он способен такое отколоть!..
     - Ваша правда!  Формальную проверку они провели и дело закрыли. Они все
убеждены,   что  это  Оливье;   полицейское  расследование  установило,  что
действовал сумасшедший, маньяк, какой-то чокнутый...
     Мира выдержал паузу, затем спросил:
     - Ну что, Пантелу, ведь кое-что я узнал? И всего за полтора часа!
     - Не убивайтесь,  Мира! В общем что-то у вас есть, мнение полиции... Но
вы дали выставить себя с  улицы Гран-Дегре и  не видели трупа!..  Не слишком
здорово, старина!
     Журналисты  рассмеялись;   ответственный  секретарь  не   хуже   своего
репортера знал,  что в  данных обстоятельствах самому ловкому корреспонденту
не под силу обойти запреты полиции.
     Кроме того, аудиенция была закончена. Позади репортера появился молодой
человек,  бросающийся в глаза своей высотой,  худобой, бледным и воспаленным
лицом.   Это   был  "светский"  корреспондент  "Столицы".   Над  ним  иногда
подшучивали,  но уважали за внутреннюю силу, притягивавшую людей, которые от
бульвара Мадлен до Опера снимают шляпу перед личностями.
     Он тоже в восемь утра получил записку господина Пантелу.  И тоже принес
сведения.  Но, в отличие от Мира, настроение у него было далеко не радужное.
Далеко ему  было до  второго репортера и  в  умении давать краткие и  точные
репортажи, которые вылетали из-под пера Мира.
     - Вы  ждали меня,  господин Пантелу?  Ничего не попишешь,  дорогой мой,
такое уж  несносное ремесло!  Если вы по поводу преступлений,  я  немедленно
увольняюсь!..
     Последнее замечание господин Пантелу пропустил мимо ушей.
     - Хорошо!  Хорошо!  -  сказал он. - Потом будете плакаться, де Фондрей;
сейчас надо думать об экстренном номере;  кроме того,  не понимаю, на что вы
обижаетесь.  Преступление совершено в  великосветских кругах,  тут  уже ваша
сфера. У вас есть что-нибудь новенькое? Где вы побывали?
     - Дорогой мой,  я  следовал вашему плану...  Проинтервьюировал светских
особ,  то есть своих друзей,  до кого смог добраться в этот утренний час,  и
расспросил их, что они думают по поводу убийства...
     Немного насмешливо господин Пантелу поинтересовался:
     - Ну и что думают ваши друзья?
     - Первым делом я отправился к графине...
     Но господин Пантелу поднял руку:
     - Нет!  Нет! Надеюсь, вы не собираетесь мне пересказывать все интервью?
Набросайте внизу материал,  я прочту...  если будет время!.. А вас я попрошу
изложить вкратце,  что  говорят  в  свете...  Вы  же,  старина де  Фондрей -
"господин, опрашивающий светских персон"...
     Репортер перед зеркалом поправлял узел галстука:
     - Так  вот,   дорогой  мой,   мнение  света  гласит,  что  преступление
чудовищное...
     - Разумеется!
     - В высшей степени возмутительное!
     - Разумеется!
     - Оно оденет в траур всю французскую словесность!
     - Полноте!..
     - Посеет растерянность среди артистов и писателей!..
     - Фу! Что ни говори, одним конкурентом меньше!
     - И наконец, все рыдают, исходят слезами и соплями при мысли об ужасной
кончине несчастного Оливье, еще вчера явившегося в зените славы, чтобы ночью
кануть в пучину смерти!
     Пантелу от души рассмеялся:
     - Замечательно, Фондрей! Отлично сказано!.. Но этого не пишите. Знаете,
"зенит славы" звучит немного напыщенно...  Ладно,  пойдем дальше.  Так  что,
ваши светские персоны? Кого они считают убийцей?
     - У всех на языке одно имя.
     - Чье же?
     - Имя ужасное, повергающее в трепет...
     - Черт!
     - Но так оно и есть на самом деле!
     - Ладно, назовите ваше имя...
     - Дорогой Пантелу...  все  сливки общества в  один  голос  кричат,  что
убийцей Оливье не может быть никто, кроме Фантомаса!..
     На сей раз господину Пантелу было не до смеха.
     Переваривая заявление репортера, секретарь "Столицы" покачал головой.
     - Ну  и  ну!  -  выговорил он  наконец.  -  В  свете опять заговорили о
Фантомасе?..  Черт! Это важно. Серьезно! И весьма неприятно! Даже не знаю...
