аз видели в Опере с  молодой  и
очень красивой женщиной.
   - Это невольница, которую я купил в Константинополе, дочь князя,  ко-
торая стала моей дочерью, потому что на всем свете у меня нет ни  одного
близкого человека.
   - Значит, вы живете одиноко?
   - Одиноко.
   - У вас нет сестры... сына... отца?
   - Никого.
   - Как вы можете так жить, не имея ничего, что привязывает к жизни?
   - Это произошло не по моей вине, сударыня. Когда я жил на  Мальте,  я
любил одну девушку и должен был на ней жениться, но налетела война и ум-
чала меня от нее, как вихрь. Я думал, что  она  достаточно  любит  меня,
чтобы ждать, чтобы остаться верной даже моей могиле. Когда  я  вернулся,
она была уже замужем. Это обычная история каждого мужчины старше двадца-
ти лет. Быть может, у меня было более чувствительное сердце, чем у  дру-
гих, и я страдал больше, чем страдал бы другой на моем месте, вот и все.
   Графиня приостановилась, словно ей не хватило дыхания.
   - Да, - сказала она, - и эта любовь осталась лежать камнем  на  вашем
сердце... Любишь по-настоящему только раз в жизни... И  вы  не  виделись
больше с этой женщиной?
   - Никогда.
   - Никогда!
   - Я больше не возвращался туда, где она жила.
   - На Мальту?
   - Да, на Мальту.
   - Она и теперь на Мальте?
   - Вероятно.
   - И вы простили ей ваши страдания?
   - Ей - да.
   - Но только ей; вы все еще ненавидите тех, кто вас с ней разлучил?
   - Нисколько. За что мне их ненавидеть?
   Графиня остановилась перед Монте-Кристо; в руке она все  еще  держала
обрывок ароматной грозди.
   - Возьмите, - сказала она.
   - Я никогда не ем муската, сударыня, - ответил Монте-Кристо, как буд-
то между ними не было никакого разговора на эту тему.
   Графиня жестом, полным отчаяния, отбросила кисть винограда в  ближай-
шие кусты.
   - Непреклонный! - прошептала она.
   Монте-Кристо остался столь же невозмутим, как если бы этот упрек  от-
носился не к нему.
   В эту минуту к ним подбежал Альбер.
   - Матушка, - сказал он, - большое несчастье!
   - Что такое? Что случилось? - спросила графиня, выпрямляясь  во  весь
рост, словно возвращаясь от сна к действительности. - Несчастье, ты  го-
воришь? В самом деле, теперь должны начаться несчастья!
   - Приехал господин де Вильфор.
   - И что же?
   - Он приехал за женой и дочерью.
   - Почему?
   - В Париж прибыла маркиза де Сен-Меран и привезла известие, что  мар-
киз де Сен-Меран умер на пути из Марселя, на первой  остановке.  Госпожа
де Вильфор была так весела, что долго не могла  понять  и  поверить;  но
мадемуазель Валентина при первых же словах, несмотря на всю осторожность
ее отца, все угадала; этот удар поразил ее, как громом, и  она  упала  в
обморок.
   - А кем маркиз  де  Сен-Меран  приходится  мадемуазель  Валентине  де
Вильфор? - спросил граф.
   - Это ее дед по матери. Он ехал сюда, чтобы ускорить брак своей внуч-
ки с Францем.
   - Ах, вот как!
   - Теперь Францу придется подождать. Жаль, что маркиз де Сен-Меран  не
приходится также дедом мадемуазель Данглар!
   - Альбер, Альбер! Ну, что ты говоришь? -  с  нежным  упреком  сказала
г-жа де Морсер. - Он вас так уважает, граф, скажите ему, что так не сле-
дует говорить!
   Она отошла на несколько шагов.
   Монте-Кристо взглянул на нее так странно, с такой задумчивой  и  вос-
торженной нежностью, что она вернулась назад.
   Она взяла его руку, сжала в то же время руку сына и соединила их.
   - Мы ведь друзья, правда? - сказала она.
   - Я не смею притязать на вашу дружбу, сударыня, - сказал граф,  -  но
во всяком случае я ваш почтительнейший слуга.
   Графиня удалилась с невыразимой тяжестью на сердце; она не  отошла  и
десяти шагов, как граф увидел, что она поднесла к глазам платок.
   - У вас с матушкой вышла размолвка? - удивленно спросил Альбер.
   - Напротив, - ответил граф, - ведь она сейчас при вас сказала, что мы
друзья.
   И они вернулись в гостиную, которую только что покинула  Валентина  и
супруги де Вильфор.
