ься в живых  в  этой  мясорубке.  Я
бросил взгляд на президента, чтобы понять его реакцию на происходящее.
   Он смотрел вниз, лицо его было  абсолютно  бесстрастным.  Я  медленно
сделал крут над деревней. В этот момент из  одного  из  домов  выскочили
двое мужчин с ружьями в руках, позади них  бежала  женщина  с  маленьким
ребенком. Она свернула в сторону между домами.  Мужчины  явно  старались
прикрыть ее бегство. Они уже почти добежали до  околицы  деревни,  когда
перекрестный  огонь  сразил  их,  а  женщина  с  ребенком  добежала   до
последнего дома и рухнула на землю.
   Я накренил самолет, чтобы видеть то, что  происходит  внизу.  Солдаты
медленно и осторожно входили в деревню,  но  в  них  никто  не  стрелял.
Наконец группа солдат собралась возле женщины с ребенком, которая стояла
на коленях и смотрела на них.
   Один из солдат сделал ей знак,  и  она  поднялась  на  ноги,  неловко
отряхивая пыль с юбки. Солдат снова сделал ей знак, и она взяла  ребенка
на руки. Дулом винтовки солдат стал подталкивать ее к  двери  маленького
домика.  Женщина  сопротивлялась,  и  тогда  солдат   угрожающе   поднял
винтовку. Бросив последний взгляд на улицу, женщина вошла  в  дом,  ведя
перед собой ребенка. Спустя несколько секунд за ней последовал солдат  и
несколько его товарищей.
   Я снова взглянул на президента. Губы его  были  плотно  сжаты,  глаза
сверкали. Он поднял голову и увидел, что я наблюдаю за ним, на  какое-то
мгновение наши глаза встретились, затем  на  его  лице  вновь  появилось
бесстрастное выражение.
   - Это будет им  хорошим  уроком,  -  хрипло  сказал  президент,  -  и
бандитам, и крестьянам, которые помогали им.  Теперь  уже  им  долго  не
захочется воевать.
   - Если этот ребенок останется в живых, - сказал я, - он на всю  жизнь
возненавидит правительство. А  если  это  мальчик,  то,  как  только  он
подрастет, он уйдет в горы.
   Президент понимал, о чем я говорю. Так всегда бывает, дети, которые с
детских лет видели жестокость, сами становятся жестокими.
   - Это война, - спокойно ответил президент,  -  и  тут  уж  ничего  не
поделаешь.
   - Но ведь они солдаты, а не звери! Где же  офицеры,  которые  обязаны
следить за солдатами? Неужели вы хотите, чтобы они  все  превратились  в
таких же бандитов?
   Президент внимательно посмотрел на меня.
   - Да, они солдаты, но ведь они еще и люди. А людей пьянит победа, они
боятся смерти, когда внезапно  понимают,  что  их  жизнь  ровным  счетом
ничего не стоит.
   Я промолчал, ответа у меня не было.
   - Можем возвращаться назад, - сказал президент.
   Я кивнул и начал левый разворот, решив пролететь над своей гасиендой,
до которой было минут десять лета.  Опустив  самолет  на  высоту  тысячу
фунтов, я увидел, что от гасиенды ничего  не  осталось,  за  исключением
головешек и камней фундамента. Не осталось даже сараев.
   Сохранилось только кладбище, его  маленькие  белые  надгробные  камни
стояли как маячки среди  выжженных  полей.  Я  снова  бросил  взгляд  на
президента. Он смотрел в окно, но я не был уверен, что он понимает,  где
мы находимся. Лицо его ничего не выражало.
   Изменив курс, я направился прямо в Курату. Странная  боль  сжала  мне
грудь. Впервые за эти последние сумасшедшие  дни,  а  может  быть,  даже
впервые с момента прилета в Кортегуа я подумал о Беатрис.
   Мне стало немного легче, теперь я был рад, что  она  успела  побывать
здесь, что выпустила из дома души моих  родных,  поэтому  они  не  могли
видеть, как сгорел их дом.
   Выключив двигатели, я остановил  самолет  рядом  с  громадным  черным
лимузином президента, который уже ожидал  нас.  Прежде  чем  вылезти  из
самолета, президент повернулся ко мне:
   - Хорошенько проверь машину, завтра ты вылетаешь назад в Нью-Йорк.  Я
кивнул.
   - Вечером я  хочу  поговорить  с  тобой.  Наедине.  Нам  надо  многое
обсудить. Думаю, что теперь американцы предоставят нам кредит. Жду  тебя
в одиннадцать, я скажу, чтобы тебя сразу провели ко мне. Но если меня не
будет, тебе придется подождать.
