и,  хозяину  гостиницы  "Лондон"  на
Пьяцца ди Спанья, чтобы он оставил для них хороший помер.
   Маэстро Пастрипи  ответил,  что  может  предоставить  им  только  две
спальни и приемную al secondo piano [17], каковые и предлагает  за  уме-
ренную мзду, по луидору в день. Молодые люди выразили согласие;  Альбер,
чтобы не терять времени, оставшегося до карнавала, отправился в Неаполь,
а Франц остался во Флоренции.
   Насладившись жизнью города прославленных Медичи, нагулявшись  в  раю,
который зовут Кашина, узнав гостеприимство могущественных вельмож, хозя-
ев Флоренции, он, уже зная Корсику, колыбель Бонапарта, задумал посетить
перепутье Наполеона - остров Эльба.
   И вот однажды вечером он велел отвязать парусную лодку  от  железного
кольца, приковывавшего ее к ливорнской пристани, лег на дно, закутавшись
в плащ, и сказал матросам только три слова: "На  остров  Эльба".  Лодка,
словно морская птица, вылетающая из гнезда вынеслась в открытое  море  и
на другой день высадила Франца в Порто-Феррайо.
   Франц пересек остров императора, идя по  следам,  запечатленным  пос-
тупью гиганта, и в Марчане снова пустился в море.
   Два часа спустя он опять сошел на берег на острове Пиапоза, где,  как
ему обещали, его ждали тучи красных куропаток. Охота  оказалась  неудач-
ной. Франц с трудом настрелял несколько тощих птиц и, как  всякий  охот-
ник, даром потративший время и силы, сел в лодку в довольно дурном  рас-
положении духа.
   - Если бы ваша милость пожелала, - сказал хозяин лодки, - то можно бы
неплохо поохотиться.
   - Где же это?
   - Видите этот остров? - продолжал хозяин, указывая на юг, на коничес-
кую громаду, встающую из темно-синего моря.
   - Что это за остров? - спросил Франц.
   - Остров Монте-Кристо, - отвечал хозяин.
   - Но у меня пет разрешения охотиться на этом острове.
   - Разрешения не требуется, остров необитаем.
   - Вот так штука! - сказал Франц. - Необитаемый остров  в  Средиземном
море! Это любопытно.
   - Ничего удивительного, ваша милость. Весь остров сплошной камень,  и
клочка плодородной земли не сыщешь.
   - А кому он принадлежит?
   - Тоскане.
   - Какая же там дичь?
   - Пропасть диких коз.
   - Которые питаются тем, что лижут камни, - сказал Франц с  недоверчи-
вой улыбкой.
   - Нет, они обгладывают вереск, миртовые и мастиковые деревца,  расту-
щие в расщелинах.
   - А где же я буду спать?
   - В пещерах на острове, или в лодке, закутавшись в плащ. Впрочем, ес-
ли ваша милость пожелает, мы можем отчалить сразу после охоты; как изво-
лите знать, мы ходим под парусом и ночью и днем, а в случае  чего  можем
идти и на веслах.
   Так как у Франца было еще достаточно времени до  назначенной  встречи
со своим приятелем, а пристанище в Риме  было  приготовлено,  он  принял
предложение и решил вознаградить себя за неудачную охоту.
   Когда он выразил согласие, матросы начали шептаться между собой.
   - О чем это вы? - спросил он. - Есть препятствия?
   - Никаких, - отвечал хозяин, - но мы  должны  предупредить  вашу  ми-
лость, что остров под надзором.
   - Что это значит?
   - А то, что Монте-Кристо необитаем и там случается укрываться контра-
бандистам и пиратам с Корсики, Сардинии и из Африки, и если узнают,  что
мы там побывали, нас в Ливорно шесть дней выдержат в карантине.
   - Черт возьми! Это меняет дело. Шесть дней!  Ровно  столько,  сколько
понадобилось господу богу, чтобы сотворить мир.  Это  многовато,  друзья
мои.
   - Да кто же скажет, что ваша милость была на МонтеКристо?
   - Уж во всяком случае не я, - воскликнул Франц.
   - И не мы, - сказали матросы.
   - Ну, так едем на Монте-Кристо!
   Хозяин отдал команду. Взяв  курс  на  Монте-Кристо,  лодка  понеслась
стремглав.
   Франц подождал, пока сделали поворот, и, когда уже  пошли  по  новому
направлению, когда ветер надул парус и все четыре  матроса  заняли  свои
места - трое на баке и один на руле, - он возобновил разговор.