   Моррель, понятно, вышел вслед за ними.
 
 
   XV. МАРКИЗА ДЕ СЕН-МЕРАН
 
   Действительно, в доме Вильфора  незадолго  перед  тем  произошла  пе-
чальная сцена.
   После отъезда обеих дам на бал, куда, несмотря на все старания и уго-
воры, г-же де Вильфор так и не удалось увезти мужа,  королевский  проку-
рор, по обыкновению, заперся у себя в кабинете, окруженный  кипами  дел;
количество их привело бы в ужас всякого другого, но в обычное  время  их
едва хватало на то, чтобы утолить его жажду деятельности.
   Но на этот раз дела были только предлогом, Вильфор заперся не для то-
го, чтобы работать, а для того, чтобы поразмыслить на  свободе;  удалив-
шись в свой кабинет и приказав не беспокоить его, если ничего важного не
случится, он погрузился в кресло и снова начал перебирать в памяти  все,
что за последнюю неделю переполняло чашу его мрачной  печали  и  горьких
воспоминаний.
   И вот, вместо того чтобы приняться за наваленные перед ним  дела,  он
открыл ящик письменного стола, нажал секретную пружину и вытащил  связку
своих личных записей; в этих драгоценных рукописях  в  строгом  порядке,
ему одному известным шифром были записаны имена всех, кто на  политичес-
ком его поприще, в денежных делах, в судебных процессах или в тайных лю-
бовных интригах стал ему врагом.
   Теперь, когда ему было страшно, число их казалось несметным; а  между
тем все эти имена, даже самые могущественные и грозные, не раз  вызывали
на его лице улыбку, подобную улыбке  путника,  который,  взобравшись  на
вершину горы, видит у себя под ногами остроконечные скалы,  непроходимые
пути и края пропастей, - все, что он преодолел  в  своем  долгом,  мучи-
тельном восхождении.
   Он старательно возобновил эти имена в своей памяти, внимательно пере-
читал, изучил, проверил их по своим записям и, наконец, покачал головой.
   - Нет, - прошептал он, - ни один из них не ждал он так долго и терпе-
ливо, чтобы теперь уничтожить меня этой тайной. Иногда, как говорит Гам-
лет, из-под земли поднимается гул того, что было в ней глубоко  погребе-
но, и, словно фосфорический свет, блуждает по воздуху; но эти огни мимо-
летны и только сбивают с пути. Вероятно, корсиканец рассказал эту  исто-
рию какому-нибудь священнику, а тот в свою очередь говорил о ней. Госпо-
дин МонтеКристо услышал ее и чтобы проверить...
   - Но на что ему проверять? - продолжал Вильфор, после минутного  раз-
думья. - Зачем нужно господину  МонтеКристо,  господину  Дзакконе,  сыну
мальтийского арматора, владельцу серебряных рудников в Фессалии, впервые
приехавшему во Францию, проверять такой темный, таинственный и бесполез-
ный факт? Из всего, что рассказали мне этот аббат  Бузони  и  этот  лорд
Уилмор, друг и недруг, для меня ясно, очевидно и несомненно одно:  ни  в
какое время, ни в каком случае, ни при каких обстоятельствах у  меня  не
могло быть с ним ничего общего.
   Но Вильфор повторял себе все это, сам не веря своим словам.  Страшнее
всего для него было не самое разоблачение, потому что он мог отрицать, а
то и ответить; его мало беспокоило это "Мене, Текел, Фарес" [54], крова-
выми буквами внезапно возникшее на стене; но он мучительно хотел узнать,
кому принадлежит рука, начертавшая эти слова.
   В ту минуту, когда он пытался себя успокоить и когда, вместо того по-
литического будущего, которое ему порой рисовалось в  честолюбивых  меч-
тах, он, чтобы не разбудить этого так долго спавшего врага, подумывал  о
будущем, ограниченном семейными радостями, во дворе раздался стук колес.
Затем на лестнице послышались медленные старческие шаги, потом рыдания и
горестные возгласы, которые так удаются прислуге, когда она хочет  пока-
зать сочувствие своим господам.
   Он поспешно отпер дверь кабинета, и почти сейчас же к нему, без  док-
лада, вошла старая дама с шалью и шляпой в руке. Ее седые волосы  обрам-
ляли лоб, матовый, как пожелтевшая слоновая кость, а глаза, которые вре-
мя окружило глубокими морщинами, опухли от слез.
   - О, какое несчастье, - произнесла она, - какое несчастье! Я не пере-
живу! Нет, конечно, я этого не переживу!
