Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
той пе-
щере как нельзя более возбуждал аппетит; пленник думал, что в этот день
ему не придется тратиться: как человек бережливый, он припрятал половину
цыпленка и кусок хлеба в углу своей кельи.
Но не успел он поесть, как ему захотелось пить; он совершенно не при-
нял этого в расчет.
Он боролся с жаждой до тех пор, пока не почувствовал, что его иссох-
ший язык прилипает к небу.
Тогда, не в силах больше противиться сжигавшему его огню, он позвал.
Часовой отпер дверь; лицо его было незнакомо узнику.
Данглар решил, что лучше иметь дело со старым знакомым. Он стал звать
Пеппино.
- Я здесь, ваше сиятельство, - сказал разбойник, явившись с такой
поспешностью, что Данглару это показалось хорошим предзнаменованием, -
что вам угодно?
- Пить, - сказал пленник.
- Вашему сиятельству должно быть известно, - заявил Пеппино, - что
вино в окрестностях Рима неимоверно дорого.
- В таком случае дайте мне воды, - отвечал Данглар, пытаясь отразить
удар.
- Ах, ваше сиятельство, вода еще большая редкость, чем вино: сейчас
такая ужасная засуха!
- Я вижу, все начинается сызнова! - сказал Данглар.
И он улыбался, делая вид, что шутит, хотя на висках его выступил пот.
- Послушайте, мой друг, - сказал он, видя, что Пеппино все так же не-
возмутим, - я прошу у вас стакан вина; неужели вы мне в нем откажете?
- Я уже вам говорил, ваше сиятельство, - серьезно отвечал Пеппино, -
что мы не торгуем в розницу.
- В таком случае дайте мне бутылку.
- Какого?
- Подешевле.
- Цена на все вина одна.
- А какая?
- Двадцать пять тысяч франков бутылка.
- Скажите лучше, что вы хотите меня ограбить! - воскликнул Данглар с
такой горечью в голосе, что только Гарпагон мог бы оценить ее по досто-
инству. - Это будет проще, чем сдирать с меня шкуру по частям.
- Возможно, что таково намерение начальника, - сказал Пеппино.
- Начальника? А кто он?
- Вас к нему водили позавчера.
- А где он?
- Здесь.
- Могу я повидать его?
- Ничего нет легче.
Не прошло и минуты, как перед Дангларом предстал Луиджи Вампа.
- Вы меня звали? - спросил он пленника.
- Это вы, сударь, начальник тех, кто доставил меня сюда?
- Да, ваша милость. А что?
- Какой выкуп вы за меня требуете?
- Да просто те пять миллионов, которые у вас с собой.
Данглар почувствовал, как ледяная рука стиснула его сердце.
- Это все, что у меня есть, сударь, это остаток огромного состояния;
если вы отнимете их у меня, то отнимите и жизнь.
- Нам запрещено проливать вашу кровь.
- Кто вам запретил?
- Тот, кому мы повинуемся.
- Значит, вы кому-то повинуетесь?
- Да, начальнику.
- Мне казалось, что вы и есть начальник.
- Я начальник этих людей; но у меня тоже есть начальник.
- А этот начальник тоже кому-нибудь повинуется?
- Да.
- Кому же?
- Богу.
Он задумался.
- Не понимаю, - сказал Данглар.
- Возможно.
- Этот самый начальник и приказал вам так со мной обращаться?
- Да.
- С какой целью?
- Этого я не знаю.
- Но ведь когда-нибудь мой кошелек иссякнет?
- Вероятно.
- Послушайте, - сказал Данглар, - хотите миллион?
- Нет.
- Два миллиона?
- Нет.
- Три миллиона?.. Четыре?.. Ну, хотите четыре? Я вам их отдаю с усло-
вием, что вы меня отпустите.
- Почему вы предлагаете нам четыре миллиона за то, что стоит пять? -
сказал Вампа. - Это ростовщичество, господин банкир, вот как я это пони-
маю.
- Берите все! Все, слышите! - воскликнул Данглар. - И убейте меня!
- Успокойтесь, ваша милость; не надо горячиться, а то у вас появится
такой аппетит, что вы начнете проедать по миллиону в день; будьте береж-
ливы, черт возьми!
- А когда у меня не хватит денег, чтобы платить вам? - воскликнул
Данглар вне себя.
- Тогда вы будете голодать.
- Голодать? - сказал Данглар, бледнея.
