вы хотите, чтобы я опроверг заметку о полковнике Фернане, заметку,
к которой я, даю вам слово, совершенно непричастен.
   - Да, я этого требую! - сказал Альбер, теряя самообладание.
   - Иначе дуэль? - продолжал Бошан все так же спокойно.
   - Да! - заявил Альбер, повысив голос.
   - Ну, так вот мой ответ, милостивый государь, - сказал Бошан,  -  эту
заметку поместил не я, я ничего о ней не знал. Но вы привлекли к ней мое
внимание, она меня заинтересовала. Поэтому она останется  в  неприкосно-
венности, пока не будет опровергнута или же подтверждена теми, кому  ве-
дать надлежит.
   - Итак, милостивый государь, - сказал Альбер, вставая, - я буду иметь
честь прислать вам моих секундантов; вы с ними условитесь о месте и  вы-
боре оружия.
   - Превосходно, милостивый государь.
   - И сегодня вечером, если вам угодно, или, самое позднее,  завтра  мы
встретимся.
   - Нет, нет! Я явлюсь на поединок, когда наступит для этого  время,  а
по моему мнению (я имею право выражать свое мнение, потому что  вы  меня
вызвали), время еще не настало. Я знаю, что вы отлично владеете  шпагой,
я владею ею сносно; я знаю, что вы из шести три раза попадаете в цель, я
- приблизительно так же, я знаю, что дуэль между  нами  будет  серьезным
делом, потому что вы храбры, и я... не менее. Поэтому я не желаю убивать
вас или быть убитым вами без достаточных оснований. Теперь я сам, в свою
очередь, поставлю вопрос, и ка-те-го-ри-чески. Настаиваете ли вы на этом
опровержении так решительно, что готовы убить меня, если я его не  поме-
щу, несмотря на то, что я вам уже сказал, и повторяю и заверяю вас своей
честью: я ничего об этой заметке не знал, и никому, кроме такого чудака,
как вы, никогда и в голову не придет, что под именем Фернана может  под-
разумеваться граф де Морсер?
   - Я безусловно на этом настаиваю.
   - Ну что ж, милостивый государь, я даю свое согласие на то, чтобы  мы
перерезали друг другу горло, но я требую три недели сроку. Через три не-
дели я вам скажу либо "Это ложная заметка" и возьму  ее  обратно,  либо:
"Это правда", и мы вынем шпаги из ножен или пистолеты из ящика, по ваше-
му выбору.
   - Три недели! - воскликнул Альбер - Но ведь это - три  вечности  бес-
честия для меня!
   - Если бы мы оставались друзьями, я бы сказал вам: терпение, друг, вы
стали моим врагом, и я говорю вам: а мне что за дело,  милостивый  госу-
дарь?
   - Хорошо, через три недели, - сказал Альбер - Но помните,  через  три
недели уже не будет никаких отсрочек, никаких отговорок,  которые  могли
бы вас избавить.
   - Господин Альбер де Морсер, - сказал Бошан, в свою очередь  вставая,
- я не имею права выбросить вас в окно раньше, чем через три  недели,  а
вы не имеете права заколоть меня раньше  этого  времени  Сегодня  у  нас
двадцать девятое августа, следовательно, до двадцать первого сентября  А
пока, поверьте - и это совет джентльмена, - лучше нам не  кидаться  друг
на друга, как две цепные собаки.
   И Бошан, сдержанно поклонившись Альберу, повернулся к нему  спиной  и
прошел в типографию.
   Альбер отвел душу на кипе газет, которую он раскидал яростными удара-
ми трости, после чего он удалился, не преминув несколько раз  оглянуться
в сторону типографии.
   Когда Альбер, отхлестав ни в чем не повинную печатную бумагу,  проез-
жал бульвар, яростно колотя тростью по передку своего кабриолета, он за-
метил Морреля, который, высоко вскинув голову,  блестя  глазами,  бодрой
походкой шел мимо Китайских бань, направляясь к церкви Мадлен.
