чтобы
прочистить горло,  и с важным видом приступил.  -  Представьте себе, что мои
полицейские нашли  этого бедняжку на  берегу Сены.  Он  жестикулировал,  как
безумный, и выкрикивал странный призыв: Жап! Жап!
     - И тогда?  -  взволнованно спросил Жюв,  бледнея.  -  И тогда,  что вы
сделали?
     - Черт возьми!  Его обыскали,  нашли его имя,  адрес,  и,  естественно,
видя, что этот господин из "благородных", я решил его доставить домой... Это
сумасшедший, а?
     Очевидно,  бригадир принял Жюва за  одного из  обитателей дома.  Жюв не
старался, чтобы его сразу признали.
     - Сумасшедший,  -  спросил он,  -  но почему?..  Что вас заставляет так
думать?
     - Почему он все время говорит "Жап"?..  И  почему у него такое странное
поведение?
     Сначала Жюв ничего не ответил.
     Инспектор размышлял,  спрашивая себя,  действительно ли  барон де Леско
охвачен безумием.
     Но простое совпадение казалось странным.
     Кто же сделал так, что этот несчастный обезумел именно в момент ужасной
драмы, персонажем которой был его дядя!
     Впрочем, совпадение ли это?
     И поскольку здесь имелись элементы преступления, к которым примешивался
Жап,  не  следовало ли  скорее спросить,  не  потому ли,  что барон де Леско
оказался свидетелем убийства в фиакре, он стал сумасшедшим?
     Итак, пока полицейский размышлял, бригадир внезапно узнал его.
     - Однако,  черт возьми!  -  сказал он.  -  Я не ошибаюсь! Вы... вы Жюв!
Какого дьявола вы находитесь здесь в два часа ночи?
     Услышав этот вопрос, Жюв удивился в свою очередь.
     - Значит, вы не знаете, что здесь произошло? - спросил он.
     - Нет... а что же?
     - Только что совершено убийство! - объявил Жюв.
     И в то время, как бригадир отступал, охваченный ужасом, Жюв поторопился
добавить:
     - Однако  можно  сказать,  что  самым  таинственным здесь  является  не
убийство...  безумие,  вызываемое Жапом,  вот  что тревожит!..  А!  К  делу!
Абсолютно необходимо срочно  предупредить семейного врача...  доктора Мориса
Юбера...
     Спустя час поспешно вызванный врач прибыл на  улицу Спонтини.  Барон де
Леско в  этот  момент спал,  утомленный,  подавленный,  одолеваемый ужасными
кошмарами,  и  время от времени шептал совсем тихо,  почти беззвучно:  "Жап!
Жап!"
     Жюв обратился к молодому врачу, который только что осмотрел больного.
     - Ну как? - спросил он. - Что вы об этом думаете?
     Вместо ответа Юбер с отчаянием пожал плечами.
     - Ужасно! - сказал он наконец. - Безумие, вызываемое Жапом, каждый день
приносит все новые и новые жертвы. И однако...
     В этот момент Жюв, к которому вернулось его хладнокровие, прошептал про
себя совсем тихо:
     - Гм!.. Стоит ли говорить о безумии, вызванном Жапом?..


        "Глава 18"

        "ОТЦЕУБИЙСТВО"

     В  Зизи больше ничего не оставалось от элегантного грума,  каким он был
во  время  своего  быстротечного пребывания на  улице  Спонтини на  службе у
Валентины де Леско...
     Его  ливрея,  которую  он  еще  носил,  приняла  очень  странный вид  и
покрылась самыми разными пятнами; его шапочку сменила отвратительная плоская
засаленная каскетка,  отворот которой плачевно свисал на затылок; у него был
лишь  один  разорванный пристежной воротничок,  одним словом,  он  испытывал
нужду...
     Как  в  моральном,  так и  в  физическом отношении Зизи выглядел теперь
совсем другим.  Он  был  менее весел,  чем некогда,  казалось,  что на  него
беспрерывно давит  какое-то  тайное беспокойство;  он  проводил время жалким
образом, собирая окурки сигар...
     Впрочем,  Зизи  не  строил  иллюзий относительно своего  положения.  Он
понимал,  что  "дела" складываются для  него очень плохо,  и  менее всего он
может надеяться,  увы,  на непредвиденное чудо и  должен готовиться к худшим
катастрофам, худшим неприятностям...
     Покинув тайком несколько дней  тому  назад  Мориса Юбера на  ратодроме,
Зизи  торопливо пустился  наутек,  чтобы  сохранять между  собой  и  молодым
доктором как можно большее расстояние!
