ии ответить.  Понемногу, когда первое потрясение прошло, укротитель
овладел собой  и,  стараясь собраться с  мыслями,  понять,  что  происходит,
приступил к внимательному изучению своей непростой находки.
     Итак,  перед ним  лежали банковские билеты,  выпускаемые правительством
Гессе-Веймара.  Их было пятнадцать,  каждая - достоинством в тысячу франков.
Вдруг дрессировщик вскрикнул:
     - Господи! А что, если они связаны с антверпенским делом?
     Жерар бросился к  валявшимся в глубине купе старым газетам.  Порывшись,
он нашел номер, в котором сообщались подробности знаменитого преступления, а
также перечислялись банкноты,  украденные у  сэра  Гаррисона и,  как  уверял
редактор газеты, у князя Владимира.
     Прежде чем приступить к сличению перечисленных банкнот с теми,  которые
он  обнаружил у  себя,  Жерар настежь открыл окно  купе  и  с  удовольствием
подставил грудь ворвавшемуся ночному холоду.
     Дрессировщик дышал  тяжело.  Крупные капли пота  блестели на  его  лбу.
Жерар  стер  их  тыльной  стороной  слегка  дрожавшей  ладони  и  проговорил
вполголоса:
     - Господи! Неужели? Невероятно! И все же...
     Произнося эти  загадочные слова,  укротитель стиснул  голову  руками  и
задумался.
     О чем думал он?


     Жюв оказался прав. Он не ошибся относительно личности дрессировщика.
     Вот уже несколько дней Жерар испытывал в  высшей степени возбужденное и
странное состояние! Случай, столкнувший его с Элен, которую он знал как дочь
Фантомаса, разбудил в нем целый рой воспоминаний.
     Они,  действительно,  уже  встречались десять лет  назад,  когда  Жерар
влачил жалкое и  почти преступное существование в весьма сомнительных местах
под Кейптауном!
     Его прошлое вовсе не  было безоблачным.  К  тому же  он  знал кое-какие
важные секреты,  доказательством чего  было  то,  что  когда дочь  Фантомаса
спасла его от вырвавшейся из клетки пантеры,  он назвал ее Тедди, то есть по
имени, которое она носила еще в Трансваале!
     И  всем,  кто окружал Жерара,  было видно,  что он проявлял к наезднице
Могадор знаки неподдельного уважения и почти любви.
     Не  раз  дрессировщик и  наездница  вели  продолжительные и  загадочные
беседы,  которые,  судя по их серьезным и  возбужденным лицам,  обоих весьма
волновали.


     Около получаса Жерар просидел глубоко задумавшись,  в полном отрешении.
Наконец встряхнувшись, он произнес, глядя на кровавые деньги:
     - Возможно ли?  Неужели Элен,  несчастная Элен,  общаясь с  Фантомасом,
приобрела этот страшный атавизм?
     Жерару  захотелось  что-то  предпринять,   как-то  действовать,   чтобы
избавиться от ужасной мысли.
     Он  взял газету с  номерами украденных банкнот и,  разложив на  столике
окровавленные ассигнации,  только  что  обнаруженные в  шкафчике,  начал  их
проверять одну за другой.
     Внезапно Жерар почувствовал, что теряет сознание, и крик ужаса застыл у
него в горле!
     То,  что происходило у него перед глазами, было совершенно невероятным,
невообразимым! Он не верил своим глазам! Но все же это было так...
     Не  прошло и  минуты,  как он  пересчитал деньги.  И  когда он проверял
пятнадцатый банкнот и  повернулся,  чтобы положить его к остальным,  как раз
остальных-то и не оказалось!
     Укротитель положил банкнот и быстро огляделся.  Когда же снова взглянул
на  столик,  то  его,  как  и  предыдущих,  уже  не  было.  Но  на  этот раз
дрессировщик заметил,  в каком направлении этот банковский билет улетал, как
по волшебству.
     Банкнот медленно поднялся к потолку и, проскользнув в щель в перекрытии
вагона, исчез. Ошеломленный Жерар смотрел ему вслед.
     Укротителю не потребовалось много времени, чтобы сообразить, что кто-то
с  помощью невидимой нитки или иглы воровал его деньги...  Но  кто это был и
зачем он это делал? На эти вопросы надо было срочно найти ответ.
     Не теряя ни секунды,  Жерар выскочил в окно. Физически натренированный,
он крепко ухватился за край крыши и, резко подтянувшись, оказался на вагоне.
