- Не знаю, - ответил лакей, -  но  в  комнату  мадемуазель  Валентины
прошла горничная; может быть, это она выплеснула.
   - Спросите у нее об этом, - сказал Моррель, по  взгляду  поняв  мысль
Нуартье.
   Лакей вышел и тотчас же вернулся.
   - Мадемуазель Валентина заходила сейчас в свою комнату, - сказал  он,
- и допила все, что осталось в стакане; а из графина все вылил  господин
Эдуард, чтобы устроить пруд для своих уток.
   Нуартье поднял глаза к небу, словно игрок, поставивший на  карту  все
свое состояние.
   Затем глаза старика обратились к двери и уже не отрывались от нее.
   Валентина не ошиблась, говоря, что приехала г-жа Данглар  с  дочерью;
их провели в комнату г-жи де Вильфор, которая сказала, что примет  их  у
себя; вот почему Валентина и прошла через свою комнату; эта комната была
в одном этаже с комнатой мачехи, и их разделяла только комната Эдуарда.
   Гостьи вошли в будуар с несколько официальным видом, очевидно,  гото-
вясь сообщить важную новость.
   Люди одного круга легко улавливают всякие оттенки в  обращении.  Г-жа
де Вильфор в ответ на торжественность обеих дам также  приняла  торжест-
венный вид.
   В эту минуту вошла Валентина, и приветствия возобновились.
   - Дорогой друг, - сказала баронесса, меж тем как девушки  взялись  за
руки, - я приехала к вам вместе с Эжени, чтобы  первой  сообщить  вам  о
предстоящей в ближайшем будущем свадьбе моей дочери с князем  Кавалькан-
ти.
   Данглар настаивал на титуле князя. Банкир-демократ находил,  что  это
звучит лучше, чем граф.
   - В таком случае разрешите вас искренно поздравить, -  ответила  г-жа
де Вильфор. - Я нахожу, что князь Кавальканти - молодой человек,  полный
редких достоинств.
   - Если говорить по-дружески, - сказала, улыбаясь, баронесса, -  то  я
скажу, что князь еще не тот человек, кем обещает стать  впоследствии.  В
нем еще много тех странностей, по которым мы, французы, с первого взгля-
да узнаем итальянского или немецкого аристократа. Все же у него,  по-ви-
димому, доброе сердце, тонкий ум, а что касается  практической  стороны,
то господин Данглар утверждает, что состояние у него грандиозное; он так
и выразился.
   - А кроме того, - сказала Эжени, перелистывая альбом г-жи де Вильфор,
- прибавьте, сударыня, что вы питаете к этому молодому  человеку  особую
благосклонность.
   - Мне незачем спрашивать вас, - заметила г-жа де Вильфор, - разделяе-
те ли вы эту благосклонность?
   - Ни в малейшей степени, сударыня, - отвечала Эжени с  обычной  своей
самоуверенностью. - Я не чувствую никакой склонности связывать себя  хо-
зяйственными заботами или исполнением мужских прихотей, кто бы этот муж-
чина ни был. Мое призвание быть  артисткой  и,  следовательно,  свободно
распоряжаться своим сердцем, своей особой и своими мыслями.
   Эжени произнесла эти слова таким решительным и твердым тоном, что Ва-
лентина вспыхнула. Робкая девушка не могла понять этой сильной натуры, в
которой не чувствовалось и тени женской застенчивости.
   - Впрочем, - продолжала та, - раз уж мне суждено выйти замуж, я долж-
на благодарить провидение, избавившее меня по крайней мере от притязаний
господина де Морсер; не вмешайся провидение,  я  была  бы  теперь  женой
обесчещенного человека.
   - А ведь правда, - сказала баронесса с той странной наивностью, кото-
рой иногда отличаются аристократки и от которой их не может отучить даже
общение с плебеями, - правда, если бы Морсеры не  колебались,  моя  дочь
уже была бы замужем за Альбером; генерал очень хотел этого брака, он да-
же сам приезжал к господину Данглару, чтобы  вырвать  его  согласие;  мы
счастливо отделались.
