ся наедине с директором больницы.
     - Спасибо,  господин директор,  - сказал он, - за вашу любезность, но я
хотел бы еще кое-что уточнить...  Что происходит обычно, когда у вас умирает
неизвестный человек?
     - Очень просто, господин инспектор, есть лишь два возможных решения. Мы
принимаем одно  или  другое,  судя  по  необходимости.  Когда  факультету не
хватает материала для секционных работ и  анатомических исследований,  одним
словом,  когда нам нужны трупы,  мы  отсылаем покойников,  не востребованных
родственниками,  в анатомичку или в мертвецкую Кламар,  где тела хранятся до
использования  их  студентами.  Когда  факультет  достаточно  обеспечен,  мы
отправляем трупы, покойников, в похоронное бюро, которое их захоранивает...
     Жюв  уже  узнал  по   документам,   в   какой  палате  вначале  лечился
таинственный персонаж, обнаруженный на берегах Сены, а также в какой умер.
     - Что сделали с его трупом? - спросил он у директора.
     - О!   -   безапелляционно  ответил  директор.  -  Он,  разумеется  был
похоронен,  так как,  к удивлению, на факультете материала хватает, и Кламар
обеспечен. Таким образом, не вызывает сомнения, что, как и другие усопшие на
этой неделе, человек, которым вы интересуетесь, был похоронен...
     Но Жюва не удовлетворили эти сведения.
     - Не можете ли вы мне сказать, - спросил он, - на каком кладбище?
     Директор прервал его с улыбкой:
     - Нет,  господин инспектор,  нет,  вы слишком многого хотите от меня, в
самом деле!..  Представьте себе,  я  не  могу ничего вам  сообщить по  этому
вопросу... У нас, в среднем, от четырех до пяти смертных случаев в день, и в
обязанности директора  больницы  не  входит  следить  за  всеми  похоронными
процессиями.
     Жюв  понял  маленький  урок,  который  только  что  был  ему  деликатно
преподан. Он извинился за свою нескромность.
     Однако у него был такой огорченный вид,  что директор больницы сжалился
над ним.
     - Послушайте,  -  посоветовал  он,  -  возможно,  вы  сможете  получить
дополнительные сведения,  обратясь к  сторожу морга?..  Может быть,  если он
вспомнит,   он  скажет  вам,  какие  похоронные  дроги  увезли  труп  вашего
человека...
     Директор позвонил, вошел служитель.
     - Проводите мсье в службу транспортировки усопших...
     Час спустя Жюв покинул больницу Шарите.  Он был встревожен и озабочен в
высшей степени...
     Напрасно спрашивал он  людей,  которые  могли  бы  дать  ему  сведения,
основанные на документах.
     Если вначале все были согласны,  что человек, о котором шла речь, умер,
действительно умер,  если все были единодушны в том,  что после того, как он
был доставлен в  морг и  положен в гроб,  его передали похоронному бюро,  то
потом никто не мог сообщить ни номер дрог,  которые его увезли,  ни название
кладбища,  на которое отправили этот неизвестный труп,  чья смерть никого не
удивила  в  больнице.  Однако  эта  смерть  казалась  такой  сомнительной  и
необычной для Жюва,  поскольку он видел, как этот человек расхаживал "живой"
в  столь странных обстоятельствах,  которые можно было назвать одним словом:
Жап!..


        "Глава 14"

        "БОЛЕЗНЬ ЖАПА"

     Жюв с быстротой ветра покинул особняк на улице Спонтини, чтобы посетить
больницу Шарите,  где,  благодаря рекомендации доктора Юбера, он рассчитывал
получить точные сведения о кончине и похоронах "человека во власти Жапа".
     Тем временем,  после его ухода,  в  элегантном особняке барона де Леско
остались наедине двое собеседников.
     Это были баронесса и доктор Юбер.
     Доктор после известного вечера,  когда он  во власти непреодолимой силы
вторгся  глубокой ночью  в  комнату  молодой женщины,  чтобы  вырвать у  нее
признание,  с  тех  пор  он  никогда  не  касался  этой  мучительной темы  и
остерегался возвращать к ней Валентину,  которая,  казалось,  забыла или, по
меньшей мере, притворялась, что не помнит об этом досадном происшествии.