     - Дело не  в  этом,  -  сказал он себе,  -  тогда надо бы распутать все
хитросплетения!..
     К  сожалению,  "хитросплетения",  о  которых говорил Зизи,  были ужасно
сложными. Грум не знал всех фантастических событий, которые развертывались в
течение  некоторого  времени,  но  из  газет  и  доверительных разговоров он
выведал достаточно тайн, чтобы понять благодаря своему живому уму, постоянно
находящемуся настороже,  что рядом с  ним происходили совершенно невероятные
драмы...
     Разумеется,  он  слышал  об  исчезновении  кулона  Валентины  и  о  его
необъяснимом возвращении.
     Подслушивая у дверей,  когда он еще служил грумом на улице Спонтини, он
поймал  несколько  фраз  Жюва,  по  мнению  Зизи,  совершенно бессвязных,  о
таинственных приключениях полицейского.
     Он   также  знал  странную  историю  одного  раненого,   найденного  на
набережной Академии и умершего в больнице...
     Не забывал он и о похищении молодой девушки,  затворницы из "Деревянных
коней",  похищении,  которое  было  организовано отвратительной Гаду  с  его
невольным участием.
     И, наконец, из специальных выпусков, подобранных на террасах кафе, Зизи
узнал последние события:  убийство несчастного миллионера Фавье за несколько
мгновений до того,  как был обнаружен на набережной барон де Леско, кричащий
"Жап",  история трагической ночи, пережитой Валентиной в Гран-Терре, о чем в
газетах сообщалось с указанием только инициалов.
     Все  это было удивительным,  тревожащим,  и  Зизи понимал,  что будущее
может грозить настоящими катастрофами...
     - Валентина де  Леско,  -  говорил себе  грум,  -  находится в  тяжелом
положении!..  Это,  очевидно,  так!  Но  также  справедливо и  то,  что  мое
положение совершенно не лучше, чем ее! В конце концов, будет видно!..
     Отныне Зизи избегал те места,  где он мог встретиться с Жювом. Но также
тщательно он  избегал районы,  прилегающие к  улице  Спонтини,  и  подходы к
больнице, где работал Юбер...
     - Мало мне неприятных встреч!  -  рассуждал Зизи.  -  В настоящее время
прекрасные кварталы не для меня... Черт возьми, как бы мне хотелось пожить в
деревне,  но у меня нет свободной минуты,  чтобы бросить Париж!..  Все дела!
Дела...
     На  самом деле,  конечно,  Зизи  в  Париже удерживало отсутствие денег.
Только... даже самому себе он не хотел в этом признаваться...
     Зизи вращался в воровском мире. Он проводил время в таких отдаленных от
центра кварталах,  как Бельвиль, Шапель, Монпарнас. Разумеется, он рисковал,
собирая  на  бульварах в  районе  площади  Республики окурки,  которые затем
продавал на  площади Мобер,  что  ему  приносило несколько су  в  день,  так
необходимых для существования.
     Однажды вечером,  на следующий день после убийства дядюшки Фавье, Зизи,
остановившись перед каким-то  трактиром,  заметил старый фиакр,  запряженный
клячей, которую он сразу же узнал.
     - Вот те на! Карета моего папаши!.. - выкрикнул грум. - Что за удача...
Если  хозяин  не  пьян  в  стельку,  он  мне  наверняка  предложит фасоль  с
бараниной...
     Зизи вошел в трактир.  Было девять часов вечера,  и клиентов оставалось
мало.  С  первого  взгляда  грум  заметил своего  отца,  кучера  Коллардона,
который,  сидя за большим столом,  в  правой руке держал стакан,  в  левой -
бутылку  и  сосредоточенно занимался  "переливанием жидкости",  как  отметил
Зизи.
     - Здравствуй па...  - закричал Зизи, входя в трактир. - Ну, виноградная
лоза пошла в ход?
     Затем он добавил с интонацией уважения и восхищения:
     - Здорово! Ты позволяешь себе глоточек?.. Значит, ты при деньгах?..
     Кучер Коллардон медленно поднял глаза на своего сына. Он бросил на него
косой взгляд, в котором не было и проблеска ума.
     - Что ты хочешь? - спросил он.
     - Ты узнаешь меня, па?..
     Бормотание  Коллардона подтвердило Зизи,  что  отец  его  действительно
узнал.  Груму только это и было нужно.  Он уселся за стол, где сидел отец, и
заказал смутно видневшемуся гарсону, смотревшему на него отупелым взглядом:
     - Давай,  Жозеф,  пошевеливайся!  Сыра,  хлеба и еще один стакан. Здесь
угощает мой отец!..