   - Но разве позор отца бросает тень на сына? - робко заметила Валенти-
на. - Мне кажется, что виконт нисколько не повинен в предательстве гене-
рала.
   - Простите, дорогая, - сказала неумолимая Эжени, - виконт недалеко от
этого ушел; говорят, что, вызвав вчера в Опере графа Монте-Кристо на ду-
эль, он сегодня утром принес ему свои извинения у барьера.
   - Не может быть! - сказала г-жа де Вильфор.
   - Ах, дорогая, - отвечала г-жа Данглар с той же  наивностью,  которую
мы только что отметили, - это наверное так; я это знаю от господина Деб-
рэ, который присутствовал при объяснении.
   Валентина тоже знала все, но промолчала. От дуэли мысль  ее  перенес-
лась в комнату Нуартье, где ее ждал Моррель.
   Погруженная в задумчивость, Валентина уже несколько минут не принима-
ла участия в разговоре; она даже не могла бы сказать, о  чем  шла  речь,
как вдруг г-жа Данглар дотронулась до ее руки.
   - Что вам угодно, сударыня? - сказала Валентина, вздрогнув  от  этого
прикосновения, словно от электрического разряда.
   - Вы больны, дорогая Валентина? - спросила баронесса.
   - Больна? - удивилась девушка, проводя рукой по своему горячему лбу.
   - Да; посмотрите на себя в зеркало; за последнюю минуту вы раза четы-
ре менялись в лице.
   - В самом деле, - воскликнула Эжени, - ты страшно бледна!
   - Не беспокойся, Эжени; со мной это уже несколько дней.
   И, несмотря на все свое простодушие, Валентина поняла, что может вос-
пользоваться этим предлогом, чтобы уйти. Впрочем, г-жа де  Вильфор  сама
пришла ей на помощь.
   - Идите к себе, Валентина, - сказала она, - вы в самом деле  нездоро-
вы; наши гостьи извинят вас; выпейте стакан холодной  воды,  вам  станет
легче.
   Валентина поцеловала Эжени, поклонилась  г-же  Данглар,  которая  уже
поднялась с места и начала прощаться, и вышла из комнаты.
   - Бедная девочка, - сказала г-жа де Вильфор, когда дверь за  Валенти-
ной закрылась, - она не на шутку меня беспокоит,  и  я  боюсь,  что  она
серьезно заболеет.
   Между тем Валентина в каком-то безотчетном возбуждении  прошла  через
комнату Эдуарда, не ответив на злую выходку, которой он ее встретил,  и,
миновав свою спальню, вышла на маленькую лестницу. Ей  оставалось  спус-
титься только три ступени, она уже слышала голос Морреля, как вдруг  ту-
ман застлал ей глаза, ее онемевшая нога оступилась, перила  выскользнули
из-под руки, и, припав к стене, она уже не сошла, а скатилась по  ступе-
ням.
   Моррель стремительно открыл дверь и увидел Валентину, лежащую на пло-
щадке.
   Он подхватил ее на руки и усадил в кресло.
   Валентина открыла глаза.
   - Какая я неловкая! - сказала она с лихорадочной живостью. -  Я,  ка-
жется, разучилась держаться на ногах. Как я могла забыть, что до площад-
ки оставалось еще три ступеньки.
   - Вы не ушиблись, Валентина? - воскликнул Моррель.
   Валентина окинула взглядом комнату; в глазах Нуартье она прочла вели-
чайший испуг.
   - Успокойся, дедушка, - сказала она, пытаясь улыбнуться, - это пустя-
ки... у меня просто закружилась голова.
   - Опять головокружение! - сказал Моррель, в отчаянии сжимая  руки.  -
Поберегите себя, Валентина, умоляю вас!
