сунул  ему  несколько монет  и
нежно увлек Жоржетту к выходу. Та послушно последовала за ним.
     У тротуара уже ждала машина.  Макс открыл дверцу,  помог своей спутнице
сесть  и  бросил водителю адрес.  Затем  уселся рядом.  Девушка упала в  его
объятия.
     - Боже мой,  -  прошептала она еле слышно.  -  Куда вы меня везете? Что
вы...
     Молодой  человек  не  дал  ей  договорить.  После  долгого  поцелуя  он
произнес:
     - Вы  будете  моей  любовницей,   Жоржетта.   Моей  дивной,   обожаемой
любовницей!


     Было без  четверти восемь.  В  небольшом гостиничном номере,  выходящем
окнами на вокзал Сен-Лазар, лихорадочно одевалась молодая женщина. Волосы ее
растрепались,  лицо  раскраснелось.  Сидя  в  глубоком кресле и  насвистывая
какой-то  модный мотивчик,  молодой человек наблюдал за  ее движениями.  Ему
доставляло  искреннее  удовольствие  смотреть,   как   она   окружает   свое
пленительное тело панцирем корсета и колоколом юбок.
     Заметив его взгляд, Жоржетта покраснела и потупилась.
     - Ты,  наверное,  меня презираешь,  Макс, - тихо произнесла она. - Но я
честная женщина!
     - Бог  с  тобой,  дорогая!  -  воскликнул молодой  человек.  -  Что  ты
говоришь!  Я вовсе не собираюсь тебя презирать!  Напротив,  я люблю тебя все
больше! Какое счастье, что ты стала моей!
     Жоржетта обняла Макса за шею и села к нему на колени.
     - А ведь знаешь,  милый, такое у меня в первый раз, - призналась она. -
Клянусь, кроме мужа, у меня не было больше возлюбленных!
     Макс недоверчиво усмехнулся:
     - Ну, полно, дорогая. И ты хочешь, чтобы я в это поверил?
     - Как ты можешь так говорить! - воскликнула Жоржетта возмущенно.
     - Однако, - спокойно продолжал Макс, - в тот день, когда я заметил тебя
на скачках,  ты ведь была не одна.  Я отлично видел, как ты мило ворковала с
высоким черноволосым господином с этакими пышными усами.
     - Наверное, это муж...
     Макс расхохотался:
     - Право,  смешно!  Даже если бы  ты мне полчаса назад не говорила,  что
твой муж терпеть не может скачки,  я все равно бы не поверил, что он даже не
проводил тебя потом домой!
     Девушка густо покраснела. Потом вдруг поглядела любовнику прямо в глаза
и задорно спросила:
     - Ты что, никак ревнуешь?
     Ответом ей был поцелуй. Потом молодой человек прошептал:
     - Конечно, ревную! Ведь я люблю тебя. И так мало тебя знаю...
     Он устроился поудобнее.
     - Подумай сама  -  ведь  ты  для  меня  настоящая загадка.  Твои  глаза
прекрасны, но по ним я не могу прочесть твоих мыслей. Глаза Сфинкса...
     Жоржетта прыснула:
     - Милое сравнение! Благодарю. Теперь у тебя есть свой маленький Сфинкс.
     - Я счастлив, - нежно произнес Макс. - Ты мой маленький сладкий Сфинкс.
Мне все время хочется покрывать тебя поцелуями...
     Он снова сомкнул объятия. Жоржетта с трудом высвободилась.
     - Я,  должно быть,  совсем сошла с ума, - сказала она, проведя рукой по
лбу, и глаза ее потемнели.
     Макс встал:
     - Угрызения совести?
     - Да какие уж там угрызения,  -  вздохнула девушка. - Что сделано, того
не  вернешь.  Но  вот время поджимает.  Боюсь,  что я  вернусь домой слишком
поздно.