   И, упав в кресло у самой двери, она разразилась рыданиями.
   Слуги столпились на пороге и, не смея двинуться  дальше,  поглядывали
на старого камердинера Нуартье, который, услышав из комнаты своего хозя-
ина весь этот шум, тоже прибежал вниз и стоял позади остальных.
   Вильфор, узнав свою тещу, вскочил и бросился к ней.
   - Боже мой, сударыня, что случилось? - спросил он. - Почему вы в  та-
ком отчаянии? А маркиз де СенМеран разве не с вами?
   - Маркиз де Сен-Меран умер, - сказала старая маркиза без предисловий,
без всякого выражения, словно в каком-то столбняке.
   Вильфор отступил на шаг и всплеснул руками.
   - Умер!.. - пролепетал он. - Умер так... внезапно?
   - Неделю тому назад мы после обеда собрались в дорогу,  -  продолжала
г-жа де Сен-Меран. - Маркиз уже несколько дней  прихварывал;  но  мысль,
что мы скоро увидим нашу дорогую Валентину, придавала ему  мужества,  и,
несмотря на свое недомогание, он решил тронуться в путь.  Не  успели  мы
отъехать и шести лье от Марселя, как он принял, по обыкновению, свои пи-
люли и потом заснул так крепко, что это показалось  мне  неестественным.
Но я не решилась его разбудить. Вдруг я увидела, что лицо его побагрове-
ло и жилы на висках как-то особенно вздулись. Все же я не стала его  бу-
дить; наступила ночь и ничего уже не было видно. Вскоре он глухо,  отча-
янно вскрикнул, словно ему стало больно во сне, и голова его резко отки-
нулась назад. Я крикнула камердинера, велела кучеру остановиться, я ста-
ла будить маркиза, поднесла к его носу флакон с солью, но все было  кон-
чено, он был мертв. Я доехала до Экса, сидя рядом с его телом.
   Вильфор стоял и слушал, пораженный.
   - Вы, конечно, сейчас же позвали доктора?
   - Немедленно. Но я уже сказала вам, - это был конец.
   - Разумеется, но доктор по крайней мере определил, от  какой  болезни
скончался бедный маркиз?
   - О господи, конечно, он мне сказал, очевидно, это был  апоплексичес-
кий удар.
   - Что же вы сделали?
   - Господин де Сен-Меран всегда говорил, что если он умрет не в  Пари-
же, его тело должно быть перевезено в семейный склеп. Я велела его поло-
жить в свинцовый гроб и лишь на несколько дней опередила его.
   - Бедная матушка! - сказал Вильфор. - Такие хлопоты после такого пот-
рясения, и в вашем возрасте!
   - Бог дал мне силы вынести все; впрочем, мой муж сделал бы  для  меня
то же, что я сделала для него. Но с тех пор как я его там оставила,  мне
все кажется, что я лишилась рассудка. Я больше не могу  плакать  Правда,
люди говорят, что в мои годы уже не бывает слез, но, мне  кажется,  пока
страдаешь, до тех пор должны быть и слезы. А где Валентина? Ведь мы сюда
ехали ради нее. Я хочу видеть Валентину.
   Вильфор понимал, как жестоко было бы сказать, что Валентина на  балу,
он просто ответил, что ее нет дома, что она вышла вместе с мачехой и что
ей сейчас дадут знать.
   - Сию же минуту, сию же минуту, умоляю вас, - сказала старая маркиза.
   Вильфор взял ее под руку и отвел в ее комнату.
   - Отдохните, матушка, - сказал он.
   Маркиза взглянула на этого человека, напоминавшего ей горячо  оплаки-
ваемую дочь, ожившую для нее в Валентине, потрясенная словом  "матушка",
разразилась слезами, упала на колени перед креслом и  прижалась  к  нему
седой головой.
   Вильфор поручил ее заботам женщин, а старик Барруа поднялся к  своему
хозяину, взволнованный до глубины души; больше  всего  пугает  стариков,
когда смерть на минуту отходит от них, чтобы поразить  другого  старика.
Затем, пока г-жа де Сен-Меран, все так же на коленях,  горячо  молилась,
Вильфор послал за наемной каретой и сам поехал за женой и дочерью к г-же
де Морсер, чтобы отвезти их домой.
   Он был так бледен, когда появился в дверях  гостиной,  что  Валентина
бросилась к нему с криком:
   - Что случилось, отец? Несчастье?
   - Приехала ваша бабушка, Валентина, - сказал Вильфор.
   - А дедушка? - спросила она, вся дрожа.