     Но при этом смелом утверждении папаша Коллардон, кажется, пробудился.
     - Замолчи, зараза... - заворчал он. - Я тебя не приглашал! Ах! Дурак!..
Ты думаешь, что я запросто буду тратить мои су на такого нищего, как ты?..
     - Шевелись, Жозеф! - повторял Зизи.
     Все  гарсоны  в  трактирах  обычно  откликаются на  имя  "Жозеф"  и  не
обижаются при обращении на ты. Однако этот "Жозеф" колебался.
     - Кто платит? - спросил он.
     Зизи был категоричен:
     - Старик!
     Отец пытался протестовать, но Зизи не давал ему этой возможности:
     - У тебя цветущий вид,  па.  А твоя лошадка?  Жирная,  как скелет! Черт
подери,  у тебя, наверное, хорошие доходы, и, значит, ты можешь мне устроить
пирушку на двенадцать су. А для начала, не нальешь ли мне выпить?
     Зизи должен был  сам  взять стакан на  стойке.  Он  вынудил своего отца
отпустить на  мгновение литровую бутылку,  которую тот  держал,  налил  себе
полный стакан и опустошил его залпом.
     - Великолепно! - подтвердил Зизи.
     Он  чмокнул от удовольствия языком,  а  затем спросил,  хлопнув отца по
плечу:
     - Ну, па, как поживает мамаша?
     - Этого я не знаю, - проворчал кучер.
     - Она ведь в Сен-Лаго?
     - Точно...
     - А твои делишки с полицией?
     - Оставь меня в покое! - завопил кучер.
     Он взял кнут,  свой неразлучный кнут,  положил его около стены и  затем
хлопнул им несколько раз.
     - Прежде всего, откуда ты взялся? - спросил он.
     - С улицы, - ответил Зизи.
     - И чем ты сейчас занимаешься?
     Зизи  не  хотел  подрывать  свой  авторитет и  сказал  с  двусмысленной
улыбкой, отрезая себе толстую краюху хлеба:
     - Ты же видишь, па, я ем! Поехали! За твое здоровье!
     Он чокнулся с отцом, а потом спросил:
     - Ты читаешь газеты, па? Ты просмотрел все, чем торгуют сейчас? В связи
с этим, не знаешь ли ты кучера, который перевозил человека, убитого на авеню
Дофин?
     На вопрос Зизи папаша Коллардон постучал кулаком по столу.
     - Замолчи, сопляк! - сказал он. - Говори потише!
     Волнение отца явилось для Зизи подлинным откровением.
     - Разом, это не ты, па, был тем кучером? - спросил он дрожащим голосом.
     Папаша Коллардон вместо ответа налил себе стаканчик,  яростно опрокинул
его, а потом пристально посмотрел на сына:
     - Ты что, из полиции, черт возьми, что допрашиваешь меня?
     Больше ничего не надо было добавлять,  несчастному Зизи все стало ясно.
Без всякого сомнения, его отец замешан в убийстве дядюшки Фавье...
     - Па,  -  обратился Зизи,  -  я  не  из  полиции,  и  мне  наплевать на
префектуру. Только как-то на ратодроме я слышал, как об этом говорили...
     - На ратодроме? - спросил Коллардон. - Где это?
     - Авеню Сен-Уэн... там, где встречаются с Гаду...
     - Значит, ты ее знаешь?
     - Ну конечно! Довольно-таки!
     Папаша  Коллардон снова  принялся пить.  Теперь  он  казался наполовину
пьяным и охваченным слепой яростью:
     - Хочешь,  я тебе скажу,  Изидор, кто она, эта Гаду: просто шлюха! Вот!
Она  заставила  меня  проделать дьявольские трюки  и  не  рассчиталась,  как
следовало!.. За твое здоровье!..
     Коллардон пил,  не закусывая,  однако он был достаточно великодушен,  -
опорожняя свой стакан,  он  предлагал точно такой же  и  Зизи.  Хотя уже три
пустые бутылки выстроились в ряд на столе, кучер заказал четвертую, добавив:
     - Вот,  например, история с поездкой, которую она вынудила меня сделать
однажды ночью... Это стоило тысячу франков, черт подери, но, клянусь, если я
получил из них сорок пять! Ах ты, чума! Это так не пройдет!..
     Он пил еще,  потом,  опершись локтями о  стол,  пристально посмотрел на
сына и повторил:
     - Это так не пройдет!
     Пока отец говорил, Зизи сидел, глубоко задумавшись...
