гументы сыщика основывались,  в сущности,  на том, что до сих пор
был не найден труп Владимира.  И поэтому,  прибыв в Глотцбург,  Жюв оказался
буквально сраженным известием о похоронах князя.
     Теперь,  когда тело обнаружено,  все  добросовестные построения летят в
тартарары...
     Жюв и сам не заметил,  как приблизился к королевской резиденции,  почти
машинально поднялся по  лестнице,  оказался в  приемной...  И  вот открылась
дверца, появился придворный в ливрее и объявил зычным голосом:
     - Его королевское высочество Фридрих-Кристиан II.
     В  этот момент Жюв согнулся вдвое.  Он с  должным вниманием относился к
подобным формальностям и  знал  этикет королевского двора.  Он  был  глубоко
тронут приемом, оказанным ему королем Гессе-Веймара.
     - Добрый день, Жюв, - произнес без лишних церемоний монарх. - Это очень
любезно,  что вы откликнулись так быстро на мой зов.  Впрочем, я хорошо знаю
вашу преданность. Я никогда в вас не сомневался...
     - Ваше величество так добры и великодушны,  -  проговорил инспектор.  -
Ваше величество имеют повсюду такое влияние,  уважение и вдруг... привлекают
мою персону...
     - Полно, полно, Жюв. К чему комплименты?
     Король Гессе-Веймара указал сыщику на кресло и промолвил:
     - Жюв,  я  должен с вами серьезно поговорить.  Забудьте,  что я король,
вспомните лучше про нашу дружбу... Я попросил вас приехать, чтобы вы оказали
одну услугу.
     - Что бы ваше величество не соизволило приказать,  - отчеканил Жюв, - я
всегда в его распоряжении.
     На это Фридрих-Кристиан II топнул ногой.
     - Нет, - сказал он, - это не приказ, а именно просьба, я повторяю...
     И изменившимся тоном,  внезапно выдавшим его огромное волнение,  король
продолжал:
     - Жюв,  вы в курсе того,  что происходит? Вы знакомы с обстоятельствами
темного дела в Антверпене?
     - Да, - ответил инспектор, - я знаю эти печальные события.
     - Вы  знаете,   -  промолвил  Фридрих-Кристиан,  -  что  сэр  Гаррисон,
посланный королевским двором  Англии,  вез  большую сумму,  выплаченную моим
правительством, в сопровождении моего собственного кузена князя Владимира, и
что он был убит и ограблен?
     - Да, знаю.
     - Вам, конечно, известно - до сих пор не найдено тело моего несчастного
кузена, возможно, убитого в то же самое время, что и сэр Гаррисон?
     При последних словах Жюв буквально подпрыгнул в  кресле.  Казалось,  он
забыл про всякий этикет и позволил спросить королевскую персону:
     - Что вы  говорите?  Не нашли тело князя Владимира?  Но как это?!  Ведь
сегодня Глотцбург в трауре!
     И  Жюв указал на королевские сады.  В открытом окне были видны траурные
флаги. Повсюду - мрачная зловещая атмосфера.
     - Как же так? - воскликнул инспектор. - Кого же сегодня хоронят?
     Слушая полицейского, Фридрих-Кристиан II удрученно опустился в кресло.
     - Жюв,  -  сказал он,  -  вам не известно,  может быть, самое ужасное в
антверпенской истории.  Послушайте меня...  Я  вручаю в  ваши руки не только
собственную честь,  не  только честь  князя  Владимира,  но  и  честь  всего
Гессе-Веймара...
     Король говорил с таким напряжением, что волнение передалось и сыщику.
     - Ваше  высочество  может  не  объясняться и  не  открываться скромному
полицейскому...  Я  всегда был и остаюсь искренне преданным вам и сделаю все
от меня зависящее...
     Жюв собирался продолжать, но остановился, заметив слезу, сверкнувшую на
ресницах короля.
     - Жюв,  -  медленно проговорил Фридрих-Кристиан,  - история чудовищная.
Потому я и просил вашей помощи и поддержки...
     Чувствовалось,   как   тяжело  ему   говорить.   Каждое  слово  как  бы
выдавливалось с громадным трудом.
     - Жюв,  труп  Владимира  вовсе  не  нашли.  Поговаривают...  причем,  и
английские,  и бельгийские власти,  и даже мой собственный народ,  что князь
Владимир жив...
     Жюв закусил губу, ожидая, что добавит Фридрих-Кристиан.
