авил нас позабыть об осторожности,  то  ли
нас предали, но однажды, около пяти часов  вечера,  когда  мы  собрались
ужинать, к нам подбежал в тревоге наш маленький юнга и сообщил,  что  он
видел целый отряд таможенных досмотрщиков, направлявшихся в нашу  сторо-
ну. В сущности нас испугал не самый отряд - по берегам Роны, особенно  в
то время, бродили целью роты, - а те предосторожности, которые, по  сло-
вам мальчика, этот отряд принимал, чтобы не быть  замеченным.  Мы  сразу
повскакивали на ноги, но было уже поздно: наша лодка, несомненно  являв-
шаяся предметом розыска, была окружена со всех сторон. Среди  таможенных
досмотрщиков я заметил жандармов, их вид всегда пугал меня, в  то  время
как просто солдат я обычно не страшился, а потому я быстро  спустился  в
трюм и, проскользнув в грузовой люк, бросился в реку. Я плыл под  водой,
только изредка набирая воздух, так что, никем не замеченный,  доплыл  до
недавно вырытого рва, соединявшего Рону с каналом, идущим  из  Бокера  в
Эг-Морт. Как только я добрался до этого места, я почувствовал себя  спа-
сенным, потому что мог плыть незамеченным вдоль рва.  Таким  образом,  я
без всяких злоключений добрался до канала. Я выбрал этот путь не случай-
но: я уже рассказывал вашему сиятельству об одном  нимском  трактирщике,
державшем на дороге из Бельгарда в Бокер небольшую гостиницу.
   - Прекрасно помню, - сказал Монте-Кристо. - Этот  достойный  человек,
если не ошибаюсь, был даже вашим компаньоном.
   - Вот-вот! Но лет за семь до этого он передал свое  заведение  одному
бывшему портному из Марселя, который, разорившись на своем ремесле,  ре-
шил попытать счастья в другом. Разумеется, те связи, которые у нас  были
с первым владельцем, продолжались и со следующим; вот у этого человека я
и надеялся найти пристанище.
   - А как его звали? - спросил граф, который, по-видимому, снова  заин-
тересовался рассказом Бертуччо.
   - Гаспар Кадрусс, он был женат на женщине из села Карконта, и мы  все
только под этим именем ее и знали; эта бледная женщина страдала болотной
лихорадкой и медленно умирала от истощения. Сам же он был  здоровый  ма-
лый, лет сорока пяти, и уже не раз показал себя, в трудные для нас мину-
ты, человеком находчивым и храбрым.
   - И когда, вы говорите, это происходило? - спросил Монте-Кристо.
   - В тысяча восемьсот двадцать девятом году, ваше сиятельство.
   - В каком месяце?
   - Июне.
   - В начале или в конце?
   - Это было вечером третьего июня.
   - Так! - заметил Монте-Кристо, - третьего июня тысяча восемьсот двад-
цать девятого года... Продолжайте.
   - Так вот, у этого Кадрусса я и собирался  попросить  пристанища;  но
так как обычно, даже при спокойной обстановке, мы никогда не  входили  к
нему через дверь, выходящую на дорогу, то я решил не изменять этому пра-
вилу; я перескочил через садовую изгородь, прополз под  низенькими  мас-
личными деревцами и дикими смоковницами и, опасаясь, что  в  трактире  у
Кадрусса может находиться какой-нибудь путник, добрался до пристройки, в
которой я уже не раз проводил ночь не хуже, чем в самой лучшей постели.
   Эта пристройка отделялась от комнаты в нижнем  этаже  только  дощатой
перегородкой, в которой нарочно для нас были оставлены  щели,  чтобы  мы
могли улучить благоприятную минуту и дать знать, что мы находимся по со-
седству. Я рассчитывал, в случае если у Кадрусса никого не будет, уведо-
мить его о моем прибытии, закончить у него ужин,  прерванный  появлением
таможенных досмотрщиков, и, пользуясь надвигающейся грозой, вернуться на
берег Роны и узнать, что сталось с лодкой и теми, кто был в ней. Итак, я
тихонько пробрался в пристройку; это вышло очень кстати, потому что в ту
самую минуту вернулся домой Кадрусс и привел с собой незнакомца.