   - Вот счастливый человек! - сказал Альбер со вздохом.
   На этот раз он не ошибся.
 
 
   II. ЛИМОНАД
 
   И в самом деле, Моррель был очень счастлив.
   Старик Нуартье только что прислал за ним, и он так спешил узнать при-
чину этого приглашения, что даже не взял кабриолета, надеясь  больше  на
собственные ноги, чем на ноги наемной клячи; он почти бегом  пустился  в
предместье Сент-Оноре.
   Моррель шел гимнастическим шагом, и бедный Барруа  едва  поспевал  за
ним. Моррелю был тридцать один год, Барруа  -  шестьдесят;  Моррель  был
упоен любовью, Барруа страдал от жажды и жары. Эти два  человека,  столь
далекие по интересам и по возрасту, походили на две стороны  треугольни-
ка: разделенные основанием, они сходились у вершины.
   Вершиной этой был Нуартье, пославший за  Моррелем  и  наказавший  ему
поспешить, что Моррель и исполнял в точности, к немалому  отчаянию  Бар-
руа.
   Прибыв на место, Моррель даже не запыхался: любовь окрыляет, но  Бар-
руа, уже давно забывший о любви, был весь в поту.
   Старый слуга ввел Морреля через известный нам  отдельный  ход,  запер
дверь кабинета, и немного погодя шелест платья возвестил о  приходе  Ва-
лентины.
   В трауре Валентина была необыкновенно хороша.
   Моррелю казалось, что он грезит наяву, и он готов был  отказаться  от
беседы с Нуартье; но вскоре послышался шум кресла, катящегося по  парке-
ту, и появился старик.
   Нуартье приветливо слушал Морреля, который благодарил его за чудесное
вмешательство, спасшее его и Валентину от  отчаяния.  Потом  вопрошающий
взгляд Морреля обратился на Валентину, которая сидела  поодаль  и  робко
ожидала минуты, когда она будет вынуждена заговорить.
   Нуартье в свою очередь взглянул на нее.
   - Я должна сказать то, что вы мне поручили? - спросила она.
   - Да, - ответил Нуартье.
   - Господин Моррель, - сказала тогда Валентина, обращаясь к Максимили-
ану, пожиравшему ее глазами, - за эти три дня дедушка сказал мне  многое
из того, что он хотел сообщить вам. Сегодня он послал за вами,  чтобы  я
это вам пересказала. Он выбрал меня своей переводчицей, и я вам все пов-
торю слово в слово.
   - Я жду с нетерпением, мадемуазель, - отвечал  Моррель,  -  говорите,
прошу вас.
   Валентина опустила глаза; это показалось Моррелю хорошим предзнамено-
ванием: Валентина проявляла слабость только в минуты счастья.
   - Дедушка хочет уехать из этого дома, - сказала она. - Барруа  подыс-
кивает ему помещение.
   - А вы, - сказал Моррель, - ведь господин Нуартье вас так любит и  вы
ему так необходимы?
   - Я не расстанусь с дедушкой, - ответила Валентина, - это  решено.  Я
буду жить подле него. Если господин де Вильфор согласится на это, я уеду
немедленно. Если же он откажет мне, придется подождать до  моего  совер-
шеннолетия, до которого осталось десять месяцев. Тогда я буду  свободна,
независима и...
   - И?.. - спросил Моррель.
   - ...и, с согласия дедушки, сдержу слово, которое я вам дала.
   Валентина так тихо произнесла последние слова, что Моррель не расслы-
шал бы их, если бы не вслушивался с такой жадностью.
   - Верно ли я выразила вашу мысль, дедушка? - прибавила Валентина, об-
ращаясь к Нуартье.
   - Да, - ответил взгляд старика.
