оложены столовая, со столом,  стульями  и  буфетом
орехового дерева, и гостиная, обшитая  деревом  и  выкрашенная  в  белый
цвет, без всяких украшений, без ковра и стенных часов. Очевидно, в  лич-
ной жизни аббат ограничивается только самым необходимым.
   Правда, аббат предпочитает проводить время в гостиной второго  этажа.
Эта гостиная, или скорее библиотека, вся завалена богословскими  книгами
и рукописями, в которые он, по словам его камердинера, зарывается на це-
лые месяцы.
   Камердинер осматривает посетителей через маленький глазок,  проделан-
ный в двери, и если лица их ему незнакомы или не нравятся, то он отвеча-
ет, что господина аббата в Париже нет,  чем  многие  и  удовлетворяются,
зная, что аббат постоянно разъезжает и отсутствует иногда очень долго.
   Впрочем, дома ли аббат или нет, в Париже он или в Каире, он неизменно
помогает бедным, и глазок в дверях служит для милостыни, которую от име-
ни своего хозяина неустанно раздает камердинер.
   Смежная с библиотекой комната служит спальней.  Кровать  без  полога,
четыре кресла и диван, обитые утрехтским бархатом, составляют  вместе  с
аналоем всю ее обстановку.
   Что касается лорда Уилмора, то он живет на улице Фонтен-Сен-Жорж. Это
один из тех англичан-туристов, которые тратят на  путешествия  все  свое
состояние. Он снимает меблированную  квартиру,  где  проводит  не  более
двух-трех часов в день и где лишь изредка ночует.  Одна  из  его  причуд
состоит в том, что он наотрез отказывается говорить по-французски, хотя,
как уверяют, пишет он пофранцузски прекрасно.
   На следующий день после того, как эти ценные сведения были доставлены
королевскому прокурору, какойто человек, вышедший  из  экипажа  на  углу
улицы Феру, постучал в дверь, выкрашенную в зеленовато-оливковый цвет, и
спросил аббата Бузони.
   - Господин аббат вышел с утра, - ответил камердинер.
   - Я мог бы не удовольствоваться таким ответом, - сказал посетитель, -
потому что я прихожу от такого лица, для которого все всегда бывают  до-
ма. Но будьте любезны передать аббату Бузони...
   - Я же вам сказал, что его нет дома, - повторил камердинер.
   - В таком случае, когда он вернется, передайте ему вот эту карточку и
запечатанный пакет. Можно ли будет застать господина  аббата  сегодня  в
восемь часов вечера?
   - Разумеется, сударь, если только он не сядет работать; тогда это все
равно, как если бы его не было дома.
   - Так я вернусь вечером в назначенное время, - сказал посетитель.
   И он удалился.
   Действительно, в назначенное время этот человек явился в том же  эки-
паже, но на этот раз  экипаж  не  остановился  на  углу  улицы  Феру,  а
подъехал к самой зеленой двери. Человек постучал, ему открыли, и он  во-
шел.
   По той почтительности, с какой встретил его камердинер, он понял, что
его письмо произвело надлежащее впечатление.
   - Господин аббат у себя? - спросил он.
   - Да, он занимается в библиотеке; но он ждет вас, сударь,  -  ответил
камердинер.
   Незнакомец поднялся по довольно крутой лестнице, и за столом, поверх-
ность которого была ярко освещена лампой под  огромным  абажуром,  тогда
как остальная часть комнаты тонула во мраке, он увидел аббата, в священ-
нической одежде, с покрывающим голову капюшоном, вроде тех, что облекали
черепа средневековых ученых.
   - Я имею честь говорить с господином Бузони? - спросил посетитель.
   - Да, сударь, - отвечал аббат, - а вы то лицо,  которое  господин  де
Бовиль, бывший тюремный инспектор, направил ко мне от имени префекта по-
лиции?
   - Я самый, сударь.
   - Один из агентов парижской сыскной полиции?
   - Да, сударь, - ответил посетитель  с  некоторым  колебанием,  слегка
покраснев.
   Аббат поправил большие очки, которые закрывали ему не  только  глаза,
но и виски, и снова сел, пригласив посетителя сделать то же.
   - Я вас слушаю, сударь, - сказал аббат с  очень  сильным  итальянским
акцентом.
   - Миссия, которую я на себя взял, сударь, - сказал посетитель,  отче-
канивая слова, точно он выговаривал их с трудом, - миссия  доверительная
как для того, на кого она возложена, так и для того, к кому обращаются.
