убы Полина, - как
славно я тебя выпорю! С этими словами она размахнулась и изо всех сил
хлестнула "раба" ремнем. Крепко, так, что красная полоса появилась. Однако
"раб" принял этот явно болезненный удар со счастливой улыбкой - будто
ничего слаще в жизни не испытывал. Глядя на него, Таран ни в жисть бы не
поверил, что этот жлоб уродился мазохистом. Садистом он его еще сумел бы
представить. Но эта сладострастная, искренне-восторженная улыбка Юрке не
почудилась. Таран увидел ее в зеркале на открытой дверце платяного шкафа,
ибо непосредственно в его сторону была обращена задница наказуемого.

- Вот тебе! Вот тебе! - распаляясь от сознания своей власти, Полина с
подлинной яростью полосовала эту задницу ударами ремня, а второй мужик,
ждавший своей очереди на экзекуцию, нежно гладил ее ноги и целовал пальцы
на ногах. Потом они поменялись ролями: Полина начала сечь второго, а
выпоротый - гладить и целовать ноги мучительницы.

Таран пожалел, что в свое время почти не расспрашивал Милку, которой
доводилось играть роль садистки в порнотеатре Дяди Вовы и ублажать
настоящих мазохистов. Может быть, она могла бы ему объяснить, отчего такие
бзики происходят и как расценивать поведение Полины и ее партнеров: как
игру или как натуральное извращение. Впрочем, Милка о своем проклятом
прошлом вспоминать не любила и навряд ли стала бы разжевывать Юрке
подробности.

Однако одно оказалось несомненным: у обоих жлобов после порки поднялись их
"инструменты".

- Ты! - Полина ткнула пальцем в голову того, кого первым выпорола. - Лечь
на спину!

Детина покорно улегся на пол. Полина вальяжно прошлась до столика, около
которого мрачно сидел в объятиях своих мыслей Таран.

- Ну, а теперь самое сладкое, дорогой! - все тем же паточно-приторным
голоском проворковала она. - Ты ведь хотел этого, верно? Сейчас ты увидишь,
как меня ....! Сразу двое!

И она оторвала от "пулеметной ленты", принесенной Тиной, сразу два
"патрона", а затем бросила их "рабам". Те ухватились за них, как собаки за
косточку, и тут же накатили себе на шишки.

- Не пропусти ничего! Смотри внимательно! - оскалилась Полина, поставив
ноги по обе стороны лежащего на спине мужика. Затем она присела на корточки
и нарочно раздвинула коленки пошире, чтоб Таран мог все видеть. Лампа
светила прямо туда...

- Я приговариваю себя к посажению на кол! - торжественно объявила Полина и,
придерживая ручками то, на что садилась, с легким стоном плавно присела,
неторопливо так, чтоб Юрка все разглядел, куда и как вошло. Вот жуткая
баба!

- А ты - спереди! - велела Полина второму "рабу", укладываясь спиной на
грудь первому. Тот улегся сверху, причем специально ноги раскорячил, обняв
ими и Полину, и своего коллегу. Так что ничто не помешало Юрке увидеть, как
у них втроем получается... Тьфу! Глаза бы не смотрели.

Но тем не менее Таран, которому, казалось бы, ничего не мешало отвернуть
голову в сторону, начал пялить глаза на это безобразие. Сначала с
презрением, отвращением и ненавистью, потом - с любопытством и интересом и,
наконец, как ни удивительно, с завистью и вожделением. Эти настроения у
него изменялись в течение одной минуты, не больше.

Полина, зажатая между партнерами, как сосиска в хот-доге, медленно и сладко
стонала в ритме неторопливых колыханий этой кучи-малы. А Юрка, уже не
отрываясь, прямо-таки как примагниченный, глядел на то, как жлобы толкут ее
тело сразу двумя хреновинами. Нет, сейчас он испытывал совсем не те
чувства, какие жгли его в прошлом году на помоечном складе, где Даша
ублажала парней Калмыка. Там он в основном ненавидел: и Дашу, и бандюг, и
себя за то, что не может умереть, пристегнутый наручниками к столбу. Сейчас
он чувствовал какое-то противоестественное удовольствие оттого, что видит
эту похабную сценку. Более того, он с удовольствием сейчас отстегнул бы
наручники, но не для того, чтоб прекратить эту возню. Юрке было стыдно
признаться даже самому себе, но ему жутко хотелось принять участие в этой
сладкой возне. "Змей Горыныч" резко выпрямился.

