ля проформы Фирмена вновь возразила:
     - Но ты знаешь, что завтра в девять мне надо быть в мастерской?
     - У меня есть будильник! - заверил Морис. - Успеешь! Давай, соглашайся!
     Добрых десять минут Фирмена провела на телеграфе, где пляшущим почерком
сообщила матери о своей задержке и заверила, что той не о чем беспокоиться.
     Девушка не пускалась в пространные объяснения, они были ни к чему: мать
поймет...
     Разумеется,   столь  дерзкая  выходка  неминуемо  приведет  к   бурному
объяснению, но может, все к лучшему?
     Фирмена не доводила мысль до конца. Не то было время и место.
     Но  придя  около  одиннадцати в  скромное  жилище  молодого  человека и
готовясь ко сну,  Фирмена с полными любви глазами прижалась к возлюбленному,
который нежно обнимал ее стройную талию, и предложила:
     - Морис, можно я завтра вечером опять приду?
     Молодой рабочий покраснел от удовольствия;  запечатлев на губах девушки
долгий поцелуй, он тоном, исполненным воодушевления, простодушно заметил:
     - Ты хочешь, чтобы мы жили вместе? Я правильно понял?
     - А почему бы и нет? - задумчиво пробормотала Фирмена.
     Молодые  люди  прильнули к  окну  и  молча  созерцали открывшуюся взору
живописную панораму.
     Разливая серебристый свет, ярко сияла луна.
     Морис,  счастливый любовник  красавицы  Фирмены,  уже  некоторое  время
занимал  чудную  комнатку во  внешне  довольно скромном,  но  содержащемся в
образцовом порядке доме  на  авеню Версаль,  приблизительно посередине между
мостами Гренель и Мирабо.
     Жилище Мориса находилось на шестом этаже,  в задней части здания -  его
фасад был отведен под самые дорогие апартаменты,  -  и  окно выходило не  на
авеню Версаль, а на набережную Отей, что, возможно, было много приятнее.
     Набережная  Отей  прилегает  к  Сене,   и  из  окна  Мориса  открывался
восхитительный вид  на  реку,  простирающийся от  статуи Свободы до  виадука
Поэн-дю-Жур и Медонских холмов.
     Напротив  был  засаженный деревьями  берег  -  здесь  проходила граница
квартала  Гренель  с   его   вечно   снующими  версальскими  электричками  и
пригородными поездами из Сюресн-Лоншам.
     Днем и ночью пейзаж был наполнен жизнью, являл собою красочное зрелище.
     Комнатка Мориса,  светлая и  просторная,  с  обоями  в  цветочек,  была
идеальным гнездышком для влюбленных.  Мечтая рядом с  возлюбленным,  Фирмена
говорила себе, что здесь она найдет счастье, счастье всей жизни! Безусловно,
союз их  тел и  сердец сам по  себе не  принесет состояния,  но они молоды и
храбры,  она -  хорошая швея,  он - умелый рабочий. Они могли бы любить друг
друга, а затем придет и богатство, если она того пожелает.
     Тем  не  менее,  Фирмена с  сомнением возразила переполненному счастьем
любовнику:
     - А деньги?.. Чтобы жить вместе, надо прилично зарабатывать...
     Девушка  всем  сердцем  мечтала  получить  обнадеживающий ответ.  Морис
сделал широкий жест, словно кидая вызов будущему.
     - Да полно! - воскликнул он уклончиво. - Поживем - увидим! А пока будем
любить друг друга!
     От ночной прохлады прелестную Фирмену охватил легкий озноб.
     - Давай ложиться, - чуть слышно произнесла она.
     Морис закрыл окно...
     - Брр!.. Не слишком горячая вода у тебя в умывальнике, мой милый!
     - Фирмена,  не  ной,  ты  разве не  знаешь,  что знатные дамы умываются
холодной водой? Я это вычитал в книге о том, как сохранить красоту...
     - Ты что, читаешь такие книжки?
     - Все надо читать. Ты не боишься опоздать?
     - Страшно боюсь! Который час?
     - Пять минут девятого...
     - Я же не буду сорок с лишним минут ехать на метро.
     - Верно... тебе надо быть в девять?
     - Да, Морис, в девять. Где, черт побери, моя сумочка?
     - Посмотри на стуле, под жакетом...
     - Ах да... спасибо...
     Красавица Фирмена,  свежая и  отдохнувшая,  хотя и с легкой синевой под
глазами,   заканчивала  сборы  в   комнате  на  набережной  Отей,   готовясь
отправиться в мастерскую к Генри, где она была портнихой по юбкам.
