нтакты? Доминго Косого подключить или
Эухению... А может, Механика задействовать?

- Насчет Доминго - это вряд ли. И Механик, пожалуй, не пригодится. Конечно,
убрать эту змею очкастую они, наверное, сумели бы, но ты, вероятно, знаешь,
что это очень большой риск в плане непредсказуемых последствий. Насчет
Эухении надо подумать. Но самое главное - "саммит" никак нельзя отменить.
Хоть, конечно, это и не встреча на Окинаве, но кое-что для судеб
человечества будет значить. Даже перенести ее нельзя - мы с превеликим
трудом собрали тех, кто выкроил эти две недели из очень интенсивного
графика своей бизнесменской жизни. Продинамишь их - в следующий раз: не
соберешь. Понимаешь?

- Понятно-то оно понятно... - с сомнением пробормотал Владимир Николаевич.

В этот момент дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул светловолосая,
курносая и немного конопатенькая девушка.

- Можно? - спросила она. - Здравствуйте, господа. Вы меня вызывали?

- Заходи, Аня, заходи! - улыбнулся Сергей Сергеевич. - Тебя Глеб небось
разбудил? Извини, пожалуйста, но дело важное.

- Я и не знала, что вы так рано приходите, - удивленно произнесла Аня.

- Скажу по секрету, я еще вообще прошлый рабочий день не закончил! -
хмыкнул Баринов. - Придется тебе на некоторое время отложить все дела и
вернуться к тому, что начиналось с дискеты 18-09. Помнишь такую?

- Да, конечно. Когда тебя похищают в придачу к этой дискете, хорошо
запоминается. Это такой эстонский юмор. Смеяться надо через неделю.

- Так вот, поработай над тем, чтобы создать контрсуггестивную программу. На
базе тех же исходных параметров.

- Можно, - кивнула Аня. - Когда это нужно сделать?

- Вчера! - вздохнул Баринов. - Короче, чем быстрее, тем лучше. Между
прочим, это очень поможет одному из твоих старых знакомых.

- Гене Сметанину?

- Нет, Юре Тарану. Сколько времени ты у нас Попросишь?

- Четыре дня, - улыбнулась Аня. - Этот Юра меня два раза похищал. Надо же и
мне для него постараться...

КОМПЛЕКС ПОЛИНЫ

Над Москвой уже вовсю светило солнце, а там, где находились Полина, Юрка и
Надька, ночь еще была в разгаре.

Конечно, никто из троих, даже Полина со своими суперспособностями, не
догадывался о том переполохе, который они наделали в Центре трансцендентных
методов обучения - так расшифровывалась аббревиатура ЦТМО. Возможно,
конечно, если бы Полина захотела, то могла бы попытаться настроить свои
супермозги на то, что там происходит, и даже, возможно, подслушать все, о
чем говорилось на экстренном заседании дирекции и после него. Но Полина
была настолько убеждена в том, что после смены трех самолетов и полетов без
билетов и регистрации никто ее не найдет, что ее совершенно не
интересовало, что творится там, откуда она сбежала. Ей, как уже говорилось,
хотелось наслаждений - в данный момент самых что ни на есть плотских.

Правда, в данный момент все трое отдыхали, если так можно выразиться, "от
трудов праведных", натрахавшись почти до звона в ушах. Блаженно развалились
на мятой кровати и лежали голышом в темноте, подставив тела под в меру
прохладный ветерок из кондиционера. Юрка с Надькой вообще подремывали,
поскольку Полина захотела некоторое время поразмышлять над тем, как
построить дальнейшие развлечения. Если бы они находились в более активном
состоянии, то могли бы принять какое-нибудь подсознательное желание своей
"хозяйки" за прямой приказ и начать его выполнять. Так, как это получилось
с чтением мыслей и пониманием иностранных языков. А Полина еще сама не
выбрала, чего ей сейчас хочется. Вот она и отключила своих партнеров, чтобы
не мешали спокойно выбирать. В конце концов, им тоже полезно отдохнуть,
чтобы восстановить силы. Особенно Юрке.

