиса и чинно
доложила:

- Вас к телефону просят, Эмиль Владиславович!

ЗВОНОК ОТ БАРИНОВА

- Прости, Жорик, - развел руками Вредлинский, - я быстренько! Василисушка,
проследи, чтоб у Жоры пиво не кончилось...

Вообще-то на даче у Вредлинских имелся телефон с радиофицированной трубкой,
которую Василиса вполне могла принести на веранду. Но, поскольку Эмилю
Владиславовичу звонили самые разные люди, в том числе и те, которые на дух
не переносили Крикуху, Вредлинский предпочел отправиться в кабинет и
разговаривать оттуда. Ему не хотелось бы после разговора с "нежелательным"
абонентом услышать гневную тираду старого приятеля: "Господи, Милька! До
чего же ты неразборчив в людях! С кем ты общаешься?! Это же не человек, а
куча дерьма!" А уж если бы этот "абонент" по ходу разговора
поинтересовался, не трудно ли Вредлинскому работать с этим "неизлечимым
алкашом", то есть с Крикухой, Эмиль Владиславович вообще почувствовал бы
себя ужасно неловко. Тем более что Крикуха имел свойство по одному
выражению лица догадываться, что в данный момент говорят Вредлинскому из
трубки. В прошлом бывали случаи, когда Жора, определив по смущенной физии
Эмиля, что ему говорят гадости о Крикухе, вырывал трубку и поливал
"абонента" трехэтажным матом. Иногда это было даже неплохо, например, если
речь шла о людях, которые нуждались в дружбе с Вредлинским больше, чем он в
дружбе с ними. Однако бывали случаи, когда несвоевременное вмешательство
Жоры могло очень помешать нужным контактам. А Вредлинский старался иметь
поменьше врагов.

Когда-то, еще в студенческие годы, покойный отец представил своего сына
одному театральному критику. С этим типом Вредлинский-старший весело болтал
весь вечер и рассыпал ему комплименты. Однако потом, когда гость ушел,
просветил тогдашнего Милю: "Запомни! Этот тип - жуткая сволочь, но с ним
надо дружить". Впоследствии, уже после смерти старшего Вредлинского,
"жуткая сволочь" написал отличную рецензию на самую первую пьесу Эмиля. И,
с благодарностью помянув родителя за мудрый совет, молодой Вредлинский
продолжал дружеские контакты с критиком - он, между прочим, на своем веку
"затоптал" немало "молодых-талантливых"! Даже пришел на похороны этого
злодея, куда большинство театральной и литературной общественности явиться
не пожелало. И сын критика - врач по профессии, наивный и добрый парень,
как ни странно! - долго жал руку Вредлинскому: "Истинные друзья познаются в
беде!" Пригодился потом и этот парень. Когда у дочери Вредлинского, тогда
еще совсем маленькой, обнаружили признаки опасного заболевания крови, этот
доктор - уже не юный, а весьма маститый, к которому было весьма не просто
попасть на прием! - по первому же звонку Эмиля Владиславовича устроил
девочку в свою клинику. И вот она, Лариса, - веселая, здоровая, вышла замуж
за франкоканадца и уже ждет ребенка. В июле у ее Жака отпуск, и они полетят
за океан. Скорее всего уже на постоянное жительство. Так что Крикуха прав -
внуки у Вредлинского будут канадцами. Возможно, и Вадим с невесткой Оксаной
окажутся там же. А что было бы, если бы Вредлинский не пошел на похороны
"жуткой сволочи"? Даже думать не хочется... Истинно говорят: "Не плюй в
колодец, пригодится воды напиться!"

Итак, Вредлинский направился в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь,
чтобы даже обрывки разговора случайно не долетели до ушей Крикухи, и, взяв
трубку, бодро прокозлетонил:

- Але, слушаю вас!

- Эмиль Владиславович, рад вас слышать, - пророкотал из трубки приятный
бас. - Я вас не разбудил случайно?

- Что вы, что вы, Сергей Сергеевич! - воскликнул Вредлинский. - Ни в коем
разе! Я вообще редко сплю по ночам.