- Вероятно, - флегматично ответил Вампа.
- Но ведь вы говорите, что не хотите убивать меня?
- Да.
- И дадите мне умереть с голоду?
- Это не одно и то же.
- Так нет же, негодяи, - воскликнул Данглар, - я обману ваши подлые
расчеты! Если уж мне суждено умереть, то чем скорее, тем лучше; мучьте
меня, пытайте меня, убейте, но моей подписи вы больше не получите!
- Как вашей милости будет угодно, - сказал Вампа.
И он вышел из кельи.
Данглар, рыча от бешенства, бросился на козьи шкуры. Кто были эти лю-
ди?
Кто был их невидимый начальник? Какие у них намерения? И почему все
могут от них откупиться, а он один не может?
Да, конечно, смерть, быстрая, насильственная смерть - лучший способ
обмануть расчеты его жестоких врагов, которые, видимо, наметили его
жертвой какого-то непонятного мщения.
Но умереть!
Быть может, впервые за всю долгую жизнь Данглар думал о смерти, и
призывая ее и в то же время страшась; настала минута взглянуть в лицо
неумолимому призраку, который таится во всяком живом существе, говорящем
себе при каждом биении сердца: "Ты умрешь!"
Данглар походил на дикого зверя, которого травля возбуждает, затем
приводит в отчаяние и которому силою отчаяния иногда удается спастись.
Он подумал о побеге. Но окружавшие его стены были толще скалы, у
единственного выхода из кельи сидел человек и читал, а за спиной этого
человека двигались взад и вперед тени, вооруженные карабинами.
Его решимости хватило только на два дня, после чего оп потребовал пи-
щи и предложил за нее миллион.
Ему подали великолепный ужин и взяли предложенный миллион.
С этого времени жизнь несчастного пленника стала беспрерывным отступ-
лением. Он так исстрадался, что не в силах был больше страдать, и испол-
нял все, чего от него требовали; прошло двенадцать дней, и вот, пообе-
дав, не хуже, чем во времена своего преуспеяния, он подсчитал, сколько
выдал чеков; оказалось, что у него остается всего лишь пятьдесят тысяч.
Тогда в нем произошла странная перемена: он, который отдал пять мил-
лионов, решил спасти последние пятьдесят тысяч франков; он решил вести
жизнь, полную лишений, лишь бы не отдавать этих пятидесяти тысяч; в моз-
гу его мелькали проблески надежды, близкие к безумию. Он, который уже
так давно забыл бога, стал думать о нем; он говорил себе, что бог иногда
творит чудеса: пещера может разрушиться, папские карабинеры могут отк-
рыть это проклятое убежище и явиться к нему на помощь; тогда у него еще
останется пятьдесят тысяч франков, а пятидесяти тысяч франков достаточно
для того, чтобы не умереть с голода; и он со слезами молил бога оставить
ему эти пятьдесят тысяч франков.
Он провел так три дня, и все три дня имя божье было непрерывно, если
не в сердце у него, то по крайней мере на устах; по временам у него бы-
вали минуты бреда, ему казалось, что он видит через окно, как в бедной
комнатке, на жалкой постели, лежит умирающий старик. Этот старик тоже
умирал с голоду.
На четвертый день Данглар был уже не человек, но живой труп; он по-
добрал все до последней крошки от своих прежних обедов и начал грызть
циновку, покрывавшую каменный пол.
Тогда он стал молить Пеппино, как молят ангела-хранителя, дать ему
поесть; он предлагал ему тысячу франков за кусочек хлеба.
Пеппино молчал.
На пятый день Данглар подтащился к двери.
- Вы не христианин! - сказал он, поднимаясь на колени. - Вы хотите
уморить человека, брата вашего перед богом!
"Где все мои друзья!" - пробормотал он.
И он упал ничком.
Потом поднялся и в исступлении крикнул:
- Начальника! Начальника!
- Я здесь! - внезапно появляясь, сказал Вампа. - Что вам угодно?
- Возьмите мое последнее золото, - пролепетал Данглар, протягивая
свой бумажник, - и оставьте меня жить здесь, в этой пещере; я уже не
прошу свободы, я только прошу оставить мне жизнь.
- Вы очень страдаете? - спросил Вампа.
- Да, я жестоко страдаю!
- А есть люди, которые страдали еще больше.
- Этого не может быть!
- Но это так! Те, кто умер с голоду.
