встре-
тилась с каретой Вильфора. Вильфор сделал знак, экипажи подъехали друг к
другу, и, наклонившись к окну, королевский прокурор спросил:
   - Ведь вы будете у госпожи де Морсер?
   - Нет, - отвечала г-жа Данглар, - я себя очень плохо чувствую.
   - Напрасно, -  возразил  Вильфор,  бросая  на  нее  многозначительный
взгляд, - было бы очень важно, чтобы вас там видели.
   - Вы думаете? - спросила баронесса.
   - Я в этом убежден.
   - В таком случае я буду.
   И кареты разъехались в разные стороны. Итак, г-жа Данглар явилась  на
бал, блистая не только своей природной красотой, но и  роскошью  наряда;
она вошла в ту самую минуту,  как  Мерседес  входила  в  противоположную
дверь.
   Графиня послала Альбера навстречу г-же Данглар. Он подошел к баронес-
се, сделал ей по поводу ее туалета несколько вполне заслуженных  компли-
ментов и предложил ей руку, чтобы провести ее туда, куда она пожелает.
   При этом Альбер искал кого-то глазами.
   - Вы ищете мою дочь? - с улыбкой спросила баронесса.
   - Откровенно говоря - да, - сказал Альбер, - неужели вы были так жес-
токи, что не привезли ее с собой?
   - Успокойтесь, она встретила мадемуазель де Вильфор и  пошла  с  ней;
видите, вот они идут следом за нами, обе в белых платьях, одна с букетом
камелий, а другая с букетом незабудок; но скажите мне...
   - Вы тоже кого-нибудь ищете? - спросил, улыбаясь, Альбер.
   - Разве вы не ждете графа Монте-Кристо?
   - Семнадцать! - ответил Альбер.
   - Что это значит?
   - Это значит, - сказал, смеясь, виконт, - что вы семнадцатая  задаете
мне этот вопрос. Везет же графу!.. Его можно поздравить... - А  вы  всем
отвечаете так же, как мне? - Ах, простите, я ведь вам так и не  ответил.
Не беспокойтесь, сударыня; модный человек у нас  будет,  он  удостаивает
нас этой чести.
   - Были вы вчера в Опере?
   - Нет.
   - А он там был.
   - Вот как? И этот эксцентричный человек снова выкинул что-нибудь ори-
гинальное?
   - Разве он может без этого? Эльслер танцевала в  "Хромом  бесе";  ал-
банская княжна была в полном восторге. После качучи граф продел букет  в
великолепное кольцо и бросил его очаровательной  танцовщице,  и  она,  в
знак благодарности, появилась с его кольцом в третьем акте.  А  его  ал-
банская княжна тоже приедет?
   - Нет, вам придется отказаться от удовольствия ее видеть; ее  положе-
ние в доме графа недостаточно ясно.
   - Послушайте, оставьте меня здесь и пойдите поздороваться с  госпожой
де Вильфор, - сказала баронесса, - я вижу, что она  умирает  от  желания
поговорить с вами.
   Альбер поклонился г-же Данглар и направился к г-же де Вильфор,  кото-
рая уже издали приготовилась заговорить с ним.
   - Держу пари, - прервал ее Альбер, - что я знаю, что вы мне скажете.
   - Да неужели?
   - Если я отгадаю, вы сознаетесь?
   - Да.
   - Честное слово?
   - Честное слово.
   - Вы собираетесь меня спросить, здесь ли граф Монте-Кристо или  прие-
дет ли он.
   - Вовсе нет. Сейчас меня интересует не он. Я хотела спросить, нет  ли
у вас известий от Франца?
   - Да, вчера я получил от него письмо.
   - И что он вам пишет?
   - Что он выезжает одновременно с письмом.
   - Отлично. Ну, а теперь о графе.
   - Граф приедет, не беспокойтесь.
   - Вы знаете, что его зовут не только Монте-Кристо?
   - Нет, я этого не знал.
   - Монте-Кристо - это название острова, а у него есть, кроме того, фа-
милия.
   - Я никогда ее не слышал.
   - Значит, я лучше осведомлена, чем вы: его зовут Дзакконе.
   - Возможно.
   - Он мальтиец.
   - Тоже возможно.
   - Сын судовладельца.
   - Знаете, вам надо рассказать все это вслух, вы имели бы огромный ус-
пех.
   - Он служил в Индии, разрабатывает серебряные рудники  в  Фессалии  и
приехал в Париж, чтобы открыть в Отейле заведение минеральных вод.
   - Ну и новости, честное слово! - сказал Морсер. - Вы мне разрешите их
повторить?
