ра.

Повязки им на сей раз сняли где-то в бетонном туннеле, у стальной двери,
вроде тех, что бывают в бомбоубежищах, и показали, что если ее запереть
изнутри, то снаружи она уже не откроется. Потом вручили бутылку с зельем и
ключ от второй двери, располагавшейся непосредственно перед
овощехранилищем, метрах в пятидесяти от первой.

Заперев за собой первую дверь, Мещерский и его ребята досконально осмотрели
весь коридор от одной двери до другой, но никакой потайной двери или лаза
не обнаружили. Потом открыли вторую дверь и принялись изучать
непосредственно "тюрьму", где облазили все стены и потолки, но ничего
похожего на телекамеры или микрофоны не нашли.

На роль подопытного на сей раз выбрали того, который три дня назад был
"контрольным". Он, конечно, и на этот раз упирался, но сто граммов ему
все-таки влили.

Мужик этот вырубился точно так же, как те, что в этот раз оставались
трезвыми. Полчаса ждали, пока он откроет глаза. Глаза он открыл, но лежал
не двигаясь и даже почти не моргая. Один из подручных Сержа - тот самый
Горгоня, которого нынче ранило в перестрелке со Стасом, - пнул лежачего
ногой, но тот никак не отреагировал. Тогда Горгоня гаркнул: "Вставай!", и
закайфованный поднялся на ноги. Рожа у него выглядела точь-в-точь так, как
у тех пятерых три дня назад. И встал, как столб, ровно и неподвижно, даже
не качаясь.

Для пробы Мещерский попробовал ему приказать, хотя прекрасно помнил
наставления Туза. Ни хрена не получилось - мужик не шелохнулся и даже не
отреагировал на команду, будто был глухой от рождения. Тогда Серж
потребовал, чтоб Горгоня покомандовал немного. Для проверки. Ежели Туз
экстрасенс-телепат, который с большого расстояния умеет мысленные приказы
отдавать, то небось настроился на него, Мещерского. А если он сейчас на
Горгоню перестроится, то потом Серж примет команду и сам проверит, так или
нет.

Горгониной фантазии хватило только на то, чтоб отдавать армейские команды:
"Напра-во! Нале-во! Шагом - марш!" и так далее. Все это исправно
выполнялось и ровным счетом ничего не доказывало. Однако после того, как
Горгоня, отдав команду "шагом марш!", позабыл вовремя скомандовать:
"Стой!", а управляемый им субъект пересек проход между клетками и уперся в
прутья решетки на противоположной стороне, произошло неожиданное.

Подопытный не остановился, а попытался убрать с дороги препятствие,
мешающее ему идти дальше. Сначала он просто несколько раз толканул решетку
с нарастающей силой, но потом сообразил, взялся руками за толстенные
вертикальные прутья - по сантиметру, а то и полтора в диаметре! - и
растянул их в стороны, будто они были из резины. При этом сам мужичок был и
в лучшие времена не амбалом, а тут в этой незаконной тюряге вообще исхудал
почти до дистрофической кондиции. Иначе ему бы нипочем было не пролезть в
ту дырку, которую он проделал, раздвинув прутья. Перебравшись в камеру, где
сидел один из бывших "испытателей", крупногабаритный мужик самой блатной
внешности, этот доходяга замаршировал дальше. Наверно, если б он дошел до
бетонной стены камеры, то попытался бы долбить ее головой, лишь бы
выполнить приказ Горгони.

Но вышло все иначе. У стены, прямо напротив того места, где кайфованный
раздвинул прутья, мирно сидел на тюфяке постоянный обитатель камеры. В тот
день он выглядел совершенно нормальным человеком и, похоже, ничего не
помнил том, что с ним самим творилось три дня назад. Во всяком чае, он
недоуменно спросил: "Ты что, сбрендил, что ли?"

Однако дистрофан и ухом не повел, а все так же продолжал маршировать и в
конце концов наступил грязным башмаком на пузо "хозяина" камеры. "Куда
прешь, мудак!" - заорал тот, вскочил на ноги и оттолкнул дохляка от своей
постели. Тот отлетел к решетке, крепко приложился о прутья затылком - по
прикидке Сержа, любой другой на его месте минимум потерял бы сознание! - но
после этого вновь двинулся вперед, выполняя приказ Горгони.