   - Да, ваше превосходительство.
   Президент открыл дверцу кабины и снова повернулся ко мне:
   - Кстати, - как бы  между  прочим  заметил  он,  -  на  этот  раз  ты
отправляешься в Соединенные Штаты не в  качестве  посла,  а  в  качестве
вице-президента Кортегуа. Эта новость  была  днем  объявлена  по  радио,
примерно в то время, когда мы пролетали над твоей гасиендой.
   Я был слишком ошеломлен, чтобы сказать что-то.
   Президент улыбнулся, помахал мне рукой и вылез из самолета. Я  видел,
как его лимузин  с  шумом  скрылся  за  воротами,  потом  снова  включил
двигатели и стал выруливать к ангару.
   Я подумал о Нью-Йорке,  будет  здорово  снова  вернуться  туда,  ведь
теперь меня здесь уже ничего не удерживало. Кроме Беатрис. В этот раз  я
вернусь в Нью-Йорк не один, со мной поедет она. В качестве жены.

32

   Изменение своего положения  я  ощутил  сразу,  как  только  вылез  из
самолета. Хиральдо, который уже привык находиться при мне, посчитал себя
тоже повышенным в ранге и теперь встречал меня  в  вычищенной  форме  по
стойке смирно. Стоявшие позади него  два  механика  тоже  замерли.  Даже
толстый Котяра как-то подобрался, хотя по его взгляду я видел,  что  это
скорее большая честь для них, чем для меня.
   - Лейтенант...
   - Да, ваше превосходительство, - быстро ответил Хиральдо, не дав  мне
закончить фразу.
   Я подумал, не следует ли мне  теперь  отдавать  свои  приказы  в  два
приема.
   - Проверьте, пожалуйста, самолет и обслужите его.
   - Слушаюсь, ваше превосходительство! Я посмотрел на Хиральдо.
   - Я еще не закончил, - мягко заметил я.
   - Прошу прощения, ваше превосходительство! Я не смог сдержать улыбки.
   - Заправить баки и  подготовить  самолет.  Скоро  мы  возвращаемся  в
Нью-Йорк.
   - Слушаюсь,  ваше  превосходительство,  -  Хиральдо  козырнул,  потом
как-то  нерешительно  посмотрел  на  меня.  -  Могу  я  поздравить  ваше
превосходительство и пожелать вам всяческих успехов на  новом  посту,  а
также заверить вас в моей безграничной преданности?
   - Спасибо.
   Хиральдо снова отдал честь, и на этот раз я козырнул в ответ.  Выходя
из ангара, я слышал, как Хиральдо  раздает  приказы  механикам,  он  уже
считал себя членом аппарата вице-президента.
   Уголком глаза я видел, что Котяра идет рядом,  чуть  позади  меня.  У
него  все  еще  была  какая-то  странная  напряженная  поза,  совершенно
непривычная для него.
   - Тебе лучше расслабиться, - бросил я ему на ходу, - а то развалишься
пополам.
   Напряжение моментально слетело  с  него,  грудь  расправилась,  живот
выпятился.
   - Слава Богу! - радостно пробормотал он, - а то я уж подумал, что мне
всегда придется так ломаться!
   Стоявшие возле моего джипа два солдата замерли  по  стойке  смирно  и
отдали честь. Все отдавали мне честь. Я козырнул  в  ответ,  забрался  в
машину, и мы поехали в город.
   - Ну как там дела? - прошептал  Котяра  под  шум  двигателя  и  свист
ветра.
   - Не очень хорошо, - сказал я. -  Нам  понадобятся  годы,  чтобы  все
восстановить. - Помолчав некоторое время, я продолжил:
   - Гасиенды больше нет, остались одни головешки.
   - Отстроишь заново. Я покачал головой.
   - Нет, может быть другой дом, но не этот. - Я начал  осознавать  свою
потерю, как будто часть моей жизни ушла вместе с гасиендой.
   Котяра понял мои чувства и сменил тему.
   - Я находился на  диспетчерской  вышке,  когда  новость  передали  по
радио. Все желали узнать, что это значит. Я промолчал.
   - Некоторые  подумали,  что  старик  наконец  решился  уступить  тебе
дорогу. По крайней мере, они пытались убедить меня в этом.
   - И что ты им сказал?
   - А что я мог им сказать? Дать им понять, что я дурак и  тоже  ничего
не знаю? Что для меня это так же удивительно, как и для них?
   Мне послышался в его голосе легкий упрек.