   - Да, но понемножку, не все сразу, и не говорите, что они исходят  от
меня.
   - Почему?
   - Потому что это почти подслушанный секрет.
   - Чей?
   - Полиции.
   - Значит, об этом говорилось...
   - Вчера вечером у префекта. Вы ведь понимаете, Париж взволновался при
виде этой необычайной роскоши, и полиция навела справки.
   - Само собой! Не хватает только, чтобы графа арестовали за  бродяжни-
чество, ввиду того что он слишком богат.
   - По правде говоря, это вполне могло бы случиться, если  бы  сведения
не оказались такими благоприятными.
   - Бедный граф! А он знает о грозившей ему опасности?
   - Не думаю.
   - В таком случае следует предупредить его. Я не премину это  сделать,
как только он приедет.
   В эту минуту к ним подошел красивый молодой брюнет с живыми глазами и
почтительно поклонился г-же де Вильфор.
   Альбер протянул ему руку.
   - Сударыня, - сказал Альбер, - имею честь представить вам Максимилиа-
на Морреля, капитана спаги, одного из наших славных, а главное,  храбрых
офицеров.
   - Я уже имела удовольствие  познакомиться  с  господином  Моррелем  в
Отейле, у графа Монте-Кристо, - ответила г-жа де Вильфор,  отворачиваясь
с подчеркнутой холодностью.
   Этот ответ, и особенно его тон, заставили сжаться сердце бедного Мор-
реля; но его ожидала награда: обернувшись, он увидал  в  дверях  молодую
девушку в белом; ее расширенные и, казалось, ничего не выражающие  глаза
были устремлены на него; она медленно подносила к губам букет незабудок.
   Моррель понял это приветствие и, с тем же выражением в глазах, в свою
очередь поднес к губам платок; и обе эти живые статуи, с учащенно бьющи-
мися сердцами и с мраморно-холодными  лицами,  разделенные  всем  прост-
ранством залы, на минуту забылись, вернее, забыли обо всем в этом  немом
созерцании.
   Они могли бы долго стоять так, поглощенные друг другом,  и  никто  не
заметил бы их забытья: в залу вошел граф Монте-Кристо.
   Как мы уже говорили, было ли то искусственное или природное  обаяние,
но где бы граф ни появлялся, он привлекал к себе всеобщее  внимание.  Не
его фрак, правда безукоризненного покроя, но простой и без  орденов;  не
белый жилет, без всякой вышивки; не панталоны, облегавшие  его  стройные
ноги, - не это привлекало внимание. Матовый цвет лица, волнистые  черные
волосы, спокойное и ясное лицо, глубокий и печальный взор, наконец пора-
зительно очерченный рот, так легко выражавший надменное презрение, - вот
что приковывало к графу все взгляды.
   Были мужчины красивее его, но не было ни одного столь  значительного,
если можно так выразиться. Все в нем изобличало глубину  ума  и  чувств,
постоянная работа мысли придала его чертам, взгляду и самым незначитель-
ным жестам несравненную выразительность и ясность.
   А, кроме того, наше парижское общество такое странное, что оно,  быть
может, и не заметило бы всего этого, если бы тут не скрывалась  какая-то
тайна, позлащенная блеском несметных богатств.
   Как бы то ни было, граф под огнем любопытных взоров и градом мимолет-
ных приветствий направился к г-же де Морсер; стоя перед камином, утопав-
шим в цветах, она видела в зеркале, висевшем напротив двери, как он  во-
шел, и приготовилась его встретить.
   Поэтому она обернулась к нему с натянутой улыбкой в ту самую  минуту,
как он почтительно перед ней склонился.
   Она, вероятно, думала, что граф заговорит с ней; он, со своей  сторо-
ны, вероятно, тоже думал, что она ему чтонибудь скажет; по оба они оста-
лись безмолвны, настолько, по-видимому, им  казались  недостойными  этой
минуты какие-нибудь банальные слова. И, обменявшись с ней поклоном, Мон-
те-Кристо направился к Альберу, который шел к нему навстречу с  протяну-
той рукой.
   - Вы уже видели госпожу де Морсер? - спросил Альбер.
   - Я только что имел честь поздороваться с ней, - сказал граф, - но  я
еще не видел вашего отца.
   - Да вот он, видите? Беседует о политике в  маленькой  кучке  больших
знаменитостей.
   - Неужели все эти господа - знаменитости? - сказал Монте-Кристо. -  А
я и не знал! Чем же они знамениты? Как вам известно, знаменитости бывают
разные.