   Я притих и стал ждать, не потому, что хотел подслушать тайны трактир-
щика, а просто потому, что не мог поступить иначе; к тому же так  бывало
уже раз десять.
   Человек, который пришел с Кадруссом,  несомненно,  не  принадлежал  к
обитателям Южной Франции; это был один из тех негоциантов, которые  при-
езжают на ярмарку в Бокер, чтобы торговать драгоценностями, и за  месяц,
пока длится эта ярмарка, привлекающая торговцев и  покупателей  со  всех
концов Европы, заключают иногда сделки на сто, а то и на полтораста  ты-
сяч франков.
   Кадрусс вошел первым, быстрыми шагами. Затем, увидав, что нижняя ком-
ната пуста, как всегда, и что ее охраняет только пес, он позвал жену.
   "Эй, Карконта, - крикнул он, - священник не обманул нас: алмаз насто-
ящий".
   Послышалось радостное восклицание, и  ступеньки  лестницы  заскрипели
под нетвердыми от слабости и болезни шагами.
   "Что ты говоришь?" - спросила Карконта.
   "Говорю, что алмаз настоящий, и вот этот господин, один из первых па-
рижских ювелиров, готов дать нам за него  пятьдесят  тысяч  франков.  Но
только он хочет окончательно убедиться в том, что  камень  действительно
наш: так ты расскажи ему, как рассказал и я, каким чудесным  образом  он
попал в наши руки. А пока, сударь,  присядьте,  пожалуйста:  сейчас  так
душно, я принесу вам чего-нибудь освежиться".
   Ювелир внимательно разглядывал внутренность трактира и бросающуюся  в
глаза бедность людей, которые предлагали  ему  купить  алмаз,  достойный
княжеской шкатулки.
   "Рассказывайте, сударыня", -  сказал  он,  желая,  по-видимому,  вос-
пользоваться отсутствием мужа, чтобы тот не мог как-нибудь  повлиять  на
жену и чтобы посмотреть, насколько оба рассказа совпадут.
   "Ах, господи, - затараторила женщина, - это божье  благословение,  мы
ничего такого не ожидали. Представьте себе, дорогой  господин,  что  мой
муж дружил в тысяча восемьсот четырнадцатом или тысяча восемьсот пятнад-
цатом году с одним моряком, которого звали Эдмон Дантес; этот бедный ма-
лый, которого Кадру ее совершенно забыл, помнил о нем, и, умирая,  оста-
вил ему тот алмаз, который вы видели".
   "А каким же образом оказался у него этот алмаз? - спросил  ювелир.  -
Или он был у Дантеса до того, как он попал в тюрьму?"
   "Нет, сударь, - отвечала женщина, - но в  тюрьме  он  познакомился  с
очень богатым англичанином; тот заболел, и Дантес ухаживал за  ним,  как
за родным братом; за это англичанин, выходя на свободу, оставил ему  вот
этот алмаз. Бедному Дантесу не посчастливилось, он так в тюрьме и  умер,
а алмаз перед смертью завещал нам и поручил почтенному  аббату,  который
был у нас сегодня утром, передать его нам".
   "Она говорит то же самое, - прошептал ювелир. - В конце концов, может
быть, все это так и было, хотя на первый взгляд и кажется неправдоподоб-
ным. В таком случае, - сказал он громко, - дело только в цене, о которой
мы все еще не сговорились".
   "Как не сговорились! - воскликнул вошедший Кадрусс. - Я  был  уверен,
что вы согласны на мою цену".
   "То есть, - возразил ювелир, - я вам предложил за  него  сорок  тысяч
франков".