   Аббат молча поклонился.
   - Да, - продолжал незнакомец, - ваша  порядочность,  господин  аббат,
хорошо известна господину префекту полиции, и он обращается  к  вам  как
должностное лицо, чтобы узнать у вас нечто, интересующее  сыскную  поли-
цию, от имени которой я к вам явился. Поэтому мы надеемся, господин  аб-
бат, что ни узы дружбы, ни личные соображения не заставят вас утаить ис-
тину от правосудия.
   - Если, конечно, то, что вы желаете узнать, ни в чем  не  затрагивает
моей совести. Я священник, сударь, и тайна  исповеди,  например,  должна
оставаться известной лишь мне и божьему суду, а не мне и людскому право-
судию.
   - О, будьте спокойны, господин аббат, - сказал посетитель,  -  мы  во
всяком случае не потревожим вашей совести.
   При этих словах аббат нажал на край абажура так, что  противоположная
сторона приподнялась и свет полностью падал на  лицо  посетителя,  тогда
как лицо аббата оставалось в тени.
   - Простите, сударь, - сказал представитель  префекта  полиции,  -  но
этот яркий свет режет мне глаза.
   Аббат опустил зеленый колпак.
   - Теперь, сударь, я вас слушаю. Изложите ваше дело.
   - Я перехожу к нему. Вы знакомы с графом МонтеКристо?
   - Вы имеете в виду господина Дзакконе?
   - Дзакконе!.. Разве его зовут не Монте-Кристо?
   - Монте-Кристо название местности, вернее утеса, а вовсе не фамилия.
   - Ну что ж, как вам угодно; не будем спорить  о  словах  и  раз  Мон-
те-Кристо и Дзакконе одно и то же лицо...
   - Безусловно одно и то же.
   - Поговорим о господине Дзакконе.
   - Извольте.
   - Я спросил вас, знаете ли вы его?
   - Очень даже хорошо.
   - Кто он такой?
   - Сын богатого мальтийского судовладельца.
   - Да, я это слышал; так говорят; но вы понимаете,  полиция  не  может
довольствоваться тем, что "говорят".
   - Однако, - возразил, мягко улыбаясь, аббат, - если  то,  что  "гово-
рят", правда, то приходится этим довольствоваться и полиции,  точно  так
же, как и всем.
   - Но вы уверены в том, что говорите?
   - То есть как это, уверен ли я?
   - Поймите, сударь, что я отнюдь не сомневаюсь в вашей искренности;  я
только спрашиваю, уверены ли вы?
   - Послушайте, я знал Дзакконе-отца.
   - Вот как!
   - Да, и еще ребенком я не раз играл с его сыном на верфях.
   - А его графский титул?
   - Ну, знаете, это можно купить.
   - В Италии?
   - Повсюду.
   - А его богатство, такое огромное, опять-таки, как говорят...
   - Вот это верно, - ответил аббат, - богатство действительно огромное.
   - А каково оно по-вашему?
   - Да, наверно, сто пятьдесят - двести тысяч ливров в год.
   - Ну, это вполне приемлемо, - сказал посетитель, -  а  то  говорят  о
трех, даже о четырех миллионах.
   - Двести тысяч ливров годового дохода, сударь, как раз  и  составляют
капитал в четыре миллиона.
   - Но ведь говорят о трех или четырех миллионах в год!
   - Ну, этого не может быть.
   - И вы знаете его остров Монте-Кристо?
   - Разумеется; его знает всякий, кто из Палермо, Неаполя или Рима ехал
во Францию морем: корабли проходят мимо него.
   - Очаровательное место, как уверяют?
   - Это утес.
   - Зачем же граф купил утес?
   - Именно для того, чтобы сделаться графом. В Италии, чтобы быть  гра-
фом, все еще требуется владеть графством.
   - Вы, вероятно, что-нибудь слышали о юношеских приключениях господина
Дзакконе?
   - Отца?
   - Нет, сына.
   - Как раз тут я перестаю быть уверенным, потому что именно в  юношес-
кие годы я потерял его из виду.
   - Он воевал?
   - Кажется, он был на военной службе.
   - В каких войсках?
   - Во флоте.
   - Скажите, вы не духовник его?
   - Нет, сударь: он, кажется, лютеранин.
   - Как лютеранин?
   - Я говорю "кажется"; я не утверждаю этого. Впрочем, я думал, что  во
Франции введена свобода вероисповеданий.