   - Один из них ученый, вон тот, высокий и худой; он открыл  в  окрест-
ностях Рима особый вид ящерицы, у которой одним позвонком больше, чем  у
других, и сделал в Академии наук доклад об этом открытии. Сообщение  это
долго оспаривали, но в конце концов победа  осталась  за  высоким  худым
господином. Позвонок вызвал много шуму в ученом мире; высокий худой гос-
подин был всего лишь кавалером Почетного легиона, а теперь у  него  офи-
церский крест.
   - Что ж, - сказал Монте-Кристо, - по-моему, отличие вполне  заслужен-
ное, так что если он найдет еще один позвонок, то его могут сделать  ко-
мандором?
   - Очень возможно, - сказал Альбер.
   - А вот этот, который изобрел себе такой странный синий фрак,  расши-
тый зеленым, кто это?
   - Он не сам придумал так вырядиться; это  виновата  Республика:  она,
как известно, отличалась художественным вкусом и, желая облечь  академи-
ков в мундир, поручила Давиду нарисовать для них костюм.
   - Вот как, - сказал Монте-Кристо, - так этот господин - академик?
   - Уже неделя, как он принадлежит к этому сонму ученых мужей.
   - А в чем состоят его заслуги, его специальность?
   - Специальность? Он, кажется, втыкает кроликам булавки в голову, кор-
мит мареной кур и китовым усом выдалбливает спинной мозг у собак.
   - И поэтому он состоит в Академии паук?
   - Нет, во Французской академии.
   - Но при чем тут Французская академия?
   - Я вам сейчас объясню; говорят...
   - Что его опыты сильно двинули вперед науку, да?
   - Нет, что он прекрасно пишет.
   - Это, наверно, очень льстит самолюбию кроликов, которым он втыкает в
голову булавки, кур, которым он окрашивает кости в красный цвет,  и  со-
бак, у которых он выдалбливает спинной мозг.
   Альбер расхохотался.
   - А вот этот? - спросил граф.
   - Который?
   - Третий отсюда.
   - А, в васильковом фраке?
   - Да.
   - Это коллега моего отца. Недавно он  горячо  выступал  против  того,
чтобы членам Палаты пэров был присвоен мундир. Его речь по этому вопросу
имела большой успех; он был не в ладах с либеральной  прессой,  но  этот
благородный протест против намерений двора помирил его с  ней.  Говорят,
его назначат послом.
   - А в чем состоят его права на пэрство?
   - Он написал две-три комических оперы, имеет пятьшесть  акций  газеты
"Вею" и пять или шесть лет голосовал за министерство.
   - Браво, виконт! - сказал, смеясь, Монте-Кристо. - Вы  очаровательный
чичероне, теперь я попрошу вас об одной услуге.
   - О какой?
   - Вы не будете знакомить меня с этими господами, а если они  пожелают
познакомиться со мной, вы меня предупредите.
   В эту минуту граф почувствовал, что кто-то тронул  его  за  руку;  он
обернулся и увидел Данглара.
   - Ах, это вы, барон! - сказал он.
   - Почему вы зовете меня бароном? - сказал Данглар. -  Вы  же  знаете,
что я не придаю значения своему титулу. Не то, что вы, виконт;  ведь  вы
им дорожите, правда?
   - Разумеется, - отвечал Альбер, - потому что, перестань я быть викон-
том, я обращусь в ничто, тогда как вы свободно можете  пожертвовать  ба-
ронским титулом и все же останетесь миллионером.
   - Это, по-моему, наилучший титул  при  Июльской  монархии,  -  сказал
Данглар.
   - К несчастью, - сказал Монте-Кристо, - миллионер не есть пожизненное
звание, как барон, пэр Франции или академик; доказательством могут  слу-
жить франкфуртские миллионеры Франк и Пульман, которые только что обанк-
ротились.
   - Неужели? - сказал Данглар, бледнея.
   - Да, мне сегодня вечером привез это известие курьер;  у  меня  в  их
банке лежало что-то около миллиона, но меня вовремя предупредили, и я  с
месяц назад потребовал его выплаты.
   - Ах, черт, - сказал Данглар. - Они  перевели  на  меня  векселей  на
двести тысяч франков.
   - Ну, так вы предупреждены; их подпись стоит пять процентов.
   - Да, но я предупрежден слишком поздно, - сказал  Данглар.  -  Я  уже
выплатил по их векселям.
   - Что ж, - сказал Монте-Кристо, - вот еще двести тысяч франков, кото-
рые последовали...
