писал
пневматическое письмо.
     "Никогда не знаешь, что может стрястись! - думал он. - Нелишне вечерком
повидаться с Мишелем... Он отличный парень, может мне пригодиться".
     В следующий миг Жюв остановил фиакр, назвал адрес: улица Гран-Дегре.
     - Будем следовать протоколу,  -  прошептал полицейский. - Введем в курс
дела  Авара.  Тем  более,  улица  Гран-Дегре  почти по  пути  к  жилищу Жака
Бернара...
     Жюв вновь погрузился в свои думы.
     И чем больше он думал,  тем больше верил,  что докопался до истины, тем
больше убеждался, что под личиной Жака Бернара скрывается Фантомас.
     Определенно,  Жюв заблуждался,  не ведая о  многих,  достаточно весомых
деталях...
     Прежде  всего  полицейский  даже  не  подозревал,  что  преступление на
набережной Отей в действительности было инсценировкой, фокусом!
     Кроме того,  он не знал,  что Оливье и  Морис -  совсем не одно и то же
лицо.
     И,  наконец,  Жюв понятия не имел, что Оливье не существует, как и Жака
Бернара,  что и того и другого представлял единственный персонаж -  странный
субъект,  случайный знакомый  Бузотера  с  более  чем  причудливым прозвищем
Авессалом!
     Ах! Если бы Жюв все это знал!


        "Глава 15"

        "ФАНДОР МЕРТВ"

     Когда Жюв вернулся на улицу Гран-Дегре, там не было ни души.
     - Господа,  -  объявил ему  бригадир,  прикладываясь к  кепи,  так  как
признал  в  нем  инспектора  сыскной  полиции,   участвовавшего  в  утреннем
следствии,  -  господа пошли  обедать,  в  скором  времени должны вернуться,
желаете подождать?..
     Жюв  отправился  восвояси.  Он  не  видел  необходимости торчать  возле
зловещего места преступления.  И  полагая,  что около половины первого самое
мудрое решение - это пойти подкрепиться, повернул к себе на улицу Тардье.
     Отныне у  Жюва  имелась ясная  и  четкая версия.  На  улице  Гран-Дегре
жертвой стал не кто иной, как Мике.
     Автором преступления был Фантомас!
     Кто в таком случае был, по убеждению Жюва, Фантомасом? Жак Бернар.
     Вылезая  из  автобуса на  площади  Пигаль,  полицейский услышал выкрики
газетчиков,  торгующих экстренным выпуском "Столицы".  Как  обычно,  крупный
еженедельник должен  был  поместить ряд  сенсационных очерков на  тему  дня,
более или менее правдивых и правдоподобных,  какие-то подробности, способные
просветить Жюва.
     Он купил экземпляр газеты,  которая шла уже по двойной цене,  поскольку
пользовалась повышенным спросом.
     Пробежав ее,  Жюв удовлетворенно улыбнулся.  В конце одной из статей он
заметил  пассаж,  в  котором  автор  туманно намекал,  что  подозрение может
вызвать некая  известная личность,  с  некоторых пор  -  очень известная.  И
указал инициалы: Ж.Б.!
     "Черт!  -  подумал Жюв.  -  Им  пришла в  голову более или менее та  же
идея... Как бы это не привело к затруднениям!.."
     Полицейский вернулся  домой,  но  вскоре  после  полудня  покинул  свое
жилище...
     Тем временем в  дальнем квартале Монруж,  обычно тихом и немноголюдном,
на подступах к проезду Дидо царило непривычное оживление.
     Улицы,  соседние  с  владением,  находившемся под  надзором  лудильщика
кастрюль папаши Никола,  неназойливо охраняли загадочные личности, внешность
которых выдавала их с головой.
     Это были работники сыскной полиции, инспектора следственной бригады.
     Было около трех часов пополудни,  когда Жюв  вошел в  проезд Дидо.  Эта
демонстрация полицейской мощи вызвала у  него некоторую досаду.  Вряд ли  он
осмелился  признаться  себе,  что  причиной  его  раздражения было  то,  что
правосудие, обычно весьма неповоротливое, не только вышло на тот же след, но
даже опередило его.
     Чтобы не спугнуть Фантомаса, Жюв изменил внешность.
     - Коллеги  меня  не  узнают,   -  решил  он.  -  Тем  лучше!  Зачем  им
рассказывать о своих подозрениях насчет Жака Бернара!
     Однако  появилось  некое  осложнение:   блюстители  порядка  отказались
пропустить полицейского.