     С тех пор обычная жизнь возобновила свое течение.  Валентина приступила
к   обязанностям  светской  женщины,   любезной  и  благосклонной  к  своему
окружению.  Юбер  продолжал жить  насыщенной и  серьезной жизнью заведующего
клиникой в больнице Шарите.
     Молодые люди  неоднократно виделись;  Юбер  много раз  обедал на  улице
Спонтини,  Валентина встречала его  в  Булонском лесу.  Когда они  бывали на
публике,  оба  проявляли  признаки  дружеского  расположения,  а  когда  они
оставались  наедине,   доктор  Юбер  держался  в   пределах  усердного,   но
почтительного  ухаживания  по   отношению  к   Валентине,   тогда  как  она,
предоставив доктору исключительные права официального вздыхателя,  не искала
повода разбудить в нем более определенные или более выраженные чувства.
     Итак,  в  это утро Валентина,  пожелав выйти на прогулку в  лес,  затем
отказалась от  этого намерения и  сказала доктору Юберу сразу же после ухода
Жюва:
     - Я  чувствую себя  несколько утомленной,  встревоженной этим последним
происшествием и до завтрака не буду выходить...
     Юбер колебался, не зная, что он должен сказать в ответ, а особенно, что
сделать.
     Означало  ли  это  высказывание Валентины,  что  он  должен  уйти,  или
наоборот,   молодая  женщина  была   готова  предоставить  ему   свидание  в
безмятежной тишине маленького будуара?
     Юбер машинально поднялся.
     - Я не хочу вам докучать... - начал он.
     Но когда он протянул руку Валентине, она удержала ее в своих руках.
     - Вы  не стесняете меня,  дорогой друг,  -  сказала молодая женщина,  -
наоборот,  ваше присутствие мне приятно...  Я признаюсь в этом,  в последнее
время я  стала беспокойной,  охваченной страхом,  нервной,  разумеется,  мне
нужен  отдых,  но  вы,  находясь около  меня,  воплощаете спокойствие,  мир,
безмятежность.
     Едва уловимая и слегка ироничная улыбка пробежала по лицу Юбера.
     Очевидно,  он предпочел бы,  чтобы его присутствие вызвало у  Валентины
другое чувство, более живое, более категоричное. Но он принадлежал к людям с
холодным и упрямым характером,  которые, не считая некоторых грубых выпадов,
действуют всегда со сдержанностью и уравновешенностью.
     Несомненно,  он любил Валентину любовью глубокой,  постоянной, суровой,
но он не принадлежал к тем нетерпеливым влюбленным,  которым надо немедленно
уступать.  Он допускал,  что ухаживание,  подобное тому,  которым он окружал
молодую женщину,  могло длиться долго,  очень долго, и в этом ничего не было
ни странного,  ни невозможного.  Впрочем,  если Юбер любил Валентину,  то он
также любил, и притом страстно, свою профессию.
     Молодая женщина была его флиртом и его пациенткой,  он был влюбленным и
врачом и  умел,  судя по  обстоятельствам,  забыть одну из  своих ипостасей,
чтобы помнить только о другой.
     Приход  Жюва  и  те  несколько  слов,   которыми  обменялись  доктор  и
полицейский,  зародили в душе Юбера,  безусловно, беспокойство другого рода,
но почти такое же сильное, как то, которое волновало Валентину.
     И  врач,  который был  очень  счастлив,  только что  получив разрешение
молодой женщины, сел и продолжал развивать свою мысль.
     - Этот незадачливый полицейский,  -  сказал он, - находится в настоящее
время  в  состоянии,  которое  я  не  решаюсь квалифицировать,  он  выглядит
нервным,  встревоженным,  обиженным и очень взволнованным...  Что вы об этом
думаете, Валентина?
     Молодая женщина улыбнулась:
     - Я думаю,  что это не единственный случай,  и вы,  Юбер,  должны знать
лучше, чем кто-либо иной, что все те, которые размышляют, которые интенсивно
живут в наше время, находятся в подобном состоянии... Кроме того...
     - Да, - прервал доктор, - все, что вы говорите, это именно так, но, тем
не менее,  имеются разные степени возбудимости...  Однако вернемся к Жюву. Я
полагаю,  что  его  нервозность в  настоящее время не  является нервозностью
нормального человека...  У него развивается особый вид неврастении, который,
впрочем, я изучаю с некоторых пор... и которым он болен...
     - Неужели! - воскликнула Валентина. - Что вы хотите сказать?
