ался недвижим.
   - Пятьсот тысяч франков?
   Та же неподвижность.
   - Шестьсот тысяч? семьсот тысяч? восемьсот тысяч? девятьсот тысяч?
   Нуартье сделал знак, что да.
   - Вы владеете девятьюстами тысячами франков?
   - Да.
   - В недвижимости? - спросил нотариус.
   Нуартье сделал знак, что нет.
   - В государственных процентных бумагах?
   Нуартье сделал знак, что да.
   - Эти бумаги у вас на руках?
   При взгляде, брошенном на Барруа, старый слуга вышел из комнаты и че-
рез минуту вернулся, неся маленькую шкатулку.
   - Разрешите ли вы открыть эту шкатулку?
   Нуартье сделал знак, что да.
   Шкатулку открыли и нашли в ней на девятьсот тысяч франков билетов го-
сударственного казначейства.
   Первый нотариус передал билеты, один за другим, своему  коллеге;  они
составляли сумму, указанную Нуартье.
   - Все правильно, - сказал он, - вполне очевидно, что разум совершенно
ясен и тверд.
   Затем, обернувшись к паралитику, он спросил:
   - Итак, вы обладаете капиталом в девятьсот тысяч франков, и он прино-
сит вам, благодаря бумагам, в которые вы его поместили, около сорока ты-
сяч годового дохода?
   - Да, - показал Нуартье.
   - Кому вы желаете оставить это состояние?
   - Здесь не может быть сомнений, - сказала г-жа де Вильфор. - Господин
Нуартье любит только свою внучку, мадемуазель Валентину де Вильфор;  она
ухаживает за ним уже шесть лет; она своими неустанными заботами снискала
любовь своего деда, и я бы сказала,  его  благодарность;  поэтому  будет
вполне справедливо, если она получит награду за свою преданность.
   Глаза Нуартье блеснули, показывая, что г-жа де  Вильфор  не  обманула
его, притворно одобряя приписываемые ему намерения.
   - Так вы оставляете эти девятьсот тысяч франков мадемуазель Валентине
де Вильфор? - спросил нотариус, считавший, что ему остается только  впи-
сать этот пункт, но желавший все-таки удостовериться в согласии  Нуартье
и дать в нем удостовериться всем свидетелям этой необыкновенной сцены.
   Валентина отошла немного в сторону и плакала, опустив голову;  старик
взглянул на нее с выражением глубокой нежности; потом, глядя на нотариу-
са, самым выразительным образом замигал.
   - Нет? - сказал нотариус. - Как, разве вы не мадемуазель Валентину де
Вильфор назначаете вашей единственной наследницей?
   Нуартье сделал знак, что нет.
   - Вы не ошибаетесь? - воскликнул удивленный нотариус. -  Вы  действи-
тельно говорите нет?
   - Нет! - повторил Нуартье. - Нет!
   Валентина подняла голову; она была поражена не  тем,  что  ее  лишают
наследства, но тем, что она могла вызвать  то  чувство,  которое  обычно
внушает такие поступки.
   Но Нуартье глядел на нее с такой глубокой нежностью, что она восклик-
нула:
   - Я понимаю, дедушка, вы лишаете меня только своего состояния, но  не
своей любви?
   - Да, конечно, - сказали глаза паралитика, так выразительно  закрыва-
ясь, что Валентина не могла сомневаться.
   - Спасибо, спасибо! - прошептала она.
   Между тем этот отказ пробудил в сердце г-жи де Вильфор внезапную  на-
дежду, она подошла к старику.
   - Значит, дорогой господин Нуартье, вы оставляете свое состояние  ва-
шему внуку Эдуарду де Вильфор? - спросила она.
   Было что-то ужасное в том, как заморгал старик;  его  глаза  выражали
почти ненависть.
   - Нет, - пояснил нотариус. - В таком случае - вашему сыну, здесь при-
сутствующему?
   - Нет, - возразил старик.
   Оба нотариуса изумленно переглянулись; Вильфор и его жена покраснели:
один от стыда, другая - от злобы.
   - Но чем же мы провинились перед вами, дедушка? - сказала  Валентина.
- Вы нас больше не любите?
   Взгляд старика бегло окинул Вильфора, потом его жену и  с  выражением
глубокой нежности остановился на Валентине.
   - Послушай, дедушка, - сказала она, - если ты меня любишь, то как  же
согласовать твою любовь с тем, что ты сейчас делаешь. Ты меня знаешь, ты
знаешь, что я никогда не думала о твоих деньгах. К тому же говорят,  что
я получила большое состояние после моей матери,  слишком  даже  большое.
