о нашей
картотеке, его регистрационный номер 9200.
     Бертильон повернулся к репортеру.
     - Вы  видите,  -  сказал  он,  -  я  не  ошибся!  Мне  достаточно будет
просмотреть список  за  этот  месяц,  поскольку номер  этот  появился совсем
недавно,   чтобы  назвать  имя  профессионального  грабителя,   рецидивиста,
совершившего это покушение.
     Разговаривая с  журналистом,  г-н  Бертильон одновременно листал пухлый
журнал.
     - 9800, 9700... А вот серия 9200...
     Неожиданно журнал выпал у него из рук:
     - Преступник, это...
     - Кто? - спросил Фандор.
     - Это Жак Доллон! Рука, которая сняла ожерелье с княгини Сони Данидофф,
принадлежит Жаку Доллону.
     - Но этого просто не может быть!
     Бертильон пожал плечами.
     - Не может быть, почему? Доказательство перед вами...
     - Жак Доллон мертв!
     - Обокрал вчера княгиню именно он!
     - Вы ошибаетесь!
     - Ошибки быть не может! Я вам говорю, что грабитель - Жак Доллон!..
     На этот раз Жером Фандор не выдержал:
     - А я вам говорю,  господин Бертильон, я знаю, я уверен, что Жак Доллон
мертв, следовательно...
     Ученый покачал головой:
     - В свою очередь,  отвечу вам: вы ошибаетесь, месье! Взгляните лучше на
эти две карточки:  одна из них -  с отпечатками пальцев Жака Доллона, взятых
несколько дней  назад,  другая -  с  отпечатками пальцев,  обнаруженных этой
ночью. Они полностью идентичны...
     - Это совпадение!
     - Совпадения  здесь  быть  не  может;   кстати,  -  тут  г-н  Бертильон
вооружился толстой лупой,  - можете взглянуть на характерные детали рисунка.
Смотрите,  линии большого пальца словно изломаны как  на  одной,  так  и  на
другой карточке...  Сам оттиск большого пальца по сравнению с  остальными не
совсем обычен и выдает художника -  профессионала, керамиста... О, поверьте,
здесь все абсолютно ясно, можно не сомневаться, Жак Доллон - преступник!
     - Но,  -  упрямо повторял Жером Фандор,  -  Жак  Доллон мертв.  Я  могу
поклясться, что он мертв.
     Подобное утверждение не могло, разумеется, смутить ученого.
     - Это дело полиции -  обсуждать,  жив или мертв Жак Доллон.  Я  же могу
сказать лишь одно:  человек,  который ограбил вчера вечером княгиню,  был  в
этом кабинете несколько дней назад, и этот человек - Жак Доллон!..
     Фандор распрощался с  г-ном Бертильоном.  Идя по улице,  он по-прежнему
размышлял о том серьезном заключении, которое дал известный ученый.
     Молодой журналист был еще в большей растерянности,  нежели до посещения
антропометрической службы.
     Отныне он располагает новым фактом,  а  именно,  что отпечатки пальцев,
обнаруженных на шее княгини Сони Данидофф,  принадлежат Жаку Доллону. Но это
совсем не означает,  что тайна, которая витала над этим делом, точнее теперь
будет сказать, над целой серией дел, прояснилась... скорее, наоборот!
     И  Фандор,  которого  преследовала как  наваждение мысль  о  Фантомасе,
сказал про себя:
     - Да,  Фантомас  замешан  в  этом  деле...  Это  точно.  Однако  Доллон
оставляет свои следы...  Но ведь Доллон -  не Фантомас... и к тому же Доллон
мертв, у меня есть доказательства этого. В таком случае, кто же преступник?



Глава X. Загадочный землекоп

     "Богатый банк у Барбе-Нантей!" - думал Жером Фандор, пересекая огромный
холл  первого  этажа,  где  массивная мебель  из  красного  дерева,  толстые
пушистые ковры,  глубокие кресла и  даже  простые,  но  изящные занавески на
окнах,  -  все  создавало атмосферу роскоши  и  свидетельствовало о  хорошем
вкусе.
     Репортер улыбнулся:
     - Банковское дело -  определенно самая лучшая из  профессий.  Мне  тоже
надо было стать банкиром. Сейчас я, возможно, был бы уже миллионером.
     В этот момент перед ним вырос швейцар:
     - Я к вашим услугам, месье!
     - Передайте,  пожалуйста,  мою визитную карточку г-ну  Нантею.  Скажите
ему, что я буду рад, если он уделит мне несколько минут.