     Она   проворно  и   стремительно  шныряла   по   крошечной  комнатенке,
запаздывая, как и все парижские работницы.
     Морис лениво возлежал в  постели,  закинув руки за голову,  и с любовью
поглядывал на прелестную девушку, завершающую туалет.
     - Ну вот ты и готова,  -  сказал он.  - Видишь. Могли бы еще поваляться
минут пятнадцать.
     Фирмена улыбнулась:
     - Какое там поваляться!  Словно я  ничего не понимаю!  Я  и так еле-еле
успеваю.
     - Эка невидаль, ну опоздаешь, придешь после закрытия дверей...
     Фирмена бросила шнуровать ботинок и взглянула на любовника:
     - Да что с тобой, наконец? Ты что, не понимаешь, что я тороплюсь?
     - Как знать! Говоришь, что идешь в мастерскую, а сама...
     Фирмена  стрелой  метнулась через  комнату и  встала  на  колени  возле
кровати,  где предавался лени Морис;  опершись на  нее,  она взяла в  ладони
голову любовника и страстно поцеловала его в лоб.
     - Злюка!  - проговорила она. - Гадкий злюка! Хочешь мне сделать больно?
Что ты еще втемяшил в голову?  Ну пораскинь умом,  разве я встала бы в такую
рань, бросила бы тебя, милый, если бы мне не надо было в мастерскую!
     Вместо ответа Морис пожал плечами.
     - Как  знать!  -  повторил он.  В  глазах  молодого человека неожиданно
мелькнула печаль,  меж тем как Фирмена подарила ему еще один пылкий поцелуй,
вложив в него всю свою любовь.
     Она  была  очень  хороша собой,  прелестная и  своенравная парижаночка,
вызывающая буйное восхищение всех мужчин на улице,  и возможно, Морис не так
уж заблуждался,  со страхом рисуя будущее,  задаваясь вопросом, сможет ли он
сохранить подле себя и только для себя свою очаровательную возлюбленную.
     Тем временем Фирмена продолжала:
     - Как ты можешь злиться и ревновать после вчерашнего...  такого дня!  И
такого  вечера!  Господи,  какие  эгоисты  эти  мужчины!  Не  люби  я  тебя,
негодника, разве я была бы здесь? Ты хоть знаешь, что мне предстоит услышать
вечером от мамы?
     Морис погрозил подружке пальцем:
     - Вечером? Но ты обещала вернуться...
     - Да,  решено,  но прежде я  заскочу на улицу Брошан!  Не могу же я без
предупреждения не  ночевать дома две  ночи подряд...  Мама будет переживать,
решит, что меня убили.
     Фирмена резко поднялась с пола.
     - Ты что-то совсем меня заболтал,  - продолжила она. - Так я никогда не
соберусь...
     Она  дошнуровала ботинки.  В  два  счета  водрузила на  голову  шляпку,
легонько и ловко взбила кудри, взгляд в зеркало придал ей бодрости:
     - Морис,  это из-за тебя у меня такие глаза? Злюка... В мастерской меня
засмеют...
     Она вновь встала на колени у постели любовника:
     - Ну,  поцелуй меня!  Будь  умницей,  раз  уж  ты  не  работаешь...  До
вечера... До половины десятого...
     - Половины десятого, а пораньше никак?
     - Думаю, пораньше не получится. Я постараюсь...
     Они снова поцеловались.
     - До вечера, дорогой!
     - До вечера, дорогая!
     Последняя улыбка, последний взгляд на часы.
     - Я побежала! - сказала Фирмена.


        "Глава 3"

        "БОГАТЫЙ ЛЮБОВНИК"

     Площадь л'Опера, черный людской муравейник двух лестниц метро.
     В тот же понедельник утром,  когда время близилось к девяти, тысячи пар
глаз устремились на часы банка "Комптуар д'Эсконт", что расположился на углу
улицы Четвертого Сентября и  авеню л'Опера,  следя за  неумолимой и  роковой
стрелкой,  которая так много значила для них.  Стрелка показывала без десяти
девять. Одни безропотно принимали ее приговор, другие бунтовали:
     - Да эти часы врут, постоянно спешат! Спорю, мои идут точнее...
     Стрелка  бесстрастно продолжала свой  ход  и,  несмотря  на  сыпавшиеся
упреки, привлекала все большее внимание. Может, она и правда ошибалась? Увы!
