и он является укротителем хищников.
     Девушка смотрела на него с огромным интересом.  Ей, правда, не сказали,
что  он  родом  из  колонии Кап;  но  это  заставило бы  ее  призадуматься о
собственном происхождении,  о  далекой стране,  где протекли ее  первые годы
вскоре после войны за Трансвааль.
     Девушке было  хорошо среди этих приветливых,  дружелюбных и  деликатных
актеров.  Никто ни  разу даже не  помыслил спросить о  том,  как  она  здесь
очутилась.  Хотя,  надо полагать,  ее  неожиданное появление вчера вечером в
одежде конюха могло  выглядеть более  чем  странно.  Да  еще  это  укрощение
непокорной лошади...  Однако ни  один из  них не пытался узнать,  кто она на
самом деле. Мсье Барзюм, представляя ее труппе, сообщил:
     - Прошу познакомиться -  мадемуазель Могадор. Отныне она будет замещать
покинувшую нас мисс Донну Беллу.
     И  никто  даже  не  поморщился,   услыхав,  что  незнакомка  носит  имя
знаменитой наездницы, являющейся, возможно, ее прабабкой.
     Могадор... Элен стала понемногу привыкать отзываться на это имя.
     Когда ее  отвели в  небольшое,  но уютное купе,  к  ней через некоторое
время  пришел  секретарь Барзюма мсье  Чарли  и  принес  несколько вещей,  в
которых она могла нуждаться:  коробочку с гримом,  хлысты, шпоры, а служанка
принесла для молодой наездницы белье.
     Это все выглядело настолько непривычно,  забавно и неправдоподобно, что
напоминало какой-то  чудесный  сон.  И  Элен  даже  позабыла  о  трагических
инцидентах последних дней.
     Поезд  стоял неподалеку от  большого товарного вокзала города Тирлемон.
Это название Элен услыхала первый раз двое суток назад от великана с сигарой
в  зубах,  заполнившего своими телесами все купе.  Теперь-то она знала -  ее
собеседник как раз и прославился тем, что он, судя по всему, самый громадный
и тяжеленный человек на планете.
     К   двум  часам  после  полудня  прибыли  еще  два  больших  состава  и
расположились на соседних путях.
     Карлики,  привязавшиеся к  девушке и  не  отходившие от  нее ни на шаг,
объяснили:
     - Это приехало специальное цирковое оборудование. Скоро установят шатры
для представлений.
     Так Элен узнала,  что в  команду Барзюма входят три поезда.  Два -  для
материалов и оборудования и один - для артистов. Этот поезд состоял из шести
вагонов,  три из которых предназначались для актеров,  самого Барзюма и  его
бюро,  в  четвертом ехали конюхи,  наездники и  укротитель Жерар,  а  в двух
последних - лошади, хищники и администрация цирка.
     Возле  лошадей,  выдрессированных  по  высшей  школе  эквилибристики  и
испанского танца, в клетках размещались три пары: тигров, пантер и львов.
     Как только прибыли грузовые поезда,  из  них вышло множество подручных.
Быстро  загрузив повозки всякой  всячиной (коробками,  палатками,  огромными
рулонами  полотна),   они   запрягли  мулов.   Во   всех  этих  манипуляциях
чувствовался строгий определенный порядок. Колонна собиралась отправиться на
расстояние примерно полтора километра от  вокзала в  просторную долину,  где
через несколько часов должен быть сооружен цирк Барзюма.
     Таким  образом,   в   течение  целого  дня  Элен,   никогда  раньше  не
присутствовавшая при подобных зрелищах, наблюдала непрерывную цепочку машин,
загруженных разными диковинными вещами.
     Путь,  ведущий от  вокзала к  предполагаемому месту установления цирка,
был  настоящей трясиной.  Накануне прошел  дождь,  и  теперь тяжелые повозки
месили грязь на протяжении всей дороги.
     И  при  этом  можно  было  наблюдать поистине  неожиданное оригинальное
зрелище:  несколько огромных слонов принялись услужливо помогать людям.  Они
уцепились своими крепкими хоботами за брусья и  рукоятки повозок и стали изо
всей  силы  подталкивать их,  поскольку лошади  были  бессильны сдвинуться с
места.
     - Неужели к вечеру все будет готово?  -  удивлялась Элен.  Но маленькие
спутники - карлики, в течение двух часов семенившие рядом, успокоили ее.