   - Любезный Гаэтано, - обратился он к хозяину барки, -  вы  как  будто
сказали мне, что остров Монте-Кристо служит убежищем для пиратов, а  это
дичь совсем другого сорта, чем дикие козы.
   - Да, ваша милость, так оно и есть.
   - Я знал, что существуют контрабандисты, но  думал,  что  со  времени
взятия Алжира и падения берберийского Регентства пираты бывают только  в
романах Купера и капитана Марриэта.
   - Ваша милость ошибается; с пиратами то же, что с разбойниками, кото-
рых папа Лев XII якобы истребил и которые тем не менее ежедневно  грабят
путешественников у самых застав Рима. Разве вы не слыхали,  что  полгода
тому назад французского поверенного в делах при святейшем престоле огра-
били в пятистах шагах от Веллетри?
   - Я слышал об этом.
   - Если бы ваша милость жили, как мы, в Ливорно, то часто слышали  бы,
что какое-нибудь судно с товарами или нарядная английская яхта,  которую
ждали в Бастии, в Порто-Феррайо или в Чивита-Веккии, пропала без вести и
что она, по всей вероятности, разбилась об утес. А утесто -  просто  ни-
зенькая, узкая барка, с шестью или восемью людьми, которые  захватили  и
ограбили ее в темную бурную ночь у  какого-нибудь  пустынного  островка,
точьв-точь как разбойники останавливают и грабят почтовую карету у  лес-
ной опушки.
   - Однако, - сказал Франц, кутаясь в свой плащ, -  почему  ограбленные
не жалуются? Почему они не призывают на этих пиратов мщения  французско-
го, или сардинского, или тосканского правительства?
   - Почему? - с улыбкой спросил Гаэтано.
   - Да, почему?
   - А потому что прежде всего с судна или с яхты все добро переносят на
барку; потом экипажу связывают руки и ноги, на шею  каждому  привязывают
двадцатичетырехфунтовое ядро, в киле захваченного судна  пробивают  дыру
величиной с бочонок, возвращаются на палубу, закрывают все люки и  пере-
ходят на барку. Через десять минут судно начинает всхлипывать, стонать и
мало-помалу погружается в воду, сначала одним боком, потом  другим.  Оно
поднимается, потом снова опускается и все глубже и глубже погружается  в
воду. Вдруг раздается как бы пушечный выстрел, -  это  воздух  разбивает
палубу. Судно бьется, как утопающий, слабея с каждым движением. Вскорос-
ти вода, не находящая себе выхода в переборках судна, вырывается из  от-
верстий, словно какой-нибудь гигантский кашалот пускает ил ноздрей водя-
ной фонтан. Наконец, судно испускает предсмертный хрип, еще раз  перево-
рачивается и окончательно погружается в пучину, образуя огромную  ворон-
ку; сперва еще видны круги, потом поверхность выравнивается, и все исче-
зает; минут пять спустя только божие око может найти на дне моря  исчез-
нувшее судно.
   - Теперь вы понимаете, - прибавил хозяин с улыбкой, - почему судно не
возвращается в порт и почему экипаж не подает жалобы.
   Если бы Гаэтано рассказал все это прежде, чем предложить  поохотиться
на Монте-Кристо, Франц, вероятно, еще подумал бы, стоит ли пускаться  на
такую прогулку; но они уже были в пути, и он решил, что идти на попятный
значило бы проявить трусость. Это был один из тех людей, которые сами не
ищут опасности, но если столкнутся с нею, то смотрят ей в глаза с невоз-
мутимым хладнокровием; это был один из тех людей с  твердой  волей,  для
которых опасность но что иное, как противник на дуэли: они предугадывают
его движения, измеряют его силы, медлят ровно  столько,  сколько  нужно,
чтобы отдышаться и вместе с тем не  показаться  трусом,  и,  умея  одним
взглядом оцепить все свои преимущества, убивают с одного удара.
   - Я проехал всю Сицилию и Калабрию, - сказал он, - дважды  плавал  по
архипелагу и ни разу не встречал даже тени разбойника или пирата.
   - Да я не затем рассказал все это вашей милости, - отвечал Гаэтано, -
чтобы вас отговорить, вы изволили спросить меня, и я ответил,  только  и
всего.
   - Верно, милейший Гаэтано, и разговор с вами меня очень занимает; мне
хочется еще послушать вас, а потому едем на Монте-Кристо.