   "Сорок тысяч! - возмутилась Карконта. - Уж, конечно, мы его не  отда-
дим за эту цену. Аббат сказал нам, что оп стоит пятьдесят тысяч, не счи-
тая оправы".
   "А как звали этого аббата?"
   "Аббат Бузони".
   "Так он иностранец?"
   "Он итальянец, из окрестностей Мантуи, кажется".
   "Покажите мне алмаз, - продолжал ювелир, - я хочу его еще раз посмот-
реть; иной раз с первого взгляда ошибаешься в камнях".
   Кадрусс вынул из кармана маленький черный футляр из шагреневой  кожи,
открыл его и передал ювелиру. При виде алмаза, который был  величиною  с
небольшой орешек (я как сейчас это вижу), глаза Карконты загорелись алч-
ностью.
   - А что вы думали обо всем этом, господин подслушиватель?  -  спросил
Монте-Кристо. - Вы поверили этой сказке?
   - Да, ваше сиятельство; я считал Кадрусса не плохим человеком  и  ду-
мал, что он не способен совершить преступление или украсть.
   - Это делает больше чести вашему доброму сердцу, чем житейской  опыт-
ности, господин Бертуччо. А знавали вы этого Эдмона Дантеса,  о  котором
шла речь?
   - Нет, ваше сиятельство, я никогда ничего о нем не слыхал ни  раньше,
ни после; только еще один раз от самого аббата Бузони, когда  он  был  у
меня в нимской тюрьме.
   - Хорошо, продолжайте.
   - Ювелир взял из рук Кадрусса перстень и достал из кармана  маленькие
стальные щипчики и крошечные медные весы; потом, отогнув золотые крючки,
державшие камень, он вынул алмаз из оправы и осторожно  положил  его  на
весы.
   "Я дам сорок пять тысяч франков, - сказал он, - и  ни  гроша  больше:
это красная цепа алмазу, я взял с собой только эту сумму".
   "Это не важно, - сказал Кадрусс, - я вернусь вместо с вами в Бокер за
остальными пятью тысячами".
   "Нет, - отвечал ювелир, отдавая Кадруссу оправу и алмаз, -  нет,  это
крайняя цена, и я даже жалею, что предложил вам эту сумму, потому что  в
камне есть изъян, который я вначале не заметил; но делать нечего,  я  не
беру назад своего слова; я сказал сорок пять тысяч франков и не  отказы-
ваюсь от этой цифры".
   "По крайней мере вставьте камень обратно", - сердито сказала  Каркон-
та.
   "Вы правы", - сказал ювелир.
   И он вставил камень в оправу.
   "Не беда, - проворчал Кадрусс, пряча футляр в карман, - продадим  ко-
му-нибудь другому".
   "Конечно, - отвечал ювелир, - только другой не будет  так  сговорчив,
как я; другой не удовлетворится теми  сведениями,  которые  вы  сообщили
мне; это совершенно неестественно, чтобы человек в вашем положении обла-
дал перстнем в пятьдесят тысяч франков; он сообщит властям, придется ра-
зыскивать аббата Бузони, а разыскивать аббатов, раздающих алмазы ценою в
две тысячи луидоров, не легкое дело; правосудие для  начала  наложит  на
него руку, вас засадят в тюрьму, а если обнаружится, что вы ни в чем  не
виновны, и вас через три или четыре месяца освободят, то  окажется,  что
перстень затерялся в какой-нибудь канцелярии, или вам  всучат  фальшивый
камень, франка в три ценою, вместо  алмаза,  стоящего  пятьдесят,  может
быть, даже пятьдесят пять тысяч франков, но покупка  которого,  согласи-
тесь, сопряжена с некоторым риском".
   Кадрусс и его жена переглянулись.
   "Нет, - заявил Кадрусс, - мы не настолько богаты, чтобы  терять  пять
тысяч франков".
   "Как вам угодно, любезный друг, - сказал ювелир, - а между тем я, как
видите, принес с собой деньги наличными".