     - Будьте уверены, Могадор, - сказали они, - организация цирка Барзюма -
самая чудесная в мире.
     Карлики произнесли эти слова убежденно -  каждый из  них являлся частью
той всемирной славы, которой пользовался цирк Барзюма.
     Быстро  поужинав  к   половине  седьмого,   Элен,   согласно  указаниям
режиссера,   поднялась  в  машину,  отправлявшую  ее  вместе  с  несколькими
артистами к самому цирку.
     - Ни о чем не беспокойтесь,  -  сказали ей,  -  ваша гримерная будет за
кулисами.
     И молодая девушка,  преодолев полтора километра,  прибыла на просторную
площадь,  ярко  освещенную  электрическими прожекторами,  в  центре  которой
возвышался гигантский монумент.  Ей объяснили,  что театр вмещает пятнадцать
тысяч зрителей.
     Ровно в полдевятого двери цирка открылись для публики.
     На  спектакль собрался  чуть  ли  не  весь  Тирлемон,  поскольку труппа
намеревалась устроить лишь одно представление.
     Многие приехали из Брюсселя,  из Льежа и других городов страны на своих
автомобилях, стремясь не упустить неповторимое зрелище.
     Первые  зрители,  проникшие под  огромный  шатер,  установленный весьма
ловко  всего  за  несколько  часов,  погружались  сразу  же  в  удивительную
атмосферу  -  они  попадали  в  длинный  коридор,  в  котором  на  небольшом
расстоянии  друг  от  друга  размещались  эстрады,   занятые  феноменальными
представителями человеческой природы.
     Среди них  были  человек-каучук,  женщина,  с  ног  до  головы покрытая
татуировкой,  ребенок без рук и ног.  Зрители собирались,  конечно,  и возле
человекообразной собаки -  существа с  длинным ворсом на лице,  но с  вполне
разумным  взглядом.   Этот  пуделеподобный  парень  восхищал  публику,   ему
непрерывно  подбрасывали  кусочки   сахара,   как   самому   обаятельному  и
экзотичному члену общества.
     Неподалеку  от  наитолстейшего  человека  в  мире  занимал  свое  место
человек-скелет,  настолько тощий, что когда смотрели на его почти прозрачную
грудь,   освещенную  сзади  электрической  лампой,   можно  было  без  труда
пересчитать кости. Зазывала, представлявший этого субъекта толпе, утверждал,
будто каждое из  его  бедер в  диаметре не  превышает по  размеру доллар или
пятифранковую монетку.
     Тут же мельтешили и двое карликов -  новых дружков Элен.  Поговаривали,
дескать,   они  принцы,  вернее,  потомки  какой-то  исчезнувшей  балканской
династии.  Оба  имели утонченные манеры,  их  можно было приглашать в  любые
великосветские салоны,  тем  более,  что  карлики  разговаривали  на  многих
языках.
     Красовался здесь  и  султан из  Конго  с  бронзовой кожей  и  роскошной
бородой.
     Вдоволь наглядевшись на феноменов,  публика прошла в зал и расселась по
местам.  В этот момент поднялся занавес,  и показалась арена, потрясшая всех
гигантскими размерами. Это был настоящий ипподром эллиптической формы метров
двести в длину,  в середине которого помещались целых три цирка на небольшом
расстоянии друг от друга.
     Под   куполом  свисали  закрепленные  балки,   лестницы,   перекладины,
предназначенные для захватывающих трюков.
     Оркестр  загрохотал в  самом  конце  зала  напротив выхода  артистов на
арену,  и  спектакль открылся  выездом  колесницы,  промчавшейся по  большой
полосе ипподрома, в то время, как в каждом из трех отдельных цирков акробаты
приступили к  смелым  и  опасным номерам.  Особенно блистала группа японских
гимнастов, взобравшаяся под самый купол цирка.
     Появился  громадный  синий  шар.   Он   стал  подниматься  по  винтовой
четырехметровой лестнице и на ее вершине раскрылся,  представив ошеломленной
публике  прелестную молодую  девушку  с  белыми  волосами,  разбросанными по
плечам.
     Затем дорожку перекрыли огромные клетки с крепкими прутьями из железа -
в них рычали львы.  Рядом бежал медведь,  переодетый в солдата.  Он тянул за
собой  небольшую повозку,  в  которой находился укротитель зверей  в  плотно
облегающем блестящем костюме с красными петлицами. В программе значилось имя
укротителя Жерара, уже знакомого нашей героине.