Объясни же, в чем дело?
   Нуартье уставился горящим взглядом на руку Валентины.
   - Моя рука? - Спросила она.
   - Да, - показал Нуартье.
   - Ее рука! - повторили все присутствующие.
   - Ах, господа, - сказал Вильфор, - вы же видите, что все  это  беспо-
лезно и что мой бедный отец не в своем уме.
   - Я понимаю! - воскликнула вдруг Валентина. - Мое замужество,  дедуш-
ка, да?
   - Да, да, да, - три раза повторил паралитик, сверкая  гневным  взором
каждый раз, как он поднимал веки.
   - Ты недоволен нами из-за моего замужества, да?
   - Да.
   - Но это нелепо! - сказал Вильфор.
   - Простите, сударь, - сказал нотариус, - все  это,  напротив,  весьма
логично и, на мой взгляд, вполне вытекает одно из другого.
   - Ты не хочешь, чтобы я вышла замуж за Франца д'Эпине?
   - Нет, не хочу, - сказал взгляд старика.
   - И вы лишаете вашу внучку наследства за то, что  она  выходит  замуж
вопреки вашему желанию? - воскликнул нотариус.
   - Да, - ответил Нуартье.
   - Так что, не будь этого брака, она была бы вашей наследницей?
   - Да.
   Вокруг старика воцарилось глубокое молчание.
   Нотариусы совещались друг с другом; Валентина с  благодарной  улыбкой
смотрела на деда; Вильфор кусал свои тонкие губы, его жена не могла  по-
давить радость, помимо ее воли выразившуюся на ее лице.
   - Но мне кажется, - сказал наконец Вильфор, первым прерывая молчание,
- что я один призван судить, насколько нам подходит этот  брак.  Я  один
распоряжаюсь рукой моей дочери, я хочу, чтобы она вышла замуж за  госпо-
дина Франца д'Эпине, и она будет его женой.
   Валентина, вся в слезах, опустилась в кресло.
   - Сударь, - сказал нотариус, обращаясь к старику, - как  вы  намерены
распорядиться вашим состоянием в том случае, если мадемуазель  Валентина
выйдет замуж за господина д'Эпине?
   Старик был недвижим.
   - Однако вы намерены им распорядиться?
   - Да, - показал Нуартье.
   - В пользу кого-нибудь из вашей семьи?
   - Нет.
   - Так в пользу бедных?
   - Да.
   - Но вам известно, - сказал нотариус, - что  закон  не  позволит  вам
совсем обделить вашего сына?
   - Да.
   - Так что вы распорядитесь только той частью, которой вы можете  рас-
полагать по закону?
   Нуартье остался недвижим.
   - Вы продолжаете настаивать на том, чтобы  распорядиться  всем  вашим
состоянием?
   - Да.
   - Но после вашей смерти ваше завещание будет оспорено.
   - Нет.
   - Мой отец меня знает, сударь, - сказал Вильфор, - он знает, что  его
воля для меня священна; притом он понимает, что я в  моем  положении  не
могу судиться с бедными.
   Во взгляде Нуартье светилось торжество.
   - Как вы решите, сударь? - спросил нотариус Вильфора.
   - Никак; мой отец так решил, а я знаю, что он не меняет  своих  реше-
ний. Мне остается только подчиниться. Эти девятьсот тысяч франков  уйдут
из семьи и обогатят приюты; но я не исполню каприза старика  и  поступлю
согласно своей совести.
   И Вильфор удалился в сопровождении жены, предоставляя отцу  изъявлять
свою волю, как ему угодно.
   В тот же день завещание было составлено; привели свидетелей, оно было
прочитано и одобрено стариком, запечатано при всех и отдано на  хранение
г-ну Дешан, нотариусу семьи Вильфор.
 
 
   III. ТЕЛЕГРАФ
 
   Вернувшись к себе, супруги Вильфор узнали, что  в  гостиной  их  ждет
приехавший с визитом граф Монте-Кристо; г-жа де Вильфор, слишком  взвол-
нованная, чтобы сразу выйти к нему, прошла к себе в спальню, королевский
прокурор, более в себе уверенный, прямо направился в гостиную. Но как он
ни умел держать себя в руках, как ни владел выражением своего  лица,  он
не был в силах скрыть свою мрачность, и граф, на  губах  которого  сияла
лучезарная улыбка, обратил внимание на его озабоченный и угрюмый вид.