   Вильфор вместо ответа взял дочь под руку.
   Это было как раз вовремя: Валентине сделалось дурно,  и  она  зашата-
лась; г-жа де Вильфор подхватила ее и помогла  мужу  усадить  в  карету,
повторяя:
   - Как это странно! Кто бы мог подумать! Право, это очень странно!
   И огорченное семейство быстро удалилось, набросив  свою  печаль,  как
траурный покров, на весь остаток вечера.
   Внизу лестницы Валентина встретила поджидавшего ее Барруа.
   - Господин Нуартье желает вас видеть сегодня, - тихо сказал он ей.
   - Скажите ему, что я зайду к нему, как только повидаюсь с бабушкой, -
сказала Валентина.
   Своим чутким сердцем она поняла, что г-жа де СенМеран всех более нуж-
далась в ней в этот час.
   Валентина нашла свою бабушку в постели. Безмолвные ласки, скорбь, пе-
реполняющая сердце, прерывистые вздохи, жгучие слезы - вот  единственные
подробности этого свидания; при нем присутствовала, под  руку  со  своим
мужем, г-жа де Вильфор, полная почтительного сочувствия, по крайней мере
наружного, к бедной вдове.
   Спустя некоторое время она наклонилась к уху мужа.
   - Если позволите, - сказала она, - мне лучше  уйти,  потому  что  мой
вид, кажется, еще больше огорчает вашу тещу.
   Госпожа де Сен-Меран услышала ее слова.
   - Да, да, - шепнула она Валентине, - пусть он уходит; но ты останься,
останься непременно.
   Госпожа де Вильфор удалилась, и Валентина  осталась  одна  у  постели
своей бабушки, так как королевский прокурор, удрученный  этой  нежданной
смертью, вышел вместе с женой.
   Между тем Барруа вернулся наверх к господину Нуартье; тот слышал под-
нявшийся в доме шум и, как мы уже сказали, послал старого слугу  узнать,
в чем дело.
   По его возвращении взгляд старика, такой живой, а главное  такой  ра-
зумный, вопросительно остановился на посланном.
   - Случилось большое несчастье, сударь, - сказал Барруа, - госпожа  де
Сен-Меран приехала одна, и муж ее скончался.
   Сен-Меран и Нуартье никогда не были особенно дружны; но известно, ка-
кое впечатление производит на всякого старика весть о смерти сверстника.
Нуартье замер, как человек, удрученный горем или погруженный в свои мыс-
ли; затем он закрыл один глаз.
   - Мадемуазель Валентину? - спросил Барруа.
   Нуартье сделал знак, что да.
   - Она на балу, вы ведь знаете, она еще приходила к вам  проститься  в
бальном платье.
   Нуартье снова закрыл левый глаз.
   - Вы хотите ее видеть?
   Нуартье подтвердил это.
   - За ней, наверно, сейчас поедут к госпоже де Морсер;  я  подожду  ее
возвращения и попрошу ее пройти к вам. Так?
   - Да, - ответил паралитик.
   Барруа подстерег Валентину и, как мы уже видели, лишь только она вер-
нулась, сообщил ей о желании деда.
   Поэтому Валентина поднялась к Нуартье, как только вышла  от  г-жи  де
Сен-Меран, которая, как ни была взволнована, в конце  концов,  сраженная
усталостью, уснула беспокойным сном.
   К ее изголовью придвинули столик, на который поставили графин с оран-
жадом - ее обычное питье - и стакан.
   Затем, как мы уже сказали, Валентина оставила спящую маркизу и подня-
лась к Нуартье.
   Валентина поцеловала деда, и он посмотрел на нее так  нежно,  что  из
глаз у нее снова брызнули слезы, которые она считала уже иссякшими.
   Старик настойчиво смотрел на нее.
   - Да, да, - сказала Валентина, - ты хочешь сказать, что  у  меня  еще
остался добрый дедушка, правда?
   Старик показал, что он именно это и хотел выразить своим взглядом.
   - Да, это большое счастье, - продолжала Валентина. - Что бы  со  мной
было иначе, господи!
   Был уже час ночи; Барруа, которому хотелось спать, заметил, что после
такого горестного вечера всем необходим покой. Старик  не  захотел  ска-
зать, что его покой состоит в том, чтобы видеть свое дитя. Он  простился
с Валентиной, которая действительно от утомления и горя  еле  стояла  на
ногах.
   На следующий день, придя к бабушке, Валентина застала ее  в  постели;
лихорадка не утихала; напротив, глаза старой маркизы горели мрачным  ог-
нем, и она была, видимо, охвачена сильным нервным возбуждением.