     Первые зрительские ложи были битком набиты элегантной толпой -  светлые
туалеты вперемешку с  темными.  Несмотря на  то,  что действие происходило в
деревне, многие стремились прийти сюда в вечернем костюме.
     В  этот вечер самые сливки бельгийской аристократии собрались у Барзюма
- представители высшего света не хотели упустить возможность встретиться,  с
кем необходимо, или даже завязать какие-то новые деловые отношения.


     Две молодые дамы беседовали друг с другом.
     - Ты знаешь, Клементина, - сказала одна, глядя немного в сторону сквозь
свой лорнет,  -  вон тот молодой человек,  который ходит взад-вперед с таким
видом, будто хочет воспользоваться...
     Ее подружка -  толстая блондинка,  постоянно потевшая, хотя температура
была еще не такая высокая - встряхнув своей жирной массой, пробормотала:
     - Ей-Богу,  Филомена, я лучше и смотреть не стану. Поскольку уже больше
двух дней, как мой содержатель вернулся из Голландии...
     И  две женщины с  удвоенной энергией принялись строить глазки и  в упор
рассматривать молодого человека,  элегантно одетого и  с  изящными манерами,
вот уже несколько минут расхаживавшего неподалеку от них.
     Наконец он  решился и,  больше не колеблясь,  с  какой-то поразительной
непринужденностью проник в их ложу.
     - Добрый вечер!  -  весело проговорил он.  - Ну, как делишки? Последний
раз мы, вроде, виделись позавчера, а?
     И  повеса пожал им  руки,  как  будто имел  дело со  старыми знакомыми.
Женщины удивленно переглянулись. Клементина спросила Филомену:
     - Слушай, это твой приятель, да?
     Но Филомена ответила:
     - Это забавно, но я его впервые вижу.
     Вновь прибывший,  услышав их реплики, шумно рассмеялся (правда, с видом
довольно-таки натужным) и поджал губы.
     - Как?!  Вы  меня никогда не  видели?!  -  вскричал он громким голосом,
точно специально, чтоб его услышали по соседству. - Однако мы ужинали вместе
на бульваре Анспаш... Два или три раза на прошлой неделе. И вам известно мое
имя - барон Леопольд.
     Исключительно из вежливости Клементина произнесла:
     - Ах да, кажется, я припоминаю.
     Однако по  ее  растерянному виду  было ясно,  что  ничегошеньки она  не
понимает.
     Незнакомец,  тем временем,  фамильярно втиснувшись между двумя молодыми
женщинами и  заказав  цветы,  принялся  рассказывать все  таким  же  громким
голосом (словно для кого-то  другого...)  всю свою жизнь,  чуть ли не час за
часом.  Будто каждый обязан был знать,  что он  приехал из Спа,  затем был в
Остенде,  после чего  восемь дней провел в  Брюсселе,  что  зовут его  барон
Леопольд  и  что  в  течение  четырех  дней  он  курсирует  между  Льежем  и
Тирлемоном.
     Филомена наклонилась к Клементине и пролепетала наивно:
     - К чему он несет все это?  Вот если бы предложил,  к примеру,  немного
поужинать...
     Клементина,   более  решительная,  чем  подруга,  попыталась  перевести
разговор на эту важную тему.
     - Что касается вкусной еды... - начала она.
     Но молодая женщина остановилась,  так как заметила,  что барон Леопольд
ее абсолютно не слушает.  Он резко и грубо поднялся,  даже немного задев при
этом двух дам, и облокотился о бортик ложи. Он пялился вытаращенными глазами
на представление, которое развертывалось теперь как раз напротив ложи.
     Только  что  вывели  великолепного коня.  На  нем  восседала грациозная
амазонка в платье из черной ткани, со сверкающим цилиндром на голове.
     То была Элен! В программе значилось под номером двенадцать:
     "Мадемуазель Могадор, наездница высшего класса".
     Барон Леопольд, до этой минуты болтавший без умолку, не проронил больше
ни  слова.  Он  побледнел,  руки,  лихорадочно прижимавшие к  глазам лорнет,
дрожали.  Пока длилось представление,  барон не  отрывался ни  на секунду от
этого зрелища.