     - Я хочу сказать,  -  уточнил доктор,  -  что этот человек, несмотря на
свою силу и здоровье,  кончит тем,  что помешается, если не обратит внимание
на  себя...  Отдаете ли  вы  отчет,  Валентина,  что он  находится во власти
видений или,  по  меньшей мере,  является выраженным фантазером?  Он придает
самым простым вещам развитие и размах неестественные, почти нереальные...
     Молодая женщина пристально посмотрела на  своего собеседника,  а  затем
отрывисто спросила:
     - Вы  употребляете формулировки,  слишком ученые для  меня,  и  если вы
хотите,  чтобы я поняла,  обращайтесь ко мне, не как к студенту, которому вы
читаете лекции, а как к женщине, которой надо что-то объяснить...
     Юбер улыбнулся:
     - Вы  чересчур скромны,  моя дорогая,  и  вы  меня понимаете достаточно
хорошо.  Но так как это вас интересует, я хочу расставить точки над i. Жюв в
настоящее  время  производит  на  меня  впечатление человека,  испытывающего
чрезмерное воздействие так называемых таинственных явлений,  которые, по его
мнению,  возникают вокруг него.  Вы  заметили его  поведение,  действительно
странное и достаточно необычное,  когда дело коснулось того, чтобы объяснить
вам, или - если быть более точным - не объяснить, как он вернул вам кулон.
     - Да, - согласилась Валентина, - что же дальше?..
     - Я продолжаю,  -  сказал доктор.  - Признаюсь, что поведение Жюва меня
очень  заинтриговало  и,   даже  осмелюсь  заметить,  произвело  прискорбное
впечатление,  когда он  проявил такое чрезвычайное удивление при  известии о
смерти несчастного, которого он привел ко мне в больницу несколько дней тому
назад.
     Валентина слегка побледнела:
     - Вы говорите об этом человеке, который беспрестанно звал: Жап! Жап!
     Доктор встал. Он посмотрел на Валентину странным взглядом.
     - Именно так, да! - произнес он. - Я хочу сказать о нем.
     Затем  после  некоторого молчания  он  продолжал  слегка  дрожавшим  от
волнения голосом.
     - Поберегите себя,  Валентина,  мне кажется, что вы также находитесь на
грани того,  чтобы поддаться этим галлюцинациям...  Мне  известно,  что есть
коллективные  галлюцинации,  и  они  являются  особенно  опасными,  так  как
основаны,  для большей убедительности, на вере других... Я боюсь, Валентина,
что открыл новое проявление этой неопределенной и  ужасной болезни,  которая
поджидает  в  темноте,   чтобы  напасть  на  человека,   и  принимает  самые
разнообразные формы...  Говоря откровенно,  я  боюсь,  что неврастения,  вид
тихого  помешательства,   может  породить  некое  патологическое  состояние,
которое можно обозначить под родовым именем "болезнь Жапа".
     - Вы полагаете,  -  прошептала Валентина с иронией, несмотря на крайнюю
бледность, - вы полагаете, что Жап не существует?..
     Доктор пожал плечами.
     - Жап?  -  спросил  он.  -  Кто  это?  Мужчина?..  Женщина?..  Собрание
индивидуумов?..  Теория?.. Идея?.. Призрак?.. Вы ничего об этом не знаете, а
я  тем более!..  Никто не смог бы этого сказать!..  Однако я замечаю,  и это
меня беспокоит больше всего,  что в  самых различных слоях общества наиболее
противостоящие друг  другу  люди,  наиболее  оппозиционные по  интеллекту по
образу жизни произносят при  самых различных обстоятельствах это слово,  это
имя...   Несчастное  существо  в  больнице  говорило  "Жап",  инспектор  Жюв
произносит имя "Жап"...
     Внезапно Юбер понизил голос и затем добавил:
     - Даже вы, Валентина, верите в "Жапа"...
     Молодая  женщина  вздрогнула,  стала  мертвенно-бледной и,  сжав  руки,
спросила:
     - А вы, Юбер, вы в это не верите?
     - Нет,  -  твердо произнес доктор,  -  но увы!  Я  верю в галлюцинации,
психоз, я верю в болезнь Жапа!..