Честно говоря,  нам на  это плевать!  Если эти разговоры неприятны господину
Авару,  тем  хуже для него!..  Не  будет дураком!  Обходись он  повежливее с
журналистами, в частности, с нашими, не выпроводи Мира с улицы Гран-Дегре, я
не  пропустил бы  эту утку...  Что ж,  я  не  прочь его проучить.  Итак,  де
Фондрей, решено, мы подкидываем Авару Фантомаса?.. Сколько у вас интервью?
     - Четыре...
     - Хорошо...  Подбавьте воды и  сделайте мне шесть,  и чтобы во всех был
Фантомас!..  Все-таки досадно,  если опять пойдут разговоры о Фантомасе! Три
месяца было так спокойно!
     Господин Пантелу  оборвал себя:  у  него  под  боком  зазвонил телефон.
Схватив трубку, он прокричал:
     - Алло!  Да.  Это  я.  Как поживаете,  дорогой патрон?  Алло!  Спасибо.
Хорошо!..  Не бойтесь!..  Тут порядок!..  У меня уже есть кое-что... А! И вы
тоже?..  Хорошо!  Договорились!  Алло!  Да!  Я  постараюсь к двум.  Алло!  К
пятичасовому выпуску у меня точно все будет! До скорого!
     Господин Пантелу положил трубку.
     - Патрон,  -  сказал он  де  Фондрею,  -  только что  принимал сенатора
Ардена...  Забавно,  этот малый тоже сказал про разговоры о Фантомасе!..  Ну
ладно, де Фондрей, идите... готовьте очерк, он тут же пойдет в набор...
     Едва светский репортер удалился, как в кабинет ответственного секретаря
вошел  низкорослый молодой человек неприметной,  заурядной,  но  добродушной
внешности.  Одет он был в клетчатый фрак,  пальцы унизаны кольцами, на груди
висела массивная дорогая цепь с многочисленными брелоками.
     - Ба! А вот и скандальная хроника! - приветствовал его Пантелу. - Что у
тебя, старина?
     Это  был  еще  один сотрудник "Столицы" -  Манивон;  в  его обязанности
входило ежевечерне наведываться в  комиссариат,  чтобы узнавать о  различных
происшествиях за день,  от взорвавшейся у нерасторопной кухарки спиртовки до
раздавленной трамваем шавки, откуда и произошло его прозвище.
     Раздавленная Шавка рухнул в кресло и звонко шлепнул себя по ляжкам.
     - Слыхали?  -  произнес он.  -  Вот потеха!  Нет! Правда! Даже если это
шутка!.. Вы, конечно, знаете, кто этот мертвец?..
     - Да, - отвечал Пантелу, - поэт Оливье? И что же?
     - Я  как  только обо  всем узнал,  причем почти сразу,  у  квартального
комиссара,  к  которому  поскакал после  вашего  звонка  и  который  любезно
согласился  связаться  с  комиссариатом  на  набережной  Монтебелло,   решил
прошвырнуться в Пегр. Фондрей обрабатывал "сливки"?
     - Да.
     - Чудненько! Мой материал будет ему для контраста.
     - С кем же вы виделись?
     - С  кучей всякого люда!..  Перво-наперво я  полетел в  кабак "Чудесный
улов".  Это в Гренеле...  гнусное местечко,  десять су за трамвай,  старина,
зафиксируйте, пожалуйста, стоило бы взять, конечно, фиакр, но...
     Пантелу заерзал:
     - Уймитесь, болтун! Зачем вы пошли в "Чудесный улов"?
     Малый вновь наподдал себя по ляжкам,  показывая, насколько нелеп вопрос
шефа.
     - Зачем  я  был  в  "Чудесном улове"?  Полноте!  Но,  дорогой  мой,  вы
забываете,  что  убитый ночью  Оливье был  прежде Морисом,  который считался
убитым на набережной Отей?
     - Ну?
     - Морис иногда наведывался в "Чудесный улов" выпить стаканчик!
     - Что же это за заведение?
     - Впечатляющая забегаловка!  Кругом цинк!  Но  блестит,  точно серебро!
Бывает, угощают бесплатно...
     - К делу, болтун!.. К делу...
     - Вот,  патрон...  Туда я  попадаю в  четверть десятого.  Там уже полно
пьяни... Представляете, как я там выглядел?.. Мой приход произвел фурор!..
     Хитро улыбаясь, Пантелу поинтересовался:
     - А почему?
     - Черт  побери!  -  отозвался наивный  толстяк.  -  В  "Чудесном улове"
нечасто видят красиво одетых людей!..
     - Ваша правда. И что дальше?
     - Никто про  это дело и  слыхом не  слыхал!..  Я  обо всем рассказываю,
угощаю направо и налево, сорок шесть су, отметьте, пожалуйста!..
