о из
вагончика в вагончик, пришлось попыхтеть, тем более что двери были узкие.
Но зато, когда дотащили, настроение сильно улучшилось. По крайней мере,
комфорту прибыло.

- Во, - порадовалась Милка, усаживаясь, - сидеть иногда приятно, если не в
тюряге! Пожалуй, и прилечь можно, если надо!

И хмыкнула, подмигнув Тарану.

Юрка уселся и сказал:

- Прилечь хорошо после сытного обеда и где-нибудь дома. А то, блин, это
мороженое и сок - одно расстройство, а не жратва.

- Это ты прав, - кивнула Милка, которая сама любила покушать. - Калории в
мороженом, конечно, есть, но я бы сейчас пару котлет с картошечкой
навернула. Ну, ничего, на ужин-то нас доставят, я думаю?

- Я лично, - вздохнул Юрка, - морально готовлюсь к завтраку. Меня этот
звонок Ляпунову именно на такую мысль настраивает. Что-то у них не
склеилось, по-моему!

- Фиг его знает, - мрачно произнесла Милка. - Наше дело сидеть и ждать.
Хотя на фиг это нужно - неизвестно. Клиент и так, блин, никуда не денется.

- Ну, оставлять его просто так, конечно, нельзя,- возразил Таран. - Мало
ли, еще зайдет кто-нибудь, а он выть или орать из-под земли начнет.

- Ни хрена его оттуда не услышат, - хмыкнула Милка. - Просто Серега решил
перестраховаться или Птицын так приказал. А мы тут скучать будем, не
жравши.

- Куда денешься, жизнь такая...

- Да уж, как видно, никуда не деться. Серега приятного вечера пожелал...

Помолчали. За окном моросил дождь, на обрывах карьера шумел облетающей
листвой лес, гнусно-серые облака тянулись по небу, затянутому мутной
пеленой. Тоска! Ностальгически вспоминалось лето, особенно жаркий июнь,
когда Юрка был в отпуске и купался по три раза в день.

- Чего грустишь? - Милка положила Тарану на плечо тяжелую лапу. - Скучать -
это не воевать, верно? Служил бы в нормальной армии - так небось ползал бы
сейчас по горам, "духов" зачищал. А так - вроде и служишь, а вроде и нет.

- Нам и без "духов" возни хватало...- проворчал Юрка. - Вот так уже
настрелялся за эти четырнадцать месяцев!

- Да, блин, есть что вспомнить! - кивнула Милка.- Кажется, всего ничего
времени прошло, а кажется - лет сто, не меньше...

Да, четырнадцать месяцев назад они еще не знали друг друга и не
представляли себе, сколько придется испытать за этот относительно короткий
отрезок времени.

Юрка тогда был всего-навсего выпускником средней школы,
боксером-второразрядником, которого выгнали из ДЮСШ с формулировкой "за
неспортивное поведение". У Милки биография была побогаче: за плечами -
детдом, занятия легкоатлетическим многоборьем, два года ИТК за драку, потом
еще три за торговлю наркотиками, занятия проституцией, убийство сутенера,
"работа" в личном порнотеатре областного пахана Дяди Вовы, где она
изображала садистку и расхаживала в костюме "Зены - королевы воинов".

В принципе они не должны были встретиться. Таран, хоть и числился "грозой
района" среди старшего школьного возраста, в криминальный мир особо не
рвался. Милка там уже давно была своей и иной жизни на ближайшую
перспективу себе не представляла.

Но жизнь распорядилась по-иному. Первая любовь Юрки- интеллигентная стерва
по имени Даша, выдававшая себя за студентку театральной студии, а на самом
деле - проститутка по вызову, втравила Тарана в разборки с очень крутой
публикой, из которых он, по идее, не должен был выйти живым. Но, видать,
бог был на его стороне - Юрка не только выкрутился из всех передряг, но и
нашел себе надежную защиту в лице МАМОНТа - Мобильного антимафиозного
отряда нелегального террора, эдакого частного спецназа, руководимого бывшим
полковником Генрихом Птицыным. В отряд же пришлось поступить и Надьке
Веретенниковой, бывшей однокласснице Тарана, которая позже вышла за Юрку
замуж.