     Недолго  думая,  Жюв  представился "поставщиком",  идущим  получить  по
закладной.
     Подобные заявления распахивали настежь самые закрытые двери,  позволяли
одолеть  самые  непроходимые преграды.  Кредиторы всегда  вызывали уважение,
особенно у господ полицейских.
     Теперь  Жюв  медленно  продвигался  по  внутреннему садику,  в  глубине
которого стояла  обветшалая лачуга,  чье  изображение на  прошлой неделе  во
всевозможных ракурсах красовалось во всех газетах под эффектным,  хотя и  не
без доли иронии именем "замка".
     Это и  в  самом деле был замок,  в  котором обитал знаменитый наследник
незадачливой жертвы преступления, таинственный Жак Бернар.
     У входа в домик беседовали папаша Никола и тип в сюртуке.
     Прежде чем к ним приблизиться, Жюв некоторое время разглядывал типа. Он
знал его,  это был судебный уполномоченный.  По счастью,  этот представитель
закона  был  недавно переведен из  провинции:  пошел  на  повышение и  занял
почетную должность в префектуре Сены,  поэтому не был знаком с Жювом.  Кроме
того, будучи в гриме, Жюв имел все шансы обвести его вокруг пальца.
     Полицейский подошел к ним и с самым непринужденным видом, словно ничуть
не интересуясь статусом собеседника, спросил:
     - Могу я видеть господина Жака Бернара?
     Комиссар резко обернулся, оглядел Жюва с головы до ног.
     - Я из магазина,  -  с напускным смущением произнес Жюв,  -  бухгалтер.
Господин Жак Бернар нам кое-что задолжал...  О!  Сущие пустяки, сто двадцать
пять франков...
     В беседу вмешался папаша Никола.
     - Что ж,  старина,  -  фамильярно заявил он,  -  чувствую я, плакал ваш
должок.  Я,  собственно,  сам в таком же положении! Гражданин смылся, с утра
как сквозь землю провалился.
     Жюв изобразил такое удивление,  такое недоумение, что комиссар полиции,
с сочувствием взглянув на него, предположил:
     - Вы что, газет не читали?
     - Честно говоря, не читал, - откликнулся Жюв.
     - Думаю,  нет смысла от вас дальше скрывать,  - продолжал представитель
власти,  -  я  судебный уполномоченный,  имею  ордер на  арест Жака Бернара,
который обвиняется в убийстве некоего Оливье!
     - Господи! - воскликнул Жюв. - Не может этого быть!
     И вполне умышленно ляпнул:
     - Получается, Жак Бернар арестован?
     - Нет же! - отозвался папаша Никола. - Сказано вам было, он смылся!
     Жюв притворился простачком:
     - А за что господин Жак Бернар убил этого Оливье?
     Комиссар равнодушно пожал плечами.
     Он  не был обязан докладывать каждому встречному о  доводах правосудия.
Кроме того,  он возвратился в  жилище,  которое ранее занимал Жак Бернар,  и
стал наблюдать за двумя подчиненными, опечатывающими мебель и дверь.
     Более  словоохотливый консьерж  пустился  в  разъяснения,  нисколько не
подозревая, что говорит о вещах, прекрасно полицейскому известных:
     - Дело в  том,  что  Жак Бернар прозябал в  нищете и  вдруг разбогател,
якобы  получил наследство от  некоего Оливье.  А  сегодня утром этого Оливье
нашли убитым! Разумеется, все думают, что это Жак Бернар, ради наследства...
чертова полиция явилась брать его, но поздно!
     Жюв  молча  покачал  головой,  затем  с  глубоко  раздосадованным видом
удалился прочь.
     Полицейский  прекрасно  понимал  ход  рассуждений правосудия;  конечно,
поначалу его удивило, что оно мешает в одну кучу жертву с улицы Гран-Дегре и
Оливье. Но несколько мгновений поразмыслив, Жюв пришел к выводу, что иначе и
быть не могло, в настоящий момент никто, кроме него, не мог знать, что актер
и найденный труп - одно и то же лицо...
     Определенным было то, что полиция охотится за Жаком Бернаром!
     Удастся ли его арестовать?
     Жюв не смел думать на эту тему, он ограничился тем, что заметил:
     - Дело все больше осложняется.


     Жюв сновал по всему Парижу.
     После проезда Дидо он очутился вблизи моста Гренель.
     Полицейский вышел на набережную Отей,  помедлил,  затем решил не идти в
"Чудесный  улов",  опасаясь  нескромного  любопытства  содержателя и  весьма
умелых расспросов мамаши Тринкет.