     Как случилось,  что папаша Коллардон окрестил "шлюхой" ту самую мегеру,
которую он сам ненавидел от всего сердца?
     Значит, он знаком с Гаду?
     Связан ли он с похитителями пленницы из "Деревянных коней"?
     К сожалению,  мысли Зизи путались.  Он много выпил,  пил еще, и, тем не
менее,  ему  казалось,  что  он  уже  узнал  или  скоро узнает что-то  очень
интересное...
     То, что именно отец был кучером фиакра, в котором нашли мертвого Фавье,
не  вызывало у  Зизи особого удивления.  Без сомнения,  папаша Коллардон был
мастером на все руки,  и Гаду,  если верить газетам, убийцей была она, могла
очень  просто привлечь его  как  соучастника.  Очевидно,  Коллардон бывал  в
ангаре на улице Шампьонне. Это интересовало Зизи больше всего!
     Грум смутно сознавал,  что прежде всего,  чтобы узнать как можно больше
подробностей, надо было не допускать полного опьянения отца.
     - Что,  если пойти поесть улиток на Центральный рынок?  - предложил он,
особенно не настаивая. - Подходит, па?
     Коллардон был уже не в состоянии сопротивляться.
     - Наплевать! - ответил он сыну.
     Затем, охваченный внезапным горем, он спросил:
     - Ведь это я  расплачиваюсь,  разве не  так?  А  ведь ты даже не хочешь
пригласить своего  старого отца,  не  хочешь помочь мне  при  моих  увечьях?
Однако, негодяй, в твоем возрасте...
     Зизи прервал его:
     - Давай, заплати, папа! Не занимайся моими превратностями судьбы. А что
касается твоих увечий, они тебе особенно не мешают!
     Папаша Коллардон поднялся.  Он засунул руки в  карманы широкого плаща и
удивленно пробормотал:
     - Черт подери! Что же это такое?
     Зизи в свою очередь также удивился.
     - Вот здорово! - воскликнул грум. - У тебя есть рента?
     Действительно,  папаша  Коллардон,  вытаскивая  из  кармана  кисет  для
табака,  который с  давних пор  служил ему  кошельком,  выронил на  пол кипу
бумаг, оказавшихся всего-навсего акциями ренты, настоящими акциями ренты.
     - Это  тебе  не  игра  в  бирюльки!   -  объявил  Коллардон,  глядя  на
разбросанные по полу бумаги,  которые с  трудом собирал Зизи.  -  Все это не
мое!
     - Не твое?
     - Разумеется, нет!
     И кучер с наивностью добавил:
     - Чье же это может быть?  Посмотри!  Наверху надпись...  возможно,  там
указано?
     Тем временем Зизи с трудом разбирал строчки,  написанные на акциях, так
как алкоголь начинал затуманивать его голову.
     Фамилии,  которые он смог прочесть, заставили его вздрогнуть. Эти акции
принадлежали дядюшке Фавье!
     - Черт возьми!  -  воскликнул Зизи,  глядя на  своего отца с  внезапным
ужасом.  -  Но ведь все это было украдено Гаду,  все связано с  делами,  где
действовал "Жап". Как это оказалось в твоем кармане? Значит, ты убийца?
     Зизи говорил тихо.  Гарсон трактира читал засаленную газету,  служившую
для заворачивания колбасы,  в  другом конце зала.  К счастью,  он не обращал
внимания на  разговор этих  двух  клиентов.  При  резких словах сына  папаша
Коллардон побагровел.
     - Я убийца?  -  возразил он.  -  Я думаю, что ты оскорбляешь меня... Ты
забыл, что я твой отец, и ты обязан мне своим появлением на свет?..
     Потом он принялся искренне отрицать:
     - Нет,  я не убийца! Если я и одолжил свой фиакр Гаду, чтобы прикончить
старого Фавье,  если я  и  выкинул его труп за Гран Пале,  если я и оказываю
иногда  помощь  некоторым типам...  то  это  не  значит,  что  я  замешан  в
преступлениях...  Я бы просто не смог этого сделать! К тому же эти бумаги не
мои!
     - Тогда почему же они оказались в твоем кармане?
     - Не  знаю!  -  ответил  Коллардон,  а  затем,  обратившись к  гарсону,
заказал:
     - Одну литровую! Литровую за шестнадцать... черт возьми, и быстро!
     Зизи и его отец снова чокнулись...
     Начиная  с  этого  момента,  Зизи  потерял  четкость  речи,  тогда  как
Коллардон, наоборот, приобрел свою обычную ясность ума.