     Швейцар поклонился:
     - Вы пришли по личному делу, месье?
     - Да, по личному.
     В этот день у Жерома Фандора не было никакого материала для репортажа в
"Капиталь".  Сегодня он был без работы: монархи не останавливались в Париже,
бандиты  не  тревожили  полицию,  статуи  видным  политическим  деятелям  не
открывались.
     Что делать?
     Тогда   Жером   Фандор   решил   просто-напросто  сходить  к   банкирам
Барбе-Нантей  и   взять  у   них   интервью  по   поводу  недавних  событий,
всколыхнувших общественность Парижа и  до сих пор остававшихся загадочными и
непонятными.
     Барбе и Нантей были банкирами баронессы де Вибре,  и,  кроме того,  они
присутствовали на балу у сахарозаводчика Томери,  где была ограблена княгиня
Соня Данидофф.  Было бы совсем не безынтересным побеседовать с ними и задать
пару вопросов.
     Но согласятся ли они на интервью?
     "Разумеется,  -  решил Жером Фандор,  -  ведь в конце концов они - люди
деловые и  не  откажутся от  бесплатной рекламы,  которую я  им сделаю своим
репортажем!"
     Журналист рассчитал все верно.
     Не спеша, размеренным шагом к нему возвращался швейцар:
     - Г-н  Нантей просит извинить его за  то,  что не может вас принять.  В
настоящий   момент    в    его    кабинете   происходит   важное   заседание
административного совета,  где он  председательствует,  но вам готов уделить
внимание г-н Барбе, если, конечно, он может заменить г-на Нантея.
     Жером Фандор поднялся с кресла:
     - Хорошо, я встречусь с г-ном Барбе...
     Шагая за  швейцаром,  Жером Фандор пересек почти весь банк,  заметив по
пути через приоткрытую дверь, что кабинет г-на Нантея был абсолютно пустым.
     - "Черт возьми, - подумал он, - Нантея просто нет у себя, а Барбе хочет
принять  меня  вместо  него...  Впрочем  это  вполне  логично:  по-видимому,
компаньоны не ладят между собой, и каждый старается друг друга обскакать!"
     Г-н Барбе принял его с холодным и торжественным видом, на что журналист
ответил самой любезной улыбкой.
     - Мне известно,  -  начал он,  - что ваше время дорого, господин Барбе,
поэтому я  не буду им злоупотреблять.  Скажу прямо о цели моего визита:  Вы,
наверное,  знаете о  том,  какой шум  вызвали в  Париже случившиеся одно  за
другим преступления, направленные против г-жи де Вибре и г-жи Сони Данидофф?
     - Да,  месье,  я  следил  по  газетам  за  новостями,  касающимися этих
странных дел. Но чем я могу вам помочь?
     - Разве вас это не касается?  Бог мой, разве баронесса де Вибре не была
вашей клиенткой, разве вы не присутствовали на балу у Томери?
     - Да, все это верно, месье, но если вы надеетесь, что я могу рассказать
вам нечто большее,  чем то, о чем вы написали в газете, то вы заблуждаетесь.
Мне  больше ничего не  известно,  более того,  признаюсь вам,  я  сам  узнал
гораздо  больше  обо  всем,   что  касается  этих  преступлений,   из  ваших
собственных статей, месье.
     - Тогда можете ли  вы  мне хотя бы  сказать,  подтвердить,  что г-жа де
Вибре действительно была разорена?
     - Я  полагаю,  что,  сказав об этом вам,  я  не нарушу профессиональную
тайну...  Да,  месье,  г-жа  де  Вибре  перед своей смертью понесла огромные
убытки.
     - А г-жа Соня Данидофф?
     - Я не думаю, что она является одной из моих клиенток.
     - Вы не думаете?
     - Эх,  месье,  неужели вы считаете, что я знаю всех своих клиентов? Наш
банк занимается в  основном крупными сделками,  ценными бумагами государства
или промышленников,  у  нас очень много клиентов,  векселедателей,  и просто
невозможно знать их всех по фамилиям.
     - Вам знакома фамилия Жака Доллона?
     - Да,  я  знал этого молодого художника.  Его  представила мне г-жа  де
Вибре,  которая  попросила  меня  оказывать ему  покровительство.  Я  охотно
согласился; сегодня, конечно, мне остается лишь сожалеть о своем доверии...
     - Значит, вы считаете, что он виновен в преступлении?
     - Конечно! Как и все ваши читатели, месье.