     Однако  никто,  кроме  этих  людей,  не  был  доподлинно  осведомлен об
убийстве  на   набережной  Отей,   слава   которого  померкла  перед   новым
преступлением.
     Жюв  решительно  ступил  на   сходни  одного  из   понтонов.   На   нем
вырисовывался  легкоузнаваемый,   неповторимый  силуэт  старого  бретонца  с
серьгами в ушах, папаши Керрека, который служил в Компании.
     Жюв  приблизился  к   старику,   который,   ожидая  прохода  судов,   с
наслаждением попыхивал старой трубкой.
     Они  знали друг друга уже двадцать лет,  и  Жюв сердечно поздоровался с
бретонцем.  Тот приветливо ответил. Хоть он и не узнал собеседника, подобное
обращение его ничуть не смутило: папаша Керрек слыл фигурой знаменитой.
     - Что новенького? - поинтересовался Жюв.
     - Вроде все по-прежнему.
     - Погода хорошая...
     - Да, ничего...
     - Сена спокойная...
     - Да, больше не поднимается...
     Перекинувшись этими банальностями, Жюв решил хватать быка за рога:
     - О здешнем преступлении еще говорят? - осведомился он.
     - Когда как, - загадочно откликнулся папаша Керрек.
     При этих словах в  его глазах мелькнуло удивление.  Окинув Жюва быстрым
взглядом, он таинственно прошептал:
     - Я  тут  мог  бы  кое-что порассказать,  если бы  меня хоть кто-нибудь
слушал!..
     - Это они дали промашку, - согласился Жюв.
     И притворившись,  будто знает, что у папаши Керрека на уме, решив взять
его на пушку, возразил:
     - Неважно! Главное - сама идея!
     - И  правильная идея,  замечательная идея!  У  меня тут  имеется личный
опыт... Ведь существует такая штука, как знамение. У меня на родине их видят
каждый день.  А  поступить надо так:  берете желтого новорожденного теленка,
которому от  роду не меньше трех дней и  не больше недели,  ровно в  полдень
ведете его на место преступления... отпускаете. Теленок тыркается туда-сюда,
вроде как наобум,  наконец где-нибудь останавливается,  здесь и надо копать!
Выроете яму в три фута - найдете мертвеца, это точно! У нас уже один раз так
было, и нашли труп!.. Извини, приятель! Судно причаливает...
     Воспользовавшись тем,  что  суеверный старик  бретонец стал  обматывать
вокруг деревянной тумбы брошенный с  речного трамвайчика канат,  Жюв исчез с
понтона, сочтя бессмысленным продолжать беседу с человеком, который, по всей
видимости, имел своеобразные взгляды на полицейские методы расследования.
     Мгновение он постоял на набережной Отей, подыскивая благовидный предлог
для  консьержки дома  на  авеню  Версаль,  позволявший бы  ему  проникнуть в
комнату, где было совершено преступление, но вдруг заметил направлявшегося к
нему  типа,  который вечно  рыскал здесь  по  соседству.  Это  был  Бузотер,
подстерегающий гуляющих и праздношатающихся.
     Со  времен зловещего происшествия Бузотер и  в  самом деле был озабочен
единственным:  за  небольшие чаевые сводить на  место преступления как можно
больше народа!
     Бузотер подступил к  Жюву,  которого в  гриме не узнал,  и изложил свое
предложение.
     У бродяги имелись собственные тарифы!
     Когда он  сопровождал Жака  Бернара,  не  подозревая,  кому  он  служит
проводником,   он   брал  за   экскурсию  по   два   франка;   ныне  Бузотер
довольствовался монеткой в пять су.
     Жюв принял приглашение.
     Если бы несколько мгновений спустя, уже в трагическом жилище, им пришло
в голову вернуться к вопросу оплаты,  они,  безусловно,  были бы единодушны,
признав по совести, что зрелище теперь не стоило и ломаного гроша.
     В ожидании нового жильца комната стояла пустой, совершенно голой.
     Жюв был несколько разочарован.  Он пожалел,  что не осмотрел загадочное
помещение раньше.  Очевидно,  его лицо не смогло скрыть досады;  это заметил
Бузотер.
     Бродяга отвел клиента в  сторону;  оттирая его в  угол,  он таинственно
предложил:
     - Здесь ничего нет,  все растащили любопытные и  англичане,  но если вы
любитель,  у  меня припасено несколько сувениров!  Но об этом ни гугу,  мне,
черт побери, было сказано ничего не брать!..
