е немедленно.
     Доктор отступил, достиг окна и снова спросил:
     - Валентина, вы любите другого? Возможно ли это?.. Валентина, отвечайте
мне, вы меня обманываете?..
     Ответом ему был только взрыв смеха,  пронзительный и нервозный. Молодая
женщина, однако, добавила:
     - Обманывать вас! Но кто вы мне будете: муж или любовник?
     Крик боли,  страстная жалоба - имя Валентины, повторенное неоднократно,
- раздавались несколько мгновений в ярко освященной комнате.
     Отчаявшись,  не смея далее продолжать разговор,  доктор Юбер вернулся к
открытому окну.
     Он исчез в темноте, спрыгнув в сад и углубившись в парк.
     Некоторое  время  Валентина  оставалась  посредине  комнаты  бледная  и
неподвижная.  Когда же  шум в  саду затих,  она подошла ко все еще открытому
окну, потянула за ставни и прочно закрепила их.
     - Бедный Юбер!  -  прошептала она.  -  Как  он  меня  любит!  Мне  было
мучительно трудно так разговаривать с ним!
     Молодая   женщина  остановилась  на   мгновение...   Затем   продолжала
вполголоса:
     - Я  не  могу не признаться себе,  действительно,  я  испытываю к  нему
симпатию, даже большую симпатию.
     И добавила с нервным смешком:
     - Но он так объясняется в  любви,  как будто перенесся в  другую эпоху.
Еще немного -  и  я бы подумала,  что он хочет меня похитить согласно обычаю
рыцарей былых времен,  когда они похищали своих возлюбленных из окна башни с
помощью веревочной лестницы.
     Она шутила,  чтобы отвлечь себя от  дум.  Если бы  кто-нибудь,  даже не
слишком проницательный,  увидел ее в  этот момент,  он догадался бы,  что ее
веселье,  задор  наигранны.  Валентина на  самом деле  очень разволновалась.
Порывистость ее движений подтверждала это.
     Молодая женщина подошла к  зеркалу,  долго рассматривала свое отражение
и, казалось, ужаснулась, увидев себя.
     Она  была бледна,  под  глазами образовались круги,  расширенные зрачки
сверкали необычным блеском.  Она тяжело дышала и, приложив машинально руку к
груди, почувствовала, как стремительно билось ее сердце.
     - Неужели я так волнуюсь? - прошептала она.
     И,  сраженная усталостью,  с которой уже давно боролась, она призналась
сама себе:
     - Да, я взволнована, обеспокоена, смертельно встревожена... но и просто
сгораю от любопытства.
     И вдруг,  как будто воскресив в памяти виденный ранее сон, подняв глаза
к небу, она спросила:
     - Кто  он?  Что он  хочет от  меня?..  Чего добивается от  меня?..  Что
означает эта  странная и  загадочная манера его  поведения?..  Почему всегда
звучит  этот   мотив  под   названием  "Страстно",   исполняемый  различными
музыкантами,  который должен меня волновать...  И  он  действительно волнует
меня. Кто же, однако?.. Что все это значит?
     Рассуждая таким образом и  произнося шепотом эти странные слова,  смысл
которых едва понимала она сама,  Валентина вновь машинально подошла к  окну,
чтобы убедиться,  что оно закрыто, и дверь тоже заперта на задвижку, и никто
не сможет войти к ней, никто не будет подглядывать снаружи.
     Убедившись,  что она отгородилась от всего мира,  молодая женщина взяла
дамскую сумочку и вынула оттуда скомканную записку.
     Несколько мгновений она держала ее в руках.
     Она прошептала задумчиво:
     - От влюбленных ничего не скроешь. Юбер видел, как я взяла записку.
     Молодая  женщина  еще  колебалась,  боролась  с  желанием  прочесть эту
загадочную записку,  найденную под листом промасленной бумаги,  в  которую в
ресторане "Лукулл",  как  и  во  всех  элегантных ресторанах,  было  принято
заворачивать хлебцы.
     Башенные часы пробили два часа ночи. Валентина дрожала.
     - Уже так поздно, - прошептала она.
     И все-таки,  казалось,  она и не думала ложиться спать.  Она неподвижно
стояла посредине комнаты с зажатой в руке запиской.
     - Нужно, однако, чтобы я узнала...
     И приняв решение,  она развернула листок, подошла к электрической лампе
и стала читать.
     В записке были указаны только дата, время и адрес.