     Конечно,  он  был решительно очарован обаянием наездницы,  но  поза его
выглядела настолько неделикатно,  настолько было ясно,  в чем тут дело,  что
обе бедные женщины от досады кусали губы.
     - Я думаю,  - продекламировала Клементина, не испытывающая недостатка в
здравом смысле,  - если кто и отужинает сегодня вечером с этим господином, -
это буду не я.
     - И  не я,  -  подтвердила Филомена,  скрывая за взмахом веера глубокий
вздох.
     Однако толстушка-фламандка Клементина все никак не могла успокоиться, и
когда наездница под  овацию восхищенной толпы закончила последний трюк,  она
(возможно, из простого упрямства) потянула барона за рукав и спросила:
     - Ну, так как насчет ужина?
     Но  ей вторично пришлось остановиться.  На этот раз барон Леопольд,  не
обратив ни на нее,  ни на ее подружку ни малейшего внимания,  покинул ложу и
исчез в крытой галерее.
     Две дамы смущенно переглянулись.
     - Ты знаешь, - сказала Филомена Клементине, - у меня такое чувство, что
на этот раз мы облапошены.
     И добавила с горечью:
     - Барон совсем не желает воспользоваться...
     Между  тем,  Леопольд быстро  шел  по  галерее,  запруженной зрителями.
Наконец он достиг конца скакового круга,  расположенного как раз возле входа
за кулисы, где возвышался здоровенный служитель цирка в одежде швейцара.
     - Сюда нельзя, - сказал он, - посторонним вход...
     Но  барон Леопольд знал,  как  нужно разговаривать с  такими субчиками.
Продолжая  стремительно продвигаться,  он  незаметно  сунул  в  лапу  стража
золотую монету, объявив при этом достаточно решительно:
     - Я не посторонний. Я - барон Леопольд, и меня ждут возле конюшен...
     Великан по-армейски отдал честь и кивнул головой с понимающим видом. Он
удостоверился, что поблизости нет инспекторов, которые могли бы схватить его
за руку.
     Тот,  кто назвался бароном Леопольдом,  уже шел по огромному лабиринту,
встроенному в кулисы цирка.  Кулисы занимали еще большую площадь, чем шатер,
покрывающий скаковые дорожки и  ряды  зрителей.  Они,  правда,  выглядели не
столь изящно, но зато весьма экзотично.
     Барон Леопольд обратился к проходившему мимо клоуну:
     - Скажите, где уборные наездников?
     Скоморох   пустился   в   неловкие  объяснения  на   довольно  гнусавом
американском, который барон, к счастью, немного понимал:
     - Перейдите за  первый шатер,  затем обойдите второй,  там  вы  найдете
стойла лошадей, а немного подальше - гримерные наездников...
     Небрежно поблагодарив,  барон  последовал в  указанном направлении.  Он
пересек многочисленную толпу людей,  сидевших на  корточках перед маленькими
открытыми чемоданами,  из которых они доставали разноцветные костюмы,  яркие
кричащие румяна. К крышке каждого чемодана были прикреплены зеркальца; в них
артисты смотрелись, накладывая грим.
     Повсюду   валялась   солома,   из-под   нее   струились  ручьи   черной
отвратительной воды.  Гримерные клоунов, акробатов, статистов, среди которых
бродил сейчас Леопольд,  располагались прямо на земле,  а поскольку накануне
прошел дождь, она была грязная и намокшая, по запаху напоминая сортир.
     Это представляло зрелище одновременно и  жалкое,  и живописное -  точно
посыпанные мукой мордахи клоунов,  силящихся состроить комические гримасы, в
то  время,  как  их  матерчатые  башмаки  постепенно  наполнялись  водой,  а
разноцветные штанишки покрывались грязными пятнами.
     Барон  Леопольд поспешно пересек  пристанище клоунов,  поражающее своим
комическим безобразием.  Он собирался прошмыгнуть сквозь соседний шатер,  но
был  остановлен  резкими  криками  переодевающихся статисток  -  американок,
русских и австралиек. Барон вынужден был отступить.
     Он,  собственно,  и  не настаивал,  ведь это было не то,  что он искал.
Барон повернул направо и проскользнул через соседний шатер.
     Объяснения,  данные  клоуном,  больше  не  могли  помочь визитеру.  Он,
похоже,  безнадежно заблудился в  длинном  лабиринте  цирка  Барзюма.  И  он
начинал  все  больше  и  больше  нервничать,  представляя  последствия своей
шалости.