- Стоп! - вдруг сказала Полина своим партнерам. - По-моему, Юрик хочет к
нам присоединиться?

И, выпростав правую руку, взмахнула ей, будто что-то бросила. Фр-р! Бряк!
Прямо перед Тараном на столик упали ключики от наручников. Ни фига себе!
Выходит, Алик их ей оставил? Очень странно... Впрочем, насчет "странно" или
"не странно" Юрка долго не думал, просто поспешно отстегнулся от батареи.

Он подошел туда, где из-за плеча верхнего "раба" виднелась голова Полины,
и, подчиняясь какому-то неосознанному зову, опустился на колени.

- Какой умница! - похвалила она Тарана и заставила "раба" подняться на
вытянутые руки, чтоб не мешать Юрке. Ротик ее открылся, рука ухватила
Тарана за возбужденный конец и притянула поближе. Влажные губы этой жуткой
бабы мягко обняли Юркино хозяйство... Таран обнял ее руками за шею, заплетя
пальцы в каштановые кудряшки, начал покачиваться и... стал четвертым
участником этого беснования!

Впрочем, это продолжалось недолго. Тот "раб", что лежал на Полине,
быстро-быстро задергался и с глухим стоном кончил. Сразу после этого он
бережно поцеловал Полину в обе груди, живот и напоследок - в самую
мохнушку. Выполнив этот прощальный ритуал, он встал, осторожно обошел
Тарана и в дальнейших делах участия не принимал. Юрка, всецело увлеченный
Полиной, даже не заметил, как он оделся и выскользнул за дверь, но мог бы
поклясться, что не слышал, щелчка замка. Не иначе, как дверь все это время
оставалась незапертой...

Затем - Таран тоже не очень понял, как и по чьей инициативе - произошло
перестроение. Юрка как-то неожиданно обнаружил, что Полина стоит перед ним
на четвереньках и неистово трясет головой, чуть ли не по самый корешок
пропуская в рот его систему, а сзади, крепко ухватив за крутые бедра, ее
интенсивно дрючит "раб". Еще через десяток секунд детина зарычал, испустил
удовлетворенный стон и стал целовать Полине спину, попку и ляжки. Потом он
тихо поднялся на ноги и удалился так же бесшумно, как и первый.

А Полина еще несколько секунд потряслась и со стоном обмякла у Юрки на
руках. Вся скользкая, липкая от пота, горячая, она, казалось, была
совершенно измучена, но тем не менее повалилась спиной на коврик и
пробормотала:

- Заканчивай...

Был бы Таран в нормальном состоянии, он, наверно, только плюнул бы от
брезгливости. Но сейчас он неизвестно почему ощутил жуткий прилив страсти.
Юрка жадно прильнул к этой психованной "многостаночнице" и после нескольких
бешеных толчков испытал такой кайф, что после этого минут пять не мог
отойти.

- Ладно, - сказала Полина, когда он наконец оторвался от нее. - Хорошего
понемножку...

Юрки хватило лишь на то, чтоб окатиться душем, вытереться и повалиться в
койку. Сон сразу же погасил его сознание.

Короткая майская ночь близилась к концу. Теплоход плыл себе, понемногу
приближаясь к выходу в Большую Волгу, Таран и Полина безмятежно посапывали
каждый на своем диванчике, а менее чем в ста километрах за кормой судна, на
даче Магомада, шел очень напряженный разговор. Собеседниками хозяина, как
это ни странно, были Коля с Фроськиной дачи и Вася с катера "Светоч". Жаль,
что там не было Юрки! То-то бы он удивился.

Коля и Вася приехали к Магомаду вместе, когда еще не было и десяти вечера.
До этого они вдвоем встретились днем, чтоб попытаться понять, что же
произошло тем ненастным вечером, когда Таран повез Полину на "шестерке",
чтобы передать ее Васе на катер. Каждый из них уже кое-что знал, ибо
провел, так сказать, "предварительное следствие".

СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТ КОЛЯ

Расследование, которое проводил Коля, началось с того, что он лично
допросил Фроську и охранников, а потом осмотрел камеру, в которой
содержался Суслик.