     - И что дальше?
     - Даю разъяснения по поводу скандала в "Литерарии", затем упоминаю, что
нашли Оливье,  что он был задушен... что голова исчезла... Вот бедолага, все
время его находят по частям!..  В  конце концов я расчувствовался...  пустил
слезу...  стал  своим  в  доску...  Был  там  один  старик с  лицом честного
прохвоста по имени Бузотер,  и  я  моментально попал к нему в приятели.  Так
вот! Натрепавшись вволю, я стал слушать других!..
     Пантелу покачал головой:
     - Неужели мы наконец услышим и про других!..
     - Уверяю, вы будете огорошены!
     - Почему?
     - Потому что это невероятно!
     - Неужели?
     - Судите сами!  Знаете,  кого они обвиняют в  убийстве Оливье?  Знаете,
кого  эти  мужики,  у  каждого  из  которых  на  совести  два-три  убийства,
приплетают к преступлению?
     Господин Пантелу не колебался.
     - Фантомаса, - сказал он.
     - Да, Фантомаса! Ну, вы меня просто ошарашили! Выходит, я зря трудился.
А вы-то до этого как додумались, вы, Пантелу?
     Ответственный секретарь  "Столицы"  перегнулся через  стол  и  окликнул
человека, приоткрывшего было дверь, но скромно отступившего:
     - Входите! Это вы, Арнольд?
     Затем повернулся:
     - Ладно,  дорогая моя Раздавленная Шавка,  я сказал о Фантомасе потому,
что сливки думают точно так же, как завсегдатаи "Чудесного улова".
     - И так же, как все остальные! После "Чудесного улова" я отправился...
     Но господин Пантелу оборвал собеседника:
     - Хорошо!..  Хорошо,  старина!..  Мне сейчас некогда!  Набросайте строк
шестьдесят.  В  два у  нас идет экстренный выпуск,  так что у вас есть сорок
минут, чтобы подготовить материал!
     - О Фантомасе нужно писать?
     - Непременно! Даже присочините чего-нибудь побольше.
     - Хорошо! Хорошо!
     Великолепный парень удалился,  не преминув пожать на пороге руку новому
репортеру, скользнувшему в кабинет господина Пантелу.
     - Как дела, Арнольд?
     - Спасибо... Отлично!..
     Арнольд  воплощал  собой   новый  тип   журналиста,   старого  служаки,
поседевшего на работе и убежденного в первоклассности своих новостей.
     Господин Пантелу уважал его за прямодушие,  профессиональную честность:
он  никогда не  поставлял информации,  если  не  был  полностью уверен в  ее
достоверности и подлинности.
     - У вас есть что-то новенькое?
     - Так точно,  дорогой секретарь.  Я наметил три визита,  если правильно
понял ваше задание...
     - А именно?
     - К мадам Алисе...
     - Замечательно...
     - К Мике...
     - Превосходно!
     - К Жаку Бернару...
     - Старина  Арнольд,   -   оборвал  его  Пантелу,   -   над  вами  порой
подсмеиваются,   и  совершенно  напрасно!   Разве  с  вами  можно  тягаться!
Разумнейшая мысль - сделать три репортажа. А что дальше?
     - А  дальше,  дорогой мой  секретарь,  если замысел и  был  неплох,  то
осуществить его оказалось делом почти невозможным!
     - Дьявольщина!..
     - Вот так-то!  В "Литерарии" мадам Алисе я не нашел.  Сказали,  что она
еще утром куда-то ушла... Кроме того, о преступлении она понятия не имела. Я
просветил по этому поводу Шавана. Мадам Алисе отправилась к Мике...
     - Так в "Литерарии" ничего?..
     - Ничего!..
     - А у Мике?
     - У Мике я тоже опростоволосился; он так и не приходил после праздника,
я  справлялся у  консьержки,  от  нее  как  раз  узнал,  что  на  пять минут
разминулся с мадам Алисе...
     - Вот незадача...
     - Да,  незадача...  Итак,  потерпев неудачу в  "Литерарии" и у Мике,  я
отправился к Жаку Бернару.
     - Застали его?
     - Нет! Но я видел его консьержа.
     - И что он?
     - О!   Это  редкий  экземпляр!   Представляете,  гибрид  старьевщика  с
лудильщиком,  через  слово  ляпающий со  всего  маху  по  днищу кастрюли или
тазика!.. Бум! Бум! Разговаривать с ним - оглохнешь!..
     - Отлично,   вы  об  этом  напишите!  Очень  живописно!..  Так  что  он
рассказывал, этот лудильщик-старьевщик?
