иков, но
житейский опыт за последние годы приобрел немалый. И поскольку судьба уже
не раз заставляла его напряженно шевелить мозгами, он имел возможность и
сейчас сделать кое-какие прикидки.

Он хорошо знал, что и папиросную бумажку с шифровкой, и папку с
документами, и аудио - или видеокассеты, и, уж конечно, все компьютерные
прибамбасы можно скопировать и передать через спутниковую связь хоть в
соседний аул, хоть в Австралию. Правда, при наличии средств и большого
желания эта информация может быть достаточно просто перехвачена теми, кто
ее домогается на противной, сиречь федеральной, стороне.

Единственное, чего нельзя ни переслать, ни перехватить подобным образом в
полном объеме, - это человеческая память. Конечно, Таран уже сталкивался с
препаратами, превращающими людей в послушных роботов, которые делают все,
что им приказывают, и правдиво отвечают на все вопросы. Но ведь надо еще
знать, какие вопросы задать! И, уж конечно, надо иметь под рукой те
препараты, которые вряд ли свободно продаются в аптеках. К тому же даже при
их наличии так просто человеческую память до конца не выпотрошишь. Наконец,
бумажки, папки, кассеты, дискеты и прочее - это всего лишь документы. Они
никак не могут рассказать больше того, что на них написано. А человек,
ежели дело идет, допустим, об уголовном процессе, - это свидетель. То есть
субъект, который может сказать всю правду или половину правды, а может и
вообще ничего не сказать. И от того, что именно скажет и чего не сможет
сказать гражданин свидетель, зависит возбуждение или невозбуждение
уголовного дела прокуратурой, вынесение судом обвинительного или
оправдательного приговора. Возможно, даже очень знаменитой и выдающейся
личности, с большими деньгами, связями и влиянием.

В общем, Таран все больше склонялся к тому, что речь идет о человеке,
которого господа боевики держат в пещере. Возможно, что кому-то на
федеральной стороне он нужен живым, но не исключено, что федералам
предпочтительно наверняка знать о кончине данного товарища. И хрен его
знает, не идет ли в настоящее время какой-либо торг, по ходу которого Ахмед
оговаривает с ненавистными "федерастами" условия передачи искомого
гражданина в обмен на благополучный выпуск его банды из окружения!

Самое печальное, однако, состояло не в этом. Таран отчетливо представлял
себе, что ежели там, в пещере, куда еще только предстоит добраться,
действительно находится не бумажка или компьютер, а живой и. говорящий
человек, то шансов выйти из этой операции живым и у Юрки, и у всех
остальных не так уж много.

Дело даже не в том, что этот самый "носитель", которому у боевиков,
вероятно, жилось не слишком вольготно, от полноты чувств или большой тоски
по маме начнет выкладывать своим "спасителям" всю свою подноготную, которую
не следует знать ни постороннему Ольгерду, ни даже "мамонтам". Некто, кого
даже Птицын в лицо не знает, но тем не менее держащий в руках все нити
данного мероприятия, может испытывать дискомфорт всего лишь от того, что на
свете осталось пять человек, которые такого-то числа такого-то месяца 2000
года побывали в пещере на энской горе и там застрелили какого-то
безымянного типа, известного им только по фотографии, по описанию или
особым приметам и не успевшего им ничего сообщить. Потому что от каждого из
этих пяти человек может потянуться ниточка, которая приведет к "заказчику
музыки".

При этом для господина "заказчика" совершенно не важно, имеют ли его
опасения насчет "ниточки" хоть какую-то реальную почву. Ему хочется спать
спокойно, даже если он еще не заплатил все налоги. И ради того, чтобы он
спал спокойно, четверо мужчин и одна женщина должны тем или иным способом
покинуть земной мир задолго до отмеренного им господом срока.

Наверное, Таран не умел так возвышенно мыслить, но суть его умственных
выкладок сводилась именно к этому. Так что, хотя требовалось еще дожить до
конца операции, ибо шансов свернуть башку в процессе достижения цели было
больше чем достаточно, Юрка больше всего опасался финиша.