     С  этого  момента  доктор  начал  ходить  взад  и  вперед  по  комнате,
охваченный  сильным  волнением.  В  течение  нескольких  дней  он  испытывал
непреодолимое желание сформулировать мысль, которая терзала его рассудок. Он
ощущал  потребность  высказаться,   развить  тезис,   который  выдвинул,   в
особенности перед Валентиной,  которую он хотел прозондировать, расспросить,
узнать самые интимные мысли на эту тему...
     Этот влюбленный, несмотря на то, что в любви был слепым, а в физиологии
- ясновидящим,  не  мог  не  признать,  что  расстройства,  проявлявшиеся  у
Валентины,  -  ее  внезапная бледность,  неожиданные эмоции  -  должны иметь
причину,  которую  этот  материалист,  как  все  медики,  связывал  с  четко
определенными событиями и явлениями.
     Между тем Валентина не отвечала,  но ироничная улыбка, блуждавшая на ее
губах, хорошо выражала ее мнение, поэтому доктор начал расспрашивать снова.
     - Вы не верите тому,  что я  говорю,  -  заметил он с горечью,  -  и вы
полагаете,  что этот человек, который говорит вам о безумии, возможно, более
безумен, чем другие?
     Улыбка застыла на  лице  Валентины,  казалось,  она  сделала усилие над
собой, чтобы оставаться спокойной. Изящным жестом она указала Юберу на место
рядом  на  диване,  на  котором она  сидела,  а  затем,  когда доктор удобно
устроился, она взяла его за руку и начала:
     - Я недостаточно сведущая,  дорогой друг, чтобы обсуждать или разбивать
ваши теории.  Но я знаю одно,  и здесь мое женское сердце,  мои предчувствия
меня не обманывают,  что в этом явлении Жапа,  как вы говорите,  есть что-то
таинственное,  но  также  что-то  определенное и  ясное,  что  вы,  кажется,
полностью отбрасываете...  Жап,  пусть  это  будет человеческое существо или
нечто сверхъестественное,  проявляет себя категорично и неоднократно,  а что
касается меня...
     Валентина внезапно умолкла.  Она боялась,  что на немой вопрос доктора,
она  уже  слишком много сказала.  Действительно,  если Валентина поставила в
известность Мориса Юбера  относительно необычайного исчезновения ее  кулона,
то она ничего ему не сообщила ни о свидании на улице Жирардон, ни о странных
речах,  которые держал таинственный и  невидимый незнакомец,  ее собеседник,
который себя открыто объявил как влюбленный и самый восторженный поклонник.
     Тем не менее, Валентина уточнила, поясняя доктору:
     - Я хочу вам изложить не идеи,  но факты:  например, мой кулон, вначале
исчезнувший, а потом вновь появившийся... Впрочем, есть еще кое-что...
     Она замолчала, доктор настаивал:
     - Прошу вас... говорите...
     - Хорошо, - сказала молодая женщина, которая преодолела свои колебания.
- Еще цветы... Вы слышали, Юбер, о черных цветах?..
     В свою очередь доктор вздрогнул.
     Затем внезапно медик уступил место влюбленному.
     - Валентина!  Валентина!  -  прошептал он. - Прошу, будьте откровенны и
искренни со мной,  прошло восемь дней, как я совершил отвратительную выходку
относительно вас...  ваше великодушие не позволяет вам вспоминать об этом, а
я проявил трусость и не извинился перед вами...  Но надо, чтобы я вернулся к
прошлому,  это необходимо...  Забудем "Жапа" и "болезнь Жапа" и будем думать
только о  нас...  И  отныне,  вы понимаете,  Валентина,  с вами говорит лишь
пылкий влюбленный,  несчастный,  который страдает, ревнует... Валентина, что
означает эта история с  цветами?  Что за  человек их  вам посылает?  Кому вы
обязаны этой честью, если только эти цветы действительно существуют...
     - Что вы сказали? - прервала его Валентина высокомерным тоном.
     Морис Юбер был слишком взволнован, чтобы отказаться от сказанного.
     - Я говорю,  - уточнил он, - что могу ревновать лишь в том случае, если
эти цветы, о которых вы мне говорите, действительно существуют...
     Валентина ответила резким и язвительным смехом.
     - Мой дорогой,  -  сказала она,  -  вы,  разумеется,  врач с  блестящим
будущим, но зато как влюбленный вы не очень проницательны... В конце концов,
сомневайтесь, если хотите, мне нечего больше вам рассказать об этом...
     Во  власти необыкновенного волнения доктор Юбер  встал на  колени перед
молодой женщиной.