А Горгоня, развеселясь и, может быть, даже не соображая, что его слова для
мужичонки будут звучать как приказ, подзудил: "Ну-ка, дай ему в пятак,
толстому! Выруби его! Шею сверни!" И заржал от души.

Вот только тут Мещерский окончательно уверовал в силу таинственного
препарата. Когда "дистрофик" изо всех сил врезал детине по носу, да так,
что тот мигом с копыт слетел и кровью залился, это показалось какой-то
нелепой случайностью, но уже через пару секунд и Мещерскому, и Горгоне, и
ныне покойному Пахому, который тоже участвовал в этой экспедиции, стало
ясно препарат десятикратно умножил слабенькие силенки полудохлого доходяги.

Не теряя ни секунды, он насел на опешившего верзилу и с чудовищной силой
стал молотить кулаками по голове своего противника, пока тот не потерял
сознание, а затем, ухватив одной рукой за затылок, а другой за подбородок,
молниеносно рванул в противоположные стороны. Только позвонки хрустнули...

А потом доходяга застыл с каменным, ничего не выражающим лицом, сидя верхом
на мертвеце. Должно быть, ожидая дальнейших приказаний. Биоробот в точности
выполнил всю программу, которую, сам того не желая, заложил в него Горгоня:
дал в пятак, вырубил, а потом свернул шею.

"Ну ты здоров... - пробормотал в нешуточном испуге Горгоня. - А если я тебе
помереть прикажу? Сдохнешь?"

"Сдохну",- безо всяких эмоций произнес этот тип.

"Ну, давай!" - опять же, не подумав, подзадорил Горгоня. А мужик в тот же
момент повалился на окровавленный труп своей жертвы. Сердце остановилось.

Остальные детали были для Сержа уже не важны. Он представил себе, как
открывает где-нибудь в России на бабкины деньги водочный завод, поит
водярой с порошком всяких нужных людей, которые после этого начинают делать
только то, что он приказывает, потом по его наущению издают указ, чтобы все
пили только эту, "Мещерскую" водку, и постепенно вся Россия станет
управляемым роботом, которая в едином порыве проголосует за восстановление
абсолютной монархии во главе с царицей Властой, которая тоже будет
беспрекословно подчиняться ему, Сержу Мещерскому, назначит его своим
преемником, отдаст свои жалкие 80 миллионов за так, а потом почиет в бозе.
Просто по команде Сержа. И тогда воцарится на Руси император Сергей I...

КОНКУРЕНТЫ

В общем, после всего, этого упоения грядущими перспективами Серж решил, что
может пообещать сорок миллионов баксов за это "ноу-хау" Вовиной конторе.
Протокола о намерениях, конечно, подписывать не стали, хотя Туз - до
Вовиной персоны Мещерского не допустили - посоветовал не тянуть резину. По
его словам, на ихнюю "заразу" есть еще покупатели, только вот жмутся, даже
30 миллионов платить не хотят. Но ежели узнают, что есть люди, готовые 40
выложить, - могут и на полета раскошелиться. Уговорились, что хозяева
Сержа, то есть "Принс адорабль", обсудят и решат вопрос через три недели,
где-то в середине июля.

Серж, конечно, пользуясь своей монополией на переговорный процесс, доложил
Жаку Саркисяну, будто за такой товар Дядя Вова просит 120 миллионов. Не
преминул он и сообщить о наличии конкурентов, которые готовы выложить 50,
пригодилось сообщение Туза! Саркисян, которому Мещерский рассказал во всех
подробностях о том, что видел своими глазами, тут же сказал, что может дать
70 миллионов и переведет их на счета Властиного "Эмеральда" во
Франкфурт-на-Майне, откуда кредитная линия потянется до Москвы. При этом
щедрый месье Жак заметил, что если Серж привезет ему "ноу-хау" неизвестного
препарата, то он не будет интересоваться, какой процент Князь оставил себе
за комиссию. Главное, чтоб через три недели вся документация была лично у
него, Саркисяна, на столе. "А если не будет, - оскалил свою платину Жак,
перейдя на русский язык, - я тебя под землей найду!"