   Между тем они быстро подвигались к цели своего путешествия; ветер был
свежий, и лодка шла со скоростью шести или семи миль в час. По мере того
как она приближалась к острову, он, казалось, вырастал из моря; в сиянии
заката четко вырисовывались, словно ядра в арсенале, нагроможденные друг
на друга камни, а в расщелинах утесов краснел вереск и зеленели деревья.
Матросы, хотя и не выказывали тревоги, явно были настороже и зорко прис-
матривались к зеркальной глади, по которой они скользили, и озирали  го-
ризонт, где мелькали лишь белые паруса рыбачьих лодок, похожие на  чаек,
качающихся на гребнях волн.
   До Монте-Кристо оставалось не больше пятнадцати  миль,  когда  солнце
начало спускаться за Корсику, горы которой высились  справа,  вздымая  к
небу свои мрачные зубцы; эта каменная громада, подобная гиганту  Адамас-
тору, угрожающе вырастала перед лодкой, постепенно заслоняя солнце;  ма-
ло-помалу сумерки подымались над морем, гоня перед собой прозрачный свет
угасающего дня; последние лучи, достигнув вершины скалистого конуса, за-
держались на мгновенье и вспыхнули, как огненный плюмаж  вулкана.  Нако-
нец, тьма, подымаясь все выше, поглотила вершину, как  прежде  поглотила
подножие, и остров обратился в быстро  чернеющую  серую  глыбу.  Полчаса
спустя наступила непроглядная тьма.
   К счастью, гребцам этот путь был знаком, они вдоль  и  поперек  знали
тосканский архипелага иначе Франц не без тревоги взирал бы  на  глубокий
мрак, обволакивающий лодку. Корсика исчезла;  даже  остров  Монте-Кристо
стал незрим, но матросы видели в темноте, как рыси, и кормчий,  сидевший
у руля, вел лодку уверенно и твердо.
   Прошло около часа после захода солнца, как вдруг Франц заметил  нале-
во, в расстоянии четверти мили, какую-то темную груду; но  очертания  ее
были так неясны, что он побоялся насмешить матросов,  приняв  облако  за
твердую землю, и предпочел хранить молчание. Вдруг на  берегу  показался
яркий свет; земля могла походить на облако, но огонь несомненно  не  был
метеором.
   - Что это за огонь? - спросил Франц.
   - Тише! - прошептал хозяин лодки. - Это костер.
   - А вы говорили, что остров необитаем!
   - Я говорил, что на нем нет постоянных жителей, но я вам сказал,  что
он служит убежищем для контрабандистов.
   - И для пиратов!
   - И для пиратов, - повторил Гаэтано, - поэтому я и велел проехать ми-
мо: как видите, костер позади пас.
   - По мне кажется, - сказал Франц, - что костер скорее должен  успоко-
ить нас, чем вселить тревогу; если бы люди боялись, что  их  увидят,  то
они не развели бы костер.
   - Это ничего не значит, - сказал Гаэтано. - Вы в  темноте  не  можете
разглядеть положение острова, а то бы вы  заметили,  что  костер  нельзя
увидеть ни с берега, ни с Пианозы, а только с открытого моря.
   - Так, по-вашему, этот костер предвещает нам дурное общество?
   - А вот мы узнаем, - отвечал Гаэтано, не спуская глаз с этого земного
светила.
   - А как вы это узнаете?
   - Сейчас увидите.
   Гаэтано начал шептаться со своими товарищами, и  после  пятиминутного
совещания лодка бесшумно легла на другой галс и снова пошла  в  обратном
направлении; спустя несколько секунд огонь исчез, скрытый какой-то  воз-
вышенностью.
   Тогда кормчий продолжил путь, и маленькое суденышко заметно приблизи-
лось к острову; вскоре оно очутилось от него в  каких-нибудь  пятидесяти
шагах.
   Гаэтано спустил парус, и лодка остановилась.
   Все это было проделано в полном молчании; впрочем, с той минуты,  как
лодка повернула, никто не проронил ни слова.
   Гаэтано, предложивший эту прогулку, взял всю ответственность на себя.
Четверо матросов не сводили с него глаз, держа наготове весла,  чтобы  в
случае чего приналечь и скрыться, воспользовавшись темнотой.
   Что касается Франца, то он с известным нам уже хладнокровием осматри-
вал свое оружие; у него было два двуствольных ружья и карабин; он  заря-
дил их, проверил курки и стаи ждать.