     Долго после этого Валентина оставалась озабоченной.
     - Пойду ли я?  -  спрашивала она себя и,  подавляя в  себе любопытство,
объявила:
     - Я не пойду...
     Но спустя несколько минут она передумала и сказала:
     - Может быть, и пойду. Было бы смешно не узнать...
     Но ее гордый и высокомерный характер взял верх:
     - Терпеть не могу приказов! Я ни за что не пойду туда...
     В три часа утра,  растерянная и так и не принявшая решения, она легла в
постель.
     Предварительно над  пламенем  свечи  она  сожгла  таинственную записку,
запомнив ее содержание.
     Затем  она  погасила  электрический свет.  Абсолютная  темнота  окутала
комнату. Валентина попыталась заснуть, но не смогла.
     И только на ранней заре она заснула.
     Последние  мысли,  пронесшиеся в  ее  голове,  отражали  ее  колебания,
озабоченность:
     - Пойти? Не пойти?..
     Дрожь пробежала по ее телу...
     В какое-то мгновение ее губы прошептали:
     - Я боюсь... прошлое... что, если... нет, я сумасшедшая!
     У Валентины де Леско была какая-то тайна.
     Что это была за тайна?
     В сотый раз она повторяла:
     - Пойти?.. Не пойти?..


        "Глава 6"

        "ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ"

     - Скажите, пожалуйста, мсье, в какой стороне находится улица Жирардон?
     - Улица Жирардон, мадам? Сию минуту...
     Постовой,  несущий дежурство на углу бульваров и улицы Лепик, поискал в
кармане своего  мундира маленький справочник по  улицам города,  который ему
выдали в префектуре.
     В  то  же  время он  окинул восхищенным взглядом тонкий силуэт женщины,
обратившейся к нему с вопросом.
     По всей вероятности,  женщина была еще совсем молодой,  и, хотя ее лицо
скрывалось за  достаточно плотной  вуалеткой  каштанового цвета  с  большими
цветными узорами,  нетрудно было догадаться,  что она очень хорошенькая.  От
нее исходило какое-то тайное очарование, захватывающее и волнующее.
     Высокая,  тонкая,  очень  элегантная дама  ожидала ответа  с  несколько
высокомерным и слегка равнодушным видом.
     Постовой,  придерживаясь буквы  закона и  хвастаясь,  что  хорошо знает
Монмартр, большим пальцем руки листал справочник:
     - Жа,  Же,  Жи... Да, вот нашел!.. Улица Жирардон, мадам, начинается от
улицы Коленкур и кончается улицей Лепик.
     Ответ был точным, но незнакомка казалась несколько смущенной:
     - А улица Лепик, мсье, где она?
     - Здесь,  мадам,  вы как раз на ней находитесь, а улица Жирардон должна
быть, если я не ошибаюсь, на самом верху "Святой горы".
     Почему постовой называл Монмартровскую гору "святой"?
     Почему он улыбался, с фатовским видом бросая взгляд на молодую женщину,
которая его спрашивала?
     Это,  наверное, мало интересовало незнакомку, да она и не стремилась ни
во что вникать.
     - Спасибо, мсье, - поблагодарила она. - Это не так далеко отсюда?
     - Десять минут ходьбы.
     Легким  кивком  головы молодая женщина попрощалась с  ним  и  несколько
поспешно направилась на улицу Лепик.
     Она не была обитательницей Монмарта,  и  "Святая гора",  как ее называл
постовой, ее абсолютно не интересовала.
     Проходя,  молодая  женщина  бросала  удивленные  взгляды  на  странные,
жалкие,  нищенские рестораны,  сосредоточенные в  нижней части  улицы Лепик,
которые гордились,  за неимением лучшего, тем, что имеют в качестве клиентов
полуголодных артистов, бездарных живописцев, малоизвестных литераторов.
     Время от времени с ее губ срывались слова:
     - Как безумно я поступаю! Совершенно безумно!.. Я не пойду туда...
     На  пересечении улицы Аббесс молодая женщина снова заколебалась,  стоит
ей пойти дальше по улице Лепик или вернуться назад?
     Казалось просто  невероятным,  что  она  продолжает двигаться вперед по
необычным маленьким улочкам, попадающимся на ее пути.
     Она спросила снова:
     - Скажите, пожалуйста, как пройти на улицу Жирардон?