Впрочем, самого Жака, как оказалось, кто-то и за что-то искал. Подозревали,
что он крепко кинул какого-то иранца по фамилии Парвани и что это было
как-то связано с поездкой Саркисяна в Россию, где он держал какую-то
фирмушку. Так или иначе, но вдребезги разбитый и начисто выгоревший изнутри
"Ситроен" с обугленными, но поддающимися опознанию телами Саркисяна и трех
его сопровождающих обнаружили под откосом горной дороги недалеко от
уединенной и никому не принадлежащей фермы во Французских Альпах. Это
случилось буквально через неделю после того, как Мещерский доложил ему о
результатах поездки к Дяде Вове. Следствие установило, что вроде бы
водитель был нетрезв и не справился с управлением на мокрой дороге.

Серж к этим разборкам никакого отношения не имел. Но тихо обрадовался тому,
что случилось. После гибели Жака внутри "Принс адорабль" пошла возня и
грызня, поэтому сложилась идеальная ситуация, чтобы хапнуть "ноу-хау"
самому, хотя и за счет миллионов "Принца", переведенных во Франкфурт.

Однако именно тут произошел облом. Когда Князь уже собирался ехать на
второй этап переговоров, неожиданно объявился Гнатюк и сообщил с глубоким
прискорбием, что Дядя Вова со своей конторой приказали долго жить. Толком
никто ничего еще не знал, кроме одного: Вова поссорился с прикрывавшим его
полковником из РУБОПа, на контору наехал СОБР, похватал почти всех, а сам
Вова исчез бесследно. Туз, Дрынь, Филимон - то есть почти все, кого знали
Мещерский и Гнатюк, - погибли. Правда, никто так и не знал, отчего да
почему. То ли менты их постреляли, мстя за своего полковника, взлетевшего
вместе с дачей (а заодно оберегая его память и свои должности от грядущего
служебного расследования), то ли их почикал Дядя Вова, чтоб замести следы.
Грешили также и на Трехпалого, который тоже исчез из поля зрения.

Все это привело было Сержа к мысли, что его затея накрылась медным тазом.
Тем более что, по информации Гнатюка, Трехпалый был сторонником того, чтоб
продать "ноу-хау" тем таинственным конкурентам, о которых упоминал покойный
Туз. Единственное, на что он надеялся, так это на то, что Вова жив и где-то
прячется, а Трехпалый выведен в тираж. Увы, это предположение опроверг все
тот же Петро Гнатюк, когда сообщил, что в августе следствие добралось до
одной заброшенной деревеньки и обнаружило там гнилой колодец, где
находились четыре трупа со следами 9-миллиметровых пуль. В том числе там
был и Бовин труп. Сведущий человек, уже сидевший в СИЗО, которому и так
ломилось пожизненное, решил, что терять теперь нечего. Он сообщил, что там,
в этой деревеньке, у Дяди Вовы была "лежка", и там же он хранил все самое
ценное: личную заначку от областного общака, а также некие важные
документы. Каким образом эти сведения пришли к Гнатюку, от ментов или от
прокуратуры, Мещерский не интересовался, но не верить им не имел основания.

Тем временем о Серже вспомнили господа из "Принс адорабль", которые
утвердились у руководства компанией. Мещерского взяли за жабры и скромно
поинтересовались, где пакет "ноу-хау", который он обещал покойному
Саркисяну. Князь с некоторым трудом, но все же сумел объяснить, что сделка
сорвалась ввиду форс-мажорных обстоятельств. Решающим аргументом стало то,
что 70 миллионов баксов так и остались на франкфуртских счетах и никуда не
уехали. Наверно, если б Серж успел израсходовать хотя бы миллион, его бы
заподозрили в желании присвоить колхозные деньги и пустили на корм
карибским акулам.

Но все обошлось относительно благополучно. Гнатюку удалось в конце концов
выйти на контакт с Трехпалым, который на некоторое время занял Бовину
"экологическую нишу". Дело было уже в январе 1999 года. Трехпалый
согласился встретиться с Мещерским, но переговоры повел с большой неохотой.
Ссылки на то, что с Дядей Вовой, точнее с Тузом, было уже все оговорено,
его не волновали. "У Вовы не спросишь, у Туза тоже, - бурчал обладатель
шрама в виде буквы V. Дадите аванс в десять "лимонов" "зеленью" - поговорим
дальше, а если нет пардон муа, валите на хрен! Покупатели уже есть".

Мещерский объяснил, что он вовсе не так богат, чтоб давать деньги за
воздух, но за ним стоят серьезные партнеры, которыми надо протереть этот
вопрос.