     Она  поспешно закончила свой  туалет и  надела шляпку.  Потом подошла к
зеркалу  и,   критически  взглянув  на  свое  отражение,  припудрила  нос  и
подкрасила губы. Лицо ее снова скрылось под вуалью. Макс потянулся к ней, но
Жоржетта решительно отстранилась.
     - Нет-нет, - сказала она. - Довольно, мне пора. Я тороплюсь.
     На  лице  молодого  человека  появилось выражение искреннего огорчения.
Жоржетта протянула ему руку,  затянутую в  перчатку.  Макс прикоснулся к ней
губами.
     - Когда мы увидимся снова? - спросил он.
     Девушка на мгновение задумалась:
     - Послезавтра,  в  пять.  В зале ожидания на вокзале Сен-Лазар.  Я буду
возвращаться со скачек.
     - Но почему бы нам не поехать на ипподром вместе?
     Жоржетта решительно покачала головой:
     - Нет,  не нужно. Не стоит нам появляться вместе на людях. И прошу тебя
- дай мне слово,  что если мы где-нибудь увидимся, ты не подашь виду, что мы
знакомы.
     - К чему такие сложности? - недовольно пробурчал Макс.
     Девушка не ответила.  Она отодвинула занавеску и посмотрела на башенные
часы. Те, как по команде, пробили восемь.
     - Кошмар! - воскликнула Жоржетта. - Я чудовищно опаздываю!
     Она быстро пошла к двери, но на пороге остановилась и повторила:
     - Где бы ты меня ни встретил, Макс, помни - мы незнакомы. Прошу тебя! И
не подходи ко мне на ипподроме.
     И она закрыла за собой дверь.
     Прошло уже  добрых четверть часа  после ее  ухода,  а  Макс  все  сидел
неподвижно в кресле, вдыхая аромат духов своей новой возлюбленной.
     "Так кто же она все-таки?  -  думал он.  -  Какая-нибудь содержанка, из
тех, что ложатся в постель с первым встречным? Непохоже... Ее мучит совесть.
Может, она светская дама? Непонятно..."


     - Как спалось, Жожо?
     Продолжительный зевок и  неразборчивое бормотание были ответом на  этот
вопрос.
     Комната на пятом этаже выглядела весьма изящно.  Окна выходили на улицу
Батиньоль. В центре стояла внушительных размеров кровать. Один из лежащих на
ней  осторожно приподнял полог  и  тихо  опустил ноги  на  пол,  стараясь не
разбудить соседку.
     Это был уродливый,  смешной человечек.  Длинная ночная рубаха не  могла
скрыть округлого брюшка.  Он протер большими волосатыми руками глаза, зевая,
подошел к  окну и отдернул занавески.  Луч солнца упал на кровать,  и из-под
полога донеслось недовольное ворчание.  Не обращая внимания, толстяк подошел
к двери и крикнул:
     - Анжела! Принесите газеты!
     Получив газеты,  он вернулся к кровати, улегся и зашелестел страницами.
Прочтя колонку новостей, мужчина потянулся и пробормотал:
     - Воскресенье...  Можно валяться хоть до полудня.  До чего здорово, что
не надо тащиться в эту проклятую контору!
     Женщина, лежащая рядом с ним, приоткрыла глаза и захныкала:
     - Ты совершенно невыносим,  Поль! Даже в воскресенье тебе надо вскочить
ни свет ни заря!
     - Но, дорогая, я ведь привык всегда просыпаться в одно и то же время!
     Женщина вздохнула:
     - Да просыпайся ты,  когда хочешь, только, ради Бога, делай это потише.
Ну  зачем тебе  понадобилось открывать занавески?  Свет  бьет прямо в  лицо.
Теперь я целый день буду чувствовать себя разбитой! Уже начинается мигрень!
     Толстяк  уныло  почесал  в  затылке,  с  сожалением  отложил  газету  и
наклонился к женщине:
     - Жожо... Дорогая...