     - Немного выше,  мадемуазель!..  Ах, черт побери! Чтобы добраться туда,
нужно как можно больше набрать воздуха в легкие.
     Услышав слово  "мадемуазель",  она  немного улыбнулась,  а  затем снова
поспешила вперед.
     - Я не пойду туда, не пойду, - повторила она.
     Чем больше пыталась она убедить себя в нежелании туда идти, тем быстрее
ускоряла свои шаги,  тем более становилась озабоченной, старалась не сбиться
с пути и достигнуть цели своей прогулки.
     Эта необычайно элегантная незнакомка в  богемном квартале после полудня
подвергала себя опасности, шагая по улочкам Монмартра. Это была не кто иная,
как  богатая  и  красивая баронесса де  Леско,  которая  накануне вечером  в
великолепном туалете обедала в ресторане "Лукулл", затем позднее, вернувшись
к  себе  на  улицу Спонтини,  вынуждена была  выслушивать признания в  любви
своего поклонника доктора Мориса Юбера.  Она кокетничала с ним, но он не был
ее любовником.
     Как же рискнула Валентина оказаться в  таком квартале,  прийти на улицу
Жирардон?
     Засыпая  накануне  вечером,  Валентина думала  о  таинственной записке,
полученной ею  во время обеда,  думала также о  необычайной смелости доктора
Юбера, проникшего к ней вечером в комнату через окно.
     Она  была  очень расстроена.  Даже  утром,  проснувшись в  своей уютной
комнате  и  вспомнив  в  сладкой  дремоте  события  предыдущего вечера,  она
продолжала находиться в тревожном состоянии.
     Валентина  не  забыла  тех  лаконичных  слов,   которые  приводились  в
таинственной записке,  сожженной ею накануне вечером:  "Ради Бога, приходите
завтра в три часа дня на улицу Жирардон, шесть".
     И  все  -  никаких  подробностей,  никаких  уточняющих данных,  никакой
подписи...
     Однако эти слова -  категоричные и  исполненные почтения одновременно -
запечатлелись надолго в памяти Валентины.
     Кто бы мог написать ей эту записку?
     Вначале,  когда в  самом разгаре обеда она  почувствовала под  масляной
бумагой,  в  которую был завернут хлеб,  записку,  она подумала,  что только
Морис Юбер мог осмелиться вести с  ней подобную переписку.  Но визит доктора
Юбера  разуверил  ее  в  этом.  Проявляемая им  безумная  ревность  доказала
Валентине,  что  это  был  не  он.  И  она,  встревоженная,  обезумевшая  от
любопытства,  напрасно пыталась отгадать,  кто же  мог быть ее  таинственным
корреспондентом.
     Элегантная молодая женщина в конце концов решила,  что она не пойдет на
свидание, которое ей назначили.
     Ей  казалось просто чудовищным согласиться на такую встречу.  Но приняв
решение не ходить на улицу Жирардон,  она старалась представить себе, кто же
мог  ее  там  ждать,  кто  мог  подумать,  что  она столь неблагоразумна или
легкомысленна,  чтобы согласиться на такое предложение, которое не было даже
подписано.
     Валентина перебрала в  уме  всех своих друзей,  всех тех,  кто,  будучи
искушен ее красотой,  находился с  ней в  дружеских отношениях,  флиртовал с
ней...
     Но   воскрешая  в   памяти   знакомых  снобов,   карьеристов,   которые
усердствовали в  салонах,  мечтая  завести  наиболее  богатых  любовниц,  ей
казалось, что никто из них не мог быть автором подобной записки.
     Кто же ее написал?
     Оставив  попытку  определить личность  своего  загадочного влюбленного,
Валентина постаралась уточнить,  не  могла ли  она  соблазнить какого-нибудь
незнакомца,  но не припомнила ни одного из недавних приключений,  ни одного,
даже  малого случая в  своей жизни,  когда она  могла дать повод какому-либо
галантному кавалеру для подобных ухаживаний...
     Все  утро Валентина занималась своим туалетом с  обычной тщательностью,
утонченной элегантностью.  Затем она  позавтракала,  сидя  напротив мужа,  и
рассеянно, невыразительным тоном объявила:
     - Пойду пройдусь.  У  меня  мигрень,  и  прогулка пешком пойдет мне  на
пользу.
     Она миновала улицу Спонтини,  решив,  что ни  за что не пойдет на улицу
Жирардон,   но  тотчас  направилась  на  Монмартр,   как  бы  притягиваемая,
подталкиваемая, ведомая таинственной силой, высшим разумом.