   - Когда я буду жить у дедушки, - прибавила Валентина, - господин Мор-
рель сможет видеться со мной в присутствии моего доброго  и  почитаемого
покровителя. Если узы, которые связывают наши, быть может,  неопытные  и
изменчивые сердца, встретят его одобрение и после этого испытания послу-
жат порукой нашему будущему счастью (увы! говорят, что сердца, воспламе-
ненные препятствиями, охладевают в благополучии!), то господину  Моррелю
будет разрешено просить моей руки; я буду ждать.
   - Чем я заслужил, что на мою долю выпало такое счастье? -  воскликнул
Моррель, готовый преклонить колени перед старцем, как перед богом, и пе-
ред Валентиной, как перед ангелом.
   - А до тех пор, - продолжала своим чистым и строгим голосом  Валенти-
на, - мы будем уважать волю моих родных, если только они не будут  стре-
миться разлучить нас. Словом, и я повторяю это, потому что этим все ска-
зано, мы будем ждать.
   - И те жертвы, которые это слово на меня налагает, - сказал  Моррель,
- обращаясь к старику, - я клянусь принести не только покорно,  но  и  с
радостью.
   - Поэтому, друг мой, - продолжала Валентина, бросив  на  Максимилиана
проникший в самое его сердце взгляд, - довольно  безрассудств.  Берегите
честь той, которая с сегодняшнего дня считает себя предназначенной  дос-
тойно носить ваше имя.
   Моррель прижал руку к сердцу.
   Нуартье с нежностью глядел на них. Барруа, стоявший тут же, как чело-
век, посвященный во все тайны, улыбался,  вытирая  крупные  капли  пота,
выступившие на его плешивом лбу.
   - Бедный Барруа, он совсем измучился, - сказала Валентина.
   - Да, - сказал Барруа, - ну и бежал же я, мадемуазель; а только  гос-
подин Моррель, надо отдать ему справедливость, бежал еще быстрее меня.
   Нуартье указал глазами на поднос, на котором стояли графин с  лимона-
дом и стакан. Графин был наполовину пуст, - полчаса тому назад  из  него
пил сам Нуартье.
   - Выпей, Барруа, - сказала Валентина, - я по глазам вижу, что ты  хо-
чешь лимонаду.
   - Правду сказать, - ответил Барруа, - я умираю  от  жажды  и  с  удо-
вольствием выпью стакан за ваше здоровье.
   - Так возьми, - сказала Валентина, - и возвращайся сюда поскорее.
   Барруа взял поднос, вышел в коридор, и все увидели через  приотворен-
ную дверь, как он запрокинул голову и залпом выпил стакан лимонада,  на-
литый ему Валентиной.
   Валентина и Моррель прощались друг с другом  в  присутствии  Нуартье,
как вдруг на лестнице, ведущей в половину Вильфора, раздался звонок.
   Валентина взглянула на стенные часы.
   - Полдень, - сказала она, - сегодня суббота; дедушка, это,  вероятно,
доктор.
   Нуартье показал знаком, что он тоже так думает.
   - Он сейчас придет сюда; господину Моррелю лучше уйти, не правда  ли,
дедушка?
   - Да, - был ответ старика.
   - Барруа! - позвала Валентина, - Барруа, идите сюда!
   - Иду, мадемуазель, - послышался голос старого слуги.
   - Барруа проводит вас до двери, - сказала Валентина Моррелю. - А  те-
перь, господин офицер, прошу вас помнить, что дедушка  советует  вам  не
предпринимать ничего, что могло бы нанести ущерб нашему счастью.
   - Я обещал ждать, - сказал Моррель, - и я буду ждать.
   В эту минуту вошел Барруа.
   - Кто звонил? - спросила Валентина.
   - Доктор д'Авриньи, - сказал Барруа, еле держась па ногах.
   - Что с вами, Барруа? - спросила Валентина.