   И он вытащил из одного кармана горсть золотых монет, засверкавших пе-
ред восхищенными глазами трактирщика, а из другого - пачку ассигнаций.
   В душе Кадрусса явно происходила тяжелая борьба: было ясно,  что  ма-
ленький футляр шагреневой кожи, который он вертел в руке, казался ему не
соответствующим по своей ценности огромной сумме денег, прельщавшей  его
взоры.
   Он повернулся к жене.
   "Что ты скажешь?" - тихо спросил он ее.
   "Отдавай, отдавай, - сказала она, - если он вернется в Бокер без  ал-
маза, он донесет на нас; и он верно говорит: кто знает, удастся  ли  нам
когда-нибудь разыскать аббата Бузони".
   "Ну что ж, так и быть! - сказал Кадрусс. -  Берите  камень  за  сорок
пять тысяч франков; но моей жене хочется иметь золотую  цепочку,  а  мне
пару серебряных пряжек".
   Ювелир вытащил из кармана длинную плоскую коробку, в которой  находи-
лось несколько образцов названных предметов.
   "Берите, - сказал он, - в делах я не мелочен, выбирайте".
   Жена выбрала золотую цепочку, стоившую, вероятно,  луидоров  пять,  а
муж пару пряжек, цена которым была франков пятнадцать.
   "Надеюсь, теперь вы довольны?" - сказал ювелир.
   "Аббат говорил, что ему цена пятьдесят тысяч франков", -  пробормотал
Кадрусс.
   "Ну, ну, ладно! Вот несносный человек, - продолжал ювелир, беря у не-
го из рук перстень, - я даю ему сорок пять тысяч франков, две с  полови-
ной тысячи ливров годового дохода, то есть капитал, от которого я сам не
отказался бы, а он еще недоволен!"
   "А сорок пять тысяч франков? - спросил Кадрусс хриплым голосом. - Где
они у вас?"
   "Вот, извольте", - сказал ювелир.
   И он отсчитал на столе пятнадцать тысяч франков  золотом  и  тридцать
тысяч ассигнациями.
   "Подождите, я зажгу лампу, - сказала Карконта,  -  уже  темно,  легко
ошибиться".
   В самом деле, пока они спорили, настала ночь, а с нею пришла и гроза,
уже с полчаса как надвигавшаяся. В отдалении глухо грохотал гром; но  ни
ювелир, ни Кадрусс, ни Карконта не обращали на него  никакого  внимания,
всецело поглощенные бесом наживы.
   Я и сам испытывал странное очарование при виде всего этого  золота  и
бумажных денег. Мне казалось, что я вижу все это во сне, и, как во  сне,
я чувствовал себя прикованным к месту.
   Кадрусс сосчитал и пересчитал деньги и банковые билеты, потом передал
их жене, которая в свою очередь сосчитала и пересчитала их.
   Тем временем ювелир вертел перстень при свете лампы,  и  алмаз  метал
такие молнии, что он не замечал тех, которые уже полыхали в окнах, пред-
вещая грозу.
   "Ну что же? Счет верен?" - спросил ювелир.
   "Да, - сказал Кадрусс, - принеси кошелек, Карконта, и отыщи какой-ни-
будь мешок".
   Карконта подошла к шкафу и вернулась со старым кожаным бумажником; из
него вынули несколько старых засаленных писем и на их место положили ас-
сигнации: она принесла и мешок, где лежало два или три экю по шесть лив-
ров - по-видимому, все Состояние жалкой четы.
   "Ну вот, - сказал Кадрусс, - хоть вы нас и ограбили, может быть,  ты-
сяч на десять франков, но не отужинаете ли вы с нами? Я предлагаю от ду-
ши".
   "Благодарю вас, - отвечал ювелир, - но, должно быть,  уже  поздно,  и
мне пора в Бокер, а то жена начнет беспокоиться. - Он посмотрел на часы.