     Была ли искренней Валентина,  утверждая,  что не может представить себе
человека, написавшего ей записку?
     Да,  действительно,  она была удивлена тем,  что ей подложили записку в
ресторане,  она бы  и  выдала себя,  но об этом догадался только Морис Юбер,
увидев, как она положила в кошелек маленький клочок бумаги.
     Нет,  если  бы  Валентина  была  искренна  сама  с  собой,  то  она  бы
согласилась, что уже давно, несколько недель с ней происходят таинственные и
необычайные  явления,  возбуждая  ее  любопытство  и  внося  некоторую  долю
очарования в ее жизнь.
     Везде,  где бы  она ни  появлялась,  как по  волшебному слову,  оркестр
начинал   наигрывать  мелодию,   странную   мелодию,   необычно   нежную   и
неторопливую...  мелодию,  заставлявшую  грезить  наяву.  Музыка  звучала  в
убаюкивающем  и  успокаивающем  ритме,   затягиваясь  до  бесконечности,   и
казалось,  уже  все  закончилось,  но  все начиналось снова,  если Валентина
оставалась на одном и том же месте.
     Такую  мелодию играли на  чаепитии,  которое Валентина обычно посещала,
она слышала ее в  лесу,  наиболее шикарные рестораны включали ее в программы
своих  оркестров.  Мелодия  становилась  навязчивой,  цепкой,  пронизывающей
насквозь, проникающей даже в закрытые комнаты, на улицу Спонтини.
     Если  бы  только одна эта  мелодия беспокоила Валентину!  Сама по  себе
мелодия была сущим пустяком!
     Валентина,  может быть,  и не обратила бы на нее внимания,  считая, что
мода на любую музыку проходит,  если бы с  помощью музыкального ритма всякий
раз ей не объявляли бы об удивительных событиях.
     Если музыка становилась убаюкивающе спокойной, когда волнующие созвучия
вызывали чувство восторга,  упоения,  появлялись таинственные подарки: цветы
от неизвестных вздыхателей без визитных карточек, ценные безделушки на столе
в ее комнате,  приглашения в театры,  приходящие по почте от друзей, которых
она никогда не знала...
     Сначала предполагая,  что  речь идет об  оригинальном ухаживании Мориса
Юбера, она старалась не привлекать внимание своего мужа.
     А потом было уже слишком поздно...
     Но  теперь,  казалось,  она поняла.  Юбер не был анонимным автором этих
подарков;   проявленная   им   накануне   ревность   служила   тому   лучшим
подтверждением.
     Тогда кто же? Кто этот незнакомец?
     Теперь она шла к нему, повторяя: я туда ни за что не пойду!
     С  тех  пор,  как Валентина заметила необычную многократность появления
чарующего мотива,  который она слышала везде,  с тех пор,  как она заметила,
что эти музыкальные такты приносили ей каждый раз удивительную новость,  она
немного дрожала при звуках этой мелодии.
     Накануне вечером она  внезапно побледнела в  ресторане "Лукулл",  когда
услышала знакомую мелодию,  приглушенную сурдинами...  Теперь она дрожала от
страха, спрашивая себя, услышит ли она те же мотивы на улице Жирардон?
     Рассуждая таким образом, она продолжала идти вперед.
     Она  достигла  вершины  Монмартра;  справляясь у  прохожих,  она  вышла
наконец на улицу Жирардон.
     Совсем маленькая пустынная улица с крутым склоном, выходящая на вершину
горы и  соединяющаяся с  улицей Коленкур,  поразила ее.  Там  было несколько
жалких домишек и  особняк,  кажущийся заброшенным,  с  наполовину сорванными
ставнями.
     Валентина остановилась, озирая окрестности, и улыбнулась.
     - Я должна исполнить каприз одного артиста, - прошептала она.
     Она колебалась ровно секунду, готовая повернуть обратно, но любопытство
взяло  верх  над   боязнью  себя  скомпрометировать.   И   она  стала  вновь
продвигаться вперед,  желая уточнить номер дома,  где  ждал ее  таинственный
незнакомец.
     Валентина не ошиблась. Под номером шесть, указанным в записке, значился
покинутый особняк.
     "Это  мистификация",  -  думала  молодая  женщина,  прогуливаясь  вдоль
решетки сада, заросшего буйной травой.
     - Это мистификация, никто здесь не живет!
