Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
гда союзники решили явочным порядком захватить проливы.
Все эти события были еще впереди, но уже до начала войны царский МИД много
знал о тех тайных пружинах, которые приведены в действие на Балканах
"доблестными друзьями-союзниками". Этому в немалой степени поспособствовала
миссия Астромова-Астрошова. Организатором миссии был, как это ни
удивительно, вовсе не дипломат и не разведчик, а казалось бы, совсем
далекий от международных проблем человек: в миру - директор Императорского
психоневрологического института Владимир Михайлович Бехтерев, а в масонстве
один из лидеров "Великой ложи Астреи". Впоследствии, уже при Советской
власти, он, по демократическим данным, обнаружил у Сталина признаки
прогрессирующей паранойи, а затем скоропостижно скончался, якобы
отравленный Ягодой.
Но это так, к слову...
ЧАЕПИТИЕ У ГЕОРГИЯ
- Ох, извозились же мы с вами, Эмиль Владиславович!- озабоченно заметил
Стас, когда они с Вредлинским уже приближались к даче режиссера Крикухи.
Особенно вы. Не иначе, когда в кювет бултыхнулись... Может, все-таки сперва
домой зайдем? Неудобно же будет: к уважаемому человеку - и в таком
ухрюканном виде...
- Предрассудки! - отмахнулся Вредлинский. - Мы с Жоркой - старые друзья. И
обсушимся, и глину ототрем, и рюмкой чая погреемся.
- Воля ваша, - покачал головой Стас, подумав про себя, что, будь он на
месте Крикухи, то нипочем не пустил бы таких на порог. Даже если б это были
его лучшие друзья. Дача Георгия Петровича выглядела не лучшим образом, хотя
когда-то смотрелась неплохо. Столбы, на которых держался забор, местами
подгнили и покосились, соответственно накренив и сам забор. Красили этот
забор не иначе еще при Советской власти. Остатки темно-зеленой краски
сохранились на серых досках в виде какой-то полуоблупившейся
шелухи-коросты. При свете уличного фонаря можно было разглядеть и крышу,
скорее ржавую, чем выкрашенную суриком. В доме горел свет, поэтому
Вредлинский решительно постучал в запертую калитку.
За забором послышался внушительный собачий лай. Стас, который здесь прежде
не бывал, подумал про себя, что с таким псом шутки плохи, и предположил,
что ежели хозяин все-таки не захочет принимать гостей, то эта зверюга
поможет ему остановить и более многочисленную делегацию.
- Валдай! - позвал Вредлинский. - Валдаюшка! Хорошая собачка! Где Жора?
Позови мне Жору, пожалуйста!
Стас сразу изменил мнение о собаке. Дерьмо это, а не сторож, если позволяет
чужому звать себя по имени! Да он, Валдай этот, должен был пуще прежнего
загавкать, начать на калитку бросаться, а не подобострастно скулить и
выполнять приказы человека, который ему не хозяин. Взял да и потрусил,
дуролом, к дому, взбежал на крыльцо и стал дверь скрести: дескать, слышь,
хозяин, до тебя пришли...
Скрипнула дверь, на крыльце в световом прямоугольнике появился человек в
наброшенном на плечи брезентовом дождевике с капюшоном и, сопровождаемый
Валдаем, пошел открывать калитку.
Отпер, даже не спросив, "кто там?", хотя калитка была сплошная и высокая, а
потому разглядеть через нее даже двухметрового Стаса было невозможно. Если
бы гости бандитами оказались - и пикнуть не успел бы...
На Стаса и Вредлинского пахнуло долговременным перегаром, они увидели
поросшее щетиной, багроватое и опухшее лицо, даже скорее рожу, а также
трепаные и перепутавшиеся седые патлы, выбивавшиеся из-под капюшона
дождевика.
Но на роже этой почти сразу же засияла немного щербатая и гнилая улыбка.
- Милька! - пьяно хохотнул Георгий Петрович. - Не забыл, значит, не
загордился? Ну, заходи, заходи...
Даже и не спросил, кто это с тобой, дорогой дружок? Стас, всю жизнь
проживший как на стреме, потому что его и лучшие друзья кидали, и любимые
девушки, и даже брат родной очень удивился такой простоте. Даже позавидовал
этим стариканам, что вот так, запросто, могут друг с другом общаться.