     Представление на  арене всегда начиналось вовремя и  разворачивалось по
четко  спланированному сценарию,  тогда  как  за  кулисами  творилась полная
неразбериха.   Отовсюду  раздавались  крики,   какие-то   нелепые  указания,
взаимоисключающие  друг  друга,   то  и   дело  гасла  электрическая  лампа,
обрушивался кусок  декоративной стены,  обшитый материей.  Из  разных  углов
доносились  ругательства  конюхов.   Рабочие  по   ходу   действия  заменяли
отслужившие декорации.
     В три часа утра поезд Барзюма должен был отправляться, шатры необходимо
было сложить, актеров отвезти на вокзал, не теряя при этом ни секунды.
     Через десять минут барон Леопольд добрался до конюшен. Два или три раза
он  чуть  не  оказался сбит  лошадьми,  выводимыми конюхами для  отправки на
поезд.
     Одного из них, похоже, главного, Леопольд спросил внушительным тоном:
     - Вы  не  в  курсе,  где  мадемуазель Могадор?  Мне  очень нужно с  ней
поговорить.
     - Честное слово,  вам повезло,  -  промолвил служитель,  -  она как раз
сейчас отправится на поезд. Торопитесь, если хотите ее повидать.
     Сердце  учащенно  забилось  в  груди  барона  Леопольда в  предвкушении
встречи, и тут же он действительно заметил наездницу, осторожно вышагивающую
между лужами грязи, подобрав черную юбку.
     Элен в  самом деле только что  покинула цирк и  направлялась к  машине,
которая должна была отвезти ее к поезду. По дороге кто-то вдруг окликнул ее:
     - Мадемуазель!
     - Мсье!
     Девушка  обернулась,  озадаченная повелительным тоном,  которым  к  ней
обратились.
     Она  побледнела.  Страх все еще преследовал Элен,  ведь они до  сих пор
находились в Бельгии,  и,  в принципе,  она могла быть узнана и арестована в
любой момент.
     Девушка с удивлением взглянула на незнакомца.  Тот, между тем, не теряя
даром времени, твердо произнес:
     - Разрешите представиться,  мадемуазель,  - барон Леопольд, родственник
бельгийского короля...  неплохой малый,  к тому же весьма удачного сложения,
а?..
     И  через мгновение этот  пройдоха добавил,  нагло приближаясь к  Элен и
стремясь схватить ее за руку:
     - Договорились, детка? Я вас похищаю, и вечером мы ужинаем вместе...
     Девушка пришла в  такое замешательство,  что не  знала,  как отвечать и
уместно ли в подобной ситуации сердиться.  Элен смотрела при свете фонаря на
этого нахального ловеласа,  и  -  странное дело -  ей  померещилось,  что не
будучи с  ним знакомой,  она все же встречала его где-то раньше.  Где же она
видела  эти  холодные  сверлящие  глаза,  бритое  костлявое  лицо  и  волосы
какого-то пепельного цвета?
     И необычный голос был тоже вроде немножко знаком... Элен не могла точно
вспомнить,  при каких обстоятельствах встречалась с этим мужчиной. Но вдруг,
почему-то еще с  большей интенсивностью,  чем прежде,  перед ней всплыли все
приключения,  пережитые за последнее время, в том числе и арест в Антверпене
по подозрению в убийстве.
     Внезапно девушка покраснела от гнева.  Человек, представившийся бароном
Леопольдом,  обхватил Элен за  талию и,  дерзко прижав к  себе,  прикоснулся
губами к ее волосам. Гордая кровь Элен взбунтовалась, она отпрыгнула назад.
     - Мсье! - вскричала она возмущенно.
     Движение сработало быстрее мысли,  и  своей плетью наездница хлестанула
по лицу пошляка-барона.
     В  глубине цирка появился человек.  Невозмутимо скрестив руки на груди,
наблюдал  он  сцену  и  улыбался,  одобрительно оценивая прием,  примененный
девушкой по отношению к назойливому ухажеру. Это был укротитель львов Жерар,
человек родом из Натала.


     Было  два  часа утра.  Поезд Барзюма вот-вот  собирался трогаться.  Все
артисты, конюхи, служащие, а также оборудование были готовы к отправлению.
     Старший конюх,  только что проверивший загрузку последних лошадей,  уже
собрался и сам подняться в поезд,  как вдруг,  в тот м