противоречие служит доказательством
того, что Доллон был искренен и что мы находимся если не перед необъяснимым,
то, по крайней мере, перед необъясненным фактом.
     В этот момент в дискуссию вступил господин Барбе.
     - Вы  замечательно излагаете свои  мысли,  -  сказал он  Фандору,  -  и
феноменально владеете методом индукции, но, не в упрек вам будет сказано, вы
скорее   производите   впечатление  журналиста-романиста,   чем   репортера,
отвечающего за  судебную хронику.  Допустим,  что  баронесса де  Вибре  была
мертвой перенесена к  художнику Доллону,  и похоже,  это ваше мнение,  какую
выгоду могли бы получить преступники, действовавшие подобным образом?
     Жером  Фандор,  все  более  возбуждаясь,  встал.  С  горящими  глазами,
дрожащий от нервного напряжения,  он ходил взад-вперед по кабинету судьи.  В
этом возбужденном существе невозможно было узнать спокойного человека, каким
его  привыкли видеть.  Жером  Фандор был  захвачен своим изложением событий,
энтузиазмом дела, которое он защищал, как настоящий адвокат.
     Дрожащим голосом он снова начал говорить,  обращаясь не только к своему
собеседнику, но и к остальным слушающим:
     - Я ждал вашего вопроса, месье. Нет ничего проще, чем на него ответить.
Почему  загадочные  злоумышленники  захватили  труп  баронессы  де  Вибре  и
перенесли его к художнику Доллону?  Все очень просто.  Им необходимо было, с
одной  стороны,  создать себе  алиби и,  с  другой,  -  перевести подозрения
правосудия на невиновного.  И,  как вам известно, эта уловка удалась. Спустя
два часа после обнаружения преступления полиция арестовала несчастного брата
мадемуазель Доллон.
     Широким театральным жестом  Жером  Фандор  указал  своим  слушателям на
мадемуазель Элизабет  Доллон,  не  сдерживавшую больше  слез  и  плакавшую в
отчаянии, совсем не пытаясь скрыть свою боль.
     Присутствующие встали,  взволнованные и  убежденные помимо  своей  воли
красноречием журналиста.
     Даже  господин  Фюзелье  встал  со  своего  зеленого кожаного кресла  и
подошел  к  Барбе-Нантей.  За  ними  располагались госпожа Бурра,  владелица
семейного пансиона  в  Отей,  и  слуга  с  безбородым лицом  и  растерянными
глазами.
     Однако Жером Фандор продолжил:
     - Это еще не все,  господа, мне надо еще вам кое-что сказать, и я прошу
вас выслушать меня с  предельным вниманием,  так как я  не  знаю,  что может
следовать из  моих  заявлений.  Это  уже  говорит не  мое  сознание,  а  мой
инстинкт, который диктует мне то, что вы сейчас услышите...
     После  небольшой паузы  Жером  Фандор  медленно приблизился к  девушке,
потерянной, отдавшейся во власть боли, не перестававшей плакать.
     - Мадемуазель,  -  попросил он умоляющим,  невыразительным голосом, что
особенно контрастировало с убедительностью, с которой он говорил перед этим,
- мадемуазель, скажите нам все... Здесь вы находитесь не в присутствии судьи
и ваших противников,  а среди друзей,  которые желают вам добра... Я понимаю
вашу привязанность к  брату.  Ну  же,  мадемуазель,  возьмите себя в  руки и
решитесь наконец. Будьте же честной и прямой женщиной, какой вы всегда были.
Скажите нам правду, всю правду...
     И  прервав свое  обращение к  девушке,  Жером  Фандор  сделал небольшое
отступление, которое, казалось, относилось специально к судье.
     - Я утверждал,  -  заявил он с такой загадочной улыбкой, что невозможно
было  понять,   говорит  ли  он  искренне  или  разыгрывает  комедию,  -  до
сегодняшнего дня я  в своих статьях утверждал,  что Жак Доллон мертв.  Может
быть,  я это и доказывал,  слишком даже доказывал.  Однако,  -  настойчиво и
властно заговорил журналист,  обращаясь к девушке,  - похоже, что моя теория
должна померкнуть перед недавними фактами.  Полиция, начиная с дела о тюрьме
предварительного  заключения,  неоспоримо  обнаружила  в  серии  происшедших
преступлений  нестирающийся след  Жака  Доллона,  словно  насмехающегося над
правосудием.  Я не обращал на это внимания и отрицал до сегодняшнего дня эти
невероятные факты...  Но,  мадемуазель,  вы забыли сказать нам о неслыханной
вещи -  в  один из дней между двумя и тремя часами дня в семейном пансионе в
Отей,   где  вы   снимали  комнату,   вас  навестил  ваш  брат  Жак  Доллон,
подозреваемый  в  грабеже  княгини  Сони,  подозреваемый в  краже  на  улице
Четвертого Сентября и,  наконец,  подозреваемый в  покушении на  вашу жизнь,
поскольку трудно  найти  иное  объяснение покушению,  объектом  которого  вы
стали, и я добавлю...