Действительно, все вопросы об "ухрюканном" внешнем виде очень быстро
отпали. Мокрые штаны и куртки, обляпанные глиной, Георгий Петрович повесил
сушиться на печь, ботинки с носками тоже пристроил, а вместо них выдал
сухие тренировочные и теплые тапки. При этом, опять-таки к удивлению Стаса,
ни разу не поинтересовался, где это гости так извозились и промокли.
Похоже, что он радовался самому факту того, что к нему пришли люди и хоть
на какое-то время прервалось тоскливое стариковское одиночество. Правда,
Стас, когда переодевался, сумел незаметно для хозяина припрятать пистолеты
под свитер и даже кобуру у Вредлинского забрал.
На столе появилась бутылка, соленые грибочки, огурцы, черный хлеб, а также
сковородка с жареной картошкой и тушенкой с луком.
Крикуха разлил веселое зелье в граненые стопки и, сияя, произнес:
- За встречу!
Все осушили залпом, и настроение сразу поправилось. Крикуха, как уже
говорилось, был просто рад хорошей компании, Вредлинский и Стас снимали
стресс.
Под первый хмель пошли воспоминания. Конечно, первым взялся ворошить
историю Георгий Петрович. Вредлинский, конечно, поддержал эту тему, хотя в
голове у него по-прежнему зудели мистические аналогии - чаепитие у Георгия,
Алике, "мотор", игра в прятки, Мордвинов-жертва и прочее. Но Эмиль
Владиславович, вопреки сомнениям Стаса, вовсе не сошел с ума, чтоб
интересоваться этим напрямую. К тому же ему отчего-то верилось, что все
предопределено, и тайный смысл цитаты из царского дневника непременно
откроется ему именно здесь, в ходе общения с Жоркой. Поэтому Вредлинский
охотно вспоминал о том, как они с Крикухой работали над фильмами, как порой
жестоко спорили, особенно по поводу того, какой актер подходит на ту или
иную роль, а какой нет, как перезванивались по ночам, дабы сообщить друг
другу те гениальные идеи, которые их вдруг осеняли... Да, были времена
когда-то!
Стас, как уже отмечалось, многие фильмы, о которых шла речь, видел и в
кинотеатрах, и по телевизору. Конечно, он в беседу не вмешивался, ибо его
еще в детстве бабка наставляла:
"Помолчи, за умного сойдешь!" Однако, несмотря на свою полную неграмотность
в области киноискусства, он не ощущал скуки. Надо же, блин, рядом с ним, за
одним столом, сидят люди, которые несколько десятков фильмов зашурудили! И
каждый из этих фильмов посмотрело несколько десятков миллионов человек.
Эмиль Владиславович, тот, кого он охраняет, придумал и написал из
собственной головы героев и то, что они в фильме будут делать, а Георгий
Петрович подобрал актеров, натуру и этих самых придуманных, существовавших
только на бумаге людей превратил в живых. То есть, строго говоря, в образы,
запечатленные на пленку. Конечно, вроде бы все разумом знают и понимают,
что это не настоящая жизнь, а игра, но сердцем все равно переживают за тех
придуманных людей, которых играют актеры. И даже плачут по-настоящему, если
киношный персонаж погибает, и злятся, допустим, на то, что главная героиня
влюбляется не в того, в кого надо.
И еще одна вещь поразила Стаса. Раньше ему никогда не
доводилось думать, что киношники, снимая актеров в фильмах, по сути дела,
дарят им бессмертие. Чарли Чаплин сто лет назад снимался и уж лет сорок как
помер. А над фильмами, где он играет и хохмит, все еще весело смеются, даже
кассеты и видеодиски покупают, хотя они черно-белые и без звука. Конечно,
не все фильмы такие, многие, наверно, даже через десять лет после премьеры
не станешь смотреть, а какие-то и вовсе больше одного раза видеть неохота,
но все-таки... Даже при том, что сейчас каждый мало-мальски состоятельный
человек может видеокамеру купить и снимать все семейные праздники,
путешествия, похороны и даже трудовые будни - то есть самую настоящую
жизнь, - это совсем не то. Уж сколько лет, как нет на свете и настоящего
Чапаева, и артиста Бабочкина, и настоящего Петьки, и артиста Кмита, а
анекдоты про "Василия Иваныча" все рассказывают и рассказывают. И фильм
по-прежнему смотрят, хоть его теперь не больно часто показывают.