- Черт возьми! - воскликнул он. - Уже скоро девять, я раньше полуночи не
попаду домой. Прощайте, друзья; если к вам еще когданибудь забредет  та-
кой аббат Бузони, вспомните обо мне".
   "Через неделю вас уже не будет в Бокере, - сказал Кадрусс, - ведь яр-
марка закрывается на будущей неделе".
   "Да, по это ничего по значит, напишите мне в Париж: господину Жоанне-
су, Пале-Рояль, галерея Пьер, номер сорок пять; я нарочно  приеду,  если
надо будет".
   Раздался удар грома, и молния сверкнула так ярко, что  почти  затмила
свет лампы.
   "Ого, - сказал Кадрусс, - как же вы пойдете в такую погоду?"
   "Я не боюсь грозы", - сказал ювелир.
   "А грабителей? - спросила Карконта. - Во  время  ярмарки  на  дорогах
всегда пошаливают".
   "Что касается грабителей, - сказал Жоаннес,  -  то  у  меня  для  них
кое-что припасено".
   И он вытащил из кармана пару маленьких пистолетов, заряженных до  са-
мой мушки.
   "Вот, - сказал он, - собачки, которые и лают и кусают; это для первых
двух, которые польстились бы на ваш алмаз, дядюшка Кадрусс".
   Кадрусс с женой обменялись мрачным взглядом. Казалось, у них у  обоих
одновременно мелькнула какая-то ужасная мысль.
   "В таком случае счастливого пути!" - сказал Кадрусс.
   "Благодарю!" - отвечал ювелир.
   Он взял свою трость, прислоненную к старому ларю, и вышел. В то время
как он открывал дверь, в комнату ворвался такой сильный порыв ветра, что
лампа едва не погасла.
   "Ну и погодка, - сказал он, - а ведь мне идти два лье пешком!"
   "Оставайтесь, - сказал Кадрусс, - переночуете здесь".
   "Да, оставайтесь, - дрожащим голосом сказала Карконта, -  мы  позабо-
тимся, чтобы вам было удобно".
   "Никак нельзя. Мне необходимо вернуться к ночи в Бокер. Прощайте!"
   Кадрусс медленно подошел к порогу.
   "Ни зги не видно, - проговорил ювелир уже за дверью. - Куда  мне  по-
вернуть, направо или налево?"
   "Направо, - сказал Кадрусс, - с пути не  собьетесь,  дорога  с  обеих
сторон обсажена деревьями".
   "Вижу, вижу", - донесся издали слабый голос.
   "Да закрой же дверь! - сказала Карконта. - Я не выношу открытых  две-
рей, когда гремит гром".
   "И когда в доме имеются деньги, верно?" - отвечал Кадрусс, дважды по-
ворачивая ключ в замке.
   Он подошел к шкафу, вновь достал мешок и бумажки, и оба  принялись  в
третий раз пересчитывать свое золото и ассигнации.
   Я никогда не видел такой алчности, какую выражали эти два лица, осве-
щенные тусклой лампой. Особенно отвратительна была женщина; лихорадочная
дрожь, которая всегда ее трясла, еще усилилась, и без того бледное  лицо
сделалось мертвенным, ввалившиеся глаза пылали.
   "Для чего ты ему предлагал переночевать здесь?" - спросила она глухим
голосом.
   "Да... для того, чтобы избавить его от  тяжелого  пути  в  Бокер",  -
вздрогнув, ответил Кадрусс.
   "Ах, вот что, - сказала женщина с непередаваемым выражением, - а я-то
вообразила, что не для этого".
   "Жена, жена! - воскликнул Кадрусс. - Откуда у тебя такие мысли, и по-
чему ты не держишь их про себя?"
   "Что ни говори, - сказала Карконта, помолчав, - а ты не мужчина".
   "Это почему?" - спросил Кадрусс.
   "Если бы ты был мужчина, он бы не ушел отсюда".