Допрос Коля провел скорее для очистки совести. Ну, и в меньшей степени для
того чтоб разобраться в последовательности событий. Ни Фроську, ни ее
подручных он всерьез не подозревал. Слишком уж растерянный и перепуганный у
них был вид. Да и не могли они по своей инициативе отпустить постояльца, за
каждый час пребывания которого на даче им капало по двадцать долларов.

Впрочем, если б все же кто-то и сумел убедить Фроську, что ей будет выгодно
запихать живого или мертвого Суслика в багажник синей "шестерки",
установить на нее мину и в таком виде отправить Тарана с Полиной на
пристань, то Фроська вряд ли стала бы спокойно дожидаться утра. Наверно,
постаралась бы смыться с дачи еще до приезда Коли. Или подготовила бы
убедительную "легенду", что, мол, Суслик, сукин сын, выломал дверь,
выскочил из подвала и его случайно завалили наповал "при попытке к
бегству". А потом, дескать, решили, что Таран положит его к себе в
багажник, увезет куда подальше и там выбросит. Разоблачения со стороны
Тарана она, конечно, не побоялась бы, ибо была уверена, что он тоже взлетел
на воздух.

Но Фроська никакого "доклада" заранее не подготовила, никуда с дачи не
уехала, а просто нажралась, как клизма, и завалилась спать. Утром
проснулась с больной головой и пошла бутылки сдавать, принесла свежий
пузырь и похмелилась. Причем после этого взялась готовить кашу для Суслика,
будучи в полной уверенности, что он по-прежнему сидит в подвале.

Наконец, ни Фроська, ни ее сторожа ни хрена не понимали в минном деле, тем
более в сложных системах с радиовзрывателями. Как говорилось в одном
старинном и позабытом фильме с участием Папанова: "Тут спец нужен! Умелец!"

Именно о таких спецах-умельцах и подумал Коля, когда осматривал подвал.

Некогда, говорят, еще в шестидесятые годы, эта дача принадлежала какому-то
подпольному миллионеру. Он здорово набарахлился сразу после войны, будучи
при каком-то интендантстве, натырил из Германии чуть ли не несколько
вагонов часов, сервизов, капроновых чулок, столового серебра и даже мебели.
При этом он успел вовремя остановиться и уволиться из армии еще до того,
как начались репрессии против "трофейщиков". Где и как он прятал все это
барахло, как реализовывал и почему его долго не могли поймать - история
умалчивает. Фроська, которая в 60-х годах еще пешком под стол ходила,
подробностей не знала. Только краем уха от бабок-старожилок слышала. Вроде
бы этот барахольщик на деньги, вырученные от продажи трофеев, скупал
золотишко и камушки, а также валюту. Наверно, доживи он до нынешних времен,
ему все удалось бы благополучно отмыть и умереть процветающим бизнесменом.
Увы, времена были иные. Ему приходилось бояться и КГБ, и ОБХСС, и бандитов,
а потому от. всех прятаться. Кроме того, он жутко боялся ядерной войны,
хотя наверняка мечтал о том, чтоб СССР кто-нибудь разгромил и оккупировал.
Так или иначе, но барыга заключил фиктивный брак с какой-то бабкой -
нормальной семьи у него никогда не было, никому, кроме себя, он своих тайн
не доверял - и переехал сюда, рассчитывая, что ежели американцы сбросят на
Москву атомную или водородную бомбу, то будут целиться в Кремль, а сюда, за
Кольцевую дорогу (ее тогда только-только построили) ударная волна не
дойдет. Впрочем, на случай, ежели янки все-таки промахнутся, он оборудовал
ниже обычного подпола небольшой бункер из монолитного железобетона. Скорее
всего делал он его сам, в одиночку и вручную - копал котлован, сваривал
арматуру, ставил опалубку, мешал и заливал бетон. При этом, должно быть,
снаружи никто ни о чем и не догадывался. В общем, за несколько лет
получилось вполне солидное подземное сооружение, в которое барахольщик,
должно быть, собирался свезти свои сокровища с городской квартиры. Но увы,
ему не повезло. Какие-то налетчики ломанули его городскую хату и унесли
все, что было. Мало того, они со всем этим попались ментам да еще и
раскололись, где все это было добыто. ОБХСС в момент накрыло своим стальным
крылом жертву ограбления, и он кончил свои дни в тюряге, не отсидев и
половины срока из десяти лет с конфискацией. На даче провели обыск,
бетонное убежище нашли, но в нем ничего не обнаружили. Поскольку дача
формально принадлежала фиктивной жене, а следствие в ее действиях состава
преступления не усмотрело, дачу конфисковывать не стали. Потом бабка
померла, от нее дача досталась какой-то дальней родственнице Фроськи, а
когда и эта бабка богу душу отдала - перешла во владение нынешней хозяйки.