   - Для меня это тоже было полной неожиданностью, - сказал я.
   Котяра внимательно посмотрел на меня и решил, что  я  говорю  правду.
Упрек в его глазах исчез.
   Очень  скоро  я  ощутил  преимущества  моего  нового  положения.   На
контрольных пунктах нас не останавливали, а по приезде  в  президентский
дворец оказалось, что меня переселили из маленького кабинета в  большой,
рядом с президентским.
   По пути туда я выслушал массу поздравлений, пожеланий и  заверений  в
вечной преданности.  И  только  закрыв  за  собой  двери,  я  облегченно
вздохнул. Подойдя к столу, я уселся в кресло.
   - У тебя такой вид, будто ты всю жизнь сидел здесь, - сказал Котяра.
   Я посмотрел на него.
   - Да хватит тебе. Котяра умолк.
   - Сходи в мою комнату и принеси костюм. Мне хочется снять эту  форму.
- Я вдруг почувствовал себя в ней неудобно.
   Котяра кивнул и вышел. Через минуту  я  принял  первого  официального
посетителя. Это был полковник Тулья.
   - Извините за беспокойство, ваше превосходительство, но у меня важные
бумаги, требующие вашей подписи.
   Мне  нравился  этот  высокий  солдат.  В  нем  не  было  свойственной
латиноамериканцам   несдержанности,    фальшивого    подобострастия    и
заискивания. Он ни словом не обмолвился о моей новой должности.
   - Моей подписи?
   - Да, как вице-президента.
   - Что это за бумаги?
   Тулья достал из портфеля документы и протянул мне.
   - Приказы о казни, - коротко сказал он. - Пардо и Васкеса.
   Я удивленно посмотрел на него.
   - Я не слышал, что уже состоялся трибунал.
   - Заседания трибунала не было, ваше превосходительство. - Лицо  Тульи
было  абсолютно  бесстрастным.  -  Они  осуждены  по   личному   приказу
президента.
   Я снова удивленно посмотрел на него. Тулья, как и я,  знал,  что  это
противоречило  шестому  пункту  подписанных   условий   капитуляции.   В
соответствии с этим пунктом никто не мог быть осужден без суда.
   - Но тогда почему не президент подписывает эти приказы?
   - В соответствии с нашей конституцией,  -  ответил  Тулья,  -  именно
вице-президент определяет  окончательное  наказание  в  случаях  измены.
Президент является главой правительства и таким образом  является  лицом
заинтересованным. Только в отсутствии  вице-президента  президент  может
подписать эти приказы. -  Тулья  сделал  наузу,  потом  многозначительно
добавил:
   - А вы теперь вице-президент.
   Ему не надо было подчеркивать это, до меня уже начал  доходить  смысл
происходящего. Я посмотрел на бумаги. Если бы их подписал президент,  то
поднялся бы шум на весь мир, потому что этих людей лишили бы их  прав  в
нарушение условий капитуляции. Если же подпишу я, то вся ответственность
будет лежать на мне.
   Я посмотрел на Тулью.
   - А если бы эти люди предстали перед  трибуналом,  то  какой  бы,  по
вашему мнению, мог быть приговор?
   - Я не могу решать за других.
   - А если бы вы заседали в трибунале, вы признали бы их виновными?
   Тулья замялся на секунду.
   - Нет.
   - Несмотря  на  тот  факт,  что  они  повернули  свои  войска  против
правительства?
   - Да. - На этот раз он ответил без колебаний. -  Понимаете,  я  знаю,
что заставило их принять такое решение.
   - Вы говорите правду? Тулья кивнул.
   - Я бы хотел услышать об этом.
   Впервые я заметил, как он напряжен, на лбу у него выступили  капельки
пота. Я  понял,  какого  мужества  ему  стоит  говорить  со  мной  столь
откровенно. Одно неосторожное слово,  и  он  может  оказаться  у  стенки
вместе с остальными.
   - Садитесь, полковник, - мягко сказал я. - Здесь вы среди друзей.
   Тулья с облегчением опустился в кресло. Чтобы дать ему время прийти в
себя и собраться с мыслями, я вытащил из портфеля тонкую черную сигару и
предложил ему. Он покачал головой, тогда  я  закурил  сам,  откинулся  в
кресле и стал ждать.
   - Когда  начались  военные  действия,  на  позициях  находилось  семь
полков. Семь полков, семь  полковников,  включая  Москеру,  который  уже
мертв.  -  Тулья  наклонился  вперед.  -  Во  многих  отношениях   атака
мятежников напоминала  почти  классическое  начало  современных  военных
действий. Словно блицкриг немцев  в  Польше  или  нападение  японцев  на
Пирл-Харбор.  Атака  была  столь  неожиданной,  что  мы  полностью  были
захвачены врасплох.