Бутылка под хорошую беседу и закуску усиделась в три тоста. Как ни странно,
никто не захмелел, хотя поначалу Стас был убежден, что его боссу при хилом
здоровье и телосложении даже сто грамм - много, а они как-никак 750 на
троих расхлебали. И насчет Георгия Петровича сомневался, потому как тот еще
до них причастился, и лишняя четвертинка могла "сдетонировать". Спокоен
Стас был только за себя - ему и пару пол-литр доводилось загружать.
Хозяин пробежался до холодильника за второй бутылкой. Стас скромно заметил:
- Может, перерывчик сделаем, Эмиль Владиславович? А то еще Александра
Матвеевна ругаться будет... Давайте лучше чайку хлебнем.
Вредлинский, вспомнив, что Николай II 10 октября 1916 года ходил к Георгию
пить чай, а не водку, неожиданно поддержал своего охранника:
- Верно! Годы у нас не те, чтоб злоупотреблять. Отгуляли свое...
- Ну, чай так чай! - согласился и Крикуха, должно быть, вовремя вспомнив,
что бутылка у него в доме последняя и завтра, чтоб похмелиться, придется ни
свет ни заря вскакивать и бежать в круглосуточный магазин.
В общем, бутылку он убрал, поставил чайник на электроплитку, а сам вернулся
к столу.
- Что мы, Жора, все о прошлом да о прошлом? - подперев ,рукой щеку, спросил
Вредлинский. - Неужели все у нас там, в туманной дали невозвратной?
- Да вроде бы не все, - хмыкнул Крикуха. - Пашка тебе не рассказывал, что
предложил мне у него в Голливуде поработать?
- Не-ет... - с искренним изумлением произнес Вредлинский. - И давно он это
предложение сделал?
- Самый смех, что буквально вчера. Зашел эдак, как вы сейчас, поглядел на
мое запустение, покачал головой. Дескать, до чего же, мать твою за ногу,
довели заслуженного артиста РСФСР! И когда узнал, что я на киностудию хожу
только пособие по безработице получать, ни с того ни с сего заявил: "Жорик,
я этот бардак прекращу! Завтра лечу в Нью-Йорк, мне там надо кое-какие
переговоры провести. Если там все будет о'кей, считай, что контракт с
"Гамлет энтертеймент" у тебя в кармане!" Я говорю: "Паша, ты что, шутишь,
что ли?" Он отвечает: "Нет, ни фига не шучу! Я именно под тебя эту
программу закручиваю да еще под Милю Вредлинского!" Так что, я думал, ты в
курсе. Вы ж с Пашкой опять не разлей вода...
- Нет, - покачал головой Вредлинский, - ничего он мне не сказал, хотя я
вчера с ним виделся. И про то, что он в Нью-Йорк собирается, даже не
намекал. Я вон сегодня к нему в гости пошел, а он, оказывается, уже улетел
с утра.
- Ну, он же теперь янки! - хихикнул Крикуха. - "Тайм из мани"! Небось
позвонили по спутниковому часиков в шесть вечера, пригласили на переговоры
к банкиру какому-нибудь: мол, приезжайте, сэр, рассмотрим ваше предложение
по поводу фильма. А он, скажем, ко мне забежал, а к тебе не успел... Тем
более что про тебя он и так все знает, а про меня, видишь ли, только вчера
вспомнил. Может, и в живых застать не надеялся? Хе-хе!
- Ну а что за фильм, он тебе не объяснял? Идея-то какая?!
- Ты знаешь, обнадежил только, что это не порнуха! - Режиссер оскалил
сильно поредевшие и давно не чищенные зубы.- Сказал, что сценарий напишешь
ты, у тебя, дескать, уже целый роман готов, останется только переработать.
Ну а постановку, если не врет, на меня возложит... Даже не верится!
- Я бы тоже не поверил, - нахмурился Вредлинский. - У меня же роман о
последних Романовых - извиняюсь за "масло масляное". Сценарий, конечно,
сляпать можно, только неужели Пашка надеется, что под такой проект кто-то
даст деньги? В Штатах про Николая и Александру уже столько наснимали -
правда, в основном сплошную "клюкву" развесистую, - что удивить никого не
удастся. Разве что придумать, будто Ленин был отвергнутым возлюбленным
Александры Феодоровны, а потому велел расстрелять ее и счастливого
соперника!
Стас оглушительно заржал, а Крикуха, наоборот, нахмурился.