     - Прекрати!  Ты  меня  всю  исцарапаешь своей  щетиной.  Пойди хотя  бы
побрейся. И вообще, не трогай меня. Я еще сплю.
     - Извини, - покорно пробормотал мужчина и вновь взялся за газету.
     Его жена,  поворочавшись немного,  вскоре опять задремала. Тем временем
внимание Поля  привлек крупный заголовок на  третьей странице.  Он  принялся
читать статью,  время от времени выражая шумное неодобрение автору и падению
нравов. Рядом послышался недовольный голос:
     - Неужели нельзя читать газету молча!
     Толстяк замолчал. Его жена высунула голову из-под одеяла:
     - Посмотри-ка лучше,  что там пишут по поводу скачек в Отей.  Кто нынче
фаворит - Стальная Уздечка или Бродяга?
     - Но я еще не дочитал.
     Женщина в сердцах тряхнула головой:
     - Иногда мне кажется, что ты вообще не умеешь читать! Вот уже битый час
ты шуршишь этой проклятой газетой и не даешь мне спать, но не можешь сказать
единственную вещь, которая меня интересует!
     - Да,  но меня-то это не занимает,  Жожо!  Ты ведь знаешь, я никогда не
хожу на бега.
     - Ну и что? Я ведь интересуюсь твоими делами. А ты... ты просто эгоист!
     - Ну... Все жены проявляют внимание к делам своих мужей, так принято.
     - А дела жен, значит, можно вовсе не замечать?
     Жожо села, облокотившись на подушку:
     - Ну,  вот что ты там сейчас читаешь?  Наверняка,  какие-нибудь грязные
сплетни. Уму непостижимо, до чего мужчины обожают всякие мерзости!
     Поль Сомоно пожал плечами:
     - Ну,  почему  сплетни.  Это  отчет  о  недавно раскрытом преступлении.
Должен тебе сказать, что эти бандиты наглеют с каждым днем!
     Жоржетта потянулась и снова легла.
     - Ну, и кого же на сей раз ограбили? - равнодушно спросила она.
     Поль раскрыл газету:
     - Ограбили? Хм, тут дело посерьезнее... Слушай, я тебе прочту.
     Он откашлялся и начал:
     - Загадочное  преступление в  Сен-Жерменском лесу.  Полиция  обнаружила
повешенного мужчину.  Личность погибшего установлена -  в  бумажнике найдены
документы на имя Рене Бодри. Полагают...
     Толстяк осекся. Жена его подскочила, словно подброшенная пружиной. Лицо
ее смертельно побледнело, глаза округлились.
     - Что? - с трудом выдавила она.
     Поль оторопело посмотрел на жену.
     - Не надо так волноваться,  милая Жожо,  -  начал он, но женщина резким
движением выхватила у него газету.
     Она углубилась в чтение, машинально повторяя:
     - Рене Бодри... Рене Бодри... Не может быть! Не может...
     У  нее вырвалось рыдание.  Сомнений не  оставалось -  найденный в  лесу
покойник действительно оказался господином Рене Бодри.
     Поль ничего не понимал.
     - Что с тобой,  дорогая?  Умоляю,  не надо так нервничать!  Жожо! Жожо,
милая! О, Господи... На помощь, кто-нибудь! Воды!
     Тело  Жоржетты  Симоно  обмякло,   глаза  закатились,  и  она  потеряла
сознание.


        "Глава 3"

        "ТРУП В СЕН-ЖЕРМЕН"

     В  ночь  с  пятницы  на  субботу,  когда  Жоржетта  Симоно  еще  только
раздумывала,  идти ли ей на свидание со своим новым поклонником, двое мужчин
двигались со  стороны Мезон-Лафит к  Сен-Жерменскому лесу.  Они  шли быстрым
шагом,  посасывая сигары,  и  время  от  времени  перекидывались отрывистыми
фразами. Похоже было, что они не в восторге друг от друга.
     - Может, все-таки возьмем машину? - спросил один.
     - Не стоит, - бросил его спутник.