И кровь в его жилах застыла от страха.
     Напротив,  на соседнем вагоне,  лежал на животе какой-то человек. Жерар
почувствовал недоброе.
     На человеке был черный плащ с капюшоном,  скрывавшим лицо, а его рука в
черной перчатке сжимала огромный пистолет, нацеленный в лоб укротителя.
     Уже давно,  наверное лет десять,  Жерар не встречал ничего похожего. Но
воспоминание о плаще и капюшоне не стерлось в его памяти, и пораженный Жерар
проговорил, весь дрожа:
     - Фантомас! Это Фантомас!
     Но введенный в заблуждение очертанием силуэта укротитель ошибался!
     Под черными одеждами скрывался Жюв!
     Это и было содержимым шестого чемодана!
     Уже  давно,  несколько лет  назад,  Жюву пришла мысль,  что,  возможно,
когда-нибудь ему  понадобится принять облик  Фантомаса,  чтобы  проникнуть в
кое-какие его тайны.
     И вот накануне Жюв решил, что час настал!
     Он чувствовал,  что должны были открыться поразительные вещи, но узнать
их можно было бы,  лишь обманув всех, втершись в доверие к друзьям Фантомаса
и  получив от  них сведения,  которых он  никогда не сообщил бы полицейскому
Жюву.
     Кроме того, Жюв находился в чужой стране, и его положение было довольно
деликатным.  Да,  у него сложная миссия: оказать помощь бельгийской полиции,
правительству Гессе-Веймара и дирекции цирка. Но теперь он был на германской
территории,  и  это  весьма  осложнило бы  ее  выполнение,  действуй он  как
полицейский чин.
     Исходя из  всего этого,  Жюв решил выдавать себя за бандита.  Временно,
разумеется.  Вот  почему,  к  великому  огорчению  старины  Жана,  инспектор
французской Службы безопасности в целях проведения дальнейшего расследования
переоделся Фантомасом и оказался вблизи загадочного американского цирка...
     Судьба  явно  покровительствовала Жюву  в  тот  вечер.  Подойдя к  ярко
освещенным  вагонам  в  надежде  найти  укротителя,   который  был  когда-то
сообщником Фантомаса, как уже установил полицейский, он застал дрессировщика
в  момент,  когда  тот,  открыв свой  шкафчик,  замер в  изумлении при  виде
выпавших денег...
     Жюв взобрался на крышу и через отверстие,  оставшееся от времен,  когда
поезд  освещался лампами,  а  не  электричеством,  смог  увидеть всю  сцену,
сыгранную соло  Жераром,  сцену удивления,  тревоги,  отчаяния,  за  которой
последовало  сопоставление кровавых  ассигнаций  со  списком,  помещенным  в
газете,   сообщавшей  подробности  краж,  совершенных  после  антверпенского
убийства.
     Жюву пришла в  голову гениальная,  как он  решил,  мысль.  У  него была
припасена очень тонкая стальная проволока,  загнув конец которой, он получил
крючок.  Инспектор просунул снасть в  щель и,  пользуясь тем,  что Жерар был
поглощен сопоставлением, один за другим стащил у него все банковские билеты.
     Но  произошло совершенно неожиданное для  Жюва:  на  крыше вдруг возник
укротитель.
     И  когда "Фантомас" наставил на  Жерара "пушку",  тот  ответил тем  же.
Сталь двух браунингов зловеще блеснула в ночи.
     - Фантомас!  -  яростно рычал укротитель.  -  Рад  встретиться с  тобой
снова... подонок!
     "Черт возьми!  -  подумал Жюв.  -  Встреча начинается плохо,  а  может,
хорошо... в зависимости от того, кем я себя считаю: Фантомасом или Жювом".
     Такое  начало  было,  действительно,  совершеннейшей неожиданностью для
полицейского.  Он полагал найти в  Жераре друга и даже сообщника знаменитого
бандита.  Однако было похоже,  что укротитель вовсе не собирался петь осанну
своему бывшему патрону...
     По  всему выходило,  что Жерар был на Фантомаса сильно зол,  потому как
принялся поносить его, то есть того, кого принимал за такового.
     Жерар говорил,  говорил, вспоминая какие-то события, то и дело упоминая
Элен,  Тедди,  Жюва,  Кейптаун и  Натал.  Увы!  Жюв мало что понял из  этого
монолога!