   - Разумеется, и нас сейчас интересуют вовсе не его верования,  а  его
поступки; от имени господина префекта полиции я  предлагаю  вам  сказать
все, что вам о них известно.
   - Его считают большим благотворителем. За выдающиеся услуги,  которые
он оказал восточным христианам, наш святой отец папа сделал его  кавале-
ром ордена Христа, - эта награда обычно жалуется только высочайшим  осо-
бам. У него пять или шесть высоких орденов за услуги, которые он  оказал
различным государям и государствам.
   - И он их носит?
   - Нет, но он ими гордится; он говорит, что ему больше нравятся награ-
ды, жалуемые благодетелям человечества, чем те, которые даются  истреби-
телям людей.
   - Так этот господин - квакер?
   - Вот именно, это квакер, но, разумеется, без широкополой шляпы и ко-
ричневого сюртука.
   - А есть у него друзья?
   - Да, все, кто его знает, его друзья.
   - Однако есть же у него какой-нибудь враг?
   - Один-единственный.
   - Как его зовут?
   - Лорд Уилмор.
   - Где он находится?
   - Сейчас он в Париже.
   - И он может дать мне о нем сведения?
   - Очень ценные. Он был в Индии в одно время с Дзакконе.
   - Вы знаете, где он живет?
   - Где-то на Шоссе-д'Антен; но я не знаю ни улицы, ни номера дома.
   - Вы недолюбливаете этого англичанина?
   - Я люблю Дзакконе, а он его терпеть не может; поэтому мы с ним в хо-
лодных отношениях.
   - Как вы думаете, господин аббат, до этого  своего  приезда  в  Париж
граф Монте-Кристо когда-нибудь бывал во Франции?
   - Нет, сударь, это я могу сказать точно. Во Франции он никогда не был
и полгода тому назад обратился ко мне, чтобы собрать нужные  ему  сведе-
ния. Я, со своей стороны, не зная, когда сам буду в Париже,  направил  к
нему господина Кавальканти.
   - Андреа?
   - Нет, Бартоломео, отца.
   - Прекрасно, мне остается задать вам только один вопрос, и я  требую,
во имя чести, человеколюбия и религии, чтобы вы мне ответили без  обиня-
ков.
   - Я вас слушаю.
   - Известно ли вам, для чего граф Монте-Кристо купил дом в Отейле?
   - Разумеется, он мне это сам сказал.
   - Для чего же?
   - С целью устроить больницу для умалишенных, вроде той, которую осно-
вал в Палермо барон Пизапи. Вы знаете эту больницу?
   - Я слыхал о ней.
   - Это великолепное учреждение.
   И при этих словах аббат поклонился посетителю с видом человека, жела-
ющего дать понять, что он не прочь снова вернуться к прерванной работе.
   Понял ли посетитель желание аббата или он исчерпал все свои  вопросы,
по он встал.
   Аббат проводил его до дверей.
   - Вы щедро раздаете милостыню, - сказал посетитель, - и хотя вы  слы-
вете богатым человеком, я хотел бы предложить вам кое-что для ваших бед-
ных; угодно вам принять мое приношение?
   - Благодарю вас, сударь; но единственное, чем я дорожу на свете,  это
то, чтобы добро, которое я делаю, исходило от меня.
   - По все-таки...
   - Это мое непоколебимое решение. Но поищите, сударь,  и  вы  найдете.
Увы, на пути у каждого богатого столько нищеты!
   Аббат открыл дверь, еще раз поклонился; посетитель ответил на  поклон
и вышел.
   Экипаж отвез его прямо к Вильфору.
   Через час экипаж снова выехал со двора и на этот  раз  направился  на
улицу Фонтен-Сен-Жорж. У дома N 5 он остановился. Именно здесь жил  лорд
Уилмор.
   Незнакомец писал лорду Уилмору, прося о свидании, которое тот и  наз-
начил на десять часов вечера. Представитель господина  префекта  полиции
прибыл без десяти минут десять, и ему было сказано, что лорд Уилмор, во-
площенная точность и пунктуальность, еще не вернулся, но непременно вер-
нется ровно в десять часов.
   Посетитель остался ждать в гостиной.
   Эта гостиная ничем не отличалась от  обычных  гостиных  меблированных
домов. На камине - две севрские вазы нового производства; часы с амуром,
натягивающим лук; двустворчатое зеркало, и по сторонам его - две  гравю-
ры: на одной изображен Гомер, несущий своего поводыря, на другой - Вели-
зарий, просящий подаяния; серые обои с серым  рисунком;  мебель,  обитая
красным сукном с черными разводами, - такова была гостиная лорда  Уилмо-
ра.