- Я лучше здесь от голода сдохну или сопьюсь окончательно, но "клюкву"
снимать не буду. Кинофильм, ясное дело, не учебник истории, но глумиться
над прошлым - омерзительно. Тем более над такой драмой. Попробовал бы кто
из французов такую "клюкву" про Наполеона снять! Да его бы пресса на куски
разорвала, да еще и исками бы завалили за оскорбление национальной святыни.
Хотя Наполеон по тем временам был настоящее "корсиканское чудовище". Или
шведы, допустим, своего Карла XII тоже не позволят оскорблять. Помнишь, как
у Станислава Куняева: "А все-таки нация чтит короля, безумца, распутника,
авантюриста..."?
- Да погоди ты! - перебил Вредлинский эту гневную тираду. - Шуток не
понимаешь?! Никакой "клюквы" в моем романе нет, и если напишу сценарий, то
там ее тоже не будет. Но в том-то и дело, что фильм по такому сценарию
наверняка не окупит затраты. Американцы даже своей собственной историей
мало интересуются, не говоря уже о нашей. Я-то знаю, когда лекции в
университетах читал, то приходило сто китайцев, двадцать латинос и
четверо-пятеро белых. Один из профессоров тогда сказал, на мой взгляд,
очень занятную фразу:
"Слишком хорошее знание истории заставляет возненавидеть род человеческий".
По-моему, это их идеологическая установка. Поэтому даже блестяще
поставленную картину на тему русской истории там ждет печальная судьба. Не
знаю, на что Пашка надеется?!
- Ему виднее, - пожал плечами Крикуха, - чего загодя гадать? Посмотрим, с
чем он из Нью-Йорка прилетит... Я, конечно, понимаю, почему Пашка решил
меня приспособить: фирмушка у него по голливудским масштабам - дрянь,
мелочь пузатая. Во всяком случае, не "Парамаунт пикчерс" и не "XX век -
Фоке". На то, чтоб Тарантино или Копполу пригласить, у Пашки явно миллионов
не хватит. Думаю, что даже наши Михалковы-Кончаловские ему не по карману.
Вот он и решил сэкономить. Ну, и тебя, наверно, по тому же принципу
пригласил - ты хоть и побогаче моего, но с его точки зрения - нищий... Даже
если он нам по двадцать тысяч баксов заплатит - завизжим от восторга.
- Увы, ты прав! - вздохнул Вредлинский, а про себя подумал: "Интересно
все-таки, почему Пашка ничего не сказал мне? Ни насчет задуманного фильма,
ни насчет своего полета в Америку... Почему-то сказал Жорке, с которым
после возвращения в Россию мало общался, и ничего не сказал мне, человеку,
Который уже во многое посвящен. Хотя, казалось бы, сперва пишется сценарий,
а уж потом в дело вступает режиссер. И потом, какие можно вести серьезные
переговоры о финансировании фильма, если еще нет сценария? Неужели у Пашки
такой высокий авторитет и честное имя, что ему ссудят деньги, так сказать,
под "кота в мешке"? Тем более что он ведет переговоры в Нью-Йорке, а не в
родной Калифорнии. Может, потому и усвистал на другой конец Штатов, что в
Сан-Франциско и Лос-Анджелесе уже в курсе Пашкиных долгов? Навряд ли, там
связь хорошая. А нью-йоркские банкиры- "акулы с Уолл-стрита" - небось на
всю Америку базу данных имеют. И ежели узнают, что Манулов в долгу как в
шелку, то скорее всего без долгих разговоров покажут ему на дверь".
Тут Вредлинского опять начали терзать подозрения. Может, Пашка себе просто
алиби создавал? Специально пришел к Жорке, которого до того знать не хотел,
и наврал с три короба, будто собирается снимать фильм по сценарию
Вредлинского. Зачем, дескать, мне убивать столь нужного человека? Можете
спросить заслуженного артиста Крикуху - он вам подтвердит, что я собирался
их задействовать на этой картине. Вредлинский, который к тому времени будет
трупом, ничего опровергнуть не сможет. Головорезов вместе с
"Форд-Эскортом", конечно, никто не найдет, а сам Пашка вообще ни при чем,
он в момент убийства летел на самолете или уже приземлился в Нью-Йорке.
Вредлинскому показалось, будто мистический смысл слов об "игре в прятки"
ему уже открылся. Насчет "Мордвинов был жертвой", как ему показалось, речь
могла идти о ком-то из тех, кого подстрелил Стас. Однако оставалось
неясным, в каком "моторе" сидела "Алике", с которой у него однозначно
ассоциировалась Александра Матвеевна. Уж не в том ли "Форд-Эскорте"?!