     Но Жером Фандор не смог продолжить.
     Вот уже несколько минут он смотрел в глаза девушки, которая, как только
журналист обратился к ней,  встала,  дрожа всем телом...  Если бы кто-нибудь
мог спокойно присмотреться к двум основным действующим лицам,  стоявшим друг
против друга,  он  бы  заметил,  что  взгляд Жерома Фандора был одновременно
умоляющим и убеждающим, а Элизабет Доллон - удивленным и потрясенным.
     Господин Фюзелье,  услышав совершенно невероятное заявление журналиста,
был  не  в  состоянии заметить это.  В  Жероме  Фандоре  он  внезапно увидел
человека доносящего, а в Элизабет Доллон - разоблаченную соучастницу.
     Однако несмотря на то,  что он уже был убежден в этом,  сдерживая себя,
судья произнес спокойным голосом:
     - Господин Фандор,  вы  только что  сделали очень  серьезное заявление,
которое должно быть подтверждено неоспоримыми доказательствами. Продолжайте,
пожалуйста!
     Жером Фандор не заставил долго упрашивать себя и,  не глядя на девушку,
которая казалась скорее удивленной,  чем взволнованной,  и  смотрела на него
непонимающим взглядом, продолжил:
     - Доказательство тому,  о  чем я  говорю,  господин судья,  вы найдете,
проведя обыск в комнате мадемуазель Доллон. Я не хочу говорить вам большего,
мне достаточно лишь сообщить вам об этом...
     - Позвольте,  -  сказал судья, сделав чисто юридическое замечание, - но
до завтрашнего утра я не могу произвести обыск.
     Затем он обратился к владелице дома,  ее слуге и банкирам, опешившим от
этой странной сцены.
     - Мадам, господа, я прошу вас удалиться. Мадам, - добавил он, обращаясь
к владелице пансиона, - под страхом самых серьезных последствий я рекомендую
вам  никого  не  впускать ни  к  себе,  ни  в  комнату мадемуазель Доллон до
появления   представителей  правоохранительных  органов.   Будьте   любезны,
подождите меня все в коридоре.
     Когда все вышли,  судья подошел к Жерому Фандору и,  глядя ему в глаза,
спросил:
     - Ну и?..
     - Ну и,  -  повторил журналист,  - если вы произведете обыск там, где я
вам указал,  вы найдете в комоде,  под грудой белья,  видите, я уточняю даже
место,  кусочек мыла,  завернутый в батистовый платочек.  Возьмите это мыло,
господин судья,  осторожно отнесите его на антропометрическую экспертизу, и,
спустя несколько минут,  господин Бертильон,  специалист в  этой неоспоримой
науке, скажет вам, что на нем имеются четкие отпечатки пальцев Доллона.
     Это было настоящей театральной сценой...
     Судья прерывисто дышал.
     Элизабет  Доллон,  снова  упав  в  кресло,  с  которого  она  с  трудом
поднялась,  больше не  рыдала,  а  с  ужасом смотрела на  двух мужчин широко
раскрытыми от  удивления и  испуга  глазами.  Сидящий за  столом секретарь в
очках непрерывно записывал,  стараясь изо  всех сил,  все подробности сцены,
при которой он только что присутствовал.
     Наступила продолжительная тишина.
     Господин Фюзелье снова сел  за  стол.  Жером Фандор,  казалось,  заново
обрел хладнокровие,  и  на его губах,  обрамленных тонкими усами,  появилась
насмешливая улыбка,  а его рука искала руку Элизабет Доллон,  чтобы выразить
ей чувство симпатии, которую он не переставал испытывать к ней.
     Написав  несколько строк  на  заранее  приготовленном бланке,  господин
Фюзелье нажал кнопку звонка.
     В дверь кабинета постучали.
     - Войдите, - сказал секретарь.
     Двое муниципальных гвардейцев вошли в кабинет.