   Старик ничего не ответил; он испуганными глазами  смотрел  на  своего
хозяина и судорожно сжатой рукой пытался за что-нибудь ухватиться, чтобы
но упасть.
   - Он сейчас упадет! - воскликнул Моррель.
   В самом деле, дрожь, охватившая Барруа, все  усиливалась;  его  лицо,
искаженное судорогой, говорило о сильнейшем нервном припадке.
   Нуартье, видя страдания Барруа, бросал вокруг себя тревожные взгляды,
которые ясно выражали все волнующие его чувства.
   Барруа шагнул к своему хозяину.
   - Боже мой, боже мой, - сказал он, - что это со мной?.. Мне больно...
в глазах темно. Голова как в огне. Не трогайте меня, не трогайте!
   Его глаза вылезли из орбит и закатились, голова откинулась назад, все
тело судорожно напряглось.
   Валентина вскрикнула от испуга; Моррель схватил ее в объятия, как  бы
защищая от неведомой опасности.
   - Господин д'Авриньи! Господин д'Авриньи! - закричала Валентина сдав-
ленным голосом. - Сюда, сюда, помогите!
   Барруа повернулся на месте, отступил на шаг, зашатался и упал к ногам
Нуартье, схватившись рукой за его колено.
   - Господин! Мой добрый господин! - кричал он.
   В эту минуту, привлеченный криками, на пороге появился Вильфор.
   Моррель выпустил полубесчувственную Вален гину и, бросившись в  глубь
комнаты, скрылся за тяжелой портьерой.
   Побледнев, как полотно, он с ужасом  смотрел  на  умирающего,  словно
вдруг увидел перед собою змею.
   Нуартье терзался нетерпением и тревогой. Его душа рвалась  на  помощь
несчастному старику, который был ему скорее другом, чем слугой. Страшная
борьба жизни и смерти, происходившая перед  паралитиком,  отражалась  на
его лице: жилы на лбу вздулись, последние еще живые  мышцы  вокруг  глаз
мучительно напряглись.
   Барруа, с дергающимся лицом, с налитыми кровью глазами и запрокинутой
головой, лежал на полу, хватаясь за него руками, а его окоченевшие ноги,
казалось, скорее сломались бы, чем согнулись.
   На губах его выступила пена, он задыхался.
   Вильфор, ошеломленный, не мог оторвать глаз от этой картины,  которая
приковала его внимание, как только он переступил порог.
   Морреля он не заметил.
   Минуту он стоял молча, заметно побледнев.
   - Доктор! Доктор! - воскликнул он, наконец, кидаясь к двери. -  Идите
сюда! Скорее!
   - Сударыня! - звала Валентина свою мачеху, цепляясь за перила лестни-
цы. - Идите сюда! Идите скорее! Принесите вашу нюхательную соль!
   - Что случилось? - сдержанно  спросил  металлический  голос  г-жи  де
Вильфор.
   - Идите, идите!
   - Да где же доктор? - кричал Вильфор.
   Госпожа де Вильфор медленно сошла с лестницы; слышно было, как  скри-
пели деревянные ступени. В одной руке она держала платок, которым  выти-
рала лицо, в другой - флакон с нюхательной солью.
   Дойдя до двери, она прежде всего взглянула на Нуартье, который,  если
не считать вполне естественного при данных обстоятельствах волнения, ка-
зался совершенно здоровым; затем взгляд ее упал на умирающего.
   Она побледнела, и ее взгляд, если так можно выразиться,  отпрянул  от
слуги и вновь устремился на господина.
   - Ради бога, сударыня, где же доктор? - повторил Вильфор. - Он прошел
к вам. Вы же видите, это апоплексический удар, его  можно  спасти,  если
пустить ему кровь.
   - Не съел ли он чего-нибудь? - спросила г-жа де Вильфор, уклоняясь от
ответа.
   - Он не завтракал, - сказала Валентина, - но дедушка посылал  его  со
спешным поручением. Он очень устал и, вернувшись,  выпил  только  стакан
лимонада.