Фроська обнаружила "бункер" чисто случайно - покойная родственница,
двадцать с лишним лет прожив в доме и каждое лето сдавая его дачникам,
ничего о нем не знала. Новое поколение местных ментов - их уже хрен знает
сколько поменялось в райотделе за тридцать лет! - о "бункере" не помнили,
и, хотя Фроськину хазу (это было еще до ее знакомства с Колей) несколько
раз серьезно шмонали, даже входа в "бункер" найти не смогли. Конечно,
потому, что специально его не искали.

Дело было в том, что верхний подвал выглядел как самый обычный деревенский
погреб с земляным полом, отдушинами и несколькими дощатыми стеллажами, на
которых стояли . банки с солеными огурцами и помидорами, которые Фроська
заготавливала каждую осень. Еще там имелась большая бочка с квашеной
капустой и наклонные, засыпанные песком поддоны для картошки. В углу был
неглубокий дренажный колодец для стока воды, которая по весне просачивалась
в подвал, но любой заглянувший в него с фонариком смог бы убедиться, что у
колодца земляные стенки и никуда глубже из него пролезть нельзя. Вход в
верхний подвал был в боковой стене дома, под ржавым жестяным навесом.
Сперва надо было спуститься по трем ступенькам в обложенную кирпичом ямку с
давно облупившейся штукатуркой, потом отпереть амбарный замок, на который
запиралась деревянная, обитая жестью дверь, когда-то крашенная не то охрой,
не то суриком, а теперь в основном, ржавая. После этого надо было
спуститься еще на полтора метра вниз по шаткой деревянной лесенке с
перилами. Справа от лесенки, если смотреть от входа, начинались стеллажи с
банками, а слева в углу стояла бочка с капустой. Рядом с бочкой на полу
стоял огромный, буквально вросший в земляной пол сундук, длиной аж в два
метра и шириной больше полуметра. Дубовый, обитый стальными полосами и
уголками. Было видно, что его сто лет никто не двигал с места, а потому и
менты его при обысках не пытались сдвинуть. Хотя, как правило, осматривая
подвал, первым делом просили его открыть. Фроська с готовностью открывала,
и представители закона убеждались, что в сундуке нет ничего, кроме гнилого
тряпья - пары старых лоскутных одеял да двух телогреек с торчащей из дыр
отсырелой ватой. Один раз, правда, простукали дно, но ничего не выстукали.

А между тем именно под этим сундуком и прятался вход в нижний
подвал-"бункер". Одним нажатием на какой-то неприметный штырек где-то на
уровне земли можно было откинуть дно сундука вертикально вниз и открыть
доступ на довольно крутую бетонную лесенку, уводящую метра на три под
землю. Спустившись по этой лесенке, Коля в сопровождении Фроськи оказался
на небольшой, метр на метр, площадочке, где в стену был зацементирован
электрощит. Скрытой проводкой он был подключен к общей сети в 220 вольт,
хотя, возможно, как не без оснований предполагал Коля,
барыга-"шестидесятник" намечал притащить сюда и автономный генератор.
Вообще этот бедняга много чего не успел доделать. По идее раз он собирался
отсиживаться тут в период ядерного заражения, в убежище должна была быть
фильтро-вентиляционная установка, цистерна с водой, отопительная система и
еще что-то. Вероятно, именно поэтому в бункере было четыре изолированных
друг от друга помещения, выходящих в общий коридорчик. Именно это
обстоятельство навело Колю на мысль превратить этот "бункер" в маленькую
тюрьму для временного содержания должников, заложников и разного рода
"подследственных". Поэтому помещения превратили в камеры, оборудовав их
стальными дверями. Не бронированными герметичными, конечно, а примерно
такими, какие ставят в своих квартирах состоятельные граждане, опасающиеся
воров. Разница заключалась только в том, что в этих дверях были проделаны
окошки, для того чтоб выдавать пленникам пищу, и установлены прочные засовы
с внешней стороны. В камерах был проведен свет и даже установлены розетки,
для того чтоб подключать масляные обогреватели, ибо здесь даже летом выше
пятнадцати градусов температура не поднималась.