     Господин Фюзелье встал и, знаком показав военным подождать, обратился к
девушке:
     - Хотите ли  вы,  мадемуазель,  что-нибудь сказать по  поводу сделанных
господином   Жеромом   Фандором   заявлений?   Ответьте   мне,   пожалуйста,
действительно ли вас навещал ваш брат?
     Элизабет  Доллон,  разрываемая сильнейшими впечатлениями,  с  комком  в
горле, безуспешно силилась что-то произнести. Наконец в отчаянном усилии она
пролепетала сдавленным голосом, не отвечая на вопрос судьи:
     - Что?! Да вы все здесь с ума сошли!
     И поскольку она больше ничего не добавляла, господин Фюзелье, становясь
все более официальным, объявил:
     - Мадемуазель,  до получения более полной информации я  считаю для себя
неприятной обязанностью арестовать вас. Стража, проводите обвиняемую.
     Элизабет Доллон попыталась было сопротивляться, увидев, что ее окружают
и  берут  под  руки  два  представителя  власти.   Она  собиралась  кричать,
протестовать,  но спокойный и, как ей показалось, смягчившийся взгляд Жерома
Фандора остановил ее.
     Девушка,  озадаченная,  неподвижная,  казалась  совершенно  безвольной.
Впрочем,  она ничего не понимала в поведении того,  кто до недавнего времени
был ее защитником.  Разве не доверяла она ему,  разве не была предупреждена,
что не следует ничему удивляться и быть готовой ко всему?
     Элизабет Доллон,  ошеломленная, пошла нетвердой походкой. Сюрприз, если
это был объявленный сюрприз, был действительно впечатляющим...



Глава XVIII. В чемодане

     После того как господин Фюзелье ушел,  Жером Фандор догнал на  бульваре
госпожу Бурра,  потрясенную и взволнованную драматичным событием,  невольным
свидетелем которого она только что была.
     Отпустив камердинера,  она намеревалась сесть в автобус, который должен
был  отвезти ее  в  Отей.  Догнав госпожу Бурра,  Жером  попросил разрешения
проводить ее.  Пожилая дама  не  возражала,  а  скорее наоборот,  была  рада
возможности поговорить с журналистом и,  будучи любопытной, как все женщины,
испытывала жгучее  желание как  можно  больше  узнать о  необычной драме,  в
которой она оказалась невольно замешанной.
     Когда же хозяйка семейного пансиона и Жером Фандор приехали в Отей, она
так ничего конкретного и  не  узнала,  так как журналист на  все ее  вопросы
давал лишь уклончивые ответы.
     Одно  было  несомненно -  госпожа  Бурра  считала Жерома  Фандора самым
любезным мужчиной на свете и была готова, насколько это в ее силах, помогать
ему.
     Госпожа Бурра непременно захотела принять Жерома Фандора у себя.
     Она посетовала на неприятности, приносимые этим делом ее размеренному и
мирному существованию.  Конечно же,  летом жильцов было меньше, иногда всего
лишь  двое-трое.  В  этом  году посетители были еще  более редкими,  а  этот
несчастный  случай   или   попытка  убийства  мадемуазель  Элизабет  Доллон,
несомненно,  испугает возможных жильцов ее пансиона.  Пожилой парализованный
господин,  находившийся здесь во  время драмы,  на следующий же день выехал.
Жильцов больше не осталось. Дом был пустым.
     Они  проговорили допоздна,  даже не  подумав об  ужине.  Впечатления от
недавних событий отбили у них аппетит.
     Убедившись, что камердинер Жюль и кухарка Мариан были в своих комнатах,
госпожа Бурра проводила Жерома Фандора к выходу.
     Было около девяти часов вечера.  Опускавшаяся ночь набросила на  здание
загадочное покрывало темноты...
     - Вы  найдете дорогу?  -  спросила госпожа Бурра,  -  которой не  очень
хотелось провожать журналиста и возвращаться через парк.
     - Конечно же,  мадам, - сказал Фандор, смеясь. - Умение ориентироваться
- часть моей профессии.
     Госпожа Бурра добавила:
     - Выходя, не забудьте сильно потянуть на себя решетку, разделяющую двор
и улицу.  Если она будет закрыта,  мы будем в безопасности.  Никто не сможет
открыть ее снаружи.