Правда, в первый же день службы Тарана похитили братки Дяди Вовы, решившие
использовать Юрку в качестве взрывника-камикадзе, а заодно подставить
МАМОНТ под удар правоохранительных органов. Но Юрке и здесь повезло: на
воздух взлетели авторитеты и их чиновные покровители, а сам Таран, побегав
малость по лесам и переплыв речку, случайно вышел к тому месту, где Милка,
имевшая возможность бегать в "самоволки" из "театра" Дяди Вовы, культурно
отдыхала на бережку. Вот так они и познакомились. А потом Милка тоже стала
"мамонтихой", благо физические данные у нее для этого были вполне
подходящие.

После того как они вдвоем расшурудили Бовину "хазу", а потом и самого Дядю
Вову отправили к праотцам, Юрке и Милке еще не раз приходилось попадать в
разные передряги. Прошлой зимой они на пару разнесли логово Вани Седого,
весной в компании с Ляпуновым похищали компьютерную умницу Аню Петерсон и
экстрасенсиху Полину с нелегального завода психотропных препаратов,
принадлежавшего господину Антону, минувшим летом выручали самого Птицына,
угодившего в "зиндан" к некоему Дяде Федору... Вспомнить, конечно, было
что.

Например, как летом прошлого года, спасаясь от Бовиных братков, ползли
через узкое пространство между полом одного этажа и перекрытием другого или
как этой зимой чудом уцелели в подземельях бывшего пионерлагеря
"Звездочка", заминированных Ваней Седым. При взрыве их тогда завалило
обломками, а чудо состояло в том, что бетонные плиты по божьему промыслу
образовали нечто вроде шалаша или вигвама, где Юрка и Милка избежали
опасности быть раздавленными.

- А мне с тобой в кафе сидеть понравилось, - заявила Милка, - девка эта,
мороженщица, аж завидовала. Дескать, как же этой толстой корове - мне то
есть! - удалось такого фраерка захавать.

Таран ничего такого за мороженщицей не приметил. Ему лично казалось, что
эта девица дремала за стойкой, почитывая любовный роман, и на них с Милкой
не смотрела. Однако Юрка понимал, что Милке будет приятно, если он
согласится с ней.

- Насчет "коровы" ты это зря, - произнес Юрка. - У тебя фигура - дай боже
всякой другой. Мне кто-то говорил, блин, что в Голландии был такой
художник, который исключительно таких баб рисовал. Рубенс, кажется. Так
вот, ты рубенсовская женщина.

- Мерси за комплимент! - хмыкнула Милка. - А я-то думала, что художники
только худышек уважают. Между прочим, мне твоя Надька показывала свой
портретик, который ты карандашом нарисовал. Очень клево! Похожа как две
капли воды. Ты что, учился по этому делу, да?

- Нет, - отмахнулся Таран, немного поморщившись. - Это я так, баловался.
Помнишь Дашку?

- Ну!

- Так вот, когда я был в нее влюблен как дурак и считал, блин, существом
неземным, то пытался, типа того, подтянуться до ее уровня. Она же вся из
себя интеллигентная была!- саркастически-безжалостно оскалился Юрка. - Ну,
я тогда на гитаре играть научился, стишата сочинял, а заодно еще и рисовать
пытался. В музеи и на выставки ходил, приглядывался, как тени кладут, чтоб
объемно получалось, другое всякое... Штук сорок ее портретов карандашом
начирикал. Так помаленьку и научился.

- Ни фига себе! - покачала головой Милка. - Должно быть, все-таки польза
была от этой любви, раз в тебе такие таланты пробудились. А мне вот никто
стихов не писал и портреты не рисовал. Только трахали, и все... Рубенс этот
жив еще?

- Помер, - вздохнул Юрка, - я только забыл, в каком веке, шестнадцатом или
семнадцатом.

- Жалко! А другим я точно не подойду. Взял бы да нарисовал меня, а?
предложила Милка.

- Как-нибудь попробую, - хмыкнул Таран. - Но не сегодня.

- Это понятно. Карандаша при себе нет! - вздохнула Милка.

Юрка неожиданно захохотал.

- Ты чего?

- Вспомнил один прикол из прошлого года. Насчет карандаша. Помнишь, в
прошлом году, когда мы Вову зажали? Приехали тогда на моторке к тому месту,
где его водила с машиной ждал, Сеня?!

- А-а! - радостно улыбнулась Милка. - Точно-точно! Я тогда его спросила:
"Сеня, у тебя ствол есть?" А Сеня спохабничать решил и даже глазки мне
состроил, с понтом дела: "Смотря какой..."