     - Простите меня,  -  умолял он,  сжимая свой лоб рукой, как будто хотел
унять  биение в  висках,  -  простите меня,  но  я  до  предела взволнован и
обеспокоен...  Вы  мне неоднократно говорили об этих таинственных цветах,  и
мое сердце влюбленного при мысли, что не я, а кто-то другой вам их посылает,
испытывало ужасное мучение.  Мне рассказали, что подобные цветы находились в
петлице несчастного,  умершего позавчера в больнице... Вы только что сказали
об этих черных розах, которые получили на днях?
     Валентина прервала:
     - Я их получила вчера утром, в последний раз...
     Доктор поднялся.
     - Валентина, - торжественно произнес он, - вы мне говорите правду?
     - Я клянусь вам, - заявила молодая женщина.
     - Валентина,  -  продолжал доктор Юбер, - не согласитесь ли вы показать
мне эти цветы?
     Вместо ответа баронесса де Леско встала с  дивана и  медленно подошла к
звонку, нажала на кнопку.
     Вошел слуга.
     - Попросите прийти маленького грума! - сказала она.
     Через несколько минут появился Зизи.
     Валентина де Леско ему приказала:
     - Я спустила вчера в погреб большой букет цветов,  черных роз,  поищите
их и принесите сюда...
     - Хорошо, мадам! - ответил Зизи с поклоном.
     Когда  грум  ушел,  Валентина объяснила,  угадав вопрос,  который хотел
задать доктор Юбер.
     - Я   заметила,   что  эти  розы,   которые  отличаются  необыкновенной
бархатистостью и  потрясающей  свежестью,  блекнут,  увядают  с  невероятной
быстротой, если их выставить на свет. Как только их поместить в темноту, они
вновь приобретают свой блеск,  расцветают вновь...  Поэтому, желая сохранить
их как можно дольше,  так как,  признаюсь, они меня интересуют, но также для
того,  чтобы не видеть их беспрестанно перед собой,  признаюсь и в том,  что
они меня тревожат и пугают, я сама их спустила вчера вечером в погреб.
     Доктор Юбер ничего не ответил, но с некоторым волнением смотрел на лицо
Валентины,  бледный  цвет  которого  беспрестанно  менялся,  временами  щеки
покрывались то красноватыми пятнами, то темными. В дверь постучали.
     - Войдите! - сказала Валентина.
     Это был Зизи. Но... без цветов.
     - Ну, а цветы? - спросила баронесса де Леско.
     Зизи посмотрел на  нее  украдкой,  как  будто думая:  "Я  не  дам  себя
одурачить  в   этой  истории  и  полагаю,   что  вы  понимаете  -   меня  не
облапошить..."
     Он заявил самым дерзким тоном:
     - Мадам баронесса не должна удивляться, что я ничего не принес, так как
в погребе цветов нет...
     - Что вы говорите? - вскрикнула Валентина, вскочив.
     - Я говорю,  мадам,  -  продолжал Зизи,  - что в погребе цветов нет, и,
возможно, их никогда там не было...
     Валентина была раздражена:
     - Я  их спустила сама вчера вечером,  вы должны были,  по крайней мере,
принести мне вазу, в которой они находились.
     Зизи невозмутимо возразил:
     - В погребе нет ни вазы,  ни цветов!  Все голо,  как спина червяка, все
чисто, как скорлупа яйца...
     Валентина задыхалась...
     Однако  доктор Юбер,  который наблюдал за  ней,  не  казался удивленным
ответом Зизи;  наоборот,  очевидно, он вполне доверял формальному объяснению
грума.
     - Мой дорогой друг, - начал он, - этот малыш, должно быть, прав...
     Зизи покачал головой и с удовлетворенным видом проворчал:
     - Вероятно,  я прав,  что за дела,  посылать меня искать цветы, которых
нет... и прежде всего...
     Зизи внезапно остановился.
     Баронесса де Леско,  ошеломленная на мгновение его глубоко неподобающим
поведением, повелительным жестом указала груму на дверь.
     - Выйдите! - приказала она. - Я не допущу, чтобы со мной говорили таким
тоном!
     Она добавила:
     - Вы увидите Дезире,  дворецкого, он заплатит все, что вам причитается.
Уходите!
     Зизи в замешательстве отступил.
     "Все в  порядке!  -  подумал он.  -  Я  перехитрил,