     Пожимая руку пожилой дамы,  Жером Фандор пообещал ей  сделать все  так,
как она сказала.  И после того,  как шум его шагов по гравию затих, раздался
звук  с  силой  закрываемой калитки и  наступила абсолютная тишина,  госпожа
Бурра окончательно убедилась в том, что ее гость ушел.
     Но это было далеко не так.  Жером Фандор, действительно, с шумом закрыл
калитку,  но остался на территории парка,  неподвижно стоя у ворот, почти не
дыша,  пристально вглядываясь в темноту, не желая никоим образом выдать свое
присутствие.
     Так он стоял в течение минут двадцати. Убедившись в том, что вошедшая в
дом госпожа Бурра опустила жалюзи и погасила свет, Фандор потер руки:
     - Теперь дело за мной!
     Тихонько передвигаясь вдоль  стены,  Жером Фандор осторожно добрался до
дома.
     На втором этаже он сразу же узнал окно комнаты, в которой жила Элизабет
Доллон, и с радостью заметил, что оно было приоткрыто.
     - Сегодня удача ко мне поистине благосклонна.  Мне все удается,  и  все
складывается в  мою пользу.  И даже,  -  добавил он,  осматривая водосточную
трубу,  которая поднималась вдоль стены и проходила вблизи заветного окна, -
провидение и архитекторы предоставили в мое распоряжение роскошную лестницу,
которую я без труда одолею, даже не будучи очень ловким.
     Переходя от слов к делу, журналист, привыкший к спортивным упражнениям,
быстро  поднялся к  окну  комнаты  Элизабет Доллон,  помогая себе  руками  и
ногами.  Он  ухватился за  выступ окна и  подтянулся на  руках.  Две секунды
спустя он уже был в комнате...
     Жером Фандор раздумывал, зажечь ли свет, чтобы получше изучить комнату,
в  которой он находился,  хотя он немного помнил расположение мебели в  ней,
когда вдруг лунный свет озарил комнату и помог Фандору.
     Комната,  в  основном,  была  обставлена по-современному:  белые стены,
выкрашенные эмалевой краской,  совершенно голые,  словно в келье монахини. В
центре комнаты -  металлическая кровать.  В  одном из углов закрытый на ключ
шкаф с зеркалом.  За ширмой -  умывальник.  Письменный стол в стиле Людовика
XV, два стула, кресло - вот и все.
     Бегло осмотрев комнату, Жером Фандор задумчиво потер подбородок.
     - "Ситуация осложняется, - подумал он. - Я глубоко убежден, что скоро в
эту комнату наведаются люди,  совсем не заинтересованные в  том,  чтобы быть
узнанными или встретить меня здесь.  Эти люди,  несомненно,  знают,  что уже
завтра утром сюда придет следователь с обыском...  Откуда они об этом знают?
О,  это очень просто!  Сам автор попытки убийства или, по крайней мере, один
из его соучастников был сегодня днем среди свидетелей у Фюзелье. Может быть,
эта  любезная пожилая женщина?  А  может  быть,  этот  тупица Жюль,  который
производит впечатление полнейшего дурака,  хотя  возможно  и  скрывает  свои
намерения?  Пока мне  это  неизвестно.  Разве что  появится важный Барбе или
элегантный Нантей!  Но это предположение не выдерживает никакой критики, так
как  все  говорит  о  том,   что  эти  два  персонажа  скорее  жертвы,   чем
злоумышленники,   в  этом  загадочном  деле...  Кстати,  может  быть,  место
преступления уже посетили до меня?.."
     Едва подумав об этом,  Жером Фандор тут же повернул ключ в замке комода
и  поискал под кучей белья разоблачающий кусок мыла,  спрятанный им  два дня
назад. Ему доставило большую радость убедиться в том, что предмет не тронут.
     - Вот и хорошо!  -  воскликнул он.  -  Я пришел вовремя.  Сейчас и наши
незнакомцы появятся. Но - кто они?
     Молодой человек пытался представить лица  загадочных людей,  по  следам
которых он безуспешно мчался.
     И  понемногу невольно,  но настойчиво,  так,  что можно было поверить в
предчувствия,  перед его глазами предстала физиономия сахарозаводчика Томери
с седыми волосами,  красным лицом и светло-голубыми глазами.  Голова этакого
янки на сильном и прочном торсе.
     - Томери!  - воскликнул журналист почти во весь голос. - Все заставляет
меня думать... но не будем заниматься предположениями, а поразмыслим, как бы
спрятаться.
     Жером Фандор посмотрел на  кровать:  залезть под  нее  было  бы  крайне
неосмотрительно, так как его присутствие тотчас заметят...