   - Да ведь все уже прошло, - сказала Валентина, - говорю же я вам, что
это пустяки. А теперь послушайте, я скажу вам новость: через педелю Эже-
ни выходит замуж, а через три дня назначено большое  пиршество  в  честь
обручения. Мы все приглашены - мой отец, госпожа де Вильфор и я... Так я
по крайней мере поняла.
   - Когда же, наконец, настанет наша очередь? Ах, Валентина, вы  имеете
такое влияние на своего дедушку, постарайтесь,  чтобы  он  ответил  вам:
скоро!
   - Так вы рассчитываете на меня, чтобы торопить дедушку  и  напоминать
ему? - отвечала Валентина.
   - Да, - воскликнул Моррель. - Ради бога поспешите. Пока вы не  будете
моей, Валентина, мне всегда будет казаться, что я вас потеряю.
   - Право, Максимилиан, - отвечала Валентина, судорожно вздрогнув, - вы
слишком боязливы. Вы же офицер, про которого говорят, что  он  не  знает
страха. Ха-ха-ха!
   И она разразилась резким, болезненным смехом; руки ее напряглись, го-
лова запрокинулась, и она осталась недвижима.
   Крик ужаса, который не мог сорваться с  уст  Нуартье,  застыл  в  его
взгляде.
   Моррель понял: нужно звать на помощь.
   Он изо всех сил дернул звонок; горничная, находившаяся в комнате  Ва-
лентины, и лакей, заступивший место Барруа, вместе вбежали в комнату.
   Валентина была так бледна, так холодна и неподвижна, что,  не  слушая
того, что им говорят, они поддались  царившему  в  этом  проклятом  доме
страху и с воплями бросились бежать по коридорам.
   Госпожа Данглар и Эжени как раз в эту минуту уезжали; они еще  успели
узнать причину переполоха.
   - Я вам говорила! - воскликнула г-жа де Вильфор. - Бедняжка!
 
 
   XVII. ПРИЗНАНИЕ
 
   В эту минуту послышался голос Вильфора, кричавшего из своего  кабине-
та:
   - Что случилось?
   Моррель взглянул на Нуартье, к которому вернулось все его  хладнокро-
вие, и тот глазами указал ему на пишу, где однажды, при сходных  обстоя-
тельствах, он уже скрывался.
   Он едва успел схватить шляпу и спрятаться за  портьерой.  В  коридоре
уже раздавались шаги королевского прокурора.
   Вильфор вбежал в  комнату,  бросился  к  Валентине  и  схватил  ее  в
объятья.
   - Доктора! Доктора!.. Д'Авриньи! - крикнул Вильфор. -  Нет,  я  лучше
сам поеду за ним.
   И он стремглав выбежал из комнаты.
   В другую дверь выбежал Моррель.
   Его поразило в самое сердце ужасное воспоминание: ему вспомнился раз-
говор между Вильфором и доктором,  который  он  случайно  подслушал  той
ночью, когда умерла г-жа де Сен-Меран; симптомы, хоть  и  более  слабые,
были такие же, какие предшествовали смерти Барруа.
   И ему почудилось, будто в ушах у него звучит голос Монте-Кристо, ска-
завшего ему не далее как два часа тому назад:
   "Что бы вам ни понадобилось, Моррель, приходите ко мне, я многое могу
сделать".
   Он стрелой помчался по предместью Сент-Оноре к улице  Матиньон,  а  с
улицы Матиньон на Елисейские Поля.
   Тем временем Вильфор подъехал в наемном кабриолете к дому  Д'Авриньи;
он так резко позвонил, что швейцар  открыл  ему  с  перепуганным  лицом.
Вильфор бросился па лестницу, не в силах  вымолвить  ни  слова.  Швейцар
знал его и только крикнул ему вслед:
   - Доктор в кабинете, господин королевский прокурор!
   Вильфор уже вошел, или, вернее, ворвался к доктору.