Серж взял тайм-аут главным образом для того, чтоб навести справки о том,
кто еще положил глаз на препарат и не блефует ли Трехпалый насчет того, что
пакет у него.

Однако на сей раз забрать все дело в свои руки ему не удалось. "Адорабли"
взяли Князя под жесткий контроль и потребовали, чтоб на следующее свидание
с Трехпалым он взял с собой кого-то из старых "куракинцев". Мещерский
быстро сообразил, что, едва этот кадровый дядя напрямую законтачит с
Трехпалым, его миссия, как и миссия Гнатюка, может быстро закончиться.
Причем в лучшем случае Сержа и Петра просто ототрут от этой сделки,
сулившей хорошие комиссионные, а в худшем - вообще вырубят, чтоб не
мешались и не распространяли лишнюю информацию.

Поэтому Мещерский постарался убедить своих шефов, что к дополнительному
переговорщику Трехпалый отнесется с недоверием и заподозрит, что имеет дело
не с французами, а с ФСБ. Тогда стали требовать, чтоб Серж свел их хотя бы
с Гнатюком.

На это дело Мещерский после некоторых колебаний согласился, потому что
упираться дальше было уж очень стремно. Однако перед тем, как организовать
встречу с парижским эмиссаром в Киеве, Серж объяснил Гнату общую ситуацию,
и тот прекрасно понял старого приятеля.

На первую встречу с Гнатюком Серж привез своего "надзирателя", некоего
месье Зильберштейна, который вообще-то был французом только по паспорту, но
зато хорошо знал столицу бывшей Советской Украины, откуда уезжал в Израиль.
Встречу провели в Дарнице, арендовав на денек квартирку одного из друзей
Петра Тарасовича, который через неделю должен был ее продать. На этой
встрече Гнатюк около получаса полоскал мозги этому "надзирателю",
утверждая, будто ему не с руки ввязывать в дело постороннего человека. Мол,
Сержа он знает от и до, а Зильберштейн для него темная лошадка. Но
Зильберштейн оказался ужас каким занудным и все же добился того, что Гнатюк
назначил ему следующую встречу, на которую парижский гость должен был
прийти без Мещерского. При этом, когда Серж отлучился в сортир, Петро
скромно намекнул своему бывшему земляку, что в отсутствие "москаля" они
легче договорятся. Дескать, отошли его обратно в Париж, а мы, "кияне", сами
все оговорим. Естественно, что Зильберштейн уже на следующее утро велел
Сержу садиться в Борисполе на самолет и лететь во Францию прямым рейсом.
Серж улетел, хотя долго и настырно отговаривал своего "надзирателя" не
ходить в одиночку к Гнатюку, ибо мужик он вострый, непредсказуемый и от
него можно дождаться чего хошь. Самое главное было не переборщить, так как
главной задачей Сержа было укрепить Зильберштейна во мнении, что на эту
встречу надо идти одному.

Когда два дня спустя Зильберштейн приехал в Дарницу, имея при себе пять
тысяч баксов наличными, которые надеялся вручить Гнату "для облегчения
дальнейших переговоров", разговор продлился всего пять минут. На шестой
"месье Жильбер" (так рекомендовался Зильберштейн Гнату) получил крепкий, но
несмертельный удар по башке резиновой дубинкой и надолго потерял сознание.

Очнулся он в некоем таинственном подвале, где на стене висело
черно-червонное знамя, большой портрет Степана Бандеры, а также лозунг:
"Хай живе вoльна Укража без жiдав, москалiв, ляхiв та комунютiв!"
Зильберштейн сразу понял, что влип очень крепко, и тут его будут бить не по
французскому паспорту, поскольку в лозунге про "жiдав" упоминалось в первую
очередь.

Когда в этот подвал пришли некие люди в камуфляже, черных масках, полностью
закрывающих лица, и стали не очень сильно, но больно лупцевать клиента
дубинками - в основном по ногам и по заднице, чтоб мозги не вышибить и
почки не отбить, - "Жильбер" готов был сообщить любую информацию и
сознаться даже в подготовке заговора против президента Кучмы, хотя этого от
него и не требовали. Поэтому, когда палачи удалились и вместо них пришел
Гнатюк, объявивший себя полковником УПА, Зильберштейн рассказал все, от и
до, что знал, про "Принс адорабль", рассчитывая, должно быть, будто его
сразу после этого убьют и не станут подвергать дальнейшим пыткам. Но его
вовсе не убили, а приложили к морде тряпку с хлороформом, влили сто граммов
горилки для запаха и в усыпленном состоянии отвезли на вокзал, загрузив в
поезд Киев Одесса.

