ерь никто не открыл. Тогда Юрка
достал ключики и, быстро отперев оба замка, вошел в квартиру. Увы, никого
еще не было. Часы показывали всего пять с копейками, и до Надькиного
прихода оставался еще без малого час. Юрка снял кроссовки и поставил их в
специальный металлический шкафчик для обуви, который они недавно приобрели.
А шлепанцы брать не стал - и так тепло.

В квартире радовали глаз чистота и порядок. Чуялась Надькина приверженность
к аккуратности, которой, между прочим, у тещи, то есть у тети Тони, явно не
хватало. В прихожей ни одна туфля не валялась, на кухне ни одной крошки на
столах не осталось, не было ни одной ложечки, не прибранной к месту. Нет,
тетя Тоня явно в город не заезжала, и Надька хозяйничает сама. Юрка почти
наверняка знал, что ежели в раковине лежит хоть одна немытая чашка, значит,
теща дома, а жена отсутствует. Вообще-то обычно в большинстве семей матери
приучают дочерей к порядку и аккуратности, но у Веретенниковых все было
наоборот. Заглянув в холодильник, Таран обнаружил, что там вообще-то лежит
много всего вкусненького, и ежели б он был голоден, то вполне мог бы хорошо
поправить здоровье. Даже бутылка какого-то марочного была припасена!
Правильно, что Таран пиво пить не стал. Уж лучше хорошего винца с Надькой
откушать под приятную закусочку!

И вообще Юрка даже пожалел немного, что почти все, что принято делать,
вернувшись домой, проделал на базе "мамонтов" или даже еще в самолете. А он
и выспался, и помылся, и поел - вроде и не придумаешь, как время скоротать.
Конечно, можно было телевизор поглядеть, но ни "мыльные сериалы", которые
шли чуть ли не на каждом канале, ни остальное "смотриво" Юрку не волновало.
Он жаждал футбол поглядеть, "Евро-2000", а до футбола было еще ой как
далеко.

Поэтому, добравшись до своей комнаты, где стояла четырнадцатидюймовая
"сонька", купленная еще в тот период, когда Тараны обитали на базе МАМОНТа
в каморке, ныне принадлежащей Милке, Юрка не стал ее включать. Кассетник
"JVC", на котором можно было и CD слушать - уже недавнее приобретение, -
Таран тоже трогать не стал. Его и раньше особо не пронимали всякие забойные
мелодии, а в последние годы он и к року охладел, и уж тем более к "музыке
поп". Наверное, повзрослел уже. На книжной полке стояли в основном Надькины
любовные романы, которые Таран читать не мог - они были специфически
бабские. Надька иногда даже слезы над ними проливала (как и над
латиноамериканскими сериалами) и вообще считала шедеврами мировой
литературы.

Судя по всему, воздействие этих писаний на госпожу Таран было весьма
сильное. Видимо, там, под этими глянцевыми, мягкими обложками прятался
текст, который брал баб за душу, как крокодил за ногу, ибо сочинен он был
опять-таки бабами, "пропускавшими через себя" все эти любовные истории с
герцогами, графинями, миллионершами и бедными служанками. То есть то, от
чего трепетали сердца самих писательниц, заставляло трепетать и сердца их
читательниц. По крайней мере, так полагал сам Юрка. И еще, как ему
думалось, Надька, у которой жизнь была в принципе хоть и
спокойная-обеспеченная, но уж больно скучная, облизывалась на всякие
книжные красивости и романтику.

Не случайно ведь в ее вполне нормальной российской лексике стали появляться
явно импортные заимствования типа:

"Я хочу заняться с тобой любовью!", "Войди в меня!", "О, как , прекрасно
принадлежать тебе, дорогой!" - ну и еще с десяток подобных творений
переводчиков с английского на русский. Неизвестно, может, по-английски или
по-американски эти выражения звучали вполне естественно, но Юрка, хоть и не
имел лингвистического образования, все же считал, что нормальные русские
люди так говорить не должны. От "войди" Таран Надьку кое-как отучил,
говоря: "Ща войду, только ноги вытру!" (вариант: "...только сапоги скину!")
- но остальные англоязычные заимствования по-прежнему нет-нет да и
проскакивали, особенно в тех случаях, когда Надежде хотелось, чтобы их с
Юркой привычные супружеские дела приобретали некую романтическую окраску.

Так и не придумав как следует, чем время скоротать, Таран улегся на
неразложенный диван-кровать и решил просто так поваляться, а может, если
удастся, вздремнуть слегка.