     Жюв, заинтригованный, добродушно улыбнулся.
     - Не бойтесь! - прошептал он. - Я не из полиции.
     Бузотер,  подгоняемый жаждой  наживы и  забывая о  всякой осторожности,
достал  из  кармана  внушительных размеров пухлый  бумажник,  обтрепанный по
углам и весь пожелтевший от времени.
     Следом он  извлек кусок половицы,  на  котором он грубым почерком вывел
дату.
     - Самый смак,  -  заявил он,  - передавая Жюву кусок доски, - ценнейшая
штука, кусок пола со следами крови!
     Жюв,  казалось, без особого интереса взглянул на предмет, а Бузотер тем
временем  разложил  на   камине  несколько  листков  бумаги.   Он  тщательно
разглаживал их один за другим, пришептывая:
     - Это  вам  не  фунт  изюма,  подлинники!..  Собственноручные писульки,
оставленные покойным!
     Жюв машинально взглянул на  то,  что на  примитивном лексиконе Бузотера
именовалось "писульками", и чем дольше он их созерцал, тем больше бледнел.
     Он резко, отрывисто скомандовал Бузотеру показать ему все остальное...
     Почувствовав подобное рвение,  бродяга забеспокоился, но у полицейского
был  такой  властный вид,  такая встревоженная физиономия,  что  озадаченный
Бузотер не посмел и рта открыть.
     Жюв кропотливо рассматривал документы.
     Он  подносил  их  к  окну,  разглядывал  на  свет,  затем,  вытащив  из
собственного бумажника какие-то листки, стал сличать их с бродягиными.
     - Господи! - шептал Жюв. - Господи!..
     Обхватив руками  голову,  он  на  мгновение застыл  в  молчании,  затем
спросил:
     - Бузотер, вы уверены, что эти бумаги принадлежали покойному?.. Что это
бумаги Оливье?..
     - А  как  же!  -  откликнулся бродяга,  превратно  истолковывая вопросы
собеседника,  -  конечно, уверен! Я собственными руками стянул их из пачки с
документами,  которая  здесь  лежала.  Некоторые письма  я  вынул  прямо  из
кармана.
     Пребывая в крайнем смятении, Жюв бормотал странные слова:
     - Увы? Ничего удивительного! Я так и чувствовал! Так и чувствовал...
     Хотя  комната была пустой,  Жюв,  сыщик-профессионал,  ощупал ее  своим
острым взглядом.
     Неожиданно он  заметил прячущийся в  стене шкаф,  открыл его,  заглянул
внутрь, пошарил по темным углам.
     Полицейский извлек наружу небольшой предмет,  вид которого заставил его
содрогнуться и отчаянно вскрикнуть.
     Это был карандаш, обычный карандаш с серебряным колпачком.
     Увы!  Сомнений у  Жюва  больше  не  оставалось,  ему  был  знаком  этот
карандаш,  сам по  себе пустячный,  но в  глазах Жюва приобретший непомерную
ценность.
     Ах!  Сомнений не было,  эта была личная вещь, из тех, что, так сказать,
являются частью вас самих, по которым безоговорочно опознается владелец.
     В пустой комнате Жюв неожиданно опустился на пол;  он рухнул на колени,
из  глаз его  хлынули крупные слезы,  меж тем как Бузотер,  ошарашенный этой
странной сценой, с тревогой взирал на него.
     По  прошествии  четверти  часа  Жюв,   к   которому  вернулось  обычное
хладнокровие,  покинул авеню  Версаль.  Однако  прежде  он  учинил  Бузотеру
настоящий допрос с пристрастием.
     Полицейский подбодрил бродягу,  щедро  одарив  его  монетой в  сто  су,
взамен которой он унес с  собой находившиеся у  Бузотера бумаги и  найденный
карандаш.
     Кроме того, Бузотер во всех подробностях и деталях поведал ему о драме,
очевидцем которой себя считал.


     Было семь часов вечера.
     Молодой инспектор Мишель,  выйдя  из  здания  префектуры на  набережной
Орфевр,   сделал  несколько  шагов   в   сторону.   Через  несколько  секунд
полицейский,   с   недавних  пор  пользующийся  невиданной  благосклонностью
господина Авара,  очутился на противоположной стороне улицы и, облокотившись
на  парапет,  казалось,  внимательнейшим образом стал разглядывать текущий у
его ног речной поток.
     Вскоре к  нему присоединился какой-то  человек,  и  сразу же между ними
завязалась оживленная беседа.