   - Ах, это вы! - сказал Д'Авриньи.
   - Да, доктор, - отвечал Вильфор, закрывая за собой дверь, - и на этот
раз я вас спрашиваю, одни ли мы здесь? Доктор, мой дом проклят богом.
   - Что случилось? - спросил тот внешне холодно, но с глубоким внутрен-
ним волнением. - У вас опять кто-нибудь заболел?
   - Да, доктор, - воскликнул Вильфор, хватаясь за голову, - да!
   Взгляд Д'Авриньи говорил:
   "Я это предсказывал".
   Он медленно и с ударением произнес:
   - Кто же умирает на этот раз? Кто эта новая жертва, которая  предста-
нет перед богом, обвиняя нас в преступной слабости?
   Мучительное рыдание вырвалось из груди Вильфора; он  схватил  доктора
за руку.
   - Валентина! - сказал он. - Теперь очередь Валентины!
   - Ваша дочь! - с ужасом и изумлением воскликнул д'Авриньи.
   - Теперь вы видите, что вы ошибались, - прошептал Вильфор, - помогите
ей и попросите у страдалицы прощения за то, что вы подозревали ее.
   - Всякий раз, когда вы посылали за мной, - сказал д'Авриньи, - бывало
уже поздно, но все равно, я иду; только поспешим, с вашими врагами  мед-
лить нельзя.
   - На этот раз, доктор, вам уже не придется упрекать меня в  слабости.
На этот раз я узнаю, кто убийца, и не пощажу его.
   - Прежде чем думать о мщении, сделаем  все  возможное,  чтобы  спасти
жертву, - сказал д'Авриньи. - Едем.
   И кабриолет, доставивший Вильфора, рысью домчал его обратно вместе  с
д'Авриньи в то самое время, как Моррель стучался в дверь Монте-Кристо.
   Граф был у себя в кабинете и, очень озабоченный, читал записку, кото-
рую ему только что спешно прислал Бертуччо.
   Услышав, что ему докладывают о Морреле, который расстался  с  ним  за
каких-нибудь два часа перед этим, граф с удивлением поднял голову.
   Для Морреля, как и для графа, за эти два часа изменилось,  по-видимо-
му, многое: он покинул графа с улыбкой, а теперь стоял  перед  ним,  как
потерянный.
   Граф вскочил и бросился к нему.
   - Что случилось, Максимилиан? - спросил он. - Вы бледны, задыхаетесь!
   Моррель почти упал в кресло.
   - Да, - сказал он, - я бежал, мне нужно с вами поговорить.
   - У вас дома все здоровы? - спросил граф самым  сердечным  тоном,  не
оставлявшим сомнений в его искренности.
   - Благодарю вас, граф, - отвечал Моррель, видимо, не зная, как  прис-
тупить к разговору, - да, дома у меня все здоровы.
   - Я очень рад; но вы хотели мне что-то сказать? - заметил граф с воз-
растающей тревогой.
   - Да, - сказал Моррель, - я бежал к вам из дома, куда вошла смерть.
   - Так вы от Морсеров? - спросил Монте-Кристо.
   - Нет, - отвечал Моррель, - а разве у Морсеров ктонибудь умер?
   - Генерал пустил себе пулю в лоб, - отвечал МонтеКристо.
   - Какое ужасное несчастье! - воскликнул Максимилиан.
   - Не для графини, не для Альбера, - сказал Монте-Кристо, - лучше  по-
терять отца и мужа, чем видеть его бесчестие; кровь смоет позор.
   - Несчастная графиня! - сказал Максимилиан. - Больше всего  мне  жаль
эту благородную женщину!
   - Пожалейте и Альбера, Максимилиан; поверьте, он достойный сын графи-
ни. Но вернемся к вам; вы хотели меня видеть; я  очень  рад,  если  могу
быть вам полезен.
   - Да, я пришел к вам в безумной надежде, что вы можете помочь  мне  в
таком деле, где один бог может помочь.