Полежав минут десять, он захотел пить и пошел на кухню, где, как ему
помнилось, в холодильнике стояла минералка. Сделав несколько глотков прямо
из горлышка, Юрка собрался было вернуться в комнату, но тут услыхал через
открытое окно кухни, располагавшейся прямо над подъездом, знакомый голосок:

- Здравствуйте, бабушки!

Поскольку Юрка как раз в этот моюнт ставил минералку обратно в холодильник,
он не успел высунуться в окно, прежде чем Надька проскочила в подъезд.

И тут Тарану захотелось шуточку устроить. Пока Надька поднималась на третий
этаж, Юрка по-быстрому пробежал в комнату, наскоро оправил слегка помятое
покрывало и подушку на диване-кровати, а затем торопливо отпер платяное
отделение шифоньера, забрался туда и прикрыл за собой дверь. Сейчас придет
Надюха, начнет раздеваться, откроет шкаф - а он как выскочит! Все-таки у
почти двадцатилетнего бойца Тарана детство изредка еще поигрывало...

УМ ЗА РАЗУМ...

В прихожей дважды щелкнули замки, и Юрка услышал, как Надька сбрасывает
босоножки, а затем шлепает босиком по полу. Сперва в туалет забежала, потом
в ванную - мордаху ополаскивать, а потом в комнату, где Юрка прятался. И
прямиком к шифоньеру. Юрка затаил дыхание: думал, будто она сейчас дверцу
откроет. Уже выть приготовился, чтобы напугать.

Но получилось все не так. Надька, аккуратистка эдакая, должно быть,
заметила, что дверца неплотно закрыта. Придавила ее - да и щелк ключиком!
Таран аж до того обалдел от неожиданности, что приготовленный для
устрашения замогильный вой так и застрял у него в глотке. Заперла, супруга
дорогая!

Впрочем, Юрка особо не расстроился. Так еще смешнее получится, если он
вдруг из запертого шкафа выть начнет. И не сразу, а через какое-то время.
Конечно, в шифоньере воздух был не больно свежий, да и нафталином воняло,
но все-таки сразу не задохнешься, тем более что Надька ключ из замочной
скважины вытащила - и дышать можно, и поглядеть немножко. Правда, ничего,
кроме Надькиной попки, туго обтянутой розовыми шортами, да загорелых ножек,
Юрка рассмотреть не успел - ушлепала куда-то в кухню. Так, значит, решила
пожрать. Ну ладно, можно и подождать, вроде покамест в шкафу не жарко.

Сидел Юрка и ждал, прислушиваясь к долетающим до него звукам. Вот посуда
забрякала, вот дверца холодильника хлопнула - ясно, на кухне возится. А
потом - шлеп-шлеп-шлеп! - кажется, в прихожую прошла. Скри-ип! Хлоп! -
входная дверь. Не иначе проверяет, хорошо ли дверь закрыла?

Но уже в следующее мгновение Юрка понял: Надька кого-то впустила в
квартиру.

В самом этом факте ничего криминального, конечно, не было. У Надьки все
девки во дворе были подругами, да еще и половина "тайваньского" рынка.
Витек Полянин мог забежать, да мало ли кто еще. Но почему никакого звонка в
дверь не было, вот что странно! Может, Надька через окно кухни кого-то во
дворе увидела и в окно рукой помахала? Только ведь могла и голосом позвать,
верно?

Из прихожей донесся стук снимаемых ботинок - явно не женских туфель! - а
затем тяжеловатые, опять же явно мужские шаги. Потом Юрка услышал Надькино
бормотание:

- Ну проходи, проходи в кухню... Чего стал?

- Иду, иду... - Голос был то ли совсем незнакомый, то ли малознакомый. Но
то, что это был мужик, никакого сомнения не вызывало. И то, что это не
Полянин, не Хныч, не Чубик, не Лапоть и не Пыня, - тоже.

Вот только тут у Тарана в душе шевельнулись самые серьезные подозрения.