     - От  слухов недалеко до  откровенного злословия.  То,  что не решаются
произносить во весь голос,  передается из уст в уста.  Жюв,  и англичане,  и
бельгийцы,  и граждане Гессе-Веймара подозревают, что... подозревают, что...
мой  кузен,   официальный  представитель,  посол  королевства...  убил  сэра
Гаррисона, ограбил и скрылся, прихватив деньги...
     Тихо-тихо король добавил:
     - Боже, какой позор!
     Жюв побледнел.  До сих пор ему было непонятно, как такое возможно, ведь
хоронят-то все-таки не кого-нибудь, а князя?!
     - Жюв,  -  продолжал король,  -  вы,  разумеется,  вникаете в ситуацию:
Англия обвиняет Владимира в  убийстве и ограблении Гаррисона.  Это обвинение
пока еще не  официальное,  но,  тем не менее,  с  минуты на минуту оно может
стать таковым.  Если Владимир действительно виновен,  для  меня это означает
прежде всего  необходимость немедленно выплатить британцам утраченную сумму.
Но разве в том дело?!  Вы прекрасно понимаете,  Жюв,  если он и в самом деле
вор  и  убийца,  как осмеливаются некоторые утверждать,  -  я  и  моя страна
обесчещены навсегда!
     Неподдельное рыдание сквозило в его речи.  Фридрих-Кристиан был бледен,
на лбу проступили крупные капли пота. Внезапно он поднялся.
     - Жюв, я хотел ответить, - объявил король, - на коварную клевету. Я сам
решил,  что  князь  Владимир непременно должен  быть  мертв,  и  сегодняшние
официальные похороны -  всего лишь следствие моего решения.  Увы,  Жюв,  это
фиктивные  похороны.  Как  еще  мне  убедить  сомневающихся  и  притормозить
подозрения хотя бы на срок пятнадцатидневного траура? Инспектор, сегодняшние
утренние похороны,  катафалк, установленный в честь погибшего (тело которого
до  сих пор не обнаружено),  -  это вызов,  брошенный мной всему свету,  это
ответ на обвинения недоброжелателей... Но, безусловно, не аргумент!
     И голосом,  настолько тихим,  что Жюв едва расслышал,  Фридрих-Кристиан
прибавил:
     - Я  -  честный человек,  Жюв,  и  желаю,  чтоб в этом деле была полная
ясность.  Конечно,  я верю,  что князь Владимир убит, как и его спутник, сэр
Гаррисон, но хотел бы иметь полную уверенность... Жюв, из всех полицейских я
доверяю только вам.  Необходимо, чтобы вы разыскали князя живым или мертвым,
чтобы вам стали известны все без исключения детали этого кошмарного дела.
     Сыщик ответил также тихо:
     - Ваше высочество,  даю слово чести,  что до тех пор, пока не установлю
истину, не буду иметь ни минуты передышки.
     В королевском кабинете воцарилась тишина.  Монарх погрузился в глубокие
горькие  размышления,  Жюв,  со  своей  стороны,  продолжал  кусать  губы  с
удвоенной яростью.
     Фридрих-Кристиан первым нарушил молчание.
     - Инспектор,  -  голос держался лишь благодаря крайнему усилию воли,  -
вам  нужны  какие-нибудь  справки?  Вы  можете  получить любые  сведения для
прояснения обстоятельств дела.
     - Я  хотел  бы  узнать,  кем  именно  являлся (или  является...)  князь
Владимир. Ваше высочество позволит мне задать несколько вопросов?
     - О, разумеется! И вообще - оставьте, пожалуйста, все церемонии...
     - Каковы в точности узы родства, связывавшие князя с вами?
     - Князь - мой кузен, сын эрцгерцога Жана Норта.
     - Сын Жана Норта!
     Жюв побледнел еще сильнее. Жан Норт!
     О,  дьявол!  Он  знал,  да  что там,  весь мир знал это имя.  Тот самый
эрцгерцог,  который в один прекрасный день внезапно исчез,  просто испарился
из  королевства  Гессе-Веймар,   отказавшись  от  титулов,   почестей,  всех
привилегий,  оставив  удачную карьеру,  семью,  обязанности,  уединившись от
всех.  Жан Норт,  который после нашумевшего скандала превратился в  личность
прямо-таки легендарную.
     Одни  поддерживали версию,  будто он  погиб в  кораблекрушении,  другие
утверждали, что он обитает где-то в джунглях Южной Америки.
     И князь Владимир был его сыном!
     Это обстоятельство выглядело весьма настораживающе.
     Жюв спросил:
     - Если это возможно,  ваше высочество,  скажите со всей откровенностью:
князь Владимир действительно являлся достойным и уважаемым человеком?