   - Говорите же!
   - Я даже не знаю, - сказал Моррель, - имею ли я право хоть одному че-
ловеку на свете открыть такую тайну; но меня вынуждает рок,  я  не  могу
иначе.
   И он замолчал в нерешительности.
   - Вы знаете, что я вас люблю, - сказал Монте-Кристо, сжимая руку Мор-
реля.
   - Ваши слова придают мне смелости, и сердце говорит  мне,  что  я  не
должен иметь тайн от вас.
   - Да, Моррель, сам бог внушил вам это. Скажите же мне  все,  как  вам
велит сердце.
   - Граф, разрешите мне послать Батистена справиться от вашего имени  о
здоровье одной особы, которую вы знаете.
   - Я сам в вашем распоряжении, что же говорить о моих слугах?
   - Я должен узнать, что ей лучше, не то я с ума сойду.
   - Хотите, чтобы я позвонил Батистену?
   - Нет, я сам ему скажу.
   Моррель вышел, позвал Батистена и  вполголоса  сказал  ему  несколько
слов. Камердинер спешно вышел.
   - Ну, что? Послали? - спросил Монте-Кристо возвратившегося Морреля.
   - Да, теперь я буду немного спокойнее.
   - Я жду вашего рассказа, - сказал, улыбаясь, МонтеКристо.
   - Да, я все скажу вам. Слушайте. Однажды вечером я очутился  в  одном
саду; меня скрывали кусты, никто не подозревал о моем присутствии.  Мимо
меня прошли двое; разрешите мне пока не называть их;  они  разговаривали
тихо, но мне было так важно знать, о чем они говорят, что я напряг  слух
и не пропустил ни слова.
   - Начало довольно зловещее, если судить по вашей бледности.
   - Да, мой друг, все это ужасно! В этом доме кто-то только  что  умер;
один из собеседников был хозяин, другой - врач. И первый поверял второму
свои опасения и горести, потому что уже второй раз за этот месяц смерть,
быстрая и неожиданная, поражала его дом, словно ангел мщения призвал  на
него божий гнев.
   - Вот что! - сказал Монте-Кристо, пристально глядя на Морреля и  неу-
ловимым движением поворачивая свое кресло так, чтобы оказаться в тени, в
то время как свет падал прямо на лицо гостя.
   - Да, - продолжал Максимилиан, - смерть дважды за один месяц посетила
этот дом.
   - А что отвечал доктор? - спросил Монте-Кристо.
   - Он отвечал... он отвечал, что смерть эта кажется ему неестественной
и что ее можно объяснить только одним...
   - Чем?
   - Ядом!
   - В самом деле? - сказал Монте-Кристо с тем легким покашливанием, ко-
торое в минуты сильного волнения помогало ему скрыть румянец, или  блед-
ность, или просто то внимание, с каким он слушал собеседника. - В  самом
деле, Максимилиан? И вы все это слышали?
   - Да, дорогой граф, я все это слышал, и доктор  даже  прибавил,  что,
если что-либо подобное повторится, он будет считать себя обязанным обра-
титься к правосудию.
   Монте-Кристо слушал с величайшим спокойствием, быть  может,  притвор-
ным.
   - Потом, - продолжал Максимилиан, - смерть нагрянула в третий раз, но
ни хозяин дома, ни доктор никому ничего не сказали; теперь смерть, может
быть, нагрянет в четвертый раз. Скажите, граф,  к  чему  меня  обязывает
знание этой тайны?
   - Дорогой друг, - сказал Монте-Кристо, - вы рассказываете о случае, о
котором знают решительно все. Дом, где вы все это слышали,  мне  знаком,
или по крайней мере я знаю точь-в-точь такой же; там имеется  сад,  отец
семейства, доктор, там одна за другой случились три странных и неожидан-
ных смерти. Взгляните на меня: я не слышал ничьих признаний и тем не ме-
нее знаю все это не хуже вас. Но разве меня мучает  совесть?  Нет,  меня
это ничуть не касается. Вы говорите: словно ангел мщения  призвал  божий
гнев на этот дом; а кто вам сказал, что это не так?  Закройте  глаза  на
преступления, которых не хотят видеть те, кому надлежало бы  их  видеть.