Пытающиеся ее уличить были бессильны,  ибо знали, что не стоит покушаться на
столь официальный механизм,  как банковские часы, удостоенные чести сообщать
прохожим время!
     Те,   кто  с   такой  тоской  взирал  на   часы  "Комптуара  д'Эсконт",
принадлежали  к   многочисленной  армии  служащих,   продавцов  и  работниц,
последние  двадцать  пять  минут  бороздивших элегантные окрестности площади
л'Опера.
     Этим утром работницы запаздывали чаще,  чем обычно, что было объяснимо.
Накануне они  притомились,  поздно легли,  ужинали всей семьей,  предавались
любовным утехам;  в  мастерскую же  теперь  влетали пулей,  браня  про  себя
начавшуюся рабочую неделю,  но глаза их еще светились вчерашним весельем,  а
души ликовали при воспоминании о счастливых часах!


     На  Рю  де  ла  Пэ,  возле  заново  отстроенного  известным  модельером
великолепного особняка,  где и  размещалась фирма "Генри",  толпилась группа
оживленных,  элегантных и нарядных работниц.  Они запрудили весь тротуар, не
желая  ни  минутой  раньше  положенного входить  в  мастерскую,  но  готовые
ринуться в здание с первым боем часов.
     Среди  работниц фирма  "Генри" пользовалась почетом.  И  действительно,
патрон  отбирал себе  не  только  самых  умелых  и  способных,  но  и  самых
элегантных и красивых.
     Этим утром работницы вовсю чесали язычки.
     Девушки  обменивались подробностями вчерашнего.  Некоторые  похвалялись
кавалерами,  поджидавшими их в  субботу вечером у дверей мастерской и только
что доставившими их обратно.  Другие уверяли, что приехали на машине, а не в
метро!  Третьи, напустив высокомерный вид, вышучивали хвастуний, стращали их
всяческими бедами...  За последних заступались и снова ссорились, без умолку
трещали, вовсю перемывали друг другу косточки!
     Внезапно в плотно сбитой группе произошло движение,  и около полудюжины
работниц   бросились   навстречу  хмурой   девчонке,   которая   с   видимым
удовольствием шлепала громадными башмаками по ручейку.
     - Негодница!  -  воскликнула  мадемуазель Марта,  одна  из  заправил  в
юбочной мастерской. - Марго, ты неисправимая замарашка!
     Удивленная подобному обращению девчонка вздернула голову, но нахлобучка
ничуть ее не смутила:
     - Ну и что? Как хочу, так и развлекаюсь!
     Марго, вернее Маргарита Беноа, приходилась красавице Фирмене, любовнице
Мориса,  младшей сестрой...  И  являла  собой  полную ей  противоположность.
Насколько Фирмена была  элегантной,  опрятной и  ухоженной,  настолько Марго
казалась равнодушной и безразличной к собственной наружности и даже чистоте!
Она  была  грязнулей в  полном смысле слова.  Правда,  девчонке едва  минуло
двенадцать,  возможно,  она и  не думала,  что в один прекрасный день кто-то
захочет за ней приударить.
     Несмотря на свой хронически неряшливый вид,  Марго работала у  "Генри".
Она  исполняла  почетные,  хотя  и  малооплачиваемые обязанности  подручной,
вызывая жгучую зависть у  своих сверстниц-работниц.  Они не  упускали случая
вставить,  что Марго никогда бы сюда не взяли,  а  уж тем более так долго не
продержали, не будь она сестрой красавицы Фирмены!
     Та же,  напротив,  несла в себе дух фирмы!  Великолепная мастерица, она
обладала столь изящной внешностью,  столь изысканными манерами,  что будущее
назначение манекенщицей было у нее почти в кармане.
     У  "Генри",   как  и  в  других  мастерских,  манекенщицам  завидовали;
хорошеньким девушкам со стройными фигурками,  часто просто красавицам,  было
судьбою написано если не  преуспеть на своем поприще,  то,  по меньшей мере,
найти среди мужей или любовников клиенток богатого содержателя.
     Тем временем Марго,  видимо, что-то задумав, собрала в кружок несколько
работниц.
     - Эй вы,  слышите! - сказала она, кривя жирный от жареной картошки рот.
- А у нас новость!
     Мадемуазель Анна,  крупная зрелая женщина,  уже подбирающаяся к сорока,
законченный тип вечной работницы,  которой не  дано испытать ни взлетов,  ни
падений,   последние  несколько  месяцев  компаньонка  Фирмены  по   юбочной
мастерской, озабоченно перебила крошку:
     - Что-то с сестрой?