Та-ак! Значит, Надька сперва забежала в квартиру сама, чтобы проверить, не
вернулся ли муж и не появился ли в квартире кто-то из родителей. Юркиных
кроссовок в ящике для обуви она не приметила, присутствия его в шкафу
предположить не могла, а шифоньер заперла просто так, из аккуратности. Ну а
потом пошла в кухню и тихо помахала ручкой своему гостю. Звать голосом не
стала, потому что бабки, сидящие у подъезда, такой факт без внимания
нипочем не оставили бы. А так вошел в подъезд паренек - и хрен знает к
кому, на третий этаж или на четвертый. Тем более что дверь Надька открыла
загодя, чтобы ее кавалер не звонил и не привлекал внимание еще одной бабки,
живущей в квартире напротив. Она всегда подсматривала в "глазок", если
слышала, что к кому-то из соседей звонят, - просто из любопытства и от
нечего делать.

Вообще-то Таран, конечно, и раньше допускал, правда, чисто теоретически,
что жена у него - вполне обычная молоденькая баба из мяса и костей, которой
может понравиться кто-то посторонний, тем более что муж то из части по пять
дней не вылезает, то по командировкам катается. Одно время он даже немного
подозревал Витьку Полянина, бывшего одноклассника и приятеля. Витек часто
захаживал и в присутствии Тарана, и в его отсутствие, но он, хотя и
признался, что Надька ему когда-то нравилась, после того, как его
одноклассники поженились, никаких попыток испортить им супружескую жизнь не
предпринимал. Да и вообще он уже полтора года как ходил с Надькиной
приятельницей Майкой, и там была, похоже, жутко страстная любовь. Наконец,
ни Полянин, ни кто-либо из иных более юных дружков Тарана, старшему из
которых, Хнычу, только-только семнадцать стукнуло, просто не рискнул бы
посягать на его законную половину, даже если б Надька их сама в постель
потащила. Хотя эти ребята за два года прилично подросли, но авторитет
Тарана, давно уже не шатавшегося по дворовым тусовкам в поисках
приключений, был в их среде еще очень велик. Во всяком случае, на их счет
Юрка почти не волновался.

Конечно, у Юрки вполне хватило бы силенок, чтобы выбраться из своего
нечаянного заточения, посильнее надавив на дверь ногами или даже просто
крепко стукнув по ней кулаком.

Замочек-то хиленький!

Но со стороны кухни покамест ничего предосудительного не слышалось. Надька
и ее знакомый о чем-то говорили, часто хохотали-хихикали, звенели посудой,
вроде бы чокались - и все. Фиг его знает, может, и зря Юрка ревностью
исходит? Шли с работы, пригласила Надька кого-то пообедать, от щедроты
своей и рюмашку налила - чего тут такого? Побазарят малость о своих
рыночных делах - и пойдет этот товарищ домой, к родной жене, которую любит
и ценит. В конце концов, если бы они трахаться сюда пришли, то не стали бы
это в кухне делать - вон кровать пустая стоит. А что Надька предварительно
в квартиру забежала, так в том опять же прямого криминала нет. Ну,
встретила бы Юрку, если бы он ее как нормальный человек дожидался,
предупредила бы, что, мол, сейчас к нам Ваня или Степа придет, - и все.
Сидели бы они сейчас с этим Ваней или Степой, винцо попивали и салатики
кушали. А то, что попытались в квартиру тайком от бабок пройти, - и это
понятно. У бабуль этих фантазия богатейшая. Мигом весь двор будет знать,
что Надька к себе любовника приводила, хотя тот "любовник" ни сном ни духом
ни о чем таком не мечтал.

К тому же Таран вот еще о чем подумал. Ведь Птицын он, считай, не только
командир, но и почти родственник, как-никак Лешке крестным папой доводится,
кум, стало быть! - наверняка позвонил Надьке еще вчера и предупредил, что,
мол, завтра муж приезжает. Стала бы Надька хахаля в дом приводить, даже
если б у нее таковой действительно имелся? Какой кайф, если знаешь, что
Таран вот-вот в дверь позвонить может? Не дура же у него Надька в самом
деле?

Успокоив себя таким образом, Юрка не стал вышибать дверь. Во-первых, будешь
полным идиотом выглядеть и перед Надькой, и перед незнакомым, возможно,
очень приличным человеком, а во-вторых, замок поломанный самому же и чинить
придется. Нет уж, покамест можно и посидеть тут, подождать, пока этот гость
не уйдет с миром. Конечно, можно будет Надьке несколько вопросов задать
тет-а-тет, но это так, в профилактических целях. А вот если они с этим
гостем сюда заявятся и начнут "любовью заниматься" - тогда, пожалуй, можно
и замка не пожалеть...