Делиться итогами своих размышлений Таран, конечно, не собирался. Во-первых,
потому, что не считал себя самым умным и вполне понимал, что и Птицын, и
Ляпунов не относятся к разряду наивных мальчиков, которые верят в чистоту
помыслов своих работодателей. То есть Птицын, приняв на плечи своей конторы
этот подряд, имел возможность все как следует взвесить и продумать. А
заодно, между прочим, и позаботиться о гарантиях безопасности для своих
подчиненных и о контрмерах на разные непредвиденные случаи. Вполне
возможно, что честность господина "заказчика" находилась под неусыпным
контролем МАМОНТа и в случае каких-либо серьезных нарушений договорных
обязательств ему грозили весьма неприятные санкции. В том, что "мамонты"
при желании достанут кого угодно и где угодно, Юрка не сомневался. Как и в
том, что у них хватит совести взять любую, самую невинную, душу в залог
безопасности своих ребят.

Вместе с тем Юрка хорошо знал, что если речь пойдет о существовании МАМОНТа
как организации, то Генрих отдаст и пять чужих жизней, и свою собственную.
Неизвестно, какие инструкции он дал Ляпунову на тот случай, если какой-либо
"умник" типа Тарана начнет высказывать всякие неподтвержденные
умозаключения и вносить нервозность в работу группы. Вполне возможно, что
капитан обязан пристрелить этого "труса и паникера" на месте, причем как
можно быстрее.

Так что лучше было оставить свои сомнения при себе. В конце концов, уже
много раз бывало, что Юркины размышления приводили его к необоснованным
выводам и заставляли делать то, чего делать не следовало.

Тем временем стоянию Тарана на стреме, а значит, и возможности мыслить, не
отвлекаясь от выполнения боевой задачи, почти подошел конец. Ольгерд
закончил прокладку двойной веревки по отрицательному уклону и выбрался
наверх.

ПЕЩЕРА

- Первым лучше самого тяжелого пропустить, - заметил Ольгерд. - Крюки,
конечно, надежные, но для страховки надо их на максимальный вес
попробовать.

- Понял, - покорно отозвался Топорик, застегивая ремешки на поясе с
карабином - всегда готов разбиться за отечество и общество.

- Разбиваться не надо, - поморщился Ольгерд. - Мы тебя страхуем.
Пристегиваешь карабин к одной веревочке, обнимаешь другую веревочку
ручками-ножками и плавно съезжаешь вниз. Обращаю внимание на слово
"плавно". Резко и быстро не надо, можешь слишком сильно по карнизу топнуть.
Нехорошо, если он отвалится, правда? Ежели верхний крюк все-таки выскочит -
не нервничай, не трепыхайся, а постарайся веревку из рук не выпускать.
Удержишь ее - постепенно подтянешься к нижнему крюку, который у самой
пещеры. После этого вытравишь мне слабину, отойдешь от входа метра на три в
глубь пещеры и спокойно подождешь, пока мы все наладим по новой.

- Доклад по радио! - напомнил Ляпунов.

Топорик, перекрестившись, сполз задом с обрыва, прищелкнул карабин, а
затем, обвив руками и ногами веревку, медленно заскользил вниз под козырек
обрыва. Вскоре разглядеть его сверху стало невозможно, и наступила
напряженная тишина, нарушаемая лишь шумом реки да легким потрескиванием
рации Ляпунова, стоявшей на приеме. Минуты через три из динамика донесся
голос:

- Докладываю: прошел штатно.

- Отстегивай пояс, отходи в сторону и командуй: "Вира!" - распорядился
Ольгерд.

Еще через пару минут Топорик прохрюкал из рации:

- Отстегнулся. Вира помалу!

Освободившийся пояс вытянули наверх, и Ольгерд протянул его Милке:

- Мадам, все мужчины только после вас.

- Между прочим, мадемуазель. - Милка напомнила свой социальный статус,
процитировав фрекен Бок из советского мультика "Карлсон вернулся". Затем
Зена, опоясавшись и пристегнувшись, аккуратно сползла с обрыва и зашуршала
вниз.

- Готово! - доложил Топорик. - Вира!

- Юноша, вы следующий, - сказал Ляпунов, пока вытягивали пояс.