     - Видите,  господин  Жюв,  я  пришел  вовремя,  но  ваша  записка  меня
взволновала. У вас появились какие-нибудь новости?
     И  действительно,  с  младшим  коллегой  беседовал  не  кто  иной,  как
знаменитый полицейский.
     Кивнув, Жюв прошептал:
     - Да!
     Полицейский  был   мрачнее  тучи,   выглядел  настолько  озабоченным  и
опечаленным, что Мишель не удержался от замечания:
     - Что с вами? У вас случилось несчастье? Вы чем-то огорчены?
     Жюв секунду помедлил, затем мягко положил руку на плечо Мишеля:
     - Добрый мой друг,  -  горестно произнес он.  -  Потеря друга,  лучшего
друга, почти ребенка, не проходит бесследно, без боли в сердце, без слез!
     Мишель взволнованно оборвал его.  Ему не  пришлось долго ломать голову,
на его языке уже вертелось одно имя - кто в Париже, а в частности, в полиции
не   знал  об  искренней  привязанности,   долгие  годы  существующей  между
знаменитым сыщиком и Жеромом Фандором.
     И все же Мишель спросил, зная заранее, каков будет ответ:
     - Речь идет о Жероме Фандоре?..
     - Да,  -  чуть слышно произнес полицейский.  -  Фандора нет в живых!  Я
убедился, Фандор - это Оливье!
     В этом и состояло зловещее открытие, которое Жюв, по его мнению, сделал
на авеню Версаль.
     После возвращения в  Париж Жюв не  имел от  Фандора никаких вестей.  Он
думал,   что  журналист  скрывается,   чтобы  следить  за   Фантомасом,   но
беспокойство его нисколько не  уменьшалось.  Итак,  внезапно,  изучая бумаги
Бузотера, в записях, которые бродяга выдавал за автографы Оливье-Мориса, Жюв
обнаружил почерк Фандора. Тогда его осенило...
     Кроме того, мог ли он сомневаться?
     Не признавать очевидного?
     Да,  безусловно,  выслеживая Фантомаса, Фандор скрывался... Но Фантомас
настиг его.
     Убивая Оливье-Мориса, Фантомас убил Фандора.
     Уничтожил он  и  актера  Мике,  поскольку неустрашимый Фантомас  боялся
разоблачения со  стороны  человека,  который  присутствовал при  отправлении
пропавшего поезда и, несомненно, знал Оливье-Мориса...
     Воображение Жюва рисовало мрачное злодеяние.
     Вернувшись в Париж и разыскав актера Мике,  Фандор, дабы заставить того
говорить,  выдал  себя  за  Мориса,  тогда  как  зарабатывал себе  на  хлеб,
сотрудничая с "Литерарией" под именем Оливье...
     Фантомасу стало все известно.
     Фандор был мертв...
     Актер Мике убит...
     Ах!  Конечно, Жюв не стал бы так рассуждать, сумей он догадаться о том,
жертвой какого чудовищного совпадения он стал.
     Но,  бесспорно,  он даже не подозревал,  что Морис и Оливье - совсем не
одно и то же лицо!
     Кроме того,  ничто не наводило на мысль об ошибке. Откуда он мог знать,
что  бумаги  Бузотера  своим  происхождением обязаны  отнюдь  не  Морису,  а
странному  субъекту,  последовательно выступавшему под  именами  Авессалома,
Оливье и, наконец, Жака Бернара, который сознательно устроил путаницу, чтобы
поднять цену на свои стихи!
     Увы, он пребывал в неведении и потому сокрушенно твердил:
     - Фандор мертв! Я в этом убежден. Фандор - это Оливье!
     Мишель вздрогнул.
     - Раз Фандор -  это Оливье,  - заговорил он, - значит, это его убили на
Гран-Дегре?
     - Нет! - мягко оборвал его Жюв. - Мике!..
     Обеспокоенный, Мишель широко раскрыл глаза.
     Жюв продолжал:
     - Фандор - это несчастный, погибший на Отей.
     - Но, - возразил Мишель, - преступление на Отей - инсценировка.
     Жюв авторитетно заявил:
     - Нет, это реальность.
     Молодой инспектор полиции выглядел все более озадаченным.
     - Ах!  -  с  нескрываемым отвращением воскликнул  он.  -  Кажется,  мне
никогда, никогда в этом не разобраться!
     Но   Жюв   покровительственно-добродушно  заверил   юного   подопечного
господина Авара, бывшего также и его протеже:
     - Сейчас я вам все объясню.
     Они медленно дви