   Она была освещена шарами из матового стекла, распространявшими  туск-
лый свет, как будто нарочно приноровленный к утомленному зрению предста-
вителя префекта полиции.
   После десятиминутного ожидания часы пробили десять;  на  пятом  ударе
открылась дверь, и вошел лорд Уилмор.
   Лорд Уилмор был человек довольно высокого роста, с редкими рыжими ба-
ками, очень белой кожей и белокурыми, с проседью, волосами. Одет он  был
с чисто английской эксцентричностью: на нем был синий  фрак  с  золотыми
пуговицами и высоким пикейным воротничком, какие носили в 1811 году, бе-
лый казимировый жилет и белые нанковые панталоны, слишком для  него  ко-
роткие и только благодаря штрипкам из той же материи не поднимавшиеся до
колен.
   Первые его слова были:
   - Вам известно, сударь, что я не говорю по-французски?
   - Я во всяком случае знаю, что вы не любите говорить на нашем  языке,
- отвечал представитель префекта полиции.
   - Но вы можете говорить по-французски, - продолжал лорд Уилмор, - так
как, хоть я и не говорю, но все понимаю.
   - А я, - возразил посетитель, переходя на другой язык,  -  достаточно
свободно говорю по-английски, чтобы  поддерживать  разговор.  Можете  не
стесняться, сударь.
   - О! - произнес лорд Уилмор с интонацией, присущей только  чистокров-
ным британцам.
   Представитель префекта полиции подал лорду  Уилмору  свое  рекоменда-
тельное письмо. Тот прочел его с истинно британской флегматичностью; за-
тем, дочитав до конца, сказал по-английски:
   - Я понимаю, отлично понимаю.
   Посетитель приступил к вопросам.
   Они почти совпадали с теми, которые были предложены аббату Бузони. По
лорд Уилмор, как человек, настроенный враждебно  к  графу  Монте-Кристо,
был не так сдержан, как аббат, и поэтому ответы получились гораздо более
пространные. Он рассказал о молодых годах МонтеКристо, который,  по  его
словам, десяти лет от роду поступил на службу к одному из маленьких  ин-
дусских властителей, вечно воюющих с Англией;  там-то  Уилмор  с  ним  и
встретился, и они сражались друг против друга. Во время этой войны Дзак-
коне был взят в плен, отправлен в Англию, водворен на  блокшив  и  бежал
оттуда вплавь. После этого начались его путешествия, его дуэли, его  лю-
бовные приключения. В Греции вспыхнуло восстание, и он вступил в гречес-
кие войска. Состоя там на службе, он нашел в Фессалийских горах серебря-
ную руду, но никому ни слова не сказал о своем открытии. После Наварипа,
когда греческое правительство упрочилось, он попросил  у  короля  Оттона
привилегию на разработку залежей и получил ее. Оттуда и пошло  его  нес-
метное богатство; по словам лорда Уилмора, оно приносит графу от  одного
до двух миллионов годового дохода, но тем не менее может неожиданно  ис-
сякнуть, если иссякнет рудник.
   - А известно вам, зачем он приехал во Францию? - спросил посетитель.
   - Он хочет спекулировать на железнодорожном строительстве,  -  сказал
лорд Уилмор, - кроме того, он опытный химик и очень  хороший  физик,  он
изобрел новый вид телеграфа и хочет ввести его в употребление.
   - Сколько приблизительно он расходует в год? - спросил  представитель
префекта полиции.
   - Не больше пятисот или шестисот тысяч, - сказал лорд  Уилмор,  -  он
скуп.
   Было ясно, что в англичанине говорит ненависть, и, не зная, что  пос-
тавить в упрек графу, он обвиняет его в скупости.
   - Известно ли вам что-нибудь относительно его дома в Отейле?
   - Да, разумеется.
   - Ну, и что же вы знаете?
   - Вы спрашиваете, с какой целью он купил его?
   - Да.