     - Поносил Жака Бернара на чем свет стоит!
     - За что?
     - Они повздорили накануне.
     - Из-за чего?
     - Из-за пропавшего ключа.
     - Он не знал о преступлении?
     - Нет, но нисколько не удивился!
     - Ну уж!
     - Рассказать вам в двух словах, на что он намекал?
     - На что же?
     - Что  Жак  Бернар  вполне  может  оказаться убийцей Оливье;  поскольку
Оливье в первый раз не умер, Жак Бернар, получается, самозванец!
     - Ах, сукин сын, - вырвалось у господина Пантелу.
     - Правда, неглупо?
     - Да, черт побери! Даже здорово!..
     - Я тоже так подумал... Об этом надо писать?
     Господин Пантелу позвонил курьеру:
     - Пришлите ко мне корреспондентов!
     И когда те гуськом прошли в кабинет:
     - Итак, друзья мои, материалы у вас при себе? Отдадите их Арнольду.
     - Он пишет шапку? - с некоторой ревностью поинтересовался Мира.
     - Да,  шапку и заключение!..  Ничего не поделаешь,  Мира,  придется вам
покориться! У него самая хитроумная версия!
     - А какая?
     - Это дело рук Жака Бернара!
     Репортеры переглянулись. Раздавленная Шавка одобрительно кивнул:
     - Неглупо!  Ничего не скажешь...  Ловко...  У малого был прямой интерес
убрать Оливье!..
     Но Пантелу уже показывал на дверь:
     - Ну же, господа, за работу! В два экстренный выпуск!
     Он удержал Арнольда:
     - Вы,  старина,  останьтесь,  мы вместе напишем шапку!  О!  У меня есть
план,  мы вот как поступим...  Заводим старую песню про Фантомаса! Трубим во
все трубы о его виновности!..  Но это все для простачков.  А в конце,  после
вашего  интервью  с  консьержем  Жака  Бернара,  пару  язвительных фразочек,
намеков на  истинного виновного...  Но ничего определенного,  надо соблюдать
осторожность!..  И  наконец,  в  самом хвосте -  обычная рекламка,  дескать,
призываем полицию  найти  преступника...  Обещаем  10  000  франков  и  нашу
медаль!.. Ну как, Арнольд? Пойдет в таком виде? Вы о чем-то раздумываете?
     Старый репортер меланхолично покачал головой, вертя в руках ручку:
     - Я  думаю,  дорогой мой,  ваша статья замечательно построена,  в таком
виде ее  и  надо сохранить!  Но  не в  обиду вам будет сказано,  дорогой мой
Пантелу, есть человек, который нас обоих заткнул бы за пояс...
     - И кто он?
     - Мальчик,  который вас  очень  любил и  которого я  всегда вспоминаю с
грустью, я был очень к нему привязан...
     - Так кто же он?
     - Пропавший Жером Фандор,  дорогой мой!..  Как  жаль,  что  он  оставил
журналистику!..  Даже здесь больше не появляется... Не ровен час, мы услышим
о его смерти...  Честно говорю,  у меня сердце кровью обливается,  когда я о
нем думаю!..  А  такие таинственные происшествия,  как утреннее,  заставляют
сильно пожалеть о  том,  что его с нами нет!  Случай рассказать о Фантомасе!
Как он был бы счастлив!
     Господин Пантелу меланхолично покачал головой.
     - Вы правы!  - сказал он. - К тому же он был хорошим товарищем, славным
мальчиком в полном смысле слова,  но что толку горевать! Очевидно, у Фандора
есть дела поважнее журналистики.  И  потом,  кто  возьмется утверждать,  что
Фандор не вернется к нам в газету?


     На улицу Вожирар выскочили газетчики, расталкивая прохожих, они неслись
сломя голову с пронзительными воплями:
     - Экстренный  выпуск   "Столицы"!..   Жуткое   преступление  на   улице
Гран-Дегре!.. Убит поэт Оливье!.. Подробности в номере!..
     Торговцы   производили   оглушительный   шум...   Газета   стремительно
расходилась...
     - Эй! - зовет прохожий.
     Газетчик останавливается, подает ему номер:
     - Прошу, ваша милость.
     Прохожий  погружается  в  чтение  газеты,  еще  пахнувшей  типографской
краской,  внезапно руки его  начинают дрожать,  а  лицо заливает смертельная
бледность:
     - Они  что там в  "Столице",  с  ума посходили!..  Господи,  твоя воля!
Оливье мертв?.. Оливье убит?.. И опять Фантомас!..