   - Что с вами, господин де Вильфор? - спросил  он  после  первых  при-
ветствий. - Быть может, я явился как раз в ту минуту,  когда  вы  писали
какой-нибудь нешуточный обвинительный акт?
   Вильфор попытался улыбнуться.
   - Нет, граф, - сказал он, - в данном случае жертва -  я  сам.  Это  я
проиграл дело, а над обвинительным актом работали  случай,  упрямство  и
безумие.
   - Что вы хотите сказать? - спросил Монте-Кристо с прекрасно разыгран-
ным участием. - У вас в самом деле серьезные неприятности?
   - Не стоит и говорить, граф, - сказал Вильфор с  полным  горечи  спо-
койствием, - пустяки, просто денежная потеря.
   - Да, конечно, - ответил Монте-Кристо, - денежная потеря  -  пустяки,
если обладать таким состоянием, как ваше, и таким философским  и  возвы-
шенным умом, как ваш!
   - Поэтому, - ответил Вильфор, - я и  озабочен  не  изза  денег,  хотя
как-никак девятьсот тысяч франков стоят того, чтобы о них  пожалеть  или
во всяком случае, чтобы подосадовать. Меня огорчает больше всего эта иг-
ра судьбы, случая, предопределения, не знаю, как назвать  ту  силу,  что
обрушила на меня этот удар, уничтожила мои надежды на богатство и,  быть
может, разрушила будущность моей дочери из-за каприза впавшего в детство
старика.
   - Да что вы! Как же так? - воскликнул граф. - Девятьсот  тысяч  фран-
ков, вы говорите? Вы правы, эта сумма стоит того, чтобы  о  ней  пожалел
даже философ, но кто же вам доставил такое огорчение?
   - Мой отец, о котором я вам рассказывал.
   - Господин Нуартье? Неужели? Но вы мне говорили, насколько  я  помню,
что он совершенно парализован и утратил все свои способности?
   - Да, физические способности, потому что он не в состоянии двигаться,
не в состоянии говорить, и, несмотря на это, он мыслит,  он  желает,  он
действует, как видите. Я ушел от него пять минут тому назад;  он  сейчас
занят тем, что диктует двум нотариусам свое завещание.
   - Так, значит, он заговорил?
   - Нет, но заставил себя понять.
   - Каким образом?
   - Взглядом; его глаза продолжают жить и, как видите, убивают.
   - Мой друг, - сказала г-жа де Вильфор, входя в комнату, - мне  кажет-
ся, вы преувеличиваете.
   - Сударыня... - приветствовал ее с поклоном граф.
   Госпожа де Вильфор ответила самой очаровательной улыбкой.
   - Но что я слышу от господина де Вильфор? - спросил  Монте-Кристо.  -
Что за непонятная немилость?..
   - Непонятная, вот именно! - сказал королевский прокурор, пожимая пле-
чами. - Старческий каприз!
   - А разве нет способа заставить его изменить решение?
   - Нет, есть, - сказала г-жа де Вильфор, - и только от моего мужа  за-
висит, чтобы это завещание было составлено не в ущерб Валентине, а  нао-
борот, в ее пользу.
   Граф, видя, что супруги начали говорить загадками, принял  рассеянный
вид и стал с глубочайшим вниманием и явным одобрением следить за  Эдуар-
дом, подливавшим чернила в птичье корытце.
   - Дорогая моя, - возразил Вильфор жене, - вы знаете, что я не склонен
разыгрывать у себя в доме патриарха и никогда не воображал, будто судьбы
мира зависят от моего мановения. Но все же необходимо, чтобы  моя  семья
считалась с моими решениями и чтобы безумие старика и капризы ребенка не
разрушали давно обдуманных мною планов. Барон д'Эпине был  моим  другом,
вы это знаете, и его сын был бы для нашей дочери наилучшим мужем.
   - Так, по-вашему, - сказала г-жа де Вильфор, - Валентина с ним сгово-
рилась?.. В самом деле... она всегда противилась этому  браку,  и  я  не
удивлюсь, если все, что мы сейчас видели и слышали, окажется просто  вы-
полнением заранее составленного ими плана.
   - Поверьте, - сказал Вильфор, - что так не отказываются от капитала в
девятьсот тысяч франков.
   - Она отказалась бы и от мира, ведь она год тому назад собиралась уй-
ти в монастырь.
   - Все равно, - возразил Вильфор, - говорю вам, этот брак состоится!
   - Вопреки воле вашего отца? - сказала г-жа де Вильфор, пробуя  играть
на другой струне. - Это не шутка!
   Монте-Кристо делал вид, что не слушает, но  не  пропускал  ни  одного
слова из этого разговора.