- Ну! - ухмыльнулся Таран и процитировал Милкину отповедь дословно, даже
сумев передать ее интонации: - "То, на что ты намекаешь, юноша, лично у
тебя не ствол, а огрызок карандашика..."

Милка громогласно расхохоталась, а потом сказала с легкой грустью:

- А ты меня тогда так и не трахнул, не пожалел бедную старую женщину! Фи!

- Мил, - произнес Таран, - мы ж вроде договаривались, что будем как брат с
сестрой...

- Договаривались, - кивнула Милка. - Но вообще-то мне обидно. Я понимаю,
если б ты своей Надьке был повсеместно верный и весь из себя чистый, как
Белоснежка. Но ведь весной-то гульнул в Москве? Аню эту прибалтийскую
поимел, потом Полину и еще двух зараз каких-то. А я, значит, только в
старшие сестры и гожусь?!

- Нет, почему же...- пробормотал Таран, который был уже не рад, что
вспомнил былое.

- Ладно, не бойся, - проворчала Милка, - насиловать тебя не буду. Тогда я
ширнутая была, конечно... Но просто обидно, понимаешь? Полина эта самая
тебя чуть не угробила, а ее ты отдрючил за милую душу. А я...

Милка осеклась, должно быть, с досады, но Юрка и так понял, что она сказать
хотела. Дескать, если б не я, так ты б и вовсе мог до девятнадцати лет не
дожить... Но постеснялась такие заявления делать. Села, опустив могучие
плечи и понурив голову.

- Ну чего ты? - виновато произнес Таран. - Не сердись, а? И сделал попытку
провести рукой по Милкиной короткой прическе.

- Что ты меня гладишь, как кошку? - буркнула она. - Отвали, не трави душу!

Таран отдернул руку, как от кипятка, а Милка вдруг закрыла лицо ручищами и
отчетливо всхлипнула. Никогда Юрке не доводилось видеть, чтоб она ревела.
Он даже думал, будто Милка вовсе не умеет этого делать.

- Ну не плачь! - робко попросил Таран. - Что ты в самом деле, ни с того ни
с сего...

- Ни с того ни сего? - прорычала "Королева воинов", возмущенно шмыгнув
носом, и Юрка обеспокоился, как бы она его не отоварила сгоряча. Потому
что, если хорошо попадет, запросто может челюсть своротить или нос
свернуть. Но Милка бить его не собиралась. Она улеглась на диван,
отвернувшись от Тарана и свернувшись калачиком, и затряслась от самых
настоящих рыданий.

Юрка растерялся. Ну и народ эти бабы! Вроде бы сидели хохотали, вспоминали
всякие вполне мужские передряги, в которые вместе попадали. Милка, которая
ни крови, ни смерти не боялась, всегда казалась Тарану очень надежным
боевым товарищем. Хотя при начале знакомства, еще летом прошлого года,
Милка, посаженная Дядей Вовой на какой-то сверхмощный секс-стимулятор, от
которого бабы с ума сходили, прямо-таки бросалась ему на шею. После того
как ее избавили от этой зависимости, ничего похожего не появлялось. Весной,
когда Таран и впрямь здорово погулял от законной жены - Надька до сих пор
об этом ничего не знала, а Таран в этом грехопадении неустанно каялся! -
Милка просто облаяла Юрку, впервые произнеся кое-что из того, что было
теперь повторено. Слова, которые тогда прорычала разъяренная "Зена", так и
звучали у Юрки в ушах: "Я думала, ты совсем чистый парень. И мне, кобыле
эскадронной, нельзя до тебя, стерильненького, касаться, чтоб не запачкать.
Но оказалось, что ты нормальный кобель, как все мужики. И тогда получается,
что я, блин, хуже всех, что ли?"

А сейчас вот реветь взялась... Наверно, Милка минут бы через пять сама
проревелась и успокоилась. Но Таран ощутил к ней такую сильную жалость, что
не смог равнодушно глядеть на эту мелодраматическую сцену.

- Не плачь, пожалуйста! - попросил он чуть ли не детским голосом. - Ну
стоит ли так расстраиваться, в самом деле?

И как-то почти непроизвольно вновь присел на обтрюханный диван, а затем,
преисполненный исключительно мирными настроениями, прилег рядом с ней, не
очень тесно прижавшись к ее туго обтянутой жакетом спине.

Милка сопела все еще сердито, но уже помягче:

- Уйди, а? Не буди во мне зверя...