   - Почему же не вина? - сказала г-жа де Вильфор. - Лимонад очень  вре-
ден.
   - Лимонад был здесь, в дедушкином графине.  Бедному  Барруа  хотелось
пить, и он выпил то, что было под рукой.
   Госпожа де Вильфор  вздрогнула.  Нуартье  окинул  ее  своим  глубоким
взглядом.
   - У него такая короткая шея! - сказала она.
   - Сударыня, - сказал Вильфор, - я спрашиваю вас, где д'Авриньи? Отве-
чайте, ради бога!
   - Он у Эдуарда; мальчик нездоров, - сказала г-жа де Вильфор, не  смея
дольше уклоняться от ответа.
   Вильфор бросился на лестницу, чтобы привести доктора.
   - Возьмите, - сказала г-жа де Вильфор, передавая Валентине флакон,  -
ему, вероятно, пустят кровь. Я пойду к себе, я не выношу вида крови.
   И она ушла вслед за мужем.
   Моррель вышел из своего темного угла, среди общей тревоги  его  никто
не заметил.
   - Уходите скорей, Максимилиан, - сказала ему Валентина, - и не прихо-
дите, пока я вас не позову. Идите.
   Моррель жестом посоветовался с Нуартье. Нуартье, сохранивший все свое
хладнокровие, сделал ему утвердительный знак.
   Он прижал к сердцу руку Валентины и вышел боковым коридором.
   В это время в противоположную дверь входили Вильфор и доктор.
   Барруа понемногу приходил в себя; припадок миновал, он начал  стонать
и приподнялся на одно колено.
   Д'Авриньи и Вильфор перенесли Барруа на кушетку.
   - Что нужно, доктор? - спросил Вильфор.
   - Пусть принесут воды и эфиру. У вас в доме найдется эфир?
   - Да.
   - Пусть сбегают за скипидарным маслом и рвотным.
   - Бегите скорей! - приказал Вильфор.
   - А теперь пусть все выйдут.
   - И я тоже? - робко спросила Валентина.
   - Да, мадемуазель, прежде всего вы, - резко сказал доктор.
   Валентина удивленно взглянула на д'Авриньи, поцеловала деда в  лоб  и
вышла.
   Доктор с мрачным видом закрыл за ней дверь.
   - Смотрите, смотрите, доктор, он приходит в себя; это был просто при-
падок.
   Д'Авриньи мрачно улыбнулся.
   Как вы себя чувствуете, Барруа? - спросил он.
   - Немного лучше, сударь.
   - Вы можете выпить стакан воды с эфиром?
   - Попробую, только не трогайте меня.
   - Почему?
   - Мне кажется, если вы дотронетесь до меня хотя бы пальцем,  со  мной
опять будет припадок.
   - Выпейте.
   Барруа взял стакан, поднес его к своим посиневшим губам и отпил около
половины.
   - Где у вас болит? - спросил доктор.
   - Всюду; меня сводит судорога.
   - Голова кружится?
   - Да.
   - В ушах звенит?
   - Ужасно.
   - Когда это началось?
   - Только что.
   - Сразу?
   - Как громом ударило.
   - Вчера вы ничего не чувствовали? Позавчера ничего?
   - Ничего.
   - Ни сонливости? Ни тяжести в желудке?
   - Нет.
   - Что вы ели сегодня?
   - Я ничего еще не ел; я только выпил стакан лимонада из графина  гос-
подина Нуартье.
   И Барруа кивнул головой в сторону  старика,  который,  неподвижный  в
своем кресле, следил за этой сценой, не упуская ни одного  движения,  ни
одного слова.
   - Где этот лимонад? - живо спросил доктор.
   - В графине, внизу.
   - Где внизу?
   - На кухне.
   - Хотите, я принесу, доктор? - спросил Вильфор.