   - Сударыня, - возразил Вильфор, - я должен сказать, что всегда  почи-
тал своего отца, потому что естественное сыновнее чувство соединялось  у
меня с сознанием его нравственного превосходства; наконец,  потому,  что
отец для нас вдвойне священен: как наш создатель и как наш господин;  но
не могу же я считать теперь разумным старика, который,  в  память  своей
ненависти к отцу, ненавидит сына; с моей стороны было бы смешно согласо-
вать свое поведение с его капризами. Я не перестану относиться с  глубо-
чайшим почтением к господину Нуартье, я безропотно подчинюсь  наложенной
им на меня денежной каре, но решение мое останется непреклонным, и обще-
ство рассудит, на чьей стороне был здравый смысл. Я выдам замуж мою дочь
за барона Франца д'Эпине, так как считаю, что  это  хороший  и  почетный
брак, и так как в конечном счете я хочу выдать свою дочь  за  того,  кто
мне подходит.
   - Вот как, - сказал граф, у которого королевский прокурор то  и  дело
взглядом просил одобрения, - вот как! Господин Нуартье, по вашим словам,
лишает мадемуазель Валентину наследства за то, что она выходит замуж  за
барона Франца д'Эпине?
   - Вот именно в этом вся причина, - сказал Вильфор, пожимая плечами.
   - Во всяком случае видимая причина, - прибавила г-жа де Вильфор.
   - Действительная причина, сударыня. Поверьте, я знаю своего отца.
   - Можете вы это понять? - спросила молодая женщина.  -  Чем,  скажите
пожалуйста, господин д'Эпине хуже всякого другого?
   - В самом деле, - сказал граф, - я встречал господина Франца д'Эпине;
это ведь сын генерала де Кенель, впоследствии барона д'Эпине?
   - Совершенно верно, - ответил Вильфор.
   - Он показался мне очаровательным молодым человеком.
   - Поэтому я и уверена, что это только  предлог,  -  сказала  г-жа  де
Вильфор. - Старики становятся тиранами в отношении тех, кого они  любят;
господин Нуартье просто не желает, чтобы его внучка выходила замуж.
   - Но, может быть, у этой ненависти есть какая-нибудь причина? - спро-
сил Монте-Кристо.
   - Бог мой, откуда же это можно знать?
   - Может быть, политическая антипатия?
   - Действительно, мой отец и отец господина д'Эпине жили в бурное вре-
мя; я видел лишь последние дни его, - сказал Вильфор.
   - Ваш отец, кажется, был бонапартист? - спросил Монте-Кристо.  -  Мне
помнится, вы говорили что-то в этом роде.
   - Мой отец был прежде всего якобинец, -  возразил  Вильфор,  забыв  в
своем волнении о всякой осторожности, - и тога  сенатора,  накинутая  на
его плечи Наполеоном, изменила лишь его наряд, но не его  самого.  Когда
мой отец участвовал в заговорах, он делал это не из любви к  императору,
а из ненависти к Бурбонам; самое страшное в нем было то, что он  никогда
не сражался за неосуществимые утопии, а  всегда  лишь  за  действительно
возможное, и при этом следовал ужасной теории  монтаньяров,  которые  не
останавливались ни перед чем, чтобы достигнуть своей цели.
   - Ну, вот видите, - сказал Монте-Кристо, - в этом все дело. Нуартье и
д'Эпине столкнулись на политической почве. Хотя генерал д'Эпине и служил
в войсках Наполеона, но он в душе был роялистом, правда?  Ведь  это  тот
самый, что был убит однажды ночью, при выходе из бонапартистского клуба,
куда его завлекли в надежде найти в нем собрата?
   Вильфор почти с ужасом взглянул на графа.
   - Я ошибаюсь? - спросил Монте-Кристо.
   - Напротив, - сказала г-жа де Вильфор, - это так и есть; и именно по-
этому мой муж, желая изгладить всякое воспоминание о былой вражде, решил
соединить любовью двух детей, отцы которых ненавидели друг друга.
   - Превосходная мысль! - сказал Монте-Кристо. - Мысль, исполненная ми-
лосердия; свет должен рукоплескать ей. В самом деле, было бы  прекрасно,
если бы мадемуазель Нуартье де Вильфор стала называться  госпожой  Франц
д'Эпине.
   Вильфор вздрогнул и посмотрел на Монте-Кристо, как бы желая  прочесть
в глубине его сердца намерение, которое продиктовало ему эти слова.