     И  Барбе  с  удивлением посмотрел на  Жерома Фандора,  который нечаянно
выдал  себя  последним вопросом,  ставящим под  сомнение виновность Доллона.
Вдруг  дверь  кабинета резко  распахнулась,  и  в  комнату,  запыхавшись,  с
перекошенным лицом влетел другой банкир,  Нантей, за которым последовали еще
пять или шесть таких же взволнованных людей, незнакомых Фандору.
     - Боже мой! Что случилось? - закричал Барбе.
     - А то,  -  отвечал,  рухнув в кресло,  Нантей, - что произошло ужасное
ограбление!..
     - Где?
     - На улице Четвертого Сентября!
     И, задыхаясь, он начал рассказ.

     Услышав новость,  Фандор, не задерживаясь ни секунды, бросился из банка
и пулей полетел на площадь Оперы.
     Странное происшествие,  связанное с ограблением,  о котором сообщил г-н
Нантей,   собрало  большую  толпу  любопытных.   Однако  полицейские  быстро
установили заграждение и отвели людей,  которые не успели толком понять, что
же на самом деле случилось.
     Примчавшийся в этот момент журналист начал ловко и проворно пробиваться
сквозь толпу зевак. Добравшись до первых рядов любопытных прохожих, он полез
за своим пропуском,  чтобы пройти за ограждение, где начиналась площадка для
строительных работ.
     Но   в   тот  момент,   когда  Фандор  искал  в   кармане  свое  ценное
удостоверение,   которое  префектура  города   выдает   журналистам  крупных
парижских газет,  его  резко  толкнул какой-то  человек,  шедший в  обратном
направлении, со стороны площадки.
     Это  был землекоп,  испачканный в  строительном мусоре,  весь в  пыли и
грязи,  с непокрытой головой, державшийся за щеку правой рукой, через пальцы
которой просачивались капельки крови.
     Взгляды незнакомца и журналиста пересеклись,  и в сердце Фандора что-то
екнуло.
     "Как-то странно,  -  подумал он,  -  этот тип посмотрел на меня". В его
взгляде,   который  едва  ли  длился  секунду,   Фандор,   казалось,  прочел
одновременно угрозу и вызов.
     Пока журналист,  взволнованный этой неожиданной встречей, колебался, не
зная,  что ему предпринять,  землекоп,  пробираясь сквозь толпу,  постепенно
удалялся.  Обычно  очень  находчивый и  быстро  принимающий решения,  Фандор
продолжал стоять на месте, теряя драгоценные секунды.
     На  площадке,  среди спотыкающихся об обломки людей,  он узнал знакомые
силуэты некоторых из его коллег,  что успокоило его относительно информации,
которую он мог бы получить по этому делу.
     Фандор знал,  что в случае необходимости,  позвонив приятелю-журналисту
или зайдя к  нему в редакцию,  он легко сможет узнать от коллег сведения для
составления репортажа об  этом происшествии.  Он  уже  располагал некоторыми
деталями происшествия:  ручная  тележка,  в  которой  были  спрятаны золотые
слитки, принадлежащие банку Барбе-Нантей, провалилась под землю в результате
неожиданного обвала дороги...  Правда, драгоценную тележку удалось отловить,
и сейчас ее под усиленной охраной перевозили в банк...
     Немного  успокоившись,   журналист  проследил  взглядом  за  постепенно
удаляющимся человеком.  Какое-то  предчувствие говорило Фандору,  что нельзя
упускать след этого субъекта,  хотя вел он  себя,  на первый взгляд,  вполне
естественно, но у него было такое странное выражение лица...
     И  Фандор,  который всегда искал трудности на своем пути,  всегда желал
знать  то,  чего  другие  не  знают,  наконец,  который в  отличие от  своих
приятелей-коллег во  всех полицейских делах смотрел на два хода вперед,  все
больше  и  больше  убеждался,  что  чрезвычайно  важно  проследить  за  этим
человеком и, если это удастся, даже поговорить с ним.
     Возможно,  это был простой землекоп, поранившийся при обвале и идущий в
соседнюю аптеку или,  проще того, в ближайшую пивную, чтобы немного прийти в
себя.  Но возможно, это более любопытный персонаж, сыгравший какую-то роль в
этом деле!..
     Казалось, он не просто уходил, а скорее пытался быстрее скрыться.
     Наблюдая издалека за  подозрительным землекопом,  Фандор  подавил  крик
изумления,  но  одновременно и  вздохнул с  облегчением.  Да,  его  прогнозы
подтверждались: землекоп неожиданно подозвал такси и сел в машину.