Сказать, чтобы Таран совсем не волновался, нельзя. Даже при том, что
похожие упражнения "мамонты" не раз проделывали на занятиях по горной
подготовке. Правда, все эти занятия проходили не в горах, а в заброшенных
зданиях. Конечно, с точки зрения Ольгерда, небось обрыв высотой в полета
метров

- это семечки, тем более что спуститься вниз надо было меньше чем на
половину этой высоты. Но Ольгерд - это Ольгерд, а Таран - это Таран...
Двадцать метров - это капитально повыше пятиэтажки, в которой Юрка проживал
до позапрошлого года. На пару этажей, если не больше. К тому же стена не
отвесная, а наклонена вперед, и над головой у тебя очень вострые иувесистые
камешки выпирают. Попадет такой по шлему - и вобьет голову в плечи.

Камешки, однако, не попадали, и вскоре Юрка благополучно съехал в объятия
Милки и Топорика, которые отстегнули его от пояса и неназойливо отпихнули
от карниза в пещеру.

- Вира! - сказал Топорик в рацию, и пояс с карабином утянули наверх.

Таран тем временем рассматривал пещеру через инфракрасные очки. Сказать по
правде, находясь на обрыве, он представлял ее совсем не такой, какой она
оказалась на самом деле. Наверное, потому, что в настоящих пещерах он
прежде никогда не бывал, а лазил по всяким искусственным сооружениям:
туннелям, галереям, подземным ходам и так далее.

Искусственные сооружения, как известно, строят люди, которые предварительно
проводят изыскания, расчеты, маркшейдерские работы, исходя из тех целей и
задач, которым должны служить придуманные ими подземные лабиринты.

Поэтому в принципе любой мало-мальски сведущий в горном деле гражданин, не
говоря уже о человеке с инженерным дипломом и опытом практической работы,
более или менее быстро разберется даже в незнакомой системе искусственных
подземных сооружений и сможет найти выход наверх, если таковой, конечно, не
завален.

Иное дело пещера. Ее проектантом была сама матушка-природа, которая вообще
никаких задач и утилитарных целей перед собой не ставила. И ей вообще-то
тоже никто не ставил жестких сроков. Правда, в Ветхом Завете утверждается
обратное, но в это, несмотря на усердие новоявленных богостроителей, что-то
слабо верится. За шесть дней, конечно, можно выиграть локальную войну, как
те же поклонники Ветхого Завета у арабов, но соорудить вселенную явно
нереально.

Пещеру, в которую волею судеб угодили "мамонты", природа сооружала
несколько тысяч лет, а то и больше. Причем работа эта продолжалась и по сей
день. Начиная от карниза и далее, на несколько десятков метров от входа в
глубь пещеры, поверх сглаженного водой каменного пола лежал слой гальки,
гравия и щебня. Должно быть, весной, когда в горах начинал таять снег, в
это подземное царство через многочисленные щели и трещины стекали десятки,
сотни, а то и тысячи тонн талой воды, которые, врываясь в подземелья под
хорошим давлением, выполняли работу гидромонитора, разрушая скальные
породы, отламывая от них песчинки, мелкие камушки и здоровенные каменюки.
Поток воды нес с собой эту тяжкую начинку, колотил и тер камни о камни,
раскалывал валуны, превращал их в булыжники, а булыжники - в мелкую гальку.
Наконец поток воды вырывался наружу через дыру в форме неправильного
треугольника и водопадом низвергался с тридцати метровой высоты туда, где
сейчас тарахтела по камням горная речка.

Однако, судя по тому, что речка сейчас выглядела полноводной, пропуская
через себя высокую воду после недавних дождей, а в пещере было сухо, все
эти бурные события были уже в прошлом. По крайней мере, в данной части
пещеры. Может, какой-то подземный толчок вызвал обвал, а может, та же вода
после многолетних трудов обрушила какую-нибудь многотонную каменную плиту -
короче, подземные воды проложили себе новое русло и оставили эту пещеру
сухой. Впрочем, весьма возможно, что через пару тысяч лет или даже всего
лишь через месяц новый подземный толчок завалит русло подземной речки и
вода вновь хлынет по старой дорожке.

Таран не так уж давно кончил среднюю школу и, несмотря на достаточное число
ударов судьбы, в том числе и по голове, кое-что помнил из курса физической
географии. В частности, и про подземные воды. Нет, он был вовсе не против,
чтобы через пару тысяч лет вода вновь пошла по прежнему руслу. И даже если
бы это случилось через месяц, он тоже не стал бы возражать. Но Юрке очень
не хотелось, чтобы подобное событие произошло в ближайшие часы. Ему вовсе
не хотелось вылететь из жерла пещеры вместе с потоком воды, низвергнуться с
тридцатиметровой высоты в бурную каменистую речку и в довершение всего
получить в качестве надгробного камешка какой-нибудь гладко скатанный
черный валун весом не менее полутонны. Легкий морозец с мурашками пробежал
у него по коже, когда он представил себе эту веселую картинку.