   Тем временем Гаэтано скинул бушлат и рубашку, стянул потуже шаровары,
а так как он был босиком, то разуваться ему не пришлось. В таком наряде,
или, вернее, без оного, он бросился в воду, предварительно приложив  па-
лец к губам, и поплыл к берегу так осторожно, что не было слышно ни  ма-
лейшего всплеска. Только по светящейся полосе, остававшейся  за  ним  на
воде, можно было следить за ним. Скоро и полоса исчезла. Очевидно,  Гаэ-
тано доплыл до берега.
   Целых полчаса никто на лодке не шевелился; потом от  берега  протяну-
лась та же светящаяся полоса и стала приближаться. Через  минуту,  плывя
саженками, Гаэтано достиг лодки.
   - Ну что? - спросили в один голос Франц и матросы.
   - А то, что это испанские контрабандисты; с ними только  двое  корси-
канских разбойников.
   - А как эти корсиканские разбойники очутились с ж панскими контрабан-
дистами?
   - Эх, ваша милость, - сказал Гаэтано тоном истинно христианского  ми-
лосердия, - надо же помогать друг другу! Разбойникам иногда плохо прихо-
дится на суше от жандармов и карабинеров; ну, они и  находят  на  берегу
лодку, а в лодке - добрых людей вроде нас. Они  просят  приюта  в  наших
плавучих домах. Можно ли отказать в помощи бедняге, которого преследуют?
Мы его принимаем и для пущей верности выходим в море. Это нам ничего  не
стоит, а ближнему сохраняет жизнь, или во всяком  случае  свободу;  ког-
да-нибудь он отплатит нам за услугу, укажет укромное местечко, где можно
выгрузить товары в сторонке от любопытных глаз.
   - Вот как, друг Гаэтано! - сказал Франц - Так и вы занимаетесь  конт-
рабандой?
   - Что поделаешь, ваша милость? - сказал Гаэтано с неподдающейся  опи-
санию улыбкой. - Занимаешься всем понемножку; надо же чем-нибудь жить.
   - Так эти люди на Монте-Кристо для вас не чужие?
   - Пожалуй, что так; мы, моряки, что масоны, - узнаем  друг  друга  по
знакам.
   - И вы думаете, что мы можем спокойно сойти на берег?
   - Уверен; контрабандисты не воры.
   - А корсиканские разбойники? - спросил Франц, заранее  предусматривая
все возможные опасности.
   - Не по своей вине они стали разбойниками, - сказал Гаэтано, - в этом
виноваты власти.
   - Почему?
   - А то как же? Их ловят за какое-нибудь мокрое дело, только и  всего;
как будто корсиканец может не мстить.
   - Что вы разумеете под мокрым делом? Убить человека? - спросил Франц.
   - Уничтожить врага, - отвечал хозяин, - это совсем другое дело.
   - Ну, что же, - сказал Франц. - Пойдем просить гостеприимства у конт-
рабандистов и разбойников. А примут они нас?
   - Разумеется.
   - Сколько их?
   - Четверо, ваша милость, и два разбойника; всего шестеро.
   - И нас столько же. Если бы эти господа оказались плохо настроены, то
силы у нас равные, и, значит, мы можем с ними справиться.  Итак,  вопрос
решен, едем на Монте-Кристо.
   - Хорошо, ваша милость, но вы разрешите нам принять еще кое-какие ме-
ры предосторожности?
   - Разумеется, дорогой мой! Будьте мудры, как Нестор, и хитроумны, как
Улисс. Я не только разрешаю вам, я вас об этом очень прошу.
   - Хорошо. В таком случае молчание! - сказал Гаэтано.
   Все смолкли.
   Для человека, как Франц, всегда трезво смотрящего па вещи,  положение
представлялось если и не опасным, то во всяком случае довольно рискован-
ным. Он находился в открытом море, в полной тьме, с незнакомыми  моряка-
ми, которые не имели никаких причин быть ему преданными, отлично  знали,
что у него в поясе несколько тысяч франков, и раз десять, если не с  за-
вистью, то с любопытством,  принимались  разглядывать  его  превосходное
оружие. Мало того: в сопровождении этих людей он причаливал  к  острову,
который обладал весьма благочестивым  названием,  но  ввиду  присутствия
контрабандистов и разбойников не обещал ему  иного  гостеприимства,  чем
то, которое ждало Христа на Голгофе; к тому же рассказ о потопленных су-
дах, днем показавшийся ему преувеличенным, теперь, ночью, казался  более
правдоподобным. Находясь, таким образом, в двойной опасности, быть может
и воображаемой, он пристально следил за матросами и не выпускал ружья из
рук.