     Уже не  раздумывая,  Фандор бросился вслед за ним.  Ему посчастливилось
быстро  найти  машину.  Показывая  на  удалявшийся автомобиль,  он  приказал
водителю:
     - Езжайте прямо за  машиной под  номером 4227 СН,  которая впереди вас;
держитесь все время за ней... За это получите хорошие чаевые.
     Шофер,   бойкий  и   шустрый  парнишка,   смекнул,   что  речь  идет  о
преследовании.  Его забавляло,  что ему придется гнаться за коллегой-шофером
по запруженным улицам Парижа. Это было для него настоящим приключением.
     Он  ловко  ворвался в  поток машин и  быстро догнал указанное такси.  С
этого момента он ехал на третьей скорости,  колесо в  колесо с  преследуемым
автомобилем.
     Сидя в  ландолете,  Фандор с  тревогой следил за машиной,  мчавшейся по
площади Оперы,  и,  как  настоящая ищейка,  предвкушал интересную охоту,  не
имея, впрочем, никакого понятия, где и как она закончится.
     Машины пересекли улицу Ривали,  а  затем,  одна  за  другой нырнули под
своды Лувра.
     Вдруг, когда оба такси на полном ходу проезжали площадь Карусель, Жером
Фандор увидел,  что они едут по столь знакомому ему маршруту, по которому он
не  один раз  направлялся к  тогда еще живому другу Жюву,  к  дому на  левом
берегу, где находилась небольшая квартирка знаменитого полицейского...
     Фандор вздрогнул.  Переехав мост де Сен-Пер и промчавшись немного вдоль
набережной,  машины  завернули за  Школу  изящных  искусств и  устремились к
узенькой улочке Бонапарт...
     Ну и ну! Разумеется, это было простым совпадением, но все-таки... улица
Бонапарт - еще одно воспоминание о Жюве, захватившее журналиста.
     Жюв  жил  как раз на  этой улице,  и  через двести-триста метров должен
показаться скромный дом,  где  на  протяжении долгих  лет  обитал знаменитый
сыщик, ревниво оберегающий свое убежище от любопытных глаз.
     Ах,  какие  приятные,  а  иногда  и  тревожные часы  проводил Фандор  в
маленькой квартирке на  пятом  этаже  этого  дома  со  своим  другом  Жювом,
беседуя,  удобно  устроившись в  рабочем  кабинете  полицейского.  Фандор  -
запальчивый,  беспрестанно шагающий вперед-назад,  размахивающий руками,  не
способный секунду посидеть на  месте,  и  Жюв -  спокойный,  уравновешенный,
иногда рассеянный,  в основном,  молчащий и проводящий целые часы, задумчиво
уставившись на потолок и выкуривая одну сигарету за другой...
     После исчезновения Жюва -  с тех пор уже минуло три года - Фандор более
полугода не  приближался к  улице Бонапарт,  не  желая вновь видеть знакомые
места и терзать свое сердце.
     Однажды он  все-таки  не  выдержал и  пришел сюда узнать,  что  стало с
жильем его друга... Увы! В Париже достаточно полугода, чтобы изменился облик
самых  знакомых мест.  На  месте  старой консьержки сидела новая.  Это  была
толстая  женщина,  сердито буркнувшая в  ответ  на  вопрос  журналиста,  что
квартира на пятом этаже,  жилец которой умер,  была тотчас же освобождена от
мебели и вновь сдана другому лицу, страховому агенту.
     Фандор вдруг побледнел и почувствовал,  что сердце его замерло:  такси,
за  которым он гнался,  замедлило ход и,  проехав еще несколько метров вдоль
тротуара, остановилось напротив дома Жюва!
     Фандор,  не переставая удивляться,  наблюдал за тем, как землекоп вышел
из  машины,  расплатился с  шофером и,  по-прежнему придерживая щеку  рукой,
вошел в дом.
     Раздумывать было  некогда.  Бросив  шоферу  деньги,  Фандор выскочил из
такси и  помчался к  дому,  чьи  коридоры и  лестницы он  знал как свои пять
пальцев.
     Землекоп,   за   которым   неотступно  следовал  Фандор,   стремительно
поднимался наверх: мужчины, задыхаясь, бежали по темной лестнице.
     На  пятом  этаже  на  глазах ослабевшего от  волнения Фандора мужчина с
видом хозяина открыл дверь бывшей квартиры Жюва.