   Но на губах графа играла обычная приветливая улыбка; и  на  этот  раз
королевский прокурор, несмотря на всю свою  проницательность,  опять  не
увидел ничего, кроме оболочки.
   - Поэтому, - продолжал  Вильфор,  -  хотя  утрата  состояния  деда  и
большое несчастье для Валентины, я всетаки не  думаю,  чтобы  это  могло
расстроить ее брак. Я не думаю, чтобы господина  д'Эпине  могла  смутить
эта денежная потеря; он увидит, что я, пожалуй, стою больше этой  суммы,
я, жертвующий ею ради того, чтобы сдержать свое слово; он примет также в
расчет, что Валентина и без того унаследовала после матери большое  сос-
тояние; оно находится в распоряжении маркиза и маркизы де  СенМеран,  ее
деда и бабки с материнской стороны, а они оба ее нежно любят.
   - И они заслуживают того, чтобы их любили и за ними ухаживали так же,
как это делает Валентина по отношению к  господину  Нуартье,  -  сказала
г-жа де Вильфор. - Впрочем, не позже чем через месяц они приедут  в  Па-
риж, и Валентине после такого оскорбления не к чему будет вечно сидеть с
Нуартье, как она сидела до сих пор.
   Граф благосклонно внимал нестройным голосам оскорбленного самолюбия и
обманутой корысти.
   - Я заранее прошу вас простить мне то, что я скажу,  -  заметил  Мон-
те-Кристо после краткого молчания, - но мне кажется, что  если  господин
Нуартье и лишает наследства мадемуазель де Вильфор, виновную в том,  что
она хочет выйти замуж за человека, отца которого он ненавидел, то он  не
может сделать подобного упрека нашему милому Эдуарду.
   - Ведь правда, граф? - воскликнула г-жа де Вильфор  с  непередаваемым
выражением. - Правда, это несправедливо, чудовищно несправедливо? Бедный
Эдуард такой же внук господина Нуартье, как и Валентина,  а  между  тем,
если бы она не выходила замуж за Франца д'Эпине, Нуартье оставил  бы  ей
все свое состояние. Наконец, Эдуард - носитель родового имени, и все  же
Валентина, даже если дед лишит ее наследства, окажется втрое богаче, чем
он.
   Монте-Кристо не произносил ни слова и только внимательно слушал.
   - Знаете, граф, - сказал Вильфор, - не будем больше говорить об  этих
семейных неурядицах. Да, правда, мое состояние пойдет на увеличение  до-
ходов бедных, а в наше время они-то и являются настоящими богачами.  Да,
мой отец лишил меня законных надежд, и притом без всякой моей вины; но я
поступлю, как человек здравомыслящий, как человек благородный. Я  обещал
господину д'Эпине доходы с этого капитала - и он их получит,  даже  если
мне ради этого придется пойти на самые тяжкие лишения.
   - А все-таки, - возразила г-жа де Вильфор, неотступно  возвращаясь  к
преследовавшей ее мысли, - может быть, лучше  посвятить  д'Эпине  в  эту
неприятную историю, чтобы он сам возвратил данное ему слово?
   - Это было бы большим несчастьем! - воскликнул Вильфор.
   - Большим несчастьем? - переспросил Монте-Кристо.
   - Разумеется, - сказал несколько спокойнее Вильфор, - расстроившийся,
даже из-за денежных недоразумений, брак бросает тень на  невесту;  кроме
того, всякие старые слухи, которым я  хотел  положить  конец,  возникнут
снова. Но нет, этого не будет. Господин д'Эпине, если он  честный  чело-
век, сочтет себя еще более связанным  тем,  что  Валентина  лишена  нас-
ледства, иначе вышло бы, что им руководила только алчность;  нет,  этого
не может быть.
   - Я думаю так же, - сказал Монте-Кристо,  пристально  глядя  на  г-жу
Вильфор, - будь я настолько другом господина  де  Вильфор,  чтобы  иметь
право давать советы, я сказал бы: так как Франц д'Эпине должен, по-види-
мому, скоро вернуться, надо повести это дело так, чтобы оно уже не могло
расстроиться; словом, я бы начал борьбу, которая может окончиться только
к чести господина де Вильфор.
   Этот последний встал, видимо очень обрадованный; жена его слегка поб-
леднела.
   - Отлично, - сказал Вильфор, - именно это я хотел услышать, и я  вос-
пользуюсь вашим советом, - добавил  он,  подавая  руку  Монте-Кристо.  -
Итак, прошу всех в этом доме считать, что то, что здесь произошло сегод-
ня, не имеет никакого значения: наши планы остаются неизменными.