Данглар вспомнил того старика, которого он во время своих галлюцина-
ций видел в убогой каморке, на жалкой постели.
Он со стоном припал лбом к каменному полу.
- Да, правда, были такие, которые еще больше страдали, чем я, но это
были мученики.
- Вы раскаиваетесь? - спросил чей-то мрачный и торжественный голос,
от которого волосы Данглара стали дыбом.
Своим ослабевшим взором он пытался вглядеться в окружающее и увидел
позади Луиджи человека в плаще, полускрытого тенью каменного столба.
- В чем я должен раскаяться? - едва внятно пробормотал Данглар.
- В содеянном зле, - сказал тот же голос.
- Да, я раскаиваюсь, раскаиваюсь! - воскликнул Данглар.
И он стал бить себя в грудь исхудавшей рукой.
- Тогда я вас прощаю, - сказал неизвестный, сбрасывая плащ и делая
шаг вперед, чтобы стать на освещенное место.
- Граф Монте-Кристо! - в ужасе воскликнул Данглар, и лицо его, уже
бледное от голода и страданий, побледнело еще больше.
- Вы ошибаетесь, я не граф Монте-Кристо.
- Кто же вы?
- Я тот, кого вы продали, предали, обесчестили; я тот, чью невесту вы
развратили, тот, кого вы растоптали, чтобы подняться до богатства; я
тот, чей отец умер с голоду по вашей вине. Я обрек вас на голодную
смерть, и все же вас прощаю, ибо сам нуждаюсь в прощении; я Эдмон Дан-
тес!
Данглар вскрикнул и упал к его ногам.
- Встаньте, - сказал граф, - я дарую вам жизнь; ваши сообщники не бы-
ли столь счастливы: один сошел с ума, другой мертв! Оставьте себе ваши
пятьдесят тысяч франков, я их вам дарю; а пять миллионов, которые вы ук-
рали у сирот, уже возвращены. А теперь ешьте и пейте; сегодня вы мой
гость. Вампа, когда этот человек насытится, он свободен.
Данглар, пока граф не удалился, продолжал лежать ничком; когда он
поднял голову, он увидел только исчезавшую в проходе смутную тень, перед
которой склонялись разбойники.
Вампа исполнил приказание графа, и Данглару были поданы лучшие плоды
и лучшее вино Италии; затем его посадили в его почтовую карету, провезли
по дороге и высадили у какого-то дерева.
Он просидел под ним до утра, не зная, где он.
Когда рассвело, он увидел поблизости ручей; ему хотелось пить, и он
подполз к воде.
Наклонившись, чтобы напиться, он увидел, что волосы его поседели.
XX. ПЯТОЕ ОКТЯБРЯ
Было около шести часов вечера; опаловый свет, пронизываемый золотыми
лучами осеннего солнца, падал с неба на голубые волны моря.
Дневной жар понемногу спадал, и уже веял тот легкий ветерок, что ка-
жется дыханием самой природы, просыпающейся после знойного полуденного
сна: сладостное дуновение, которое освежает берега Средиземного моря и
несет от побережья к побережью аромат деревьев, смешанный с терпким за-
пахом моря.
По этому огромному озеру, простирающемуся от Гибралтара до Дарданелл
и от Туниса до Венеции, скользила в первой вечерней дымке легкая, строй-
ная яхта. Казалось, это скользит по воде распластавший крылья лебедь.
Она неслась стремительная и грациозная, оставляя позади себя фосфоресци-
рующий след.
Последние лучи солнца угасли на горизонте; но, словно воскрешая осле-
пительные вымыслы античной мифологии, его нескромные отблески еще вспы-
хивали на гребнях волн, выдавая тайну Амфитриты: пламенный бог укрылся
на ее груди, и она тщетно пыталась спрятать возлюби ленного в лазурных
складках своего плаща.
Яхта быстро неслась вперед, хотя казалось, ветер был так слаб, что не
растрепал бы и локоны на девичьей головке.
На баке стоял человек высокого роста, с бронзовым цветом лица, и
смотрел неподвижным взглядом, как навстречу ему приближалась земля, тем-
ным конусом выступавшая из волн, подобно исполинской каталонской шляпе.
- Это и есть Монте-Кристо? - задумчиво и печально спросил путешест-
венник, по-видимому распоряжавшийся маленькой яхтой.
- Да, ваша милость, - отвечал капитан, - мы у цели.