Впрочем, она не торопилась с выбором вовсе не потому, что проявляла, так
сказать, "заботу о подчиненных". Просто Полине был приятен сам процесс
этого выбора, иначе говоря, фантазирования на сугубо эротические темы.
Поскольку воображение у нее всегда было богатое, всякого рода живописные
картинки одна за другой возникали у нее перед глазами, заставляли
возбужденно дышать, а теплые волны возбуждения прокатывались по ее телу с
головы до пят. Правда, уже через несколько секунд картинка блекла, а то,
что на ней красовалось, представлялось каким-то пресным, постным, пошлым и
затерто-банальным. Зато на смену прежней приходила новая картинка, с другим
возбуждающе-восхитительным изображением, которая вновь заставляла Полину
трепетать, томно потягиваться, напрягаться-расслабляться, поглаживать себе
грудки, животик и все прочее. Потом и эта картинка надоедала, начинался
новый цикл сладких фантазий, будоражащих воображение...

После многочисленных "мизансцен", придуманных Полиной, иная дама, более
эмоциональная и менее контролирующая свой организм, наверняка бы уже просто
так кончила. Но сама Полина этого делать не собиралась. В конце концов, не
для того же она себе "раба и рабыню" заводила, чтобы заниматься
самоудовлетворением. К тому же ей вдруг вспомнилось, как зимой прошлого
года они с Тараном и Лизкой очутились в лесу, на заброшенном кордоне ‘ 12,
где Полина поспорила с дикой девочкой, что сумеет соблазнить Юрку. Ставкой
в споре Полина избрала... порку. Если ей удастся, то она отстегает Лизку по
голой попе, если нет, то наоборот. Тогда у Полины еще не проявила себя ее
нынешняя экстрасенсорная сила, и спорили они на равных. Вообще-то Юрку
тогда почти удалось соблазнить, он уже начал раздевать Полину, но случайно
дернул за хвост Лизкину кошку Муську, которая в ответ полоснула его по руке
когтями. Само собой, настроение у него пропало, а проснувшаяся Лизка
завопила, что Полина проиграла и должна в присутствии Тарана получить
десять "горячих" по заднице. Тогда Полина с готовностью улеглась на живот,
но Юрка, обозвав девок "садомазохистками недоделанными", никаких экзекуций
проводить не разрешил и пообещал выкинуть дур из избы на мороз. Потом
появились бандиты, события закрутились с бешеной скоростью, и инцидент
надолго позабылся. Однако несколько позже, вспоминая то, что происходило на
кордоне, Полина отчего-то жалела вовсе не о том, что не сумела соблазнить
Юрку, а о том, что ее самую там не выпороли...

Полина росла в интеллигентной семье, воспитывалась то по доктору Споку, то
по Песталоцци или даже Руссо - в зависимости от того, труды каких педагогов
попадали в руки ее маме Рогнеде Борисовне. Папа вообще в вопросы воспитания
вмешивался редко. Ни ей, ни Косте ни разу даже шлепка хорошего не отвесили,
не говоря уже о том, чтобы ремнем выпороть. Наказывали - если было за что -
какими-нибудь безболезненными средствами; Например, лишением денег на
мороженое, запрещением прогулки или еще чем-то в этим роде. К тому же
Полина в детстве была очень послушной и тихой девочкой, которая не только
сама себя примерно вела, но и Косте, как старшая сестра, баловаться не
давала.

Вместе с тем Полина ведь не в вакууме росла. Ведь она начинала учиться в
самой обычной, еще советской "единой-трудовой" школе, где за одними партами
сидели ребята из самых разных семей. Одних по доктору Споку воспитывали,
других - по Макаренко и Сухомлинскому, а третьих - по домостроевским
обычаям предков. Именно в таких домостроевских традициях воспитывалась
Полинина соседка по парте, толстенькая девочка Валя. Училась эта Валя
неважно. То ли потому, что родители ее в пьяном виде сделали, то ли потому,
что в однокомнатной квартире при загулявшем папе и матерящейся маме уроки
трудно учились, то ли у этой Вали вообще дурная наследственность
сказывалась. Так или иначе, ей часто ставили двойки. А папа ее за каждую
двойку жестоко порол.