   "Жена!"
   "Или не дошел бы до Бокера".
   "Жена!"
   "Дорога заворачивает, и он не знает другой  дороги,  а  вдоль  канала
есть тропинка, которая срезает путь".
   "Жена, ты гневишь бога. Вот, слышишь?"
   Всю комнату озарила голубоватая молния, одновременно раздался ужасаю-
щий удар грома, и медленно замирающие раскаты, казалось, неохотно удаля-
лись от проклятого дома.
   "Господи!" - сказала, крестясь, Карконта.
   В ту же минуту, посреди жуткой тишины, которая обычно следует за уда-
ром грома, послышался стук в дверь.
   Кадрусс с женой вздрогнули и в ужасе переглянулись.
   "Кто там?" - крикнул Кадрусс, вставая с места, и, сгребя в кучу золо-
то и бумажки, разбросанные по столу, прикрыл их обеими руками.
   "Это я!" - ответил чей-то голос.
   "Кто вы?"
   "Да я же! Ювелир Жоаннес!"
   "Ну вот! А еще говорил, что я гневлю господа!.. - заявила  с  гнусной
улыбкой Карконта. - Сам господь вернул его к нам".
   Кадрусс, бледный и дрожащий, упал на стул.
   Карконта, напротив, встала и твердыми шагами пошла отворять.
   "Входите, дорогой господин Жоаннес", - сказала она.
   "Право, - сказал ювелир, весь мокрый от дождя, - можно подумать,  что
сам черт мешает мне вернуться сегодня в Бокер. Из двух зол надо выбирать
меньшее, господин Кадрусс: вы предложили мне гостеприимство, я  принимаю
его и возвращаюсь к вам ночевать".
   Кадрусс пробормотал что-то, отирая пот со лба.
   Карконта, впустив ювелира, дважды повернула ключ в замке.
 
 
   VII. КРОВАВЫЙ ДОЖДЬ
 
   Ювелир, войдя, окинул комнату испытующим взглядом, но там не было ни-
чего, что могло бы вызвать в нем подозрения или же укрепить их.
   Кадрусс все еще прикрывал обеими руками бумажки  и  золото.  Карконта
улыбалась гостю насколько могла приветливее.
   "Ага, - сказал ювелир, - вы, по-видимому, все еще боялись, не просчи-
тались ли, если после моего ухода опять  стали  пересчитывать  свое  бо-
гатство?"
   "Да нет, - сказал Кадрусс, - но самый случай, который  дал  нам  его,
настолько неожиданный, что мы никак не можем поверить нашему счастью,  и
если у нас перед глазами не лежит вещественное  доказательство,  то  нам
все еще кажется, что это сон".
   Ювелир улыбнулся.
   "Ночует у вас тут кто-нибудь?" - спросил он.
   "Нет, - отвечал Кадрусс, - это у нас не заведено; до города недалеко,
и на ночь у нас никто не остается".
   "Значит, я вас очень стесню?"
   "Да что вы, сударь! - любезно сказала Карконта. - Нисколько не  стес-
ните, уверяю вас".
   "Где же вы меня поместите?"
   "В комнате наверху".
   "Но ведь это ваша комната?"
   "Это не важно; у нас есть вторая кровать в комнате рядом с этой".
   Кадрусс удивленно взглянул на жену.
   Ювелир стал напевать какую-то песенку, греясь у камина, куда Карконта
подбросила охапку хвороста, чтобы гость мог обсушиться.
   Тем временем она расстелила на краю стола салфетку и поставила на не-
го остатки скудного обеда и яичницу.
   Кадрусс снова спрятал ассигнации в бумажник, золото в  мешок,  а  все
вместе - в шкаф. Он в мрачном раздумье ходил взад и вперед  по  комнате,
время от времени поглядывая на ювелира, который в облаке  пара  стоял  у
камина и, пообсохнув с одного бока, поворачивался к огню другим.
   "Вот!