- Мы у цели! - прошептал путешественник с какойто непередаваемой
грустью.
Затем он тихо прибавил:
- Да, здесь моя пристань.
И он снова погрузился в думы: на губах его появилась улыбка печальнее
слез.
Спустя несколько минут на берегу вспыхнул слабый, тотчас же погасший
свет, и до яхты донесся звук выстрела.
- Ваша милость, - сказал капитан, - с берега нам подают сигнал; хоти-
те сами на него ответить?
- Какой сигнал? - спросил тот.
Капитан показал рукой на остров: к вершине его поднимался одинокий
белесый дымок, расходящийся в воздухе.
- Да, да! - сказал путешественник, как бы очнувшись от сна. - Хорошо.
Капитан подал ему заряженный карабин; путешественник взял его, мед-
ленно поднял и выстрелил.
Не прошло и десяти минут, как уже спустили паруса и бросили якорь в
пятистах шагах от небольшой пристани. На волнах уже качалась шлюпка с
четырьмя гребцами и рулевым; путешественник спустился в нее, но вместо
того чтобы сесть на корме, покрытой для него голубым ковром, скрестил
руки и остался стоять.
Гребцы ждали команды, приподняв весла, словно птицы, которые сушат
свои крылья.
- Вперед! - сказал путешественник.
Четыре пары весел разом, без всплеска, опустились в воду; и шлюпка,
уступая толчку, понеслась стрелой.
Через минуту они уже были в маленькой бухте, расположенной в рассели-
не скал, и шлюпка врезалась в песчаное дно.
- Ваша милость, - сказал рулевой, - двое гребцов перенесут вас на бе-
рег.
Путешественник ответил на это предложение жестом полного безразличия,
спустил ноги за борт и соскользнул в воду, которая дошла ему до пояса.
- Напрасно вы это, ваша милость, - пробормотал рулевой, - хозяин бу-
дет нас бранить.
Путешественник, не отвечая, пошел к берегу, следом за двумя матроса-
ми, выбиравшими наиболее удобный грунт.
Шагов через тридцать они добрались до суши; путешественник отряхнулся
и стал озираться, стараясь угадать, в какую сторону его поведут, потому
что уже совсем стемнело.
Едва он повернул голову, как на плечо ему легла чьято рука, и раздал-
ся голос, от звука которого он вздрогнул.
- Добро пожаловать, Максимилиан, - сказал этот голос, - вы точны,
благодарю вас.
- Это вы, граф! - воскликнул Моррель и стремительно, почти радостно
сжал обеими руками руку Монте-Кристо.
- Как видите, я так же точен, как вы; но вы промокли, дорогой мой;
вам надо переодеться, как сказала бы Калипсо Телемаху. Идемте, здесь для
вас приготовлено жилье, где вы забудете и усталость и холод.
Монте-Кристо заметил, что Моррель обернулся; он немного подождал.
В самом деле Моррель удивился, что привезшие его люди ничего с него
не спросили и скрылись прежде, чем он успел им заплатить. Он услышал
удары весел по воде: шлюпка возвращалась к яхте.
- Вы ищете своих матросов? - спросил граф.
- Да, они уехали, а ведь я не заплатил им.
- Не беспокойтесь об этом, Максимилиан, - сказал, смеясь, Монте-Крис-
то, - у меня с моряками договор, по которому доставка на мой остров то-
варов и путешественников происходит бесплатно. Я абонирован, как говорят
в цивилизованных странах.
Моррель с удивлением посмотрел на графа.
- Вы здесь совсем другой, чем в Париже, - сказал он.
- Почему?
- Здесь вы смеетесь.
Чело Монте-Кристо сразу омрачилось.
- Вы правы, Максимилиан, я забылся, - сказал он, - встреча с вами -
счастье для меня, и я забыл, что всякое счастье преходяще.
- Нет, нет, граф! - воскликнул Моррель, снова сжимая руки своего дру-
га. - Напротив, смейтесь, будьте счастливы и докажите мне вашим равноду-
шием, что жизнь тяжела только для тех, кто страдает. Вы милосердны, вы
добры, вы великодушны, и вы притворяетесь веселым, чтобы вселить в меня
мужество.
- Вы ошибаетесь, Моррель, - сказал Монте-Кристо, - я в самом деле
чувствовал себя счастливым.
- Так вы забыли обо мне; тем лучше.
- Почему?