   - Так вот, граф - спекулянт и, несомненно, разорится на своих  опытах
и утопиях: он утверждает, что в Отейле, поблизости от дома,  который  он
купил, имеется минеральный источник, способный конкурировать с целебными
водами Баньерде-Люшона и Котре.  В  этом  доме  он  собирается  устроить
Badehaus, как говорят немцы. Он уже раза три перекопал свой  сад,  чтобы
отыскать пресловутый источник, но ничего не нашел, а потому, вы увидите,
в скором времени он скупит все окрестные дома. А так как я на него  зол,
то я надеюсь, что на своей железной дороге, на своем  электрическом  те-
леграфе или на своем ванном заведении он разорится. Я езжу за ним повсю-
ду и намерен насладиться его поражением, которое, рано или поздно, неми-
нуемо.
   - А за что вы на него злы? - спросил посетитель.
   - За то, - отвечал лорд Уилмор, - что, когда он был в Англии, он соб-
лазнил жену одного из моих друзей.
   - Но если вы на него злы, почему вы не пытаетесь отомстить ему?
   - Я уже три раза дрался с графом, - сказал англичанин, - в первый раз
на пистолетах, во второй раз на шпагах, в третий раз - на эспадронах.
   - И какой же был результат этих дуэлей?
   - В первый раз он раздробил мне руку; во второй раз он  проткнул  мне
легкое; а в третий нанес мне вот эту рану.
   Англичанин отвернул ворот сорочки, доходивший ему до ушей, и  показал
рубец, воспаленный вид которого указывал на его недавнее происхождение.
   - Так что я на него очень зол, - повторил англичанин, - и он умрет не
иначе, как от моей руки.
   - Но до этого, по-видимому, еще далеко, - сказал  представитель  пре-
фектуры.
   - О, - промычал англичанин, - я каждый день езжу в тир, а через  день
ко мне приходит Гризье.
   Это было все, что требовалось узнать посетителю, - вернее, все,  что,
по-видимому, знал англичанин. Поэтому агент встал, откланялся лорду Уил-
мору, ответившему с типично английской холодной вежливостью, и удалился.
   Со своей стороны, лорд Уилмор, услышав, как за ним  захлопнулась  на-
ружная дверь, прошел к себе в спальню, в мгновение ока избавился от сво-
их белокурых волос, рыжих бакенбардов, вставной челюсти и рубца, и снова
обрел черные волосы, матовый цвет  лица  и  жемчужные  зубы  графа  Мон-
те-Кристо.
   Правда, и в дом господина де Вильфор вернулся не  представитель  пре-
фекта полиции, а сам господин де Вильфор.
   Обе эти встречи несколько успокоили  королевского  прокурора,  потому
что хоть он и не узнал ничего особенно утешительного, но зато не узнал и
ничего особенно тревожного.
   Благодаря этому он впервые после отейльского обеда  более  или  менее
спокойно провел ночь.
 
 
   XIII. ЛЕТНИЙ БАЛ
 
   Стояли самые жаркие июльские дни, когда  в  обычном  течении  времени
настала в свой черед та суббота, на которую был назначен бал у Морсера.
   Было десять часов вечера; могучие деревья  графского  сада  отчетливо
вырисовывались на фоне неба, по которому,  открывая  усыпанную  звездами
синеву, скользили последние тучи - остатки недавней грозы.
   Из зал нижнего этажа доносились звуки музыки и возгласы пар,  кружив-
шихся в вихре вальса, а сквозь решетчатые ставни вырывались яркие  снопы
света.
   В саду хлопотал десяток слуг, которым хозяйка дома, успокоенная  тем,
что погода все более прояснялась, только что отдала  приказание  накрыть
там к ужину.
   До сих пор было неясно, подать ли ужин в  столовой  или  под  большим
тентом на лужайке. Чудное синее небо, все усеянное  звездами,  разрешило
вопрос в пользу лужайки.
   В аллеях сада, по итальянскому обычаю, зажигали разноцветные  фонари-
ки, а накрытый к ужину стол убирали цветами и  свечами,  как  принято  в
странах, где хоть сколько-нибудь понимают роскошь стола, - вид  роскоши,
который в законченной форме встречается реже всех остальных.
   В ту минуту, как графиня де  Морсер,  отдав  последние  распоряжения,
снова вернулась в гостиные, комнаты стали наполняться гостями. Их  прив-
лекло не столько высокое положение графа, сколько очаровательное гостеп-
риимство графини; все заранее были уверены,  что  благодаря  прекрасному
вкусу Мерседес на этом бале будет немало такого, о чем можно потом расс-
казывать и чему, при случае, можно даже подражать.
   Госпожа Данглар, которую глубоко встревожили описанные нами ранее со-
бытия, не знала, ехать ли ей к г-же де Морсер; но утром ее карета