   Между тем моряки снова поставили паруса и пошли по пути,  уже  дважды
ими проделанному. Франц, успевший несколько привыкнуть к темноте, разли-
чал во мраке гранитную громаду, вдоль которой неслышно шла лодка;  нако-
нец, когда лодка обогнула угол какого-то утеса, он увидел костер, горев-
ший еще ярче, чем раньше, и несколько человек, сидевших вокруг него.
   Отблеск огня стлался шагов на сто по морю. Гаэтано прошел мимо  осве-
щенного пространства, стараясь все же, чтобы лодка не  попала  в  полосу
света; потом, когда она очутилась как раз напротив костра,  он  повернул
ее прямо на огонь и смело вошел в освещенный круг, затянув рыбачью  пес-
ню, припев которой хором подхватили матросы.
   При первом звуке песни люди, сидевшие у  костра,  встали,  подошли  к
причалу и начали всматриваться в лодку, по-видимому стараясь  распознать
ее размеры и угадать ее намерения. Вскоре они, очевидно, удовлетворились
осмотром, и все, за исключением одного, оставшегося на берегу, вернулись
к костру, на котором жарился целый козленок.
   Когда лодка подошла к берегу на расстояние двадцати  шагов,  человек,
стоявший на берегу, вскинул ружье, как часовой при встрече с патрулем, и
крикнул на сардском наречии:
   - Кто идет?
   Франц хладнокровно взвел оба курка.
   Гаэтано обменялся с человеком несколькими словами, из  которых  Франц
ничего не понял, хотя речь, по-видимому, шла о нем.
   - Вашей милости угодно назвать себя или вы желаете скрыть свое имя? -
спросил Гаэтано.
   - Мое имя никому ничего не скажет, - отвечал Франц.  -  Объясните  им
просто, что я француз и путешествую для своего удовольствия.
   Когда Гаэтано передал его ответ, часовой отдал какоето приказание од-
ному из сидевших у костра, и тот немедленно встал и исчез между утесами.
   Все молчали. Каждый, по-видимому, интересовался только  своим  делом;
Франц - высадкой на остров, матросы - парусами, контрабандисты - козлен-
ком; но при этой наружной беспечности все исподтишка наблюдали  друг  за
другом.
   Ушедший вернулся, но со стороны, противоположной той,  в  которую  он
ушел; он кивнул часовому, тот обернулся к лодке и произнес одно слово:
   - S'accomodi.
   Итальянское s'accomodi непереводимо. Оно означает в одно и то же вре-
мя: "Пожалуйте, войдите, милости просим, будьте, как дома, вы здесь  хо-
зяин". Это похоже на турецкую фразу Мольера, которая так сильно удивляла
мещанина во дворянстве множеством содержащихся в ней понятий.
   Матросы не заставили просить себя дважды; в четыре взмаха весел лодка
коснулась берега. Гаэтано соскочил на землю,  обменялся  вполголоса  еще
несколькими словами с часовым; матросы сошли один  за  другим;  наконец,
пришел черед Франца.
   Одно свое ружье он повесил через плечо, другое было у Гаэтано; матрос
нес карабин. Одет он был с изысканностью  щеголя,  смешанной  с  небреж-
ностью художника, что не возбудило в хозяевах никаких подозрений, а ста-
ло быть и опасений.
   Лодку привязали к берегу и  пошли  на  поиски  удобного  бивака;  по,
по-видимому, взятое ими направление не понравилось контрабандисту,  наб-
людавшему за высадкой, потому что он крикнул Гаэтано:
   - Нет, не туда!
   Гаэтано пробормотал извинение и, не споря,  пошел  в  противоположную
сторону; между тем два матроса зажгли факелы от пламени костра.
   Пройдя шагов тридцать, они остановились на площадке, вокруг которой в
скалах было вырублено нечто вроде  сидений,  напоминающих  будочки,  где
можно было караулить сидя. Кругом на  узких  полосах  плодородной  земли
росли карликовые дубы и густые заросли миртов. Франц  опустил  факел  и,
увидев кучки золы, понял, что не он первый оценил удобство этого места и
что оно, по-видимому, служило обычным пристанищем для кочующих посетите-
лей острова Монте-Кристо.
   Каких-либо необычайных событий он уже не ожидал; как только он ступил
на берег и убедился если не в дружеском, то во всяком случае равнодушном
настроении своих хозяев, его беспокойство рассе