Правда, чести получить камеру с обогревателем удостаивались немногие. В
основном те, кого предполагалось держать долго и в относительном здравии.
Должников или тех, из кого выбивали какие-нибудь нужные подписи на
различных документах, наоборот, старались посадить в самые неприятные
условия. Как правило, посидев тут всего сутки без света и отопления,
человек мог подписать признание в том, что он потопил "Титаник", взорвал
Чернобыльскую АЭС, сбросил будущего президента с моста в мешке из-под риса,
или даже в том, что является Евой Браун, поменявшей пол. Конечно, таких
глупых признаний ни от кого не требовали, но вот документы о передаче
различных имущественных прав люди подписывали элементарно. И все это без
малейших телесных повреждений.

Тех граждан, которых предполагалось при выполнении ими определенных условий
отпустить живыми и здоровыми - ОРЗ и пневмония не в счет, - сюда привозили
с завязанными глазами, в закрытых кузовах, причем не прямой дорогой, а
повертев часа три по разным шоссе и проселкам, так что даже коренной
москвич иной раз не знал, что жуткое подземелье, где он сидел, находилось
недалеко от его родного дома. Увозили точно так же, как правило, ночью,
высаживали где-то на пустыре и строго предупреждали, что обращение в
милицию может вызвать самые неприятные последствия.

Суслика привезли сюда с открытыми глазами. По идее такие люди живыми отсюда
не уходили. Но Коля, как уже говорилось, пока не торопился с принятием
решения. Что же касается Полины, то ее было приказано передать Васе, а что
с ней будет дальше, Коли уже не касалось. Ответственность за то, что может
быть нарушена секретность "объекта", брал на себя сам шеф...

Фроська включила свет и одновременно осветила коридор и камеры. Сейчас все
двери в них были открыты и распахнуты настежь.

- Ну-ка, повтори еще раз, как ты обнаружила, что его нет! - потребовал Коля
тоном военного прокурора.

- Значит, минут через пять после того, как ты утром уехал, - устало начала
Фроська, которой уже в третий раз приходилось повторять все сызнова, - я
взяла миску с кашей, ложку, хлеб и кружку с чаем. Кружку в левой руке
держала, остальное все в правой было. Когда сундук открывала, все поставила
на пол. Потом снова взяла все так же и спустилась сюда. Когда свет
включала, опять все поставила на пол...

- Покажи, как это делала! В натуре!

- Что мне, за миской и кружкой идти? - вылупилась Фроська.

- Не надо, - с досадой проворчал Коля. - Ты просто покажи, как нагибалась,
когда ставила. Точно покажи!

- Ну, вот так как-то... - Фроська, кряхтя и пыхтя, неуклюже нагнулась,
показав, как она ставила свою ношу на пол. Коля между тем засек время.
Получилось, что у нее на сгибание и разгибание ушло аж шесть секунд.

- Так, - сказал Коля задумчиво, - стало быть, ты, дорогая подруга, в
коридор при этом не глядела, верно?

- А чего глядеть-то? Там, один хрен, темно было... Свет включила и
поглядела.

- То-то и оно. Все камеры, как и сейчас, с открытыми дверями стояли?

- Ага, окромя его, конечно, - кивнула Фроська. - А его была заперта, чин
чинарем, на засов.

- Ладно, показывай, чего дальше было.

- Чего дальше? Дальше я до камеры пошла.

- Вот и топай. Учти, у тебя в руках как бы понарошку - кружка и миска!

Фроська, недовольно пыхтя, направилась к дальней от выхода камере с правой
стороны коридора.

- Чего, нагибаться опять?

- А как же? - сказал Коля. - Тяжело?! Ни фига, гимнастикой заниматься
полезно!

- Жопу, что ли, мою не видел? - проворчала Фроська.

Однако нагнулась, еще раз показав, как она ставила на пол кружку и миску.

- Так, - прикинул по времени Коля, - еще шесть секунд ничего, кроме пола,
не видела. Что дальше делала?

- Дальше? Форточку в двери открывала.

- Хорошо. Сначала закроешь дверь на засов