     - Видишь ли,  -  говорил он Зизи плаксивым тоном,  - видишь ли, имеются
вещи,  которых я не понимаю!.. Это не мои бумаги. Значит, кто-то подложил их
в  мой карман.  А  если их подложили в мой карман,  то только с одной целью,
чтобы у  меня были неприятности!  Так вот,  если бы я  с  кем-нибудь сегодня
поругался и  меня бы схватили этим вечером на почтовом дворе,  при мне нашли
бы эти бумаги, и я не смог бы отвертеться от серьезного процесса.
     Тем  временем  Зизи  медленно  листал  акции.   Вдруг  грум  смертельно
побледнел...
     На обратной стороне одной из бумаг была жирно выведена красная страшная
надпись: "Правосудие Жапа!"
     "Что все это значит?" - подумал Зизи.
     Он выпил до дна свой стакан, потом поднялся, пошатываясь:
     - Па, надо удирать! Ты расплачиваешься?
     - Расплачиваюсь, - согласился папаша Коллардон.
     Он заплатил и вышел из трактира вместе с сыном.
     Но  в  этот  момент,  выходя из  душного зала  на  ледяную улицу,  Зизи
внезапно почувствовал дурноту.
     - Я не знаю, что со мной... - прошептал он, - но сейчас... сейчас...
     Тогда папаша Коллардон окинул своего сына взглядом:
     - Черт возьми! Да ты пьян!
     И  с  достоинством и  отеческой снисходительностью он  втолкнул  своего
отпрыска в фиакр, который через несколько мгновений отправился в путь.


     В  три часа ночи Зизи проснулся,  удивленный,  на матрасе,  лежавшем на
полу.
     - Где я, черт возьми? - спросил себя грум.
     Он приподнялся, ошеломленно осмотрел комнату, в которой находился...
     - Проклятое утро!  -  проворчал Зизи.  -  Вчера вечером я напился,  как
сапожник,  и  даю слово,  что па привел меня к себе...  В конце концов,  мой
папаша не такой уж и плохой человек!
     Зизи действительно узнал свой отчий дом.
     Очевидно,  Коллардону показалось,  что  его  сын  настолько  пьян,  что
оставлять его на  улице опасно.  Именно по  этой причине он и  привел сына к
себе...
     Впрочем,  Зизи  захотел немедленно пролить свет  на  это  происшествие.
Поскольку он  спал одетым,  то  сразу встал,  на  цыпочках пересек комнату и
приблизился к  кровати,  на  которой,  по  его  представлениям,  должен  был
отдыхать отец...
     Но  он  не  успел сделать и  трех шагов,  как оказался на  грани потери
сознания.
     - Кровь!  - вскрикнул он. - Ах!.. Черт побери! И мой отец мертв!.. Ну и
ну!
     Кровь растеклась по полу большими лужами. Кровью были забрызганы стены.
     Зизи остолбенел от волнения на несколько секунд.  Затем он дотащился до
кровати.  Там лежал папаша Коллардон.  Он был неподвижен,  глаза закрыты, на
шее - огромная рана, которая должна была обильно кровоточить.
     - Черт возьми!  -  еще раз прошептал Зизи.  - Но кто же все это сделал?
Что же произошло?
     Его сотрясала сильная дрожь. Ему было страшно. Опять какая-то тайна...
     И  тогда Зизи  внезапно спросил себя,  не  он  ли  сам  в  пьяном бреду
совершил это преступление!
     Это, конечно, было преступление. Папашу Коллардона убили во сне...
     Зизи  смутно припоминал,  что  в  момент возвращения домой  между  ними
произошла бурная ссора...
     И тогда, все более и более приходя в ужас, Зизи начал восстанавливать в
памяти драматичные события того вечера...
     Очевидно,  его отец лег спать,  он тоже уснул... затем, должно быть, он
проснулся и,  будучи еще  под  влиянием алкоголя,  прыгнул на  несчастного и
нанес ему ужасный смертельный удар ножом...
     - Какой кошмар! - прошептал Зизи. - Все это отвратительно!
     Но, очевидно, он испытывал больше страха, чем горя!


     Откровенно говоря,  Зизи не мог любить своего отца.  Он считал, что тот
виновен во всем;  а  накануне вечером Зизи узнал еще и  о  том,  что тот был
замешан и  в  последнем убийстве;  он  не мог очень сожалеть о  его смерти и
даже,  вопреки самому себе,  думал о  нем,  в  общем,  как о жалком бедняге.
Однако, Зизи здорово растерялся.
     - Я убил своего отца, - повторял он, - я - отцеубийца!
     При  этой  мысли  волосы  поднялись  дыбом  на  ег