А сердце у нее затукало чаще, это Юрка сразу почуял даже через одежду, и
ему непреодолимо захотелось обнять, потеснее прильнуть к ней. Хотя,
вообще-то, какова будет ответная реакция этого могучего существа на Юркину
нежность, предсказать было трудно. Милка запросто могла отшвырнуть его от
себя, как щенка, и даже на пол сбросить! Но Таран все-таки обнял ее,
положив руку на плечо.

- Испачкаться не боишься? - проворчала Милка, шмыгнув носом.

- Не-а, - произнес Юрка, главным образом чтоб сказать то, что ей приятно
было слышать. Вообще-то, покамест у него насчет секса ничего и в мыслях не
было. Но Милка в этот момент несильно дернулась и слегка толкнула Тарана
своей крупноформатной задницей. Крепкой такой, мощной, но очень приятной.
Конечно, она явно не собиралась спихивать его с дивана. Если б захотела -
Юрка отлетел бы метра на полтора, куда-нибудь под столик, привинченный у
окна балка.

Однако этот толчок сделал свое черное дело. Юркины гуманитарные соображения
сменились самыми что ни на есть конкретными, и он уже совсем тесно прижался
к Милке, чуя, как жаркая дрожь покатилась по всему телу. Он воровато
просунул ладонь за борт Милкиного жакета и положил ее туда, где под тонкой
зеленой водолазкой бугрился ее большущий бюст, номера эдак пятого, а то и
шестого.

- Ты это серьезно? - спросила Милка полушепотом. - Не будешь потом жалеть и
каяться?

- Не-а, - дурея от возбуждения, пробормотал Таран и поцеловал ее в не
прикрытое коротко стриженными волосами ухо.

- Крутая пара - гусь да гагара! - пробормотала Милка и, резко
перевернувшись с одного бока на другой, жадно обняла Юрку, прямо-таки
впившись ему в губы сумасшедшим поцелуем...

ПОСЛЕ ПЯТИ В 611-м

В 611-м никаких трупов действительно не оказалось, и Ирина Колосова смогла
благополучно вселиться в него. Более того, преодолев некоторый дискомфорт
санузел в номере был точно такой же, как этажом ниже, где обнаружили труп,
она наполнила ванну горячей водой и ополоснулась с дороги.

Вообще-то, в ванну Ирина полезла не без тайной мысли подслушать то, что
происходит внизу. Как известно, звук и по вентиляции хорошо
распространяется, и по стоякам водопроводных труб. Но увы, в данном случае
звукоизоляция оказалась хорошей, и ничего, кроме невнятного "бу-бу-бу", с
пятого этажа до Ирининых ушей не долетело. Так что оставалось надеяться на
Ванечку Муравьева, который обещал появиться после пяти.

До пяти оставалось еще почти два часа. Ирина сходила к горничным за
кипятком и заварила чайку. Надо было слегка подкрепиться, а топать в
гостиничный ресторан с мокрой головой ей не хотелось. К тому же уже пора
было позвонить и доложить о своем прибытии. Правда, точного времени, когда
звонить, ей не устанавливали, но тянуть с этим делом не стоило. В конце
концов, она приехала в город вовсе не за тем, чтоб встретиться с
Муравьевым.

Допив чай с бутербродами, Ирина сняла трубку телефона,

установленного в номере, набрала код для выхода в городскую сеть, потом
номер нужного абонента. Немного погудело длинными, а затем отозвался
автоответчик:

- Здравствуйте, если вы собирались позвонить Анатолию, то его нет дома.
Оставьте ваше сообщение после гудка.

Все так и должно было быть. Хотя, возможно, на самом деле на другом конце
провода все-таки кто-то слушал.

Ирина дождалась гудка и произнесла заранее условленную фразу:

- Толик, это Ирина. Буду рада с тобой встретиться. Жди завтра в гости около
семи вечера. Целую!

По правде сказать, кто такой Толик и существует ли он в действительности,
Колосова не знала. И в гости она, конечно, никуда не собиралась, тем более
что даже не имела представления, по какому адресу установлен телефон. Все,
что она надиктовала автоответчику, означало только одно: "Я приехала, к
работе готова". Кроме того, там, на другом конце провода, аппарат записал
номер телефона, с которого она звонила. Теперь ей надо было ждать звонка,
подтверждающего, что ее сообщение принято и все идет по заранее намеченному
плану.

Прошло примерно минут десять, и телефон зазвонил.

- Алло! - отозвалась Ирина.

- Простите, это гараж? - прозвучало из трубки.