     - Представляете,  вчера она  не  явилась ночевать!  Совсем загуляла моя
старшая...
     Сообщение Марго всколыхнуло противоречивые чувства.  Одни  одобрительно
захихикали с  притворно-циничным видом,  другие лишь пожали плечами,  третьи
возвели глаза к небу...
     - Наверняка,  -  продолжала Марго,  исподтишка оглядывая  аудиторию,  -
наверняка, где-то шляется с любовником!
     Вокруг девчонкиных слов завязался целый диспут.
     - Любовником?  Кто он такой? Хоть стоящий? Разве у нее есть любовник? А
как  же!  Черноусый,  который  последние две  недели  иногда  поджидал ее  у
мастерской.  Эка невидаль!  Приказчик!  А поди и того хуже, рабочий! И это с
ее-то красотой!
     Но другие заверяли,  что здесь что-то не так.  Как-то вечером ее видели
садящейся  в   машину  к  сногсшибательному  типу...   Наверное,   какому-то
ухажеру...
     Невзирая на  намеки тех,  кто  допускал существование двух  любовников,
большинство сочувствовало девушке,  пустившейся в любовную авантюру с юношей
без гроша в кармане,  которого они сочли за рабочего,  что было, безусловно,
более романтично, хотя и менее разумно!
     И  пошли-потянулись  пересуды;  пока  отсутствующей подруге  перемывали
косточки, Марго, сестрица Марго, ушки на макушке, вылавливала в общем потоке
фраз  новый фактик,  доселе неизвестную детальку;  чуть  покачивая головой и
мыча что-то одобрительное, она подзадоривала возмущавшихся подруг...
     Пробило девять.  Рю  де  ла  Пэ  вмиг опустела.  Как  стайка напуганных
воробьев, рассыпались работницы...
     Началась давка у входа,  беготня по лестницам, падения на поворотах. То
там,  то  сям  раздавались крики,  вспыхивали и  тут  же  гасли  перебранки.
Мастерские  заполнялись.  Прикусив  языки,  все  поспешно  рассаживались  по
местам, настроенные с головой уйти в работу.
     Мадам  Версадье,   старшая  по  юбочной  мастерской,  глядя  в  лорнет,
зачитывала распорядок примерок на день:
     - Барышни,  с десяти пойдут клиентки! Платье номер три должно было быть
готово в прошлую субботу. Заканчивайте с ним; клиентка придет утром!
     Мадам Версадье отдала еще несколько распоряжений, затем вызвала:
     - Фирмена!
     В мастерской стояла тишина.
     - Фирмена! - повторила мадам Версадье.
     Мадемуазель Анна,  напарница любовницы Мориса,  оставшаяся за  столом в
одиночестве, мелодично отозвалась:
     - Ее нет! Нет ее, мадам!
     Малышка  Марго,   словно  желая  выпятить  отсутствие  сестры,   дерзко
выскользнула из-за стола и, истуканом встав перед старшей, выпалила:
     - А  вы знаете,  мадам,  Фирмены нет,  к вашему сведению,  она вчера не
ночевала дома!


     Что  же  стряслось с  Фирменой?  Она  намеренно прогуливала работу  или
просто запаздывала?
     Расставаясь с любовником, девушка, казалось, очень спешила.
     - Морис, я побежала, до вечера! - прокричала она.
     Она быстро спустилась по лестнице и выскочила на авеню Версаль.
     Молодая работница стремительно зашагала по  набережной по направлению к
метро,  но  не  пройдя и  ста  метров,  замедлила ход.  Теперь она двигалась
неторопливой поступью,  казалось,  с  интересом наблюдая  за  такелажниками,
сгружающими с тяжелых барж рыжий песок, который крупинками золота блестел на
солнце.
     Было не  более половины девятого;  утро выдалось великолепным.  С  реки
поднимался легкий пар,  солнце еще не пригревало, но уже повсюду разливались
его лучи, как обещание, первая летняя улыбка.
     Похоже, Фирмена совсем не спешила!
     Несколько раз  она  взглядывала на  изящные серебряные часики,  которые
вынимала из корсажа.
     Поистине,  работница не так уж торопилась в мастерскую, как расписывала
любовнику!
     В  течение нескольких минут она,  облокотившись на парапет,  следила за
планомерной работой огромного крана,  запускающего ковш  в  чрево груженного
песчаником  судна,   восхищалась  силой  землекопов,  точными  и  ритмичными
движениями перебрасывающих тяжелые камни, затем ее внимание привлек удильщик
в  широкополой соломенной шляпе,  терпеливо и  без  особой  надежды водивший
удочкой по воде, самопоглощенно забрасывающий ее выше по течению...