Полина, конечно, жалела свою подружку и внутренне содрогалась, на мгновение
представляя себя на месте этой Вали. Но вместе с тем, как ни странно,
слушая горестные откровения ровесницы и воочию представляя себе, как
грубый, свирепый и злобный папаша зажимает Вале голову между ног, задирает
юбку, спускает трусики и начинает хлестать ремнем по попке, Полина
испытывала некое странное чувство, похожее на сексуальное возбуждение.
Конечно, о том, на что похоже это чувство, Полина догадалась гораздо позже
- в то время, когда она сидела за партой с Валей, ей еще и десяти лет не
было. И, уж конечно, о том, что у нее развивался садомазохистский комплекс,
она вычитала только лет в семнадцать. Однако еще тогда, в детстве, жалость
к Вале и страх перед подобным наказанием смешались с неким, казалось бы,
противоестественным любопытством. Это любопытство не угасало, хотя Валю то
ли в пятом, то ли в шестом классе оставили на второй год и Полина с ней
больше не общалась. Более того, на какое-то время Полина стала специально
искать в книжках - вполне невинных вроде бы и разрешенных для чтения
школьникам! - все места, где по ходу действия кого-нибудь пороли. А
подобные сцены были и в "Приключениях Тома Сойера", и "Детстве" Горького, и
"Детстве Темы" Гаршина, и в "Дэвиде Копперфилде" Диккенса, и в "Кадетах"
Куприна, и еще во многих других. В громадном большинстве этих книг сечению
подвергались мальчики, а у Полины как раз в этот период прорезался интерес
к противоположному полу.

Одно наложилось на другое, и, посматривая на мальчишек, которые ей
нравились, Полина иной раз почти воочию представляла, как их лупят ремнем.
Это, конечно, заставляло ее жутко стесняться своих мыслей, и она казалась
себе омерзительной. Вместе с тем в скором времени Полина созрела как
девушка, и у нее стал проявляться интерес к самым естественным сексуальным
отношениям.

Но как раз в этот период, еще до 1991 года, в СССР произошла сексуальная
революция. Во-первых, объявили, что секс у нас есть, во-вторых, стали
писать о нем чуть ли не в "Пионерской правде" и "Мурзилке" (шутка!), а
в-третьих, все, что прежде считалось половыми извращениями, переименовали в
"ориентации". Потом в доме у Нефедовых появился видик, и одна из первых
кассет, которые приобрел папа, ощутивший себя "свободным гражданином
свободной и демократической страны", была чистой, воды порнографией.
Конечно, он ее не для просвещения Полины с Костей покупал, а так, чтобы
посмотреть перед сном с Рогнедой Борисовной. Однако далеко он ее не
упрятал, и Костя - ему тогда лет двенадцать было, - искавший в шкафу
кассету с "Возвращением Джедая", случайно вытащил эту, благо обе кассеты
были нелицензионные и в одинаковых упаковках без всяких картинок. За
просмотром его застала вернувшаяся из школы Полина. Но то, что творилось на
экране, ее так увлекло, что она не только прервала сеанс, но и заставила
Костю отмотать кассету назад, чтобы поглядеть, что там было вначале.
Насмотревшись, дети положили кассету на место, и папа с мамой ровным счетом
ничего не узнали. Так же, как потом ничего не узнали ни о Костиной дружбе с
братвой, ни о том, что Полина с этой братвой гуляет. Ну, а то, что
подросшие детишки шляются по ночам и по утрам приходят со спиртным душком,
- что делать, они уже совершеннолетние!

Вообще-то на самой кассете - она была даже без перевода с немецкого! - было
записано вполне обычное траханье мужиков и баб, но в самом конце было
прилеплено нечто вроде рекламного ролика, что-то типа: "Смотрите в
следующих выпусках!" Там демонстрировались всякие короткие порнушные
отрывочки из кассет, которые фирма предполагала выпустить в ближайшее
время. Вот там-то Полина, которой пятнадцати лет не было, и увидела, как
мужик в палаческом одеянии сечет хлыстом голую блондинку, а та визжит от
боли, но при этом восторженно выкрикивает: "О, эс ист шђн! Нох айн маль,
либ-линг! Их виль нох айн маль!" Или что-то в этом роде. Полина вообще-то
учила в школе английский, но не поленилась запомнить и перевести эти
выкрики. "О, это прекрасно! Еще раз, любимый! Я хочу еще раз!" - навело
Полину на мысль, что блондинка, подвергаясь порке, испытывала некое особое
наслаждение, и это вновь расшевелило в Полининой душе старые страстишки...