     Он  был  в  отчаянии.   Впервые  он  пожалел,  что  совсем  не  говорит
по-голландски,  а  только по-французски и  на воровском арго.  А  укротитель
продолжал высказывать Фантомасу свои горячие и все более загадочные для Жюва
упреки именно на этом языке!
     Полицейский мечтал только об  одном -  как бы  перейти на  язык,  более
привычный для него. Он уже был готов что-нибудь пробормотать по-французски в
надежде,  что дрессировщик последует его примеру,  как вдруг после небольшой
паузы тот сам заговорил на французском:
     - Но все это в прошлом...  и черт с ним... мертвые молчать умеют... так
последуем их примеру, Фантомас...
     Жюв непроизвольно вздрогнул под своим капюшоном.  Значит, дело касалось
мертвых...  чьих-то трупов?  Что это было за преступление,  о  котором Жерар
упоминал?
     Все объяснилось, когда тот неожиданно спросил:
     - Фантомас, это ты украл банкноты, которые я сверял?
     - Я,  -  признался Жюв,  стараясь говорить басом,  чтобы  укротитель не
заметил подлога!
     Жюв полагал,  что деньги,  которые он стащил у  Жерара и  которые из-за
темноты еще не  успел рассмотреть,  были изъяты из кассы Барзюма,  и  заявил
заговорщицким тоном:
     - Наверное,  Жерар,  мы  могли бы  их  хотя бы  поделить между собой...
Впрочем, поздравляю - выпотрошить кассу хозяина тебе удалось классно.
     На какое-то мгновение на лице Жерара изобразилось крайнее удивление.  С
револьверами в  руках собеседники лежали друг против друга,  каждый на своей
крыше.  Но  если Жерар не  мог  разглядеть черты того,  кого он  принимал за
Фантомаса и кто прятал лицо под капюшоном, то Жюв прекрасно видел физиономию
укротителя, и потому от него не ускользнуло его откровенное удивление.
     Дрессировщик покачал головой и произнес:
     - Ошибаешься,  Фантомас...  Раньше ты  был сообразительнее.  Эти деньги
связаны с антверпенским делом!
     "Отлично!" - удовлетворенно отметил про себя Жюв.
     У него так и чесались руки схватить за шиворот этого Жерара,  в котором
он видел теперь если не главного преступника, то уж, по меньшей мере, одного
из сообщников убийцы.
     Немного невнятно, чтобы можно было дать задний ход, если ошибется вдруг
снова, Жюв проговорил:
     - Так это ты, Жерар, прикончил Гаррисона и князя Владимира?
     Не располагая фактами,  подтверждавшими предположение об участии Жерара
в антверпенском деле,  Жюв вынужден был говорить наугад и потому в очередной
раз  попал  впросак,  в  чем  убедился,  заметив вновь  появившееся на  лице
укротителя изумление.
     Жерар усмехнулся:
     - Ты забываешь,  Фантомас, что я изменился с тех пор, как мы виделись в
последний раз.  Я  честный  человек,  Фантомас.  Я  и  раньше  не  занимался
"мокрыми" делами я сейчас не хочу начинать. Я уже тебе говорил, почему...
     Жерар явно намекал на то, что было сказано по-голландски.
     - Я хочу сохранить эти деньги,  потому что пятна крови на них - подпись
преступника. И мне хотелось бы когда-нибудь его найти.
     - Зачем? - спросил Жюв.
     - А  затем,  -  сурово проговорил Жерар,  -  что каждый честный человек
обязан найти виновного и тем самым спасти невиновного. Ты понимаешь, о чем я
говорю,  Фантомас? Может, ты не знаешь, но человек, которому сейчас угрожает
опасность, это...
     Он  замолчал.  Но  Жюв почувствовал,  что укротитель явно имеет в  виду
Элен, дочь Фантомаса!
     И  все  же,  что значат все эти странные речи?  Что движет укротителем,
вполне  похожим  на  честного человека и  определенно желавшим найти  автора
преступления,  содеянного в  Антверпене,  найти,  чтобы  отвести  угрозу  от
загадочной девицы, которую кое-кто принимает за убийцу?
     Впрочем,  времени для  рассуждений у  Жюва не  было,  потому что  Жерар
становился  все  более  напористым и  был,  кажется,  готов  на  все,  чтобы
заполучить банкноты обратно.
     - Слышишь,  Фантомас?  Отдай мне их...  Или я тебя убью...  Или ты меня
убьешь... Живым отсюда уйдет только один из нас! Клянусь!