   - Что с вами, бабушка, вам хуже? - воскликнула Валентина, заметив  ее
состояние.
   - Нет, дитя мое, нет, - сказала г-жа де Сен-Меран, - но я очень ждала
тебя. Я хочу послать за твоим отцом.
   - За отцом? - спросила обеспокоенная Валентина.
   - Да, мне надо с ним поговорить.
   Валентина не посмела противоречить желанию бабушки, да  и  не  знала,
чем оно вызвано; через минуту в комнату вошел Вильфор.
   - Сударь, - начала, без всяких околичностей, г-жа де Сен-Меран, слов-
но опасаясь, что у нее не хватит времени, - вы мне писали, что  намерены
выдать нашу девочку замуж?
   - Да, сударыня, - отвечал Вильфор, - это даже уже не  намерение,  это
дело решенное.
   - Вашего будущего зятя зовут Франц д'Эпине?
   - Да, сударыня.
   - Его отец был генерал д'Эпине,  наш  единомышленник?  Его,  кажется,
убили за несколько дней до того, как узурпатор вернулся с Эльбы?
   - Совершенно верно.
   - Его не смущает женитьба на внучке якобинца?
   - Наши политические разногласия, к счастью,  прекратились,  -  сказал
Вильфор, - Франц д'Эпине был почти младенец, когда  умер  его  отец;  он
очень мало знает господина Нуартье и встретится с ним если  и  без  удо-
вольствия, то, во всяком случае, равнодушно.
   - Это приличная партия?
   - Во всех отношениях.
   - И этот молодой человек...
   - Пользуется всеобщим уважением.
   - Он хорошо воспитан?
   - Это один из самых достойных людей, которых я знаю.
   В продолжение всего этого разговора Валентина не проронила ни слова.
   - В таком случае, сударь, - после краткого размышления  сказала  г-жа
де Сен-Меран, - вам надо поторопиться, потому что мне  недолго  осталось
жить.
   - Вам, сударыня! Вам, бабушка! - воскликнули в один голос  Вильфор  и
Валентина.
   - Я знаю, что говорю, - продолжала маркиза, -  вы  должны  поспешить,
чтобы хоть бабушка могла благословить ее брак, раз у нее нет  матери.  Я
одна у нее осталась со стороны моей бедной Рене, которую  вы  так  скоро
забыли, сударь.
   - Вы забываете, сударыня, - сказал Вильфор, - что этой бедной девочке
была нужна мать.
   - Мачеха никогда не заменит матери, сударь! Но это к делу не относит-
ся, мы говорим о Валентине; оставим мертвых в покое.
   Маркиза говорила все это с такой быстротой и таким  голосом,  что  ее
речь становилась похожа на бред.
   - Ваше желание будет исполнено, сударыня, - сказал Вильфор, - тем бо-
лее что оно вполне совпадает с  моим,  и  как  только  приедет  господин
д'Эпине...
   - Но, бабушка, - сказала Валентина, - так не принято, ведь у нас тра-
ур... И неужели вы хотите, чтобы  я  вышла  замуж  при  таких  печальных
предзнаменованиях?
   - Дитя мое, - быстро прервала старуха, - не говори об этом,  эти  ба-
нальности только мешают слабым душам 9прочно строить свое будущее.  Меня
тоже выдали замуж, когда моя мать лежала при смерти, и  я  не  стала  от
этого несчастной.
   - Опять вы говорите о смерти, сударыня! - заметил Вильфор.
   - Опять? Все время!.. Говорю вам,  что  я  скоро  умру,  слышите!  Но
раньше я хочу видеть моего зятя; я хочу потребовать от  него,  чтобы  он
сделал мою внучку счастливой; я хочу прочитать в его глазах, исполнит ли
он мое требование; словом, я хочу его знать, да, продолжала  старуха,  и
лицо ее стало страшным, - я приду к нему из глубины могилы, если он  бу-
дет не тем, чем должен быть, не тем, чем ему надо быть.
   - Сударыня, - возразил Вильфор, - вы должны гнать от себя эти  мысли,
это почти безумие. Мертвые спят в своих могилах и не встают никогда.
   - Да, да, бабушка, успокойтесь! - сказала Валентина.
   - А я говорю вам, сударь, что все это не так,  как  вы  думаете.  Эту
ночь я провела ужасно. Я сама себя видела спящему как будто душа моя уже
отлетела от меня; я старалась открыть глаза, но они сами закрывались;  и
вот - я знаю, вам это покажется невозможным, особенно вам, суд