- Нет, это морг! Вы ошиблись номером! - умело изобразив раздражение,
ответила Колосова.

- Простите великодушно! - произнес неизвестный абонент, и Ирина повесила
трубку.

Этот короткий обмен фразами означал, что все нормально, и завтра, отнюдь не
около семи вечера, а точно в 12 часов дня, Ирина должна будет появиться в
офисе некой фирмы под названием "Кентавр", где ей объяснят поподробнее,
зачем, собственно, она приехала в этот город. В общем, до завтрашнего
полудня она могла считать себя относительно свободным человеком, но при
этом не покидать гостиницу и номер больше чем на час. Потому что, как
предупредили ее в Москве, граждане из фирмы "Кентавр" могут и отменить
встречу. В этом случае последует очередной "ошибочный" звонок, когда
абонент попросит к телефону заведующего гаражом. На это надо ответить:
"Никакой это не гараж! Вы какой телефон набираете?" Тогда тот, кто "ошибся
номером", должен назвать номер телефона, где первые две цифры будут
означать число, а последние четыре - время, на которое переносится Иринин
визит в "Кентавр".

До пяти часов никаких звонков не последовало, а примерно в 17.15 в дверь
номера постучал Иван Сергеевич Муравьев.

Сказать по правде, Ирине не стоило встречаться с ним в номере. В здешнем
бабском коллективе этот факт незамеченным скорее всего не пройдет и может
при особо неудачном стечении обстоятельств повлечь весьма плачевные
последствия. Такие, которые им обоим могут жизни стоить.

Тем не менее Колосова решила рискнуть. Прежде всего потому, что очень
хотела знать как можно больше о том, что произошло в 511-м номере. Хотя в
принципе все это могло не иметь ровным счетом никакого отношения к ее
здешней миссии, исключать возможную связь смерти "приезжего с Украины" и
того, что ей предстояло делать в этом городе, тоже не следовало. Тем более
что Ирина пока еще толком не знала, какие конкретные задачи ей предстоит
выполнять. То есть, конечно, Ирина Михайловна, как правило, везде выполняла
поручения одного плана. Это была ее основная специализация, и в своем деле
она была профессионалом. Однако конкретика вопроса ей еще не была известна.
Тем не менее обостренная интуиция Ирины Михайловны подсказывала ей, что
гражданин, предположительно покончивший жизнь самоубийством (а ему и могли
помочь!), имел какое-то отношение к здешним криминальным делам. А все, что
имело отношение к областному криминалитету, Ирине было отнюдь не
безразлично.

Помимо этой, чисто деловой стороны вопроса, имелась еще одна. Все-таки
Ванечка Муравьев был для Ирины не чужим человеком. А она, несмотря на то,
что занималась делами весьма суровыми и опасными, все-таки оставалась
женщиной. Не юной, но и не древней старушкой. Конечно, роман с женатым
мужиком отнюдь не первой свежести, папашей двух детей, с моральной точки
зрения смотрелся не очень приглядно. Тем более что тянулся он уже давно и
нерегулярно, от случая к случаю. Но Ирине на моральные соображения, сказать
откровенно, было наплевать.

И потому она не стала делать вид, будто в номере никого нет, а открыла
дверь и впустила Муравьева в комнату. Он пришел с пластиковым пакетом, где
находилась бутылка шампанского, коробка шоколадных конфет и небольшой букет
из трех розочек.

Запирая дверь за гостем, Ирина воровато оглядела коридор - не маячит ли
кто, не приметила ли какая-либо стерва этого визита. Коридор вроде бы был
пуст, но фиг его знает, может быть, некая любопытная Варвара успела
подглядеть и спрятаться?

Муравьев тем временем выставил на стол бутылку, выложил коробку с
конфетами, налил воды в маленькую вазочку и поставил в нее цветочки.

- Красиво получилось, - сдержанно похвалила Колосова. - Сразу видно, что к
любимой женщине пришел.

- Соскучился я по тебе, Ирунчик, - откровенно произнес экс-старшина. Даже
не представляешь, наверно, насколько сильно...

- Представляю, - с заметной иронией вздохнула Ирина. - Жена этого не
замечает?

- Как тебе сказать, - хмыкнул Муравьев, - стараюсь, чтоб не замечала. У нас
вообще все нормально. Пацан и девка учатся, денег теперь хватает. В
"Антаресе" пять тысяч в месяц платят, не хило.

Колосова, в