     Жерар отполз к концу вагона.  Машинально Жюв сделал то же самое.  Враги
лежали, держа друг друга на прицеле.
     Что было делать?  На что решиться?  Жюв быстро оценил обстановку. "Ни в
коем случае не суетиться,  -  сказал он себе. - Перестрелка с Жераром ничего
хорошего не даст! Кроме всего прочего, этот человек, вероятно, честен!
     К  тому же,  если все-таки он  бандит,  поймать его не составит особого
труда", - продолжал свои рассуждения Жюв.
     Что до  укротителя,  то он совершенно не подозревал,  что перед ним был
полицейский Жюв, а не Гений зла!
     - Будем  действовать осторожно,  -  сказал  себе  Жюв,  решив  уступить
Жерару.
     - На! Держи! - проговорил он, протягивая деньги дрессировщику.
     Все так же угрожая друг другу револьверами,  противники сблизились.  Но
когда  Жерар протянул руку  за  последним банкнотом,  полицейский неожиданно
предложил ему:
     - Послушай,  Жерар,  у  Фантомаса,  как  тебе  известно,  нет  привычки
выполнять чужие  просьбы.  Однако ты  должен признать,  что  с  тобой я  был
сговорчивым.  Теперь твоя очередь оказать мне услугу.  Я  хотел бы  оставить
себе пятнадцатый банкнот, на котором тоже есть пятна крови и отпечатки руки,
убившей Гаррисона.
     После короткого размышления Жерар ответил:
     - Ладно... Но зачем тебе это?
     Жюв не  знал,  что отвечать,  -  не мог же он,  в  самом деле,  сказать
укротителю, для чего именно ему нужен этот банковский билет!
     А все было просто: на этой ассигнации имелись четкие отпечатки пальцев,
что,  как  верно  рассудил  Жерар,  было  настоящей подписью преступника,  и
полицейский намеревался ее расшифровать в ближайшее время.
     Жерару незачем было знать, что Жюв тоже искал автора злодеяния.
     Вдруг француза осенило.  Он  знал,  что любовь Фантомаса к  дочери была
безгранична, и патетичным тоном заявил:
     - Мне этот банкнот нужен для того, чтобы спасти Элен, мою дочь!
     Сардоническая улыбка изобразилась на лице Жерара:
     - Я смотрю -  тебе неймется...  Но ведь ты слышал, что я тебе сказал...
Согласись, та, кого ты называешь своей дочерью...
     Жерар пожал плечами и замолчал. Пораженный Жюв смотрел на него.
     "Что  значит  этот  жест?   -  пытал  он  себя.  -  Что  заставило  его
замолчать?.. Почему он сказал: "Та, кого ты называешь своей дочерью?"
     Не   догадываясь  о   причине   задумчивости  собеседника,   укротитель
продолжал, слегка иронизируя:
     - Что ж,  Фантомас,  можешь себе его оставить.  Пусть он  тебе принесет
удачу.


        "Глава 22"

        "В КУПЕ НАЕЗДНИЦЫ"

     Представления американского цирка в Кельне, где он солидно обосновался,
заняв  одну  из   обширных  эспланад,   совершенно  отличались  от   обычных
спектаклей,  проводимых во  второй половине дня  в  предместье какого-нибудь
города, откуда той же ночью приходилось отправляться дальше.
     Представление,  особенно шапито Барзюма,  были не чересчур экзотичными,
но зато весьма пышными.
     Для кочевников,  какими были Барзюм и  его труппа,  недельная остановка
представляла собой и долгожданный привал, и продолжительный отдых.
     Оказавшись  в  Кельне,   каждый  постарался  устроиться  с  наибольшими
удобствами или в  городе на  частной квартире,  или в  артистических уборных
цирка.
     Эти  комнаты  не  отличались  особенным  изяществом,   но  были  вполне
комфортными.  На этот раз в уборных ведущих артистов были настланы полы, так
что не приходилось месить грязь ногами,  как это случалось всякий раз, когда
цирк в спешке устанавливался где-нибудь на пашне или на воинском полигоне.
     Посетители цирка Барзюма в Кельне по достоинству оценили почти шикарное
обустройство шапито.  Конечно,  большую  часть  зрителей  составлял  простой
народ,  но были и представители сливок общества,  знаменитости,  чиновники и
даже  кавалерийские офицеры  кельнского гарнизона,  раскупившие все  дорогие
места.