     - Но почему? Ведь путь не близкий!
     - Послушайте, я прекрасно знаю эту дорогу. Быстрее дойти пешком.
     - Ну что ж...
     Они свернули направо,  на  маленькую тропинку.  Вышедшая из-за туч луна
осветила их.  Один был одет в клетчатый костюм, овальная шапочка натянута на
уши.  На  втором же  был  изысканный жакет,  мало подходящий для прохладного
времени года,  -  стоял конец октября.  Брюки его были заправлены в  высокие
сапоги,  рука  сжимала хлыст.  Он  шел  тяжелой,  валкой  походкой человека,
привыкшего к верховой езде.
     - Ну что ж,  -  продолжал человек в клетчатом костюме,  - раз вы хорошо
знаете дорогу и в конце нас ждет стаканчик вина - тогда в путь.
     При  словах "стаканчик вина" его собеседник чуть заметно улыбнулся.  Он
привык к более благородным напиткам.
     Было около десяти вечера. По субботам в это время в Сен-Жерменском лесу
не бывает ни души.  Лишь изредка со стороны дороги слышался шум проезжающего
автомобиля и  виднелся отблеск фар.  И  снова воцарялась тишина,  лишь ветер
шевелил кроны деревьев, и палая листва шуршала под ногами путников.
     Несколько  минут  мужчины  шли  молча.  Наконец  обладатель элегантного
жакета щелкнул хлыстом по сапогу и спросил:
     - Так что же, вы так и не хотите проявить благоразумие?
     Его спутник пожал плечами:
     - Благоразумие...  Я как раз его и проявляю. По-моему, именно этим вы и
хотите воспользоваться, мой дорогой.
     - Но, право, ваши запросы слишком велики!
     - Я придерживаюсь другого взгляда.
     Мужчины помолчали. Потом первый вновь заговорил:
     - Итак, вы просите тридцать тысяч франков. Это крупная сумма!
     - Совершенно с вами согласен, - ответил второй. - Сумма немалая.
     - А ваша лошадь ее не стоит!
     - Ну, это как посмотреть...
     - Да ведь она никогда толком не бегала!
     "Клетчатый костюм" расхохотался:
     - Так значит, если бы она бегала, вы бы ее купили, не так ли?
     Этот невинный вопрос заставил мужчину вздрогнуть:
     - Что такое? Вы говорите какими-то возмутительными намеками!
     Хлыст снова щелкнул по голенищу.
     - Ну,  хорошо,  -  сбавил тон  его  обладатель.  -  Может,  вас устроят
двадцать тысяч?
     - Ну,  нет,  дружище.  Я  сказал -  тридцать кусков.  Это мое последнее
слово.
     - Двадцать пять!
     "Клетчатый костюм" хмыкнул:
     - Вы  торгуетесь,  как на базаре.  Поверьте,  это пустая трата времени.
Тридцать тысяч франков и  ни  одним су  меньше.  Вы ведь знаете мою лошадку.
Ровная  рысь,  прекрасный аллюр...  Усталости  не  знает,  и  препятствие ей
нипочем!
     Он помолчал и добавил:
     - А упряжь? Упряжь ведь тоже стоит денег!
     Последние слова прозвучали с непонятной иронией. "Жакет" дернул плечом.
     - Не валяйте дурака, - буркнул он. - Упряжь тут ни при чем.
     Однако голос его звучал неуверенно. Он подумал и проговорил:
     - Послушайте, двадцать восемь тысяч! Неужели этого мало?
     - Тридцать, - спокойно ответил "клетчатый". - И не будем спорить.
     Он принялся насвистывать какой-то мотивчик,  давая понять, что разговор
закончен. Потом повернулся к собеседнику и ухмыльнулся:
     - Да что там говорить!  Я  уверен,  что деньги у  вас с собой.  Вы ведь
давно все решили, верно? Я-то знаю, что не требую невозможного. Поэтому...