   - Шш! - прервал Данглар, - не говорите об этом...  особенно  при  Ка-
вальканти-младшем, - прибавил банкир, подойдя ближе к Монте-Кристо, и  с
улыбкой обернулся к стоявшему невдалеке молодому человеку.
   Альбер отошел от графа, чтобы переговорить со своей матерью.  Данглар
покинул его, чтобы поздороваться с  Кавальканти-сыном.  Монте-Кристо  на
минуту остался один.
   Между тем духота становилась нестерпимой.
   Лакеи разносили по гостиным подносы, полные фруктов и мороженого.
   Монте-Кристо вытер платком лицо, влажное от пота, но отступил,  когда
мимо него проносили поднос, и не взял ничего прохладительного.
   Госпожа де Морсер ни на минуту не теряла МонтеКристо из виду. Она ви-
дела, как мимо него пронесли поднос, до которого он не  дотронулся;  она
даже заметила, как он отодвинулся.
   - Альбер, - сказала она, - обратил ты внимание на одну вещь?
   - На что именно?
   - Граф ни разу не принял приглашения на обед к твоему отцу.
   - Да, но он приехал ко мне завтракать, и этот завтрак был его  вступ-
лением в свет.
   - У тебя, это не то же, что у графа де Морсер, - прошептала Мерседес,
- а я слежу за ним с той минуты, как он сюда вошел.
   - И что же?
   - Он до сих пор ни к чему не притронулся.
   - Граф очень воздержанный человек.
   Мерседес печально улыбнулась.
   - Подойди к нему и, когда мимо  понесут  поднос,  попроси  его  взять
что-нибудь.
   - Зачем это, матушка?
   - Доставь мне это удовольствие, Альбер, - сказала Мерседес.
   Альбер поцеловал матери руку и подошел к графу.
   Мимо них пронесли поднос; г-жа де Морсер видела, как Альбер настойчи-
во угощал графа, даже взял блюдце с мороженым и предложил  ему,  но  тот
упорно отказывался.
   Альбер вернулся к матери; графиня была очень бледна.
   - Вот видишь, - сказала она, - он отказался.
   - Да, но почему это вас огорчает?
   - Знаешь, Альбер, женщины ведь странные создания. Мне было бы  прият-
но, если бы граф съел что-нибудь в моем доме, хотя  бы  только  зернышко
граната. Впрочем, может быть, ему не  нравится  французская  еда,  может
быть, у него какие-нибудь особенные вкусы.
   - Да нет же, в Италии он ел все, что угодно; вероятно,  ему  нездоро-
вится сегодня.
   - А потом, - сказала графиня, - раз он  всю  жизнь  провел  в  жарких
странах, он, может быть, не так страдает от жары, как мы?
   - Не думаю; он жаловался на духоту и спрашивал, почему, если уж  отк-
рыли окна, не открыли заодно и ставни.
   - В самом деле, - сказала Мерседес, - у меня  есть  способ  удостове-
риться, нарочно ли он от всего отказывается.
   И она вышла из гостиной.
   Через минуту ставни распахнулись; сквозь кусты  жасмина  и  ломоноса,
растущие перед окнами, можно было видеть весь сад, освещенный  фонарика-
ми, и накрытый стол под тентом.
   Танцоры и танцорки, игроки и беседующие радостно вскрикнули; их  лег-
кие с наслаждением впивали свежий воздух, широкими потоками  врывавшийся
в комнату.
   В ту же минуту вновь появилась Мерседес, бледнее прежнего, но  с  тем
решительным лицом, какое у нее иногда бывало. Она  направилась  прямо  к
той группе, которая окружала ее мужа.
   - Не удерживайте здесь наших гостей, граф, - сказала она. - Если  они
не играют в карты, то им, наверно, будет приятнее  подышать  воздухом  в
саду, чем задыхаться в комнатах.
   - Сударыня, - сказал галантный старый генерал, который  в  1809  году
распевал: "Отправимся в Сирию", - одни мы в сад не пойдем.
   - Хорошо, - сказала Мерседес, - в таком случае я подам вам пример.
   И, обернувшись к Монте-Кристо, она сказала:
   - Сделайте мне честь, граф, и предложите мне руку.
   Граф чуть не пошатнулся от этих простых  слов;  потом  он  пристально
посмотрел на Мерседес. Это был только миг, быстрый, как молния, но  гра-
фине показалось, что он длился вечность, так много  мыслей  вложил  Мон-
те-Кристо в один этот взгляд.
   Он предложил графине руку; она оперлась на нее, вернее,  едва  косну-
лась ее своей маленькой рукой, и они сошли вниз  по  одной  из  каменных
лестниц крыльца, окаймленной рододендронами и камелиями.