     Прохожий прошел несколько метров в поисках безлюдной улочки. Он читал и
перечитывал большую статью в "Столице".
     - Какой кошмар! - вслух произнес он. - Отвратительная история... И если
мне только сильно не повезет, я погиб!..
     Незнакомец в ярости скомкал газету и швырнул ее в ручей.
     - А намеки в конце, это уж чересчур! Да это шито белыми нитками!.. Кого
они хотят обмануть?..  Это же бросается в глаза! Черт возьми! Так я и дня не
прогуляю  на  свободе!..  Что  же  делать?  Куда  идти?..  Как  выходить  из
положения?.. Жак Бернар, бедолага ты мой, кажется, плохи твои дела!..
     И прохожий - Жак Бернар - ибо это был он, бесцельно поплутав по улицам,
неожиданно вытащил из кармана кошелек, пересчитал скудную наличность, затем,
словно на что-то решившись, пожал плечами:
     - Опять все против меня!  Опять!.. Что ж, не стоит отчаиваться, главное
сейчас не попасть в лапы префектуры!..  Бельгия?.. Нет... Это слишком близко
и  в  то же время далеко!  Лондон?..  Да!..  Отправлюсь-ка я в Лондон!  Надо
только сообразить,  как вечером пробраться на корабль и  затеряться в  толпе
тамошних  горемык-безработных.   Черт  побери,  и  не  мешкая!  У  "Столицы"
прекрасно поставлена информация.  Завтра же  они  объявят,  что  Жак  Бернар
сбежал. Черт побери, моя шутка явно не туда завела!


        "Глава 14"

        "МНЕНИЕ ЖЮВА"

     Господин Пантелу отнюдь не шутил,  когда, раздавая задания журналистам,
ввернул,  что не прочь "устроить разнос" господину Авару, дать ему небольшой
урок,  дабы  впредь  тот  был  поснисходительнее к  несчастным  журналистам,
охотящимся за новостями.
     Господин  Авар  действительно недвусмысленно приказал  не  допускать ни
единого репортера на место преступления...
     Господин Авар  пребывал в  дурном настроении,  которое он  и  сорвал на
бедняге Мира,  заявившемся в этот момент на улицу Гран-Дегре, откуда он был,
по его остроумному замечанию, "безоговорочно выдворен".
     Честно  говоря,  у  господина Авара  имелось извиняющее обстоятельство.
Предстоящее дело,  преступление на  улице Гран-Дегре,  с  первого же взгляда
казалось  крайне  запутанным,   таинственным,  к  тому  же  внушало  большие
опасения.
     Обнаружить преступление, однако, было совсем несложно.
     Дом под номером 42  по улице Гран-Дегре,  довольно невзрачное строение,
где  актер  Мике  нашел  сколь  внезапную,  столь и  чудовищную смерть,  был
малонаселенным.
     Нижние этажи были заняты под склады и  мастерские.  На  пятом и  шестом
располагались три  небольшие квартирки,  в  одной  из  которых  и  произошла
трагедия.
     Обитатели этого  дома  большей  частью  принадлежали к  классу  честных
работяг.  Они уходили спозаранку,  не преминув оставить ключи у  консьержки,
которая,   дабы   увеличить   скудное   жалованье,   положенное  ей   алчной
домовладелицей, подрабатывала уборкой.
     По правде говоря, консьержка, славная мадам Теро, почти не знала жильца
с пятого этажа.  Определенно ей было известно,  что это сорокалетний мужчина
относительно преуспевающего вида,  который  никогда  не  шумел  и,  главное,
исправно вносил еженедельную плату за уборку квартиры.
     На  следующий после  убийства день  мадам  Теро,  открыв свою  дверь  и
разнеся  троим  жильцам  газеты,  а  именно,  подсунув их  под  половички на
лестничной клетке, взяла ключ и направилась на пятый этаж.
     Неописуемы были ее изумление и ужас, когда, отворив дверь, она заметила
изуродованный труп  несчастного посреди  залитой  кровью  комнаты,  на  куче
отрубей.
     Ночью мадам Теро не слышала ни единого вскрика.  Она прекрасно помнила,
что только раз отворяла входную дверь...  А  ужас,  смешанный с  изумлением,
мешал что-либо понять в представшем перед глазами чудовищном зрелище.
     Сделавшись  бледнее  смерти,  консьержка отшатнулась назад.  Вцепившись
руками в перила,  она завопила:  "На помощь!" И подняла такой тарарам, что в
мгновение ока переполошила всех соседей,  проявивших к преступлению живейший
интерес.
     Наконец кто-то  самый сообразительный отправился за  полицией,  явились
ажаны,