     Вот-вот он захлопнет дверь под самым носом у своего преследователя.  Но
журналист его вовремя опередил;  бросившись к двери и не дав закрыть ее,  он
схватил  за  куртку  землекопа,   который  проходил  в  квартиру.  Последний
обернулся, и мужчины оказались лицом к лицу...
     После этого произошло что-то непонятное и невообразимое.
     Секунду смотрев,  не произнося ни слова, на незнакомца, Фандор бросился
к  нему в объятия,  а тот крепко прижал его к груди.  В воздухе одновременно
повисли два крика:
     - Жюв!
     - Фандор!

     Когда Фандор пришел в себя,  он увидел,  что сидит, вытянувшись в одном
из удобных кресел, которые украшали рабочий кабинет великого полицейского.
     В  воздухе стоял  запах  одеколона,  смешанный с  парами эфира.  Вокруг
висков, на мочках ушей Фандор ощущал приятную свежесть.
     Открыв глаза,  он с большим трудом поверил в реальность происходившего:
Жюв, его добрый милый Жюв, стоял, склонясь над ним и ожидая его пробуждения.
С нежностью, смешанной с легким беспокойством, Жюв рассматривал его.
     Фандор попытался привстать,  но  не смог:  он был без сил,  оглушенный,
словно во время резкого пробуждения после долгого сна.
     - Фандор,  -  тихо произнес Жюв голосом,  дрожащим от волнения. - Малыш
Фандор, милое мое дитя...
     Да,  перед ним стоял Жюв,  немного состарившийся,  со следами седины на
висках, с морщинами, появившимися на лбу и в уголках губ, но все тот же Жюв,
стройный, проворный, по-прежнему крепкий, Жюв в полном расцвете сил.
     Моральное потрясение от  этой  неожиданной встречи было  таким сильным,
что  Фандор,  хотя  и  не  относился к  людям,  теряющим голову в  необычных
ситуациях, тем не менее, упал в обморок.
     И  было  от  чего.   Нельзя  описать  потрясение  журналиста,  когда  в
незнакомом землекопе он узнал Жюва,  живого Жюва, Жюва собственной персоной,
уважаемого мастера сыскного дела и  близкого друга,  бывшего для  него почти
отцом, невосполнимую утрату, необъяснимое исчезновение которого он оплакивал
уже на протяжении трех лет.
     Пока  Фандор постепенно приходил в  себя,  Жюв  занялся своим туалетом,
сняв с  себя рабочую робу,  а также рыжую всклокоченную бороду,  окаймлявшую
его лицо, когда он столкнулся с журналистом на площади Оперы.
     Тем  временем Фандор,  еще  не  до  конца пришедший в  чувство,  помимо
огромной сумасшедшей радости от нового обретения Жюва в тот момент, когда он
меньше всего  этого  ожидал,  испытывал жгучее любопытство,  желание быстрее
узнать  о  поразительных событиях,  заставивших  полицейского исчезнуть,  по
крайней мере официально, из жизни парижского общества.
     - Я не буду спрашивать,  как твои дела, Фандор, - произнес полицейский,
- поскольку я видел тебя уже не раз и знаю,  что у тебя все хорошо...  Можно
даже сказать,  ты  прибавил в  весе!..  Итак,  значит ты меня узнал там,  на
площади?
     Журналист  удивленно  открыл  глаза,  стараясь  справиться с  временным
упадком сил.  Обоим нужно было  столько всего сказать друг  другу.  Однако у
каждого из  них  время было ограничено.  Как всегда,  они сразу принялись за
дело и следовало воздержаться от бесполезных слов.
     Фандор собрался с духом.
     - Если говорить правду,  Жюв,  то нет!  Нет,  я вас не узнал!.. Однако,
когда наши взгляды пересеклись,  у меня появилось что-то вроде предчувствия,
что-то  внутри говорило мне,  что я  должен,  не  мешкая,  следовать за вами
повсюду, куда бы вы ни пошли!..
     Жюв одобрительно кивнул головой:
     - Хорошо,  малыш. Твой ответ радует меня; во-первых, потому что я вновь
вижу,  что гончая не потеряла свой замечательный нюх, и во-вторых, я доволен
тем,  как  изменил свою  внешность -  даже  мой  старый друг Фандор оказался
неспособным узнать меня!
     - Но,  - в свою очередь спросил журналист, - объясните мне, Жюв, к чему
все это переодевание?  Как случилось,  что я встретил вас недавно на площади
Оперы на  месте происшествия,  случившегося при погрузке ценн