Тем временем к входу в пещеру спустился Ляпунов, а за ним Ольгерд, который
каким-то образом сумел снять с крюков проложенную до этого двойную веревку,
выбрать ее и вновь свернуть в бухту.

- Так, - сказал капитан, - слушайте сюда. Питание от очков отключить. Идти
долго, можем посадить элементы, а их у нас не вагон. Пока есть возможность,
будем идти при фонарях. Один спереди, у Ольгерда, второй у меня. Идем в
таком порядке: пан Ольгерд Сусанин - головным, далее Топорик, Милка, Юрик и
я - замыкающим. Дистанция пока идем по относительно ровному месту, три
метра. Дальше будет видно. У пана Сусанина есть замечания?

- Так ест, пан капитан! - поддержал шутку Ольгерд. - Докладываю первый этап
движения. Примерно пятьсот метров идем вперед по этому туннелю. Уклон
небольшой, градусов пять, высота свода от трех до полутора метров, ширина
прохода не менее метра, так что протиснемся без проблем. Рушам напшуд!

И, пристегнув к шлему фонарик, Ольгерд двинулся вперед. Следом, стараясь
выдерживать дистанцию, пошли остальные. Ольгерд освещал путь впереди, а
капитан своим фонарем высвечивал всю колонну, чтобы народ не терял друг
друга из виду и никуда не отклонялся. Впрочем, отклониться было просто
некуда. Сглаженные, прямо-таки вылизанные многолетним водотоком стены лишь
в двух или трех местах были пересечены достаточно широкими трещинами, но
перепутать их с продолжением главного хода было никак невозможно.

В общем, эта часть подземного путешествия даже с учетом пятиградусного
подъема выглядела вполне прогулочной. Полтысячи метров по извилистому
природному туннелю прошли за четверть часа, не больше. Правда, к тому
моменту, когда Ольгерд остановился и посветил фонарем назад, идти
приходилось, уже пригнувшись, ибо высота свода достигла тех минимальных
полутора метров, о которых упоминал "пан Сусанин". Кроме того, откуда-то из
темноты доносилось гулкое журчание воды.

- Подошли поближе, - пригласил Ольгерд почти экскурсоводским тоном. -
Смотрите влево. Там, куда я свечу фарой, - полуметровая трещина в стене. По
полу, если присмотритесь, течет ручеек и стекает в эту трещину. Но трещина
эта, как говорится, не простая. Через полтора метра она переходит в
наклонный "колодец". Уклон там градусов шестьдесят-семьдесят, и пешком по
нему не побегаешь. Кроме того, он имеет протяженность в полтораста метров,
и там все время капает водичка с температурой от трех до пяти градусов
Цельсия. Постарайтесь не простудиться - это опасно для здоровья. Рекомендую
снять все лишнее, убрать в рюкзаки и надеть гидрокостюмы. В общем, сейчас
вы меня дружно подстрахуете, а я проложу веревочку, по которой мы
помаленьку спустим всех остальных и рюкзаки до отметки 527. Там можно будет
чуть-чуть дух перевести, а потом поедем дальше до отметки 459.

- Переодеваемся! - приказал Ляпунов. - Снять рюкзаки!

Раздеваться до белья в сырой пещере, по которой журчит ледяная водичка и
сквозняки гуляют, - удовольствие ниже среднего. Не менее приятно натягивать
на себя холодную черную резину. Бр-р!

Пока все возились, запихивая в объемистые рюкзаки свои боевые разгрузки,
броники и камуфляжки, Ольгерд быстро влез в гидрокостюм, обвязался
веревкой, пристегнул к поясу рацию, связку крючьев с кольцами и молоток. Он
явно делал все быстрее и ловчее прочих "неспециалистов" и даже успел
отпустить комплимент Милке:

- Вам это очень идет, пани!

Точно, Милка выглядела в гидрокостюме очень сексуально, но никаких мыслей
на эту тему у братьев-"мамонтов" не вызвала.