Прошло примерно около получаса с тех пор, как Надька начала пировать с этим
типом. Таран сидел, напрягал уши, но все покамест ни о чем серьезном не
говорило. Разве что хиханьки-хаханьки настораживали - что-то участились
заметно. Судя по тому, как Надька хихикала, хмелек у нее чувствовался.
Возможно, ту бутылочку, на которую Таран облизывался, они уже уполовинили
на двоих.

А потом Юрка услышал, как в кухне брякнула посуда, затарахтели
передвигаемые стулья. Потом послышались шаги. Нетвердые, неровные да еще и
перемежавшиеся с Надькиными хохотунчиками. Вот сейчас они уже в прихожей...
Может, она его все-таки выпроводить собирается?

Недолго Таран тешил себя этой надеждой. Парочка, хихикая и невнятно
перешептываясь, явно приближалась к супружеской спальне семейства Таранов.
Скрипнула дверь, вошли. Тут уж можно было даже шепот хорошо расслышать...

Но сначала Юрка услышал вовсе не шепот, а сдавленное дыхание. И жадный звук
поцелуя взасос. А потом шорох одежды. Все, что там творилось, Таран не мог
видеть, Надька с хахалем через замочную скважину пока не просматривались,
ближе к двери стояли. Но вот Надькину майку, которую с нее стащил партнер и
бросил на коврик перед диваном-кроватью, Юрка прекрасно видел. И то, как
следом туда же полетела верхняя часть красного купальника, - тоже;

- М-м-м, - утробно урчал мужик, и в уши Тарану ворвался липкий, потный
шорох рук, жадно ползавших по телам. Фр-р! - и поверх Надькиных тряпок
шлепнулась незнакомая футболка - с номером, которого Юрка не разглядел, и
надписью "Figo". Само собой, Таран не подумал, будто ему этого Фигу на
квартиру привели, но и о том, что обладатель этой футболки собирается с
Надькой всего лишь аэробикой заняться, - тоже.

Казалось бы, самое оно: шарахнуть по двери, сломать парочке кайф, врезать
этому "Фиге" под дых и в рыло, пинком вышвырнуть за дверь, а уж потом
высказать Надьке все, что он думает о ее поведении. Но...

Ничего такого Таран делать не стал. И вовсе не потому, что подумал, будто
обладатель майки может оказаться ростом не с Фигу, а хотя бы с Мэджика
Джонсона. В принципе под такую ярость и ревность, которые сейчас бушевали в
душе у Юрки, он даже своих недавних кумиров - Тайсона и Холифилда не
испугался бы. Нет!

Тараном вдруг овладело мерзкое, даже, может быть, противоестественное
желание - посмотреть все до конца. Во всех подробностях. Вся кровать через
замочную скважину была видна, и коврик прямо перед глазами...

Да, он помнил, как тошно ему было два года назад, когда Жора Калмык
рассказал ему всю подноготную Даши - его первой и самой чистой любви! -
оказавшейся проституткой и порнушницей. И как он, пристегнутый наручниками
к столбу, вынужден был смотреть на то, что эта самая Даша вытворяла сразу с
несколькими мужиками. Ничего похожего на нынешнее Таран тогда не испытывал.
Это, нынешнее, было схоже с другим случаем, прошлой весной, на теплоходе,
когда экстрасенсиха Полина каким-то неведомым способом подчинила себе двух
здоровенных жлобов и стала играть с ними в "рабов и повелительницу" -
заставляла лизать себе пятки, топтала острыми шпильками босоножек, порола
ремнем, а потом заставила их себя трахать. А Таран на все это смотрел
сперва с омерзением, а потом с точно таким же пакостным, но жадным
ощущением, как сейчас. Более того, в конце "шоу", когда Полина прогнала
жлобов, он не погнушался и сам полез к ней... Правда, тогда Юрке казалось,
что Полина и на него свои чары навела. Кроме того, Полина эта не была Юрке
женой и матерью его сына. Но почему-то именно это обстоятельство - то, что
он воочию видит, как Надька ему изменяет, - необъяснимым образом возбуждало
Тарана. Нет, Юрка не перестал ревновать, и ярость продолжала палить его
душу, но паскудное желание было сильнее. Он смотрел на кучку белья, куда
следом за прочим прилетели мужские брюки, а потом и Надькины розовые шорты,
слушал шелест и шлепанье рук по влажной коже, поцелуйное чмоканье и жаркое,
полубессвязное бормотание...

- Надюха-а... Сладенькая... Гладенькая...

- Ты во-о-обще-е... Женечка, я с ума схожу... Ум за разум заходит...