Эта, на первый взгляд совершенно немыслимая версия в течение нескольких
секунд завладела сознанием Вредлинского.
А почему бы и нет? То, что они прожили вместе двадцать шесть лет и не
развелись, как многие их знакомые, вовсе не означает, что у Александры не
могло возникнуть - на почве приближающегося климакса, например! - безумное
желание сжечь корабли и мосты. Ведь он, Вредлинский, по большому счету -
старик. Аля же в 48 лет все еще ощущает себя молодой женщиной: красится,
стрижется, делает все эти маникюры и макияжи, меняет наряды - словом,
расходует массу времени на то, чтобы понравиться мужчинам. Не законному
супругу, а мужчинам вообще. И кто знает, может, она уже нравится какому-то
конкретному господину.
Вредлинский и сам не больно блюл супружескую верность, и за Алей в прежние
годы особо пристально не следил. Они считали себя современными людьми,
которые свободны в выборе временных партнеров, но должны соблюдать при этом
интересы семьи. То есть не водить любовников в дом и не давать детям повода
для пересудов. При этом считалось, что если они найдут нужным разойтись, то
лишь тогда, когда Вадик и Лара вырастут.
Все это казалось вполне разумным и логичным, да и действительно помогло им
прожить столь долгую совместную жизнь, избежав серьезных скандалов. И вот
дети выросли, почти устроены и, судя по всему, вот-вот вступят в браки.
Казалось бы, можно и освободиться от брачных уз, как пролетариату от своих
цепей, но...
Теперь вопрос перешел из морально-нравственной сферы в область экономики.
Теперь было что делить, даже с учетом потерь от дефолта. Ведь за последний
год с помощью Манулова Вредлинский неплохо подзаработал. Аля же -
практически ничего. Впрочем, терять половину от нажитого было жалко и ему,
и ей.
Напитавшийся алкоголя мозг Эмиля Владиславовича вдруг вообразил, будто его
законная решила, что ей пора овдоветь. А почему бы и нет? О том, что
супруги заказывают убийства своих половин, даже в газетах писали. Возможно,
Але подвернулся какой-то хлыщ из числа "новых русских", у которого
появилось желание быстро подзаработать. Охмурить стареющую, но все еще
жаждущую безумств бабу этот тип смог бы без. проблем. И он, пригласив
"отмороженных" дружков, решил ускорить процесс старения Вредлинского. Через
месяц-другой, а то и раньше богатая вдова перестанет рыдать и выйдет замуж
за молодого и свежего, потом завещает ему все нажитое совместно с
Вредлинским имущество - никуда не денется, он ее зашантажирует соучастием в
убийстве! - ну, а через год-полтора и сама отправится в мир иной, ибо
молодой супруг сочтет, что больше не нуждается в ее услугах.
Наверно, если б не та четвертинка, которая циркулировала в организме
драматурга и сценариста, он оценил бы ситуацию более трезво. Во всяком
случае, не стал бы считать супругу непроходимой дурой. Но голова
разогрелась быстро, а фантазия у Вреддинского, как у всякого писателя, была
развита хорошо. Что же касается мистического восприятия цитаты из царского
дневника за 10 октября, то оно тут тоже сыграло не последнюю роль.
Вредлинский сразу вспомнил, что супруга была осведомлена насчет его визита
к Манулову. И дорогу знала хорошо. Из дома Аля ушла раньше, чем Эмиль
Владиславович, а куда именно она отправилась: к подруге или в другую
сторону, Вредлинский не отслеживал. Вполне могла сесть в тот самый
"Форд-Эскорт" и показать наилучшее место для засады. У этого "мотора" были
темные, тонированные стекла, и ни сам Вредлинский, ни даже Стас не смогли
бы ее разглядеть. Очень может быть, что первое нападение решили не доводить
до конца специально. Просто сделали выстрел в пустоту, а затем умчались,
чтобы высадить свою сообщницу-наводчицу. Выгрузили ее где-нибудь, она мирно
вернулась домой и стала ждать появления Стаса, которого, возможно,
собирались оставить в живых или легко ранить - специально для того, чтоб он
мог дать показания, подтверждающие алиби мадам Вредлинской.
- Что ты посмурнел, Миля? - отметив озабоченность, проступившую на лице
приятеля, спросил Крикуха.
- Да так, - потупился Вредлинский. - Надо бы жене позвонить... Наверно