Когда "Жильбер" очухался, поезд уже приближался к конечному пункту. Кое-как
он вспомнил, как дошел до жизни такой, но о том, как лишился пяти тысяч
баксов, память ничего не сохранила. Кроме того, у него вытряхнули и все
остальные деньги, даже гривны. Чтоб вернуться в Киев, ему пришлось продать
в комиссионке ондатровую шапку. Но самое интересное было потом, когда
Зильберштейн, созвонившись с киевскими знакомыми, решил разобраться с
Гнатюком. Оказалось, что знакомая квартирка в Дарнице уже продана и
никакого Петра тут никто не знает. Когда же "Жильбер" вернулся в Париж, то
его ждал еще более неприятный сюрприз. В полицию поступила аудиокассета, на
которой были записаны его показания насчет деятельности "Принс адорабль" в
области торговли наркотиками. Причем поступила она не как-нибудь, а через
Интерпол от МВД Украины.

Поскольку сразу после этого полиция провела несколько операций, полностью
подтвердивших правоту "Жильбера", все руководство "Принс адорабль" и заодно
банковские счета компании арестовали. А вот франкфуртские счета "Эмеральда"
остались вне поля зрения. Это дало возможность Мещерскому и Власте, которые
формально не числились сотрудниками "Принс адорабль", избежать вызова в
следственные органы даже в качестве свидетелей.

Тем не менее Князь решил, что пора покидать гостеприимную Францию и
отправляться на историческую родину, то есть в Россию. Ибо теперь, как ему
казалось, уже никто не помешает им договориться с Трехпалым.

Но, увы, последовал очередной облом. Трехпалый бесследно исчез из области,
а вместе с ним, по справкам, наведенным через Гнатюка, испарились и пакет с
"ноу-хау", и вся готовая продукция, и установка, на которой она
производилась, и даже сырье, употреблявшееся для изготовления порошка.
Казалось, что облом этот полный и окончательный. Все нити, ведущие к
обладанию средством, дающим неограниченную власть, оказались обрубленными.
Теперь кто-то другой должен был заполучить эту власть. Мещерский впал в
запой и пару раз был готов застрелиться.

Правда, вскоре удалось узнать, что незадолго до своего исчезновения
Трехпалый вел переговоры с неким Антоном из Москвы. После некоторых
розысков, длившихся почти полтора месяца, вопрос прояснился. У этого Антона
обнаружилась фамилия - Соловьев и отчество - Борисович. Он оказался
бизнесменом, который до 17 августа числился среди очень крутых, а после -
во всяком случае, для налоговой инспекции - стал числиться "средним".
Оказалось, что от него тянется ниточка все в тот же Франкфурт-на-Майне, к
немецкому бундес-бюргеру Рудольфу фон Воронцоффу. Оттуда конец тянулся
дальше, за океан и упирался в некую малозаметную компанию по производству и
продаже прохладительных напитков "G [AMP] К Limited". Это тихое и скромное
американское ТОО оперировало примерно там же, где и погоревшее на
Зильберштейне "Принс адорабль", - в Карибском бассейне, и тоже жаждало
удивить потребителей крэка и обычного кокаина чем-нибудь новеньким из
синтетики. Разница между компаниями состояла только в том, что французская
действовала сама по себе, а американская довольно тесно сотрудничала с ЦРУ,
которое закрывало глаза на то, что взгляды руководства компании на торговлю
наркотиками не всегда совпадают с официальной позицией американского
правительства.

Все эти сведения добрались до ушей Сержа из разных источников, достоверных
и не очень, а кроме того, были крайне отрывочны. Уточнить те или иные факты
было просто невозможно. Кроме того, информация отнюдь не вселяла оптимизма.
Мещерский отчетливо представлял себе, с какой чудовищной силой ему придется
тягаться. И поскольку никогда не ощущал себя доблестным рыцарем, готовым
сражаться с девятиглавым драконом, очень захотел пристроиться к конторе
Соловьева. Но как подступиться - не знал.

К великому удивлению - радости, он, правда, поначалу не исп