     На этот вопрос Фридрих-Кристиан II ответил, густо покраснев:
     - Жюв,  я  не  стану скрывать от  вас ничего.  Честно говоря,  князь не
вызывал почти  ни  у  кого  ни  малейшей симпатии.  Это  был  человек весьма
легковесный, игрок. И даже способный на все...
     Жюв промолчал.
     Полицейского   восхищала    потрясающая   честность    и    искренность
Фридриха-Кристиана.  Больше  всего  король Гессе-Веймара опасался,  что  его
несносный кузен убил сэра Гаррисона.  Тем  не  менее,  ему хватило силы духа
прямо сказать инспектору:
     - Вы бы знали, я так боюсь, что Владимир - убийца... Хуже всего то, что
он и в самом деле способен на подобное злодеяние.
     - Ваше высочество, - сказал Жюв, - позволит мне откланяться? Немедленно
приступлю к расследованию. Я проведу его с максимальной осторожностью. И как
только тайна  будет приоткрыта,  как  только узнаю всю  истину до  последней
крупицы, я сразу же буду у вас.


     Прошло три дня.
     Жюв  сидел в  своем кабинете в  Париже,  подперев руками подбородок,  в
явном замешательстве.
     С того момента, как он был принят Фридрихом-Кристианом II в Глотцбурге,
полицейский не переставал ни на минуту напряженно размышлять.
     В  его распоряжении пока не  было никаких достоверных сведений,  только
предположения, гипотезы.
     Жюв оставался несколько часов в Глотцбурге, поприсутствовал на условных
похоронах, после чего возвратился в Париж.
     Сыщик недоумевал, с чего ему начинать работу?
     Справки,  которые удалось раздобыть,  еще  больше убеждали в  том,  что
князь Владимир -  фигура весьма сомнительная.  Гуляка и кутила,  прожигающий
жизнь в бесконечных оргиях.
     Жюв все более склонялся к  тому,  что именно князь Владимир -  истинный
виновник;  и  если полицейский еще немного колебался,  то  лишь потому,  что
представлял,  в какое отчаяние придет Фридрих-Кристиан,  узнав окончательный
вывод  инспектора.   Впрочем,  Жюв  был  слишком  энергичен,  чтобы  подолгу
застревать на подобных сентиментальностях.
     - Ведь Фридриху-Кристиану я обещал представить истину,  какой бы она ни
была...
     Жюв поднялся, позвал своего помощника:
     - Жан,  -  скомандовал он, - приготовьте мой чемодан, сегодня вечером я
возвращаюсь в Антверпен.
     Однако не успел Жан отправиться по поручению, как тут же вновь появился
в кабинете и протянул Жюву телеграмму.
     Сыщик ознакомился с ней, устало провел рукой по лбу. Затем, взглянув на
помощника, произнес:
     - Жан,  продолжайте готовить чемодан. Правда, я еду не в Антверпен, а в
другое место... Бельгии...
     Тот,  не  выразив ни малейшего удивления,  удалился.  А  Жюв медленно и
вдумчиво перечитал полученную телеграмму, которая сообщала:
     "Если вы свободны, прошу срочно приехать и сопровождать мой специальный
поезд. Здесь происходит что-то очень странное. Только вы можете разобраться.
О  деньгах не  беспокойтесь,  все  расходы за  мой  счет.  Довожу до  вашего
сведения: тут, похоже, замешан Фантомас..."
     Следовало название маленького городка на границе Люксембурга.  И стояла
подпись - импресарио, Барзюм.
     Что же случилось в поезде Барзюма?
     Почему великий циркач обратился к помощи вездесущего полицейского?


        "Глава 15"

        "ПРИЯТНЫЙ СЮРПРИЗИК"

     - Войдите. Что вам угодно?
     Чарли  -  специальный секретарь Барзюма  -  работал в  своем  купе  над
предложением,  поступившим из гамбургского зверинца, в момент, когда в дверь
к нему раздался робкий стук.
     Дверь отворилась, взору секретаря предстала весьма странная голова. Кто
же побеспокоил Чарли?
     Если бы какой-нибудь незнакомец случайно попал в  цирк Барзюма,  он был
бы  немало удивлен,  заметив такое необычное существо.  Невозможно было даже
определить его пол.
     Из-под пышной шевелюры (явно женской) глядели огромные добрые глаза, но
особенно выделялись усы,  уложенные на манер Гийома -  немецкого императора,
придававшие  этому  человеку  мужской  облик,   как,   впрочем,   и   черная
мушкетерская бородка.