   - Нет, оставайтесь здесь и постарайтесь,  чтобы  больной  выпил  весь
стакан.
   - А лимонад?..
   - Я пойду сам.
   Д'Авриньи бросился к двери, отворил ее, побежал по черной лестнице  и
едва не сбил с ног г-жу де Вильфор, которая также спускалась на кухню.
   Она вскрикнула.
   Д'Авриньи даже не заметил этого; поглощенный одной мыслью, он  переп-
рыгнул через последние ступеньки, вбежал в кухню и увидал на три четвер-
ти пустой графин, стоящий на подносе.
   Он ринулся на него, как орел на добычу.
   С трудом дыша, он поднялся в первый этаж и  вернулся  в  комнату  Ну-
артье.
   Госпожа де Вильфор в это время медленно поднималась к себе.
   - Это тот самый графин? - спросил д'Авриньи.
   - Да, господин доктор.
   - Это тот самый лимонад, который вы пили?
   - Наверно.
   - Какой у него был вкус?
   - Горький.
   Доктор налил несколько капель на ладонь, втянул их губами и, подержав
во рту, словно пробуя вино, выплюнул жидкость в камин.
   - Это он и есть, - сказал он. - Вы его тоже пили, господин Нуартье?
   - Да, - показал старик.
   - И вы тоже нашли, что у него горький вкус?
   - Да.
   - Господин доктор, - крикнул Барруа, - мне опять худо! Боже  милости-
вый, сжалься надо мной!
   Доктор бросился к больному.
   - Где же рвотное, Вильфор?
   Вильфор выбежал из комнаты и крикнул:
   - Где рвотное? Принесли?
   Никто не ответил. Весь дом был охвачен ужасом.
   - Если бы я мог ввести ему воздух в легкие, - сказал д'Авриньи,  ози-
раясь по сторонам, - может быть, это предотвратило  бы  удушье.  Неужели
ничего нет? Ничего!
   - Доктор, - кричал Барруа, - не дайте мне умереть! Я умираю, господи,
умираю!
   - Перо! Нет ли пера? - спросил доктор.
   Вдруг он заметил на столе перо.
   Он попытался ввести его в рот больного, который корчился в судорогах;
но челюсти его были так плотно сжаты, что не пропускали пера.
   У Барруа начался еще более сильный припадок, чем первый. Он  скатился
с кушетки на пол и лежал неподвижно.
   Доктор оставил его во власти припадка, которого он ничем не  мог  об-
легчить, и подошел к Нуартье.
   - Как вы себя чувствуете? - быстро спросил он шепотом. - Хорошо?
   - Да.
   - Тяжести в желудке нет?
   - Нет.
   - Как после той пилюли, которую я вам велел принимать каждое  воскре-
сенье?
   - Да.
   - Кто вам приготовил этот лимонад? Барруа?
   - Да.
   - Это вы предложили ему выпить лимонаду?
   - Нет.
   - Господин де Вильфор?
   - Нет.
   - Госпожа де Вильфор?
   - Нет.
   - В таком случае, Валентина?
   - Да.
   Тяжкий вздох Барруа, зевота, от которой заскрипели его челюсти, прив-
лекли внимание д'Авриньи; он поспешил к больному.
   - Барруа, - сказал доктор, - в состоянии ли вы говорить?
   Барруа пробормотал несколько невнятных слов.
   - Сделайте над собой усилие, друг мой.
   Барруа открыл налитые кровью глаза.
   - Кто готовил этот лимонад?
   - Я сам.
   - Вы его подали вашему хозяину сразу после того, как приготовили его?
   - Нет.
   - А где он оставался?
   - В буфетной; меня отозвали.
   - Кто его принес сюда?
   - Мадемуазель Валентина.
   Д'Авриньи провел рукой по лбу.
   - Господи! - прошептал он.
   - Доктор, доктор! - крикнул Барруа, чувствуя,  что  начинается  новый
припадок.