Бас принадлежал профессору Баринову, одному из основных спонсоров того
кинопроекта, над которым трудились Крикуха и Вредлинский. Кроме того,
профессор взял на себя нечто вроде предварительной рекламной кампании для
того, чтобы привлечь внимание публики к еще не законченному фильму. Это был
человек интеллигентный, приятный во всех отношениях, но самое главное - с
большими связями и средствами, поэтому в разговоре с ним Вредлинский
проявлял особую вежливость и почтительность.

- Я тут пытался до Георгия Петровича дозвониться, - сообщил профессор. - Но
телефон что-то не отвечает. Он не у вас в гостях случайно?

- У меня, конечно, у меня! - радостно сообщил Вредлинский. - Мы тут как раз
обсуждали некоторые эпизоды, вызывающие затруднения с режиссерской точки
зрения. Позвать его к телефону?

- Нет-нет, это вовсе не обязательно, - успокоил его Бари-нов. - Дело в том,
что у меня есть небольшое, но приятное сообщение для вас обоих. Как вы
относитесь к тому, чтобы на пару недель слетать в район Карибского
бассейна?

- А это не слишком дорого? - осторожно спросил Вредлинский, хотя ему ужас
как хотелось слетать именно в этот район земного шара. Лет двадцать назад
он, правда, был включен в состав писательской делегации, направлявшейся на
Кубу. Однако это был как раз тот период, когда Вредлинский подвергался
гонениям, и из списка его вычеркнули. В прошлом году Эмилю Владиславовичу
удалось совершить поездку в Штаты, но он побывал лишь в нескольких
университетских городах да немного погостил на вилле своего однокашника по
ВГИКу Пашки Манулова в Калифорнии. А вот до Карибского моря, до Майами-Бич
так и не добрался... И вот такое предложение! Даже ушам не поверил. Насчет
"дорого" - это Вредлинский спросил просто так. Он уже догадывался, что ему
скажет щедрый профессор...

- Это вас не должно беспокоить, - прозвучало в трубке, - все расходы я беру
на себя. Дело в том, что на одном уютном острове собирается международная
группа солидных кинопрокатчиков и производителей видеопродукции.
Американцы, итальянцы, французы, немцы. Ваш старый друг Павел Николаевич
Манулов тоже намерен там побывать. Приятно проведете время, а заодно вместе
с Георгием Петровичем расскажете о своем будущем фильме. Конечно, там
сейчас немного жарко, но в отеле, уверяю вас, прекрасные кондиционеры. В
общем, побеседуйте на эту тему с Крикухой и позвоните мне по сотовому
часиков в десять утра. Если вы принципиально не возражаете, то завтра
обговорим детали. Будьте здоровы!

В приподнятом настроении Вредлинский вернулся на веранду, где Крикуха,
отвалившись на спинку плетеного кресла и мечтательно прикрыв глаза,
посасывал пивко.

- Жорик, это звонил Баринов! - воскликнул Эмиль Владиславович так, как в
старом спектакле "Человек с ружьем" солдат Иван Шадрин, позабыв о том, что
собирался кипятком для чая разжиться, восклицал: "Товарищи! Я говорил с
Лениным!"

- Да?! - встрепенулся Крикуха. - Что ж ты меня не позвал?

- Он очень торопился, - развел руками Вредлинский.. - Деловой человек, сам
понимаешь. В общем, у него к нам весьма заманчивое предложение: слетать на
какой-то остров в Карибском море, где соберутся некие тузы от мирового
кинопроката и видеобизнеса. На целых две недели - и за его счет!

- Соблазнительно, конечно, - хмыкнул Крикуха. - Тем более не за свои гроши.
Но две недели? Что мы там делать будем?

- Ну, расскажем о картине, наверное, покажем то, что уже снято, послушаем,
что эти господа скажут... А остальное время, я думаю, будем купаться,
загорать и всякие тропические плоды кушать. Паша Манулов обещал там
появиться. Тоже не худо пообщаться, а то он что-то редко в Москву
заглядывает.

- Деньги на фильм переводит - и ладно, - махнул рукой Георгий Петрович. - Я
без него что-то не шибко скучаю.

- Он же генеральный продюсер, Жорик, - напомнил Вредлинский. - Поимей
уважение, все-таки наш фильм - это его идея. И потом, это же он нас
познакомил с Бариновым, .Царевым, Казанковым, госпожой Фоминой и другими
спонсорами. Куда бы мы без них, скажи на милость? Тех