     С ширмой та же история...
     Жером  Фандор  уже  собирался искать укромное место  в  коридоре или  в
какой-нибудь  большой соседней комнате,  как  вдруг  заметил большой чемодан
Элизабет Доллон.
     Это  был  один  из  огромных плетеных чемоданов,  которые обычно  любят
женщины.  Мужчина солидного роста мог бы  в  нем спокойно уместиться.  Жером
Фандор это быстро заметил,  и  ему тут же пришла в голову идея уст-роиться в
этом необычном убежище.
     - "Хорошенькая будет шуточка,  -  подумал он, - если я заберусь внутрь.
Могу  себе  представить удивление тех,  кто  придет рыться в  вещах Элизабет
Доллон и окажется нос к носу со мной. Во всяком случае хорошо будет показать
им помимо моей,  конечно же, симпатичной физиономии, менее приветливый ствол
моего револьвера. Посмотрим, можно ли там устроиться?"
     Жером Фандор открыл крышку и  приподнял первое отделение.  В  нем среди
женского белья валялись бумаги,  книги,  какие-то предметы,  принадлежавшие,
очевидно, несчастному художнику, часть из которых Элизабет Доллон забрала, в
спешке уходя с улицы Норвен.
     Внутренняя часть чемодана была пуста.
     - "Прекрасно! - подумал Жером Фандор. - Вот здесь-то я и спрячусь".
     И  молодой человек совершенно спокойно устроился в  чемодане в довольно
удобном положении.  Потом убедился в том, что при уложенном первом отделении
и   открытой  крышке  достаточно  лишь  встряхнуть  чемодан,   чтобы  крышка
закрылась.  Внутри  же  он  мог  находиться несколько  часов,  не  испытывая
значительных неудобств.
     Снова подняв крышку, Жером Фандор заметил сам себе:
     "Пока что не стоит укладываться,  как цыпленок табака,  еще никого нет,
можно подождать".
     Прошло несколько часов, которые показались репортеру нескончаемыми. Ему
хотелось курить,  но  он  боялся оставить запах,  который мог бы  выдать его
присутствие.  Фандор уже  стал  думать,  не  напрасно ли  он  проводит здесь
неприятную ночь, когда у входных ворот внезапно раздался звонок.
     Жером Фандор вскочил и  попытался разглядеть,  кто  мог  объявиться так
поздно.
     Но окно комнаты,  где он находился,  не выходило во двор. Даже выглянув
из  него,  невозможно было  разглядеть пришедших ни  на  пороге дома,  ни  в
пристройке госпожи Бурра.
     Кроме  того,  Жером Фандор боялся шуметь -  очень легкий паркет скрипел
при малейшем движении.
     "Мне остается лишь одно,  - подумал он, - снова забраться в мой чемодан
и ждать. Но кто же мог прийти?"
     Любопытство молодого человека было быстро удовлетворено.
     За  звонком  последовали торопливые  шаги,  какой-то  шепот,  отголоски
разговора, и снова наступила тишина.
     Некоторое время  спустя сидящий в  чемодане Жером Фандор четко услышал,
как несколько человек вошли на первый этаж дома.
     Жером почувствовал, как сильно бьется его сердце. Чей-то голос говорил:
     - Боже,  можно ли  беспокоить людей в  такой час!  Как будто бы дневных
впечатлений с  нас недостаточно.  Это просто какой-то  ужас.  Нас никогда не
оставят в покое!..
     "Но,  -  озадаченно сказал себе Жером Фандор, - но это же голос славной
госпожи Бурра..."
     Он прислушался. Кто-то говорил:
     - Закон есть закон,  мадам,  и  мы всего лишь его скромные исполнители.
Поскольку следователь приказал провести обыск с конфискацией, мы обязаны ему
подчиниться.  Скажите,  пожалуйста,  своему слуге,  чтобы он проводил нас на
место покушения...
     "Что это такое?  -  спрашивал себя Жером Фандор. - И откуда взялся этот
комиссар полиции? Только этого еще не хватало. Ну и рассердится же он, когда
я  появлюсь перед ним.  Но  как  объяснить ему  мое присутствие?  Ну  ладно,
посмотрим дальше!"
     Кто-то поднимался по лестнице.
     - Сюда,  господа, - произнес хриплый голос. - Комната, которую занимала
девушка, находится в конце коридора...
     "На этот раз,  -  подумал Жером Фандор, -