Теперь ей самой ужасно захотелось быть высеченной. И эта мечта казалась ей
даже более неосуществимой, чем найти себе парня, - как уже говорилось, у
Полины с парнями долго ничего не клеилось! Потому что Полина была убеждена,
что мужа ей, по крайней мере, когда-нибудь сосватают. Но как признаться в
своем желании? Не сбежит ли этот гипотетический муж, приняв ее за
сумасшедшую извращенку?

И это тайное желание стало буквально изводить ее, а заодно еще больше
отталкивало ее от общения с парнями. Тем более что из своей старой школы
она перешла в другую, условно говоря, "элитарную", где, как уже отмечалось,
были слишком умные и сосредоточенные на учебе юноши. Уже позже, вдоволь
погуляв с бандюками, Полина стала догадываться, что и у ее тогдашних
одноклассников были какие-то свои комплексы, которые мешали им найти с ней
общий язык, но в то время ей казалось, будто все дело исключительно в ней.
В том, что она уродлива, некрасиво одевается, и в том, что у нее все ее
тайные страсти на лбу написаны.

Конечно, ночами Полина много раз фантазировала на темы любви, представляя,
что вот завтра она придет в школу и сможет в два счета очаровать того, кто
ей в данный момент нравится. Ей перенравились, наверное, почти все ребята,
учившиеся с ней в 10 - 11-м классах. Ночью она могла планировать разговор с
предметом своего увлечения, быть смелой и остроумной, но когда приходила
наутро в школу и видела, что какая-нибудь бойкая соперница, постреляв
глазками и потрепавшись о какой-нибудь ерунде, уводит этот "предмет" с
собой, Полина впадала в апатию. Иногда она начинала планировать жуткую
месть разлучнице - вплоть до убийства! В других случаях сама хотела из окна
выброситься или отравиться чем-нибудь. Но поскольку большая часть Полининых
увлечений была несерьезной, она просто-напросто старалась их позабыть: с
глаз долой - из сердца вон. Но ночные "диалоги" с виртуальными
собеседниками у нее становились все более откровенными, Полина принималась
ласкать себя, щупать за грудь и так далее, но даже до суррогатного
сладострастия добраться не могла. А тут еще эта назойливая мечта о порке,
которая приходила ей в голову в самые неподходящие моменты. Например,
тогда, когда один умный мальчик вдруг предложил проводить ее до дому после
школы. Возможно, он даже был в нее влюблен. Однако когда Полина шла с ним
по улице, у нее в голове появилась эта дурацкая мысль, и она поскорее
убежала в подъезд, позабыв, что могла бы пригласить его диски послушать...
Правда, на следующий день мальчик снова к ней подошел, но к ним привязалась
очень настырная и нахальная одноклассница, которой к тому же идти было
гораздо дальше, чем Полине. Полина пошла домой, а мальчик с
"настырной-нахальной" потопал дальше. На третий день он пошел именно с
нахалкой, а на Полину и не посмотрел. Было и еще несколько похожих случаев.

И вот однажды, уже незадолго до окончания школы, Полина была одна дома. С
чего ей в руки попалось отдельное издание пьесы Гоголя "Ревизор" - она
сейчас уже не помнила. Может быть, собиралась просто так перечитать, а
может, намеревалась "шпору" для грядущих выпускных, а заодно и
вступительных экзаменов написать. Но долисталась она только до знаменитой
фразы городничего насчет унтер-офицерской вдовы, точнее, до трех
завершающих слов: "...Сама себя высекла!" Сколько раз Полина эту фразу в
прошлом перечитывала, сколько раз слышала с экрана - не счесть. Но ни разу
ей не приходило в голову то, что пришло в этот день.