     Так поротозейничав минут пять, Фирмена медленно тронулась дальше.
     По мере приближения к метро ей все чаще попадались служащие,  спешившие
наперегонки к  подземному транспорту,  обязанному их  доставить  на  рабочие
места.
     В  ней было столько очарования,  что мужчины оборачивались,  а  женщины
заглядывали в лицо.  Но воистину, ей было не до них! Опустив голову, Фирмена
упрямо глядела под ноги, словно думала там найти рецепт от забот.
     - Глупая штука - жизнь, - шептала она. - Глупая и скверная!
     Когда она наконец подошла к спуску в метро, было десять минут десятого,
двери мастерской давно закрылись.
     Фирмена купила билет, прошла на перрон.
     Четверть часа спустя,  сделав пересадку на площади Звезды, она вышла на
площади Клиши, что было весьма далековато от Рю де ла Пэ.
     Фирмена солгала любовнику,  обожаемому любовнику,  сказав,  что  идет в
мастерскую!
     Площадь  Клиши  -  а  время  подходило к  без  четверти десять  -  была
запружена, обезображена горланящей толпой простолюдинов. Стараясь оставаться
незаметной,   Фирмена  вынырнула  из  метро.  Она  огляделась  по  сторонам,
задержала взгляд на улице Вио.
     - Никого. Еще полчаса дожидаться!
     Приободрившись,  девушка  двинулась  через  площадь  к  статуе  маршала
Монсея,  у  подножия  которой  раскинулся  настоящий  цветочный  базар;  она
придирчиво выбрала  букетик  гвоздик  и  роз,  приколола  его  к  корсажу  и
отправилась по  магазинам.  Она  наведалась  в  универмаг,  неизвестно зачем
расположившийся на перекрестке,  пробежалась по отделам, не забывая время от
времени посматривать на часы.
     Фирмена все  больше мрачнела и  грустнела.  Очевидно,  она кого-то  или
что-то ждала. Не надо быть ясновидящим, чтобы почувствовать ее досаду.
     В этой фланирующей девушке не осталось ничего от утренней возлюбленной,
веселой  и   обворожительной,   припадавшей  к   изголовью  юного  Мориса  и
восклицавшей в порыве страсти:
     - Милый! Милый! Если бы ты знал, как я тебя люблю!
     Когда  часики  показывали  половину  одиннадцатого,   Фирмена,  изрядно
находившись, покинула магазин и снова глянула на площадь.
     - Ну и точность! - усмехнулась она.
     Она  намеревалась  было  ступить  на  проезжую  часть,  но,  передумав,
свернула на улицу Сан-Петербург.
     - Нетушки! Еще не время. Пусть помается минут; двадцать, это пойдет ему
на пользу!
     Женщине до  кончиков ногтей,  Фирмене совсем  не  хотелось приходить на
свидание первой.
     Так добредя до  площади Европы,  без четверти одиннадцать она повернула
назад.  Очутившись вскоре на  площади Клиши,  она  направилась к  роскошному
автомобилю  -   закрытому  лимузину,   который  стоял   там   уже   довольно
продолжительное время.
     Юная работница виновато улыбнулась шоферу,  который вылез ей  навстречу
со  степенным и  достойным видом  и,  сдернув с  головы  фуражку,  торопливо
распахнул ей дверцу.
     - А вот и вы, моя красавица!
     Ее приход был встречен радостным возгласом.
     С  ленивой беспечностью раскинувшись на  подушках сиденья,  ее поджидал
мужчина,  шикарный джентльмен,  который  при  появлении Фирмены  казался  на
седьмом небе от счастья.
     - Дайте поцеловать вашу ручку, милочка.
     Замерший у распахнутой двери шофер осведомился:
     - Куда поедем, господин виконт?
     Незнакомец, виконт де Плерматэн, бросил:
     - Везите в лес, а там будет видно!
     Он  был  шикарным мужчиной,  виконт де  Плерматэн,  с  такими почестями
усаживающий в автомобиль любовницу Мориса, красавицу Фирмену.
     Ему  было около сорока пяти,  но  с  помощью ухищрений туалета,  тонких
уловок, мрачной элегантности он умел казаться совсем юнцом.
     - Дорогая,  милая Фирмена,  - продолжил он, когда автомобиль тронулся с
места и,  тихо и не