     - Что вам от меня нужно? - спросил Чарли. - Кто здесь?
     Тонкий голосок ответил:
     - Это я, мсье, женщина с бородой.
     То и в самом деле была весьма необычная персона, гордость цирка; будучи
женщиной,   она  носила  бороду,   которой  могли  бы   позавидовать  многие
актеры-мужчины.
     Чарли, раздраженный тем, что его побеспокоили во время работы, едва мог
скрыть свое мрачное настроение:
     - Ну что? Раз пришли - проходите. Чем обязан? Вы ведь прекрасно знаете,
что в этот час я никого не принимаю.
     Женщина с  бородой,  несмотря на мужскую внешность,  в действительности
была  существом  мягким  и  робким.  Войдя  наконец  в  комнату,  она  густо
покраснела и приблизилась в нерешительности к секретарю.
     - Извините меня,  мсье,  -  проговорило это странное создание, которое,
если б не борода,  вполне сошло бы за довольно изящную и красивую девушку, -
но я вынуждена с вами поговорить.
     - По какому поводу? В чем дело?
     Чарли становился все более раздражен и  нелюбезен.  Он  даже не  встал,
чтобы принять вошедшую,  и не выпускал из рук перо, подчеркивая своим видом,
что надеется на весьма непродолжительную беседу.
     Однако женщина с  бородой,  хоть и явно смущалась,  вовсе не собиралась
откланиваться.
     - Мсье  Чарли,  -  начала она,  покручивая машинально кончик усов (этим
жестом  во  время  представлений она  зарабатывала наибольшие овации),  -  я
пришла к вам, чтобы представить одну жалобу.
     - Жалобу? Почему? На кого?
     - Я не знаю,  на кого,  мсье Чарли, зато знаю, почему. Сегодня утром из
моей уборной украли большое золотое кольцо. Обычно я его ношу на руке...
     Бородатая актриса  собиралась поведать  еще  какие-то  подробности,  но
Чарли резко оборвал ее:
     - Вот  еще!  Да  сколько можно?!  Со  вчерашнего вечера я  принимаю уже
четвертую жалобу.  Впрочем, четыре дня подряд чуть ли не весь персонал цирка
только и твердит о каких-то кражах. Мне это все осточертело - во как!
     Но  на этот раз Чарли все-таки отложил перо и,  скрестив руки на груди,
подозрительно взглянул на потерпевшую.
     - А вообще-то,  ладно. Посмотрим. Выкладывайте ваши подробности! Только
все четко и по порядку.
     Бедная циркачка выглядела запуганной вконец.
     - Но по порядку...  Я и сама не знаю, - запротестовала она, - и не могу
объяснить,  в  чем  дело.  Если  б  я  хоть подозревала кого-нибудь,  тотчас
сообщила бы. Но я решительно ничего не понимаю...
     - Где было ваше кольцо?
     - Оно  лежало на  столике в  моем  купе  рядом со  щеточкой для  усов и
расческой, там, куда я его всегда кладу.
     - Ну и?
     - Ну,  вот и  все,  мсье.  Что я  могу еще сказать?  Во время утреннего
туалета кольцо было на месте,  я в этом уверена.  Затем отлучилась буквально
на  несколько секунд поздороваться с  женщиной-змеей и  ходячей татуировкой.
Когда же вернулась, сразу заметила, что кольцо исчезло.
     - Кто заходил в вашу гримерную?
     - Какая-то дама. Я ее не знаю.
     Секретарь Барзюма раздраженно встал, откинув ногой кресло.
     - Это ужас какой-то,  ей-Богу! - брякнул он. - Мадам Элеонора, если б я
не  знал  вас  столько лет,  то  подумал бы,  что  вы  решили поразвлечься и
разыграть меня.  За один только вчерашний вечер ко мне приходили с  жалобами
три канатоходки.  У кого брошку сперли,  у кого еще что-то...  Прямо досада!
Ведь мы все друг друга хорошо знаем. Знаем, что среди нас лишь честные люди,
следовательно...
     В этот момент раздался звонок.
     - О,  черт!  Теперь патрон...  Нет покоя бедному секретарю: то одно, то
другое... Сил моих больше нет!
     Чарли стремительно вернулся к  бюро,  принялся собирать бумаги,  папки,
письма.
     - Слушайте,  мадам Элеонора,  -  выпалил он, - меня вызывает Барзюм. Не
могу больше вас выслушивать.  Но  вы  можете рассчитывать на меня,  обо всех
этих инцидентах сообщу патрону. И, честное слово, надеюсь, что...