Вот уж у кого ум за разум заходил, так это у Тарана. Ему казалось, что
любовники несуразно затянули свою прелюдию. Пожалуй, теперь он ненавидел их
уже не за сам факт того, что они ему рога наставляли, а за то, что так
долго не приступали к этому процессу. И ревность тоже пошла на убыль.
Причем как-то необъяснимо быстро. Ведь Надька-то пришла к нему девушкой, а
он до нее двух шлюх со стажем попробовал - Дашку и Шурку. А потом, уже
после свадьбы, Таран, пакостник, переспал с Аней Петерсон, поиграл в
"графиню на подоконнике" с толстухой Фроськой, устроил "па-де-труа" с
Полиной и Василисой в бане, прошлой осенью с Милкой побаловался... А Надька
в это время была убеждена, будто он ей верен, и сама эту верность блюла.
Может, настало время и ей расслабиться? В конце концов, может, ей бог этого
Женечку послал, чтобы наказать Тарана за грехи. Правда, такими делами
обычно дьявол занимается, но хрен его знает, где там у них, в потустороннем
мире, кончается одно ведомство и начинается другое?

Между тем любовники, еще немного потоптавшись вне поля зрения кандидата в
рогоносцы, продолжая целоваться, тискаться и ласкаться, постепенно
передвинулись к середине комнаты. Они наступили ногами на коврик и
валявшийся поверх него ворох одежды.

Таран снова увидел Надькину попку, на которой еще сохранился красный
треугольничек тонких шелковых плавок. Упругие смуглые колобки, гладкие,
выпуклые, без единой вмятинки. На расстоянии метра, не больше. Увидел изгиб
гладкой спинки, а на ней - чужую руку. Потом Надька, страстно дыша, еще
немного попятилась - и Юрка увидел вторую руку ее партнера, которую тот
просунул спереди за резинку плавок и, сдавленно посапывая, что-то там
пошевеливал... А Надькины ладошки где-то вверху, куда через замочную
скважину поглядеть не получалось, гладили молодцу плечи и шею. А губы - это
Таран тоже не видел, но аж печенкой чувствовал! - мягко покусывали
"Женечку" примерно в том же районе.

- Ну что же ты, маленький? - жарко прошептала Надька. - Что ты? Все ручкой
да ручкой... Так я и сама умею, цыпочка-лапочка...

Тут этот самый Женя убрал руку из Надькиных плавок, и Таран увидел то самое
хозяйство, которым ему собирались рога наставить.

Увидел и изумился, если не сказать, разочаровался. То, что предстало его
глазам, представляло собой нечто дрябленькое, коротенькое да вдобавок еще и
тощенькое, висевшее "на полшестого". Ни хрена себе! У Юрки, который сидел в
шкафу и не то что не имел возможности всласть потискать свою супругу, а
даже посмотреть на нее как следует, все уже стояло как штык. А этот "Фигу"
лапал-щупал, целовался-сосался - и ни хрена?! Ну, Надежда, ты себе и кадра
подобрала! Милка, помнится, вспоминая об одном таком инструменте, говорила:
"Карандашный огрызок!" Здесь она, поди-ка, даже на такое определение не
расщедрилась бы. Огрызок карандаша, он все же прямой и твердый, а это
бледная поганка какая-то...

Однако сие великое открытие вызвало у Тарана не возмущение - дескать, на
кого ж ты меня, стерва, поменяла?! - и не торжество: "А кобелек-то твой,
сучка, импотентом оказался!" - а скорее какую-то досаду типа той, когда на
футболе кто-то не забивает пенальти... Пожалуй, если бы заминка в
отношениях Надьки и Женьки продлилась на пару секунд дольше, Таран бы точно
вышиб дверь и заорал: "Угребывай отсюда, мудак недоразвитый! Не умеешь - не
берись! Смотри, как надо!" Или что-то в этом роде.

Но Надька оказалась женщиной настойчивой и умелой. - Не волнуйся, не
волнуйся, птенчик... - проворковала она, опустилась на коленки, подхватила
на правую ладошку мешочек с яичками, положила этого полудохлого "птенчика"
в колечко из большого и указательного пальцев И стала мягонько так двигать.
Туда-сюда, туда-сюда... А потом открыла ротик - ам! Ну, не совсем, конечно,
проглотила, а так, частично.

Таран, наверное, и в этот раз мог бы дверь вышибить. Но не вышиб, пр