Полина проверила, хорошо ли заперта входная дверь, затем закрыла на
задвижку дверь в свою комнату - хотя в квартире никого не было! - зашторила
окно. Ее охватило жаркое возбуждение и какое-то отчаянное чувство свободы.
Полина стащила с себя джинсы, стянутые кожаным пояском, а затем разделась
догола. После этого она поставила стул перед своим туалетным столиком с
большим зеркалом - мама с папой к 16-летию подарили. Затем выдернула из
джинсов кожаный поясок и улеглась животом поперек стула, попой к зеркалу.
Обернулась через плечо, поглядела в зеркало, где отражались ее очень
симпатичные бело-розовые половинки, сложила ремешок вдвое, а затем с
яростью хлестнула себя поперек ягодиц. Очень больно и жестоко - впору
визжать было. Но Полина лишь прошипела: "Вот тебе, жирная!" - и снова
хлестнула себя. Потом еще и еще - раз пятнадцать, наверное, а может, и все
двадцать! - со злыми приговорками: "Получи, неудачница! Вот тебе, уродина!
На! На! Дрянь вонючая!" Но с каждым ударом, который она себе наносила,
Полина чуяла, что в ее теле быстро нарастает сладкое возбуждение, которое
начисто заглушало боль. И она стала хлестать себя все чаще и чаще, хрипя и
выстанывая совсем уж площадную ругань, которую в ином состоянии даже
наедине с собой не могла бы произнести. Наконец ее по-настоящему схватило,
и Полина просто взвыла от наслаждения, которого раньше никогда не
испытывала... Потом она сползла со стула, упала животом на кровать и
заплакала - от счастья.

Правда, постоянной утехой это для Полины не стало. Через какое-то время,
отойдя от восторга, она полюбовалась на свою несчастную исполосованную попу
и решила никогда-никогда так больше не делать. Но зато теперь она знала,
чего именно надо добиваться, когда играешь сама с собой. Пожалуй, именно
это и стало главной причиной того, что, учась в университете, Полина уже
гораздо меньше переживала по поводу своих неудач на ниве отношений с
юношами. Да, ей и там доводилось комплексовать, и там были ловкие
разлучницы, уводившие у нее потенциальных возлюбленных, но Полина,
понервничав немного, убеждала себя в том, что такие, которые бегают за
каждой юбкой, ей не нужны, да и вообще сейчас не то время, чтобы заводить
шашни, - учиться надо. В конце концов, можно и без мужика обойтись...

Если бы то самое зеркало, перед которым Полина сама себя высекла, имело
свойство воспроизводить то, что в нем отражалось на протяжении пяти лет ее
учебы в универе, у бедных родителей небось глаза на лоб полезли бы. По
крайности они бы взяли Полину под белы ручки и отвели к психиатру. Чем она
только не забавлялась, запираясь в комнате! Причем не только тогда, когда
никого дома не было, но и тогда, когда мимо этой двери то и дело проходили
родители и братец.

Потом Кося "сосватал" сестрицу с Зубом и прочими, комплексы как ветром
сдуло, а зеркало все свои тайны сохранило. Однако именно тогда, хотя
Полине, особенно в подвыпившем состоянии, нравился бесшабашный угар
бандитской компании - там групповуха была в порядке вещей! - у нее опять
появилось затаенное желание. Но уже не быть выпоротой, а, напротив, самой
отхлестать мужика или бабу. Тем более что Зуб и прочие форафоны-паваротти -
царствие им всем небесное! - обходились с ней в общем и целом как с
дармовой подстилкой, особо не церемонясь. И бабы в той компашке - лярвы из
лярв! - тоже не раз ее оскорбляли и даже плюхи отпускали. Вот на них всех
Полина и копила злобу. Отстегать Лизку у нее не получилось, но зато весной,
когда у Полины проявилась таинственная сила, позволяющая управлять людьми,
она отвела душу на тех безымянных жлобах, которые и сейчас, возможно, гниют
где-то на территории заброшенной войсковой части.

А вот теперь, когда Тараны угодили под ее полный контроль, можно было
реализовать любое свое желание.

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

В общем, Полина решила уже сегодня, то есть этой ночью, осуществить целиком
и полностью три свои самые тайные и сладкие мечты. Во-первых, выпороть бабу
- мужиков она уже порола и повторяться не хотела. Во-вторых, посмотреть со
стороны, как баба порет мужика - это казалось ей более интересным, чем
пороть самой. Ну а в-третьих, она хотела, чтобы ее выпорол мужик.
Соответственно, Полина распределила и роли в своем "спектакле". То есть
вначале она должна быть палачом, а Надька - жертвой, потом Надька -
палачом, а жертвой - Юрка, наконец, Юрка станет палачом, а жертвой станет
сама Полина. Все поровну, все справедливо.

- Просыпайтесь, детишки! - сказала она вслух. Юрка и Надька мгновенно
открыли глаза и сели.

- По-моему, - объявила Полина, немного кривляясь, - мы позабыли сделать
одно очень