   Следом за ними, а также и по другой лестнице, с радостными возгласами
устремились человек двадцать, желающих погулять по саду.
 
 
   XIV. ХЛЕБ И СОЛЬ
 
   Госпожа де Морсер прошла со своим спутником под зеленые своды липовой
аллеи, которая вела к теплице.
   - В гостиной было слишком жарко, не правда ли, граф? - сказала она.
   - Да, сударыня, и ваша мысль открыть все двери и ставни -  прекрасная
мысль.
   Говоря эти слова, граф заметил, что рука Мерседес дрожит.
   - А вам не будет холодно в этом легком платье, с одним только газовым
шарфом на плечах? - сказал он.
   - Знаете, куда я вас веду? - спросила графиня, не отвечая на вопрос.
   - Нет, сударыня, - ответил Монте-Кристо, - по, как видите, я не  про-
тивлюсь.
   - К оранжерее, что виднеется там, в конце этой аллеи.
   Граф вопросительно взглянул на Мерседес, но она молча шла  дальше,  и
Монте-Кристо тоже молчал.
   Они дошли до теплицы, полной превосходных плодов,  которые  к  началу
июля уже достигли зрелости в этой температуре, рассчитанной на то, чтобы
заменить солнечное тепло, такое редкое у нас.
   Графиня отпустила руку Монте-Кристо и, подойдя  к  виноградной  лозе,
сорвала гроздь муската.
   - Возьмите, граф, - сказала ода с такой печальной улыбкой, что, каза-
лось, на глазах у нее готовы выступить слезы. - Я знаю, наш  французский
виноград не выдерживает сравнения с вашим сицилианским или кипрским,  но
вы, надеюсь, будете снисходительны к нашему бедному северному солнцу.
   Граф поклонился и отступил на шаг.
   - Вы мне отказываете? - сказала Мерседес дрогнувшим голосом.
   - Сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - я смиренно прошу у  вас  проще-
ния, но я никогда не ем муската.
   Мерседес со вздохом уронила гроздь.
   На соседней шпалере висел чудесный персик, выращенный, как  и  виног-
радная лоза, в искусственном тепле оранжереи. Мерседес подошла к  барха-
тистому плоду и сорвала его.
   - Тогда возьмите этот персик, - сказала она.
   Но граф снова повторил жест отказа.
   - Как, опять! - сказала она с таким отчаянием в голосе, словно подав-
ляла рыдание. - Право, мне не везет.
   Последовало долгое молчание; персик, вслед за гроздью, упал на песок.
   - Знаете, граф, - сказала, наконец, Мерседес, с мольбой глядя на Мон-
те-Кристо, - есть такой трогательный арабский обычай:  те,  что  вкусили
под одной кровлей хлеба и соли, становятся навеки друзьями.
   - Я это знаю, сударыня, - ответил граф, - но мы во Франции,  а  не  в
Аравии, а во Франции не существует вечной дружбы, так же  как  и  обычая
делить хлеб и соль.
   - Но все-таки, - сказала графиня, дрожа и глядя прямо  в  глаза  Мон-
те-Кристо, и почти судорожно схватила обеими руками его руку, - все-таки
мы друзья, не правда ли?
   Вся кровь прихлынула к сердцу графа, побледневшего, как смерть, затем
бросилась ему в лицо и на несколько секунд заволокла его глаза  туманом,
как бывает с человеком, у которого кружится голова.
   - Разумеется, сударыня, -  отвечал  он,  -  почему  бы  нам  не  быть
друзьями?
   Этот тон был так далек от того, чего жаждала Мерседес, что она отвер-
нулась со вздохом, более похожим на стон.
   - Благодарю вас, - сказала она.
   И она пошла вперед.
   Они обошли весь сад, не проронив ни слова.
   - Граф, - начала вдруг Мерседес, после десятиминутной молчаливой про-
гулки, - правда ли, что вы много  видели,  много  путешествовали,  много
страдали?
   - Да, сударыня, я много страдал, - ответил МонтеКристо.
   - Но теперь вы счастливы?
   - Конечно, - ответил граф, - ведь никто не слышал, чтобы я  когда-ни-
будь жаловался.
   - И ваше нынешнее счастье смягчает вашу душу?
   - Мое нынешнее счастье равно моим прошлым несчастьям.
   - Вы не женаты?
   - Женат? - вздрогнув, переспросил Монте-Кристо. -  Кто  мог  вам  это
сказать?
   - Никто не говорил, но вас несколько р