     - Ладно,  -  перебил его спутник и снова щелкнул хлыстом по голенищу. -
Сегодня,  Бодри,  вы  пользуетесь ситуацией.  Но,  видит Бог,  так не  будет
продолжаться вечно!
     Бодри всплеснул руками.
     - Силы небесные, да ничем я не пользуюсь! - воскликнул он. - Просто...
     Собеседник снова перебил его:
     - Довольно слов. Деньги действительно со мной. Давайте заканчивать.
     Бодри кивнул:
     - Пожалуйста, мсье, если вам так хочется...
     Тропинка вывела мужчин на перекресток Крест-Ноай,  прозванный так из-за
большого  креста,  возвышающегося в  центре.  Неподалеку виднелась небольшая
забегаловка.  Столики стояли прямо  на  пронизывающем ветру.  "Жакет" указал
хлыстом в ту сторону.
     - Поговорим здесь?
     - Как вам угодно.
     Они уселись за  столик и  заказали шартрез.  По  просьбе Бодри официант
принес перо и бумагу.
     - Итак,  мы сговорились на тридцати тысячах.  Небольшие формальности, и
все права на лошадку -  ваши.  Очевидно,  бесполезно просить вас о  чем-либо
еще. Это ведь не обычная сделка...
     Бодри хихикнул:
     - Что вы несете?!
     Постоянные намеки продавца явно выводили из себя покупателя. Он заломил
бровь и процедил сквозь зубы:
     - Не понимаю,  какого черта вы тут темните.  Все предельно ясно - у вас
есть лошадь,  которую вы продаете,  а я покупаю.  Плачу вам цену, которую вы
запросили, и дело с концом.
     Собеседник криво улыбнулся:
     - Что ж,  будь по-вашему.  Допустим,  я обыкновенный лопух, допустим, я
никогда не бывал в ваших конюшнях и не видел...
     - Все, хватит, - оборвал его "жакет".
     Он достал бумажник, вытащил пачку купюр и принялся пересчитывать.
     - Надо же,  -  заметил Бодри, с интересом следящий за его действиями. -
Здесь  тридцать пять  бумажек.  Похоже,  вы  собирались выложить за  лошадку
побольше!
     Покупатель метнул на него испепеляющий взгляд и промолчал.
     - Вот видите, - мягко сказал Бодри. - Я вовсе не такой уж лопух.
     "Жакет" молча протянул ему тридцать купюр,  которые мгновенно исчезли в
кармане клетчатого пиджака. Оттуда же появилась бумага, сложенная вдвое.
     - Вот купчая, мсье.
     Покупатель внимательно просмотрел документ и спрятал его в карман.
     - Значит, я забираю лошадь?
     - Конечно.
     - Ну, тогда и говорить больше не о чем.
     Потеряв интерес к  собеседнику,  владелец лошади  поднялся и  бросил на
столик   несколько  монет.   Дремавший  неподалеку  официант  удовлетворенно
хмыкнул.  Наконец-то  уберутся эти  два  полуночника,  которым больше нечего
делать субботним вечером, как шататься по лесу!
     Бодри тоже встал.
     - Ну,  раз уж говорить нам больше не о чем,  - сказал он, - так давайте
хоть попрощаемся. Вы возвращаетесь в Мезон-Лафит?
     - Именно. А вы в Сен-Жермен?
     - Точно.
     - Тогда счастливого пути.
     И,  не обменявшись рукопожатиями,  мужчины разошлись в  разные стороны.
Один уходил,  взбешенный тем,  что выложил за покупку слишком много, другого
же  терзали воспоминания о  пяти банковских билетах,  которые он получил бы,
будь немного понастойчивее. Бодри процедил:
     - Этот надутый идиот воображает,  что  моя  лошадка у  него в  кармане.
Посмотрим!  Пусть не  слишком выставляется.  Одна  моя  записочка президенту
жокей-клуба может надолго отбить у него аппетит!