Если в этом доме бог творит свой суд, Максимилиан, то отвернитесь  и  не
мешайте божьему правосудию.
   Моррель вздрогнул. Голос графа звучал мрачно, грозно и торжественно.
   - Впрочем, - продолжал граф, так резко меняя тон, что казалось, будто
заговорил совсем другой человек, - откуда вы знаете, что это должно пов-
ториться?
   - Это повторилось, граф! - воскликнул Моррель. - Вот почему я здесь.
   - Что же я могу сделать, Моррель? Может быть, вы хотите, чтобы я пре-
дупредил королевского прокурора?
   Монте-Кристо произнес последние слова так выразительно, с такой  нед-
вусмысленной интонацией, что Моррель вскочил.
   - Граф, - воскликнул он, - вы знаете, о ком я говорю!
   - Да, разумеется, мой друг, и я докажу вам это, поставив точки над и,
то есть назову всех действующих лиц. Вы гуляли в саду Вильфора; из ваших
слов я заключаю, что это было в вечер смерти маркизы  де  Сен-Меран.  Вы
слышали, как Вильфор и д'Авриньи беседовали о смерти маркиза де  Сен-Ме-
ран и о не менее удивительной смерти  маркизы.  Д'Авриньи  говорил,  что
предполагает отравление и даже два отравления; и вот вы, на редкость по-
рядочный человек, с тех пор терзаете свое сердце,  пытаете  совесть,  не
зная, следует ли вам открыть эту тайну или промолчать.  Мы  живем  не  в
средние века, дорогой друг, теперь уже  нет  ни  святой  инквизиции,  ни
вольных судей; что вы с ними сделаете? "Совесть, чего ты хочешь  от  ме-
ня?" - сказал Стерн. Полно, друг мой, пусть они спят,  если  им  спится,
пусть чахнут от бессонницы, если она их мучит, а сами  бога  ради  спите
спокойно, благо у вас совесть чиста.
   Лицо Морреля страдальчески исказилось; он схватил Монте-Кристо за ру-
ку.
   - Но ведь это повторилось! Вы слышите?
   - Так что же? Пусть, - сказал граф и, удивленный этой непонятной  ему
настойчивостью, испытующе посмотрел на Максимилиана. - Это  семья  Атри-
дов; бог осудил их, и они несут свою кару; они сгинут все, как  бумажные
человечки, которых вырезают дети и которые валятся один за другим,  хотя
бы их было двести, от дуновения их создателя. Три месяца тому назад умер
маркиз де СенМеран; спустя несколько дней - маркиза; на днях  -  Барруа;
сегодня - старик Нуартье или юная Валентина.
   - Вы знали об этом? - воскликнул Моррель с  таким  ужасом,  что  Мон-
те-Кристо вздрогнул, - он, который не шевельнулся бы, если бы обрушилась
твердь небесная. - Вы знали об этом и молчали?
   - Что мне до этого? - возразил, пожав плечами Монте-Кристо. - Что мне
эти люди, и зачем мне губить одного, чтобы спасти другого? Право,  я  не
отдаю предпочтения ни жертве, ни убийце.
   - Но я, я! - в исступлении крикнул Моррель. - Ведь я люблю ее!
   - Любите? Кого? - воскликнул Монте-Кристо, вскакивая с места и хватая
Морреля за руки.
   - Я люблю страстно, безумно, я отдал бы всю свою кровь, чтобы осушить
одну ее слезу. Вы слышите! Я люблю Валентину де Вильфор, а ее убивают! Я
люблю ее, и