   На севере нападение произошло в воскресенье утром, но об этом вначале
почти ничего не сообщалось, так как все были  уверены,  что  это  просто
очередная вылазка бандитов. К тому времени, как  мы  осознали,  что  это
совсем не так, начались военные действия на юге. Об этой новости мы, все
семеро, узнали во время обеда в моем  штабе.  Вы  даже  не  можете  себе
представить, какая началась паника и какие поползли слухи. Ночью мы даже
получили сообщение, что президент убит, а мятежники захватили власть.
   Тулья сунул руку в карман и вытащил сигареты.
   - Как раз в этот момент нам поступило предложение от коммунистов,  от
Мендосы, стать на сторону революции. Он  пообещал,  что  на  юге  нас  с
радостью примут как братьев по оружию.
   Мы стояли вокруг стола и смотрели на послание Мендосы. Связь с Курату
была прервана, мы не могли связаться со столицей по радио. А  зарубежные
радиостанции передавали самые противоречивые сообщения.  И  Бразилия,  и
Колумбия сообщали, что правительство пало, и ни слова  не  говорилось  о
президенте. Мы не знали, что делать.
   Продолжение борьбы, если правительство пало, могло привести только  к
неоправданным жертвам, но если правительство еще  существовало,  переход
на сторону мятежников мог только ускорить их победу. Именно Васкес решил
стоящую перед нами дилемму. Васкес, такой тихий и мудрый,  как  Соломон.
Мы тут же собрали совет и пришли к  соглашению,  что  три  самых  слабых
полка перейдут на сторону мятежников, но  постараются  тянуть  время  до
выяснения ситуации.
   Тулья затушил сигарету.
   Этими полками командовали Пардо,  Москера  и  Васкес.  Они  умышленно
отвели их на полуостров, прекрасно понимая,  что  это  ловушка.  Мендоса
неистово ругал их за глупость, но  ничего  поделать  не  мог.  Было  уже
слишком поздно.
   В голосе Тульи прозвучало неожиданное любопытство:
   - Интересно, понял ли Мендоса, что мы надули его?
   - А Мендрсу схватили? - спросил я.
   - Да, но вчера ночью он бежал.
   Такие люди всегда убегают, они подобны грызунам, разносящим  чуму.  Я
посмотрел на бумаги.
   -  Это  только  первые  смертные  приговоры,  которые  вам  предстоит
подписать, - внезапно сказал полковник Тулья. - Все офицеры этих  полков
в чине до лейтенанта тоже  осуждены.  Машинистки  не  успевают  печатать
смертные приговоры.
   - Все офицеры? - недоверчиво спросил я.
   - Да, почти сто человек.
   Я снова посмотрел на бумаги. И таких  людей  президент  хочет  убить,
тогда как люди,  подобные  Мендосе,  находятся  на  свободе  и  разносят
заразу? Я медленно поднялся из-за стола.
   - Оставьте мне документы, полковник. Я думаю, что в свете  сообщенных
вами сведений президент пересмотрит свое решение.

33

   Я вылез из джипа, остановившегося перед домом Беатрис. Шторы на окнах
были опущены, а сам дом казался нежилым.
   - Обойдите вокруг, - приказал я солдатам.
   - Слушаемся, ваше превосходительство. - Они бегом кинулись  выполнять
приказ.
   - Пойдем со мной, - сказал я Котяре,  и  мы  направились  к  главному
входу. Я громко постучал в дверь бронзовым молотком, и звуки его  гулким
эхом отдались в недрах дома. Подождав немного, я снова постучал.
   Мне опять никто не ответил. У меня  было  предчувствие,  что  Мендоса
может находиться здесь.
   Котяра отошел назад и, прищурившись, оглядел дом.
   - Тут никого нет, - сказал он.
   И действительно, внутри не было слышно никакого  движения.  Мы  стали
медленно обходить дом, проверяя все окна. Они были  плотно  закрыты,  за
исключением небольшого окошка на втором этаже. Я  предположил,  что  это
окно ванной.
   Подошли солдаты.
   - Заметили что-нибудь? - спросил я.
   Они покачали головами. Мы с Котярой продолжили обход, но  кроме  того
маленького окошка, открытых окон больше не оказалось. Я стоял и  смотрел
на него, задрав голову. Я не мог ошибиться.
   Котяра проследил за моим взглядом.
   - Я могу забраться на дерево и влезть в это окно, - предложил он.