     Его недавний собеседник тем временем также не стеснялся в выражениях.
     - Ничтожество! - шептал он. - Урвал тридцать тысяч и считает, что надул
меня. Да в этих обстоятельствах я заплатил бы и пятьдесят, и сто!
     Пройдя несколько сотен метром он заговорил спокойнее:
     - Забавный,  однако, тип этот Бодри! Не могу понять, кто же он на самом
деле?  Выпендривается,  как  профессиональный лошадник.  А  встретишь его на
бульваре -  типичный белоручка, прожигатель жизни. Интересно, откуда он взял
такую лошадь? Впрочем, черт с ним. Главное, что я добился своего.
     Спустя двадцать минут Рене Бодри,  вернувшись в  забегаловку,  сидел за
тем же  самым столиком.  Он  не  спеша выкурил сигару,  выпил бокал дорогого
портвейна и двинулся по дороге, ведущей в Сен-Жермен.
     Ночь  была сырой и  холодной.  Бодри поднял воротник и  глубоко засунул
руки в карманы пиджака. Однако тридцать тысячефранковых билетов поддерживали
его настроение на соответствующем уровне. Бодри напевал и прищелкивал в такт
пальцами.
     - Нет, господа, лопухом меня не назовешь, - приговаривал он. - Никак не
назовешь!
     На дороге не было ни души. Ветер зловеще шумел в кронах деревьев. Бодри
обеспокоенно огляделся.
     - Чертовски темно,  -  пробормотал он.  -  Не очень-то осторожно с моей
стороны гулять здесь ночью, да еще с такими деньгами...
     Он поежился.
     - А вдруг в этом трактире кто-нибудь увидел, как я славно поживился?
     Он снова обернулся. Дорога была пуста, шагов не слышно...
     - Успокойся,  приятель,  -  решительно сказал себе Бодри.  -  Что-то ты
становишься  слишком  трусливым.   Вряд  ли  найдется  сумасшедший,  который
караулил бы здесь кого-нибудь по ночам.
     Нарочито громко напевая,  он  двинулся дальше.  Сухие  листья шуршали у
него под ногами.
     Вряд  ли  Рене  Бодри  чувствовал бы  себя  столь  уверенно,  если  бы,
оглянувшись,   увидел  темную  фигуру,  прячущуюся  за  деревом.  Счастливый
обладатель тридцати тысяч франков с самого начала был не слишком внимателен.
Иначе он заметил бы незнакомца, покидая придорожную забегаловку. Тот стоял у
поворота,  прячась в кустах. И от самого перекрестка неизвестный следовал за
Бодри  в  каких-нибудь двадцати метрах.  Естественно,  он  не  напевал и  не
хрустел сучьями.  Ступая по  влажному мху,  он двигался совершенно бесшумно.
Каждый шаг его был соразмерен с шагом Рене Бодри. Так рысь, идущая по следу,
копирует движения своей жертвы.
     Прошло минут десять.  Теперь Бодри окружал лишь  глухой лес.  Это  было
одно из самых пустынных мест в округе.  Сигара Бодри погасла. Чертыхнувшись,
он попытался закурить новую, но ветер гасил спички.
     - Вот  пропасть,   -  выругался  путник.  -  Неужели  нельзя  придумать
что-нибудь понадежнее, чем эти проклятые спички!
     Он   укрылся  за  толстым  стволом  вяза  и   продолжил  свои  попытки.
Преследователь, наблюдавший за ним, усмехнулся.
     - Что ж, момент самый подходящий, - прошептал он. - Надо действовать.
     Незнакомец сделал несколько бесшумных шагов и оказался за спиной ничего
не подозревавшего Бодри. Подождав несколько секунд, он негромко произнес:
     - Эй!
     Рене Бодри вздрогнул и  хотел было обернуться,  но  не  успел.  Шею его
захлестнула удавка.  Убийца резким толчком швырнул несчастного на  землю  и,
упершись коленом ему между