- Ну, я пошел! - доложил Ольгерд, встал на четвереньки и начал кормой
вперед заползать в трещину. - Травите помаленьку!

Некоторое время голова Ольгерда с лампочкой на шлеме еще просматривалась в
трещине, затем стал виден только свет, идущий из глубины "колодца". Потом и
свет стал меркнуть помаленьку.

- Ну и преисподняя! - поежилась Милка. - И как наши предки в этих пещерах
жили?

- В этих пещерах жили не наши предки, - заметил Ляпунов, осторожно
вытравливая веревку, - а духовские.

- По-моему, чечики тоже "сами не местные", - проявил неожиданную эрудицию
Топорик. - Я когда в девяносто втором осетин с ингушами разнимал, то читал
в Моздоке газетку, где какой-то профессор писал, будто вайнахи откуда-то
прикочевали, а до этого тут одни осетины жили.

- Писать, - проворчал капитан, - это, блин, все умеют! Я тоже помню, как
нам в Карабахе с обеих сторон листовки подкидывали. Армяне - свое: это
Арцах, исконная армянская земля, тут наши хачкары не то с пятого, не то с
десятого века стоят, а злые тюрки сюда вторглись, захватили землю и обратно
не отдают, даже ретранслятор не хотят установить, чтоб мы свое армянское
радио слушали! Ну, а азеры, естественно, все наоборот: Карабах от Карабаха
ведется, не знаем никакого Арцаха, а армяне свои хачкары - это кресты такие
- поставили не в десятом веке, а уже при советской власти, когда всю
историю фальсифицировали. И тоже, блин, с каждой стороны по два-три
профессора подписалось. Ты, Топор, газету в Моздоке читал? Ясное дело -
осетинская версия. А если б газетка была назранская, так, поди, все было бы
в пользу ингушей вывернуто.

- История - продажная девка империализма! - глубокомысленно вздохнул
Топорик, припомнив и перефразировав Аркадия Райкина.

В это время рация Ляпунова захрюкала:

- Командир, ответь, меня слышно?

- Слышно, слышно! - придавив кнопку передачи, отозвался капитан, - Ты где?

- Дошел до минус двадцать семь. Веревочку проложил, иду обратно.

Через пять минут свет, выходивший из колодца, стал заметно ярче, а еще
через такой же промежуток времени голова Ольгерда высунулась из колодца, и
свет фары заставил "мамонтов" зажмуриться.

- Пару крючьев пришлось заново вбивать, - доложил Ольгерд, выбравшись в
туннель из трещины. Гидрокостюм его лоснился от воды, будто он только что
вынырнул из моря.

- Следующим, стало быть, опять я, - хмыкнул Топорик. - Для проверки
надежности...

- Угадал. Только на этот раз будешь там внизу рюкзаки принимать. Они иногда
застревать будут, так что придется их продергивать, нежно, но мощно.
Надевай мою лампу на шлем! Так. Когда будешь пояс наверх отправлять, не
забудь и лампу послать. Другие тоже с комфортом желают, а не на ощупь.
Цепляйся!

- А не раскокаем лампу-то? - произнес Топорик озабоченно.

- Аккумулятор пристегнешь к ремешкам, лампу стеклом внутрь подкладки пояса.
Обкрути веревкой немножко... Дойдет как новая!

- Ох, е-мое, - пробухтел Топорик, раком вползая в щель, - тяжела ты,
солдатская служба!

Когда Топорик скрылся в колодце, Ляпунов, потравливая веревку,
поинтересовался:

- Ты вообще-то давно тут последний раз ползал, пан Ольгерд?

- В восемьдесят седьмом, кажется.

- Тринадцать лет назад, стало быть... И ты уверен, что с тех пор тут ничего
не изменилось, а?

- Уверен, что изменилось. А что?

- Стало быть, есть шанс, что там, где вы раньше пролезали, теперь все
наглухо завалено? Я правильно понял?

- Шанс есть. Но есть шанс и на то, что там, где раньше нельзя было пройти,
теперь можно. Диалектика!

- Спасибо, я еще не забыл с училища... - вздохнул капитан.

- И давно вы его закончили? - поинтересовался Ольгерд.

- В восемьдесят третьем.

- О, у вас хорошая память! Нескромный вопрос: а почему только капитан?
Многие за это время генералами стали.

- Кто стал, а кто и отстал, - проворчал Ляпунов. -