     В  первый же  день Барзюм заметил,  что его цирк привлекает и  шикарную
публику, которая, впрочем, была уведомлена о его приезде загодя - чуть ли не
за  две  недели!  -  при  помощи огромных афиш.  Тем  не  менее,  в  порядке
признательности за  готовность,  с  какой публика явилась в  его  заведение,
Барзюм решил в первый же вечер усилить электрическое освещение.
     Таким  образом,  представления  шли  при  великолепном  освещении,  все
плавало в море света!
     Нанявшись в  цирк,  дочь  Фантомаса понемногу привыкла  к  своей  новой
профессии.     Однако    когда    специальный    поезд    Барзюма    пересек
германо-бельгийскую  границу,  незадачливая  девица  вздохнула  с  особенным
облегчением.
     Надеясь,  что  поиски и  преследования,  предпринимаемые антверпенскими
органами  правопорядка,  невозможны на  территории иностранной державы,  она
почувствовала себя в большей, чем прежде, безопасности.
     Не слыша больше разговоров на эту тему,  Элен уверила себя, что те, кто
искал авторов загадочного преступления, скорее всего, потеряли ее след.
     Она  не  имела  ни  малейшего  представления  о  том,  что  происходило
буквально в нескольких метрах от нее в этом странном и сложном мире цирка.
     Она старалась держаться ото всех в стороне,  и коллеги-артисты не имели
никакой возможности рассказать ей о  директорских переживаниях,  о появлении
Жюва и присутствии Фантомаса, словом, обо всем том, что знали уже все.
     Впрочем,  совершенно спокойной Элен  не  была.  Ее  сердце не  покидала
тревога.  Вот уже две недели,  как она не имела вестей от Фандора.  Напрасно
Элен  читала  французские газеты,  выискивая хоть  какую-нибудь информацию о
милом ее сердцу журналисте! Напасть на его след ей никак не удавалось.
     Наездницу сильно  встревожила весть  о  трагической и  странной  смерти
супругов Рикаров.  Но ни одному слову официального сообщения она не поверила
и теперь дрожала от страшного предположения,  что к их гибели в определенной
мере причастен Фантомас.
     Фантомас!
     Отныне всякий раз,  когда Элен произносила это страшное,  кровавое имя,
сердце ее наполнялось гневом.
     Пылкая девушка испытывала глубочайшую ненависть к злодею! Не оттого ли,
что хотя Фантомас был ее отцом, своими поступками и преступлениями он вызвал
в своем ребенке такое отвращение, что голос крови был не в силах заглушить в
его душе упреки и ненависть?
     А  может,  произошло  нечто  неожиданное,  заставившее  резко  изменить
прежние взгляды, чувства и мысли?
     Внезапно покидая Фандора, девушка заявила ему:
     - Я  уезжаю в  Натал,  чтобы привезти оттуда все необходимое для нашего
будущего счастья...
     Увы!   Осуществлению  этого   намерения   помешали   некоторые   весьма
трагические события.  Элен оказалась вовлеченной в цепь не зависевших от нее
событий,  из  которых,  правда,  она  могла  бы  вырваться  -  захоти  этого
по-настоящему.
     С  тех пор,  как Элен превратилась в мадемуазель Могадор,  наездницу из
труппы Барзюма, она, казалось, была вполне довольна своей судьбой и вовсе не
собиралась ее менять, хотя несомненно могла бы разорвать контракт и уехать в
Натал.
     Забастовка моряков закончилась несколько дней назад. Но Элен оставалась
на месте, и было не похоже, что у нее появилось желание пуститься в плавание
до  Кейптауна.  Девушка  совершенно  не  подозревала,  что  Фандор  вот  уже
несколько суток плыл в неблизкую Южную Африку.
     Что же удерживало ее в цирке?
     Она даже не догадывалась,  что кое-кто заметил ее сильную и  загадочную
привязанность к одному человеку и что эти "кое-кто" были Жювом и Фантомасом,
от которых не ускользнули ее продолжительные беседы с Жераром...
     Но эти двое не знали, какова была тема сих интригующих тет-а-тетов.
     После каждой встречи с  Жераром Элен казалось,  что  в  ней  воскресает
надежда,  и она уходила от него взволнованной, но и одновременно ободренной,
даже счастливой!
     В тот вечер, облачившись в амазонку, она сидела в своей уборной, ожидая
выхода,  как  вдруг  появился Жерар.  Увидев  его,  она  сразу  поняла,  что
произошло нечто ужасное.
     Дрессировщик е