     Чарли  не   закончил  фразу.   Раздался  еще   более  требовательный  и
продолжительный звонок.
     - Директор  проявляет  нетерпение...   Бог  ты  мой,  ну  и  профессия!
Обязательно заскочу к вам в гримерную, - бросил секретарь Элеоноре.
     Он выпроводил актрису из своего купе,  закрыл дверь и, пройдя несколько
метров по коридору вагона, вошел в рабочий кабинет Барзюма.
     Его встретила нервная реплика хозяина.
     - В чем дело?  - холодно спросил Барзюм. - Нужно непременно звонить два
раза, чтобы вы соблаговолили явиться?
     Чарли,  привыкший за долгие годы совместной работы к грубоватым манерам
своего патрона, не удивился нисколько.
     - Извините меня,  мсье,  - сказал он, - я не мог ответить на ваш первый
зов, так как был занят беседой с бородатой Элеонорой.
     - Что она хотела?
     - Она приходила с жалобой, мсье Барзюм.
     - По какому поводу?
     - По поводу кражи.
     Ответ Чарли прозвучал решительно и даже с некоторым нетерпением.
     Импресарио воскликнул с гневом:
     - По поводу кражи?! - в голосе послышался свист. - Подумать только! Мой
цирк превратился в бандитское логово.  В течение восьми дней каждый раз, как
мы  встречаемся,   вы  объявляете  о   бесконечных  кражах.   Есть  над  чем
поразмыслить, согласны? В общем, я вам поручаю провести расследование.
     - Понимаю, мсье, - ответил секретарь, - но дело в том, что я уже сделал
нечто в этом роде.
     - И какой вывод?
     На  губах Чарли появилась тонкая улыбка.  Он  посмотрел на озадаченного
патрона, поглаживающего элегантным жестом свои короткие рыжие бакенбарды.
     - Мсье,  -  быстро ответил Чарли,  - пока мое расследование не принесло
достоверных результатов.
     На этот раз директор в самом деле потерял самообладание.
     - Вечно  одно  и  то  же!   Говорите:  да  или  нет?!  Подозреваете  вы
кого-нибудь? Вам известно, кто обворовывает артистов?
     - Я знаю,  -  ответил секретарь, - что хищения совпали с приходом в ваш
цирк одного мсье... из числа конюхов, принятого недавно на работу.
     - Его имя?
     - Его зовут Леопольд.
     Лицо Барзюма исказилось от досады, но он быстро взял себя в руки.
     - Сегодня же  вечером прогоните этого парня ко  всем чертям.  Не желаю,
чтоб подобные инциденты происходили в моем заведении.
     И, закончив с этим, Барзюм перешел к следующему вопросу:
     - Вы получили ответ из Гамбурга? Во сколько обошлись нам эти три льва?
     Чтобы  дать  ответ,  Чарли  полез  в  бумаги,  стараясь отыскать письмо
продавца свирепых хищников.
     В  то  время,  как Чарли и  Барзюм обсуждали дела труппы,  в  том числе
участь конюха Леопольда, последний шел по длинному коридору поезда, стремясь
найти  двадцать седьмое  купе,  где  жила  молодая хорошенькая наездница,  в
которую он был влюблен.
     Конюх Леопольд или,  точнее,  барон Леопольд, перевоплотившийся в новую
роль, остановился в нерешительности перед дверью гримерной дочери Фантомаса.
Он  колебался:  входить или нет.  Наконец,  собравшись с  духом,  тихонько и
деликатно постучал. И тут же услышал молодой женский голос:
     - Войдите.
     Он смело шагнул в узкую кабину,  служившую гримерной для наездницы.  Но
едва барон переступил порог купе,  как  тотчас всю его уверенность как рукой
сняло.
     В самом деле,  Элен презрительно взглянула на него, и в ее высокомерном
виде не было ничего ободряющего.
     - Мадемуазель...  мадам...  -  начал барон Леопольд, - простите меня за
то, что имею наглость вас побеспокоить, но видите ли...
     - Что вам от меня нужно? - резко оборвала Элен.
     Ее  маленькая гримерная выглядела так же,  как и  все остальные в  этом
поезде.  Оборудованная наскоро, но в то же время довольно удобно, обстановка
состояла из кресла-кровати,  узкого туалетного столика и  шкафчика с ящиками
для одежды.
     В  момент,  когда  Леопольд  постучал,  Элен  читала,  однако,  заметив
вошедшего,  резко  вскоч