- Вы ведь знаете, мой друг, что я, как гладиатор, приветствующий в
цирке великого императора, говорю вам: "Идущий на смерть приветствует
тебя".
- Так вы не утешились? - спросил Монте-Кристо, бросая на него зага-
дочный взгляд.
- Неужели вы могли подумать, что это возможно? - с горечью сказал
Моррель.
- Поймите меня, Максимилиан, - сказал граф. - Вы не считаете меня
пошляком, бросающим слова на ветер? Я имею право спрашивать, утешились
ли вы, ибо для меля человеческое сердце не имеет тайн. Посмотрим же
вместе, что скрыто в самой глубине вашего сердца. Терзает ли его
по-прежнему нестерпимая боль, от которой содрогается тело, как содрога-
ется лев, ужаленный москитом? Мучит ли по-прежнему та палящая жажда, ко-
торую может утолить только могила, то безутешное горе, которое выбрасы-
вает человека из жизни и гонит его навстречу смерти? Быть может, в вашем
сердце просто иссякло мужество, уныние погасило в нем последний луч на-
дежды, и оно, утратив память, уже не в силах более плакать? Если так,
если у вас больше нет слез, если вам кажется, что ваше сердце умерло,
если у вас нет иной опоры, кроме бога, и ваш взгляд обращен только к не-
бу, тогда, друг мой, вы утешились, вам не на что больше сетовать.
- Граф, - отвечал Моррель кротко и в то же время твердо, - выслушайте
меня, как человека, который перстом указывает на землю, а глаза возводит
к небу. Я пришел к вам, чтобы умереть в объятиях друга. Конечно, есть
люди, которых я люблю: я люблю свою сестру, люблю ее мужа; но мне нужно,
чтобы в последнюю минуту кто-то улыбнулся мне и раскрыл сильные объятия.
Жюли разразилась бы слезами и упала бы в обморок; я увидел бы ее страда-
ния, а я довольно уже страдал; Эмманюель стал бы отнимать у меня писто-
лет и поднял бы крик на весь дом. Вы же, граф, дали мне слово, и так как
вы больше, чем человек, и я считал бы вас божеством, если бы вы не были
смертны, вы проводите меня тихо и ласково к вратам вечности.
- Друг мой, - сказал граф, - у меня остается еще одно сомнение: может
быть, вы так малодушны, что рисуетесь своим горем?
- Нет, граф, взгляните на меня: все просто, и во мне нет малодушия, -
сказал Моррель, протягивая графу руку, - мой пульс не бьется ни чаще, ни
медленнее, чем всегда. Я дошел до конца пути; дальше я не пойду. Вы на-
зываете себя мудрецом - и вы говорили мне, что надо ждать и надеяться; а
вы знаете, к чему это привело? Я ждал целый месяц - это значит, что я
целый месяц страдал! Человек жалкое и несчастное создание: я надеялся,
сам не знаю на что, на что-то неизведанное, немыслимое, безрассудное! На
чудо... но какое? Один бог это знает, бог, омрачивший наш разум безумием
надежды. Да, я ждал; да, я надеялся; и за те четверть часа, что мы бесе-
дуем, вы, сами того не зная, истерзали мне сердце, потому что каждое ва-
ше слово доказывало мне, что для меня нет больше надежды. Как ласково,
как нежно убаюкает меня смерть!
Моррель произнес последние слова с такой страстной силой, что граф
вздрогнул.
- Граф, - продолжал Моррель, видя, что Монте-Кристо не отвечает. -
Пятого сентября вы потребовали от меня месячной отсрочки. Я согласил-
ся... Друг мой, сегодня пятое октября. - Моррель посмотрел на часы. -
Сейчас девять часов; мне осталось жить еще три часа.
- Хорошо, - отвечал Монте-Кристо, - идем.
Моррель машинально последовал за графом, и даже не заметил, как они
вошли в пещеру.
Он почувствовал под ногами ковер; открылась дверь, воздух наполнился
благоуханием, яркий свет ослепил глаза. Моррель остановился в нереши-
тельности: он боялся этой расслабляющей роскоши.
Монте-Кристо дружески подтолкнул его к столу.
- Почему нам не провести оставшиеся три часа, как древние римляне, -
сказал он. - Приговоренные к смерти Нероном, своим повелителем и наслед-
ником, они возлежали за столом увенчанные цветами и вдыхали смерть вмес-
те с благоуханием гелиотропов и роз.
Моррель улыбн