   Я не смог сдержать улыбки.
   - Ты не смог бы пролезть в него, даже если бы был на пятьдесят фунтов
легче.
   - Можно послать кого-нибудь из солдат.
   - Нет. Я сам залезу.
   Если Беатрис  в  доме,  я  не  мог  допустить,  чтобы  с  ней  что-то
случилось.
   Я легко добрался до нижних веток и подтянулся, а потом стал  медленно
карабкаться вверх, но это было уже не так легко, как в те времена, когда
я был мальчишкой. Забравшись наверх, я тяжело дышал.
   Протянув руку, я толкнул раму, но она не поддалась.  Замков  на  раме
видно не было, поэтому я сильно стукнул по ней кулаком. Рама  поддалась.
Протолкнув ее дальше, я стал забираться в окно.
   - Будь осторожен! - крикнул мне снизу Котяра.
   Я кивнул ему в ответ и продолжил свое занятие. Я оказался  прав,  это
была ванная. Я осторожно подошел к двери и прислушался.
   В доме стояла тишина.
   - Беатрис! - крикнул я. Мой голос гулким эхом разлетелся по дому.
   Я вышел в холл, в который выходили четыре двери. Три  из  них  должны
были вести в спальни. Куда вела четвертая дверь напротив лестницы,  было
неясно. Судя по табличке на ней, это был, скорее всего, шкаф для белья.
   Сначала я проверил дальнюю спальню. Легкий запах парфюмерии подсказал
мне, что это спальня Беатрис. Я быстро осмотрел ее. Одежда находилась  в
шкафу, все ящики аккуратно задвинуты.  Даже  чемоданы  стояли  в  шкафу.
Словом, все было на месте.
   Вторая спальня, похоже, принадлежала дяде  Беатрис.  Здесь  тоже  все
было в порядке. А в третьей, самой маленькой, спала, наверное, служанка,
и в ней единственной царил беспорядок. Постель была разобрана, как будто
ее только что покинули, а шкаф и ящички бюро были пусты.
   В глубокой задумчивости я вернулся в холл.  Почему  комната  служанки
выглядит так, как будто она совсем ушла? А в кровати будто бы только что
спали?
   Я уже начал спускаться по лестнице, но передумал. Мысль о  беспорядке
в комнате служанки не давала мне покоя. Подойдя к  шкафу  для  белья,  я
открыл дверь. Мои подозрения подтвердились, и это  едва  не  стоило  мне
жизни.
   Мендоса пулей выскочил из шкафа. Я схватил его, мы оба рухнули на пол
и, сцепившись, покатились вниз по лестнице.  Когда  мы  приземлились  на
полу внизу, Мендоса сидел на мне верхом,  голова  у  меня  болела,  я  с
трудом переводил дыхание. Заметив  блеснувшее  лезвие,  я  автоматически
схватил его за руку, с трудом удерживая ее от удара.
   - Котяра! - закричал я. - Котяра!
   Мендоса резко зажал мне рот рукой, чтобы я не  мог  кричать,  но  это
несколько ослабило его хватку, что позволило мне отвести в  сторону  его
руку с ножом. Затем, я повернулся и сбросил его с себя.
   Мы одновременно вскочили на  ноги,  Мендоса  двинулся  ко  мне,  а  я
отступал, следя за блестящим лезвием. Позади раздались тяжелые  удары  в
дверь, Мендоса оглянулся, но лишь на мгновение, поэтому мне  не  удалось
этим воспользоваться.
   - Ты мне не нужен, Мендоса, - с трудом вымолвил я. - Где Беатрис?
   - Как будто ты не знаешь! - ответил он и сделал выпад. Я  отскочил  в
сторону.
   - Беатрис, где она?
   Теперь мне казалось, что Мендоса смеется, что  он  сошел  с  ума.  Он
двигался на меня, бессвязно бормоча:
   - Вы не сможете победить! В один прекрасный день мы убьем  вас,  всех
убьем! Вы не сможете победить.
   Все мое внимание занимал нож в его  руке,  поэтому  я  пропустил  его
внезапный прыжок. Он обрушился на меня всей массой  своего  тела,  и  мы
снова упали на пол, но на этот  раз  я  оказался  быстрее.  Я  выкатился
из-под него и перехватил руку с ножом.
   Я применил старый бандитский трюк. Прижав руку с ножом к  полу  одной
рукой и коленом, я поставил локоть ему прямо под кадык и навалился  всем
телом.
   Свободной рукой он пытался вцепиться мне в глаза, но я отвел голову в
сторо