     Тогда она нахмурила свои тонкие брови.  Неожиданно одна мысль пришла ей
в голову, вызвав у нее дрожь.
     - Не попала ли я в ловушку?  -  прошептала она. - Не заметил ли Жоффруа
ухаживания Юбера, и не захотел ли он меня испытать?
     Ее  гордая  натура,  ее  независимый  и  необузданный характер  сыграли
большую роль в принятии решения, чем самые неожиданные увещевания.
     - Ну, так мы посмотрим! - сказала она.
     И все более сгорая от любопытства,  стремясь все выяснить,  чтобы потом
не сожалеть, освободиться от двусмысленности положения, она вернулась назад,
подошла к особняку, нажала на ручку двери, открыла ее и вошла...
     Взгляду молодой женщины предстал тот же вид,  что и за решеткой сада; у
нее  создалось неожиданное впечатление,  что  она  находится в  палисаднике,
аллеи которого, вымощенные булыжником, заросли травой, что свидетельствовало
о том,  что особняк покинут давно.  Но теперь это не имело для нее значения.
Раз она вошла, последнее слово будет за ней.
     Она пошла вдоль аллеи,  поднялась быстрым шагом на крыльцо, откуда вела
дверь в  вестибюль.  Она прикоснулась рукой к  дверной ручке,  но дверь сама
открылась перед ней.
     Ей стало страшно.
     - Меня ждут? - прошептала она.
     Она вошла. Вначале ей показалось, что в вестибюле мрачно и темно, затем
дверь закрылась, и сразу началась странная феерия.
     Вестибюль  осветился  вдруг  необычайно тусклым  и  мягким  голубоватым
светом.  Комната  была  задрапирована тяжелым обивочным материалом,  плотные
старинные ковры ниспадали со  сводчатого потолка,  где  электрические лампы,
завешенные голубоватым шелком, создавали снопы искр.
     Мозаичный пол  устилали  пушистые  ковры.  Но  никого  не  было  видно.
Валентина остановилась, озадаченная, напрягла слух...
     Молодая женщина оставалась несколько минут  неподвижной,  взволнованной
до глубины души.  Она слышала частые удары своего сердца.  Она собралась уже
уходить,   как  вдруг  откуда-то  издалека  раздалась  музыка,   которая  ее
необычайно растрогала...
     Да!  Она узнала знакомую мелодию, когда скрипки плакали, сопровождаемые
жалостливыми тонкими  голосами  арф.  Это  звучала  мистическая  музыка  под
названием "Страстно", которую она слышала уже много раз...
     Все  было  таким удивительным и  загадочным,  что  Валентина испытывала
необходимость выйти из этого нереального мира грез.
     - Есть здесь кто-нибудь? - спросила она дрожащим голосом.
     Все шло своим чередом.  Она задавала вопрос,  ей отвечали. Она услышала
голос, который как будто раздавался рядом с ней, голос нежный и одновременно
неторопливый и стремительный:
     - Добро пожаловать, мадам! Тысячу раз благодарю за мужественное решение
прийти  сюда  ко  мне...   Входите,  пожалуйста...  Я  вас  ждал,  как  ждут
наступления дня. Я надеялся вас увидеть, как слепой надеется увидеть свет...
Входите, мадам!
     Напротив Валентины в конце коридора бесшумно открылась дверь.
     Молодая женщина,  удивленная тем,  что никого не видит,  забыв о  своем
страхе,   задрожала,   почувствовав  горячность  слов,   с  которыми  к  ней
обращались.  Она пересекла вестибюль и  прошла в  большой салон,  освещенный
таким же  тусклым,  мягким голубоватым светом,  как и  вестибюль.  Казалось,
здесь безраздельно царила луна.
     Итак, несомненно, что особняк не был заброшен.
     Контрастируя с тяжелыми и строгими коврами вестибюля,  салон, в который
вошла  Валентина,   выглядел  безупречно.  Там  были  разнообразные  изящные
статуэтки,  знаменитый хрупкий севрский фарфор, мебель изысканной формы... И
повсюду -  на полках,  на этажерках -  стояли цветы,  неизвестные и  редкие,
фантастические цветы, орхидеи с удивительными лепестками...
     Валентина разволновалась.  Она  сделала  несколько шагов  и  утонула  в
большом кресле.  Оставалась ли она в нем долго в неподвижном состоянии?  Или
же  тотчас  встала,