к охраны подозвал одного из своих людей.
     - Нибе,  я  больше не  потерплю беспорядка!  Когда придут на свидание с
заключенными,   сразу  несите  мне  разрешения  на  свидание,   чтобы  я  их
завизировал.
     - Слушаюсь, капрал...
     - Вы  понимаете,  после всего этого у  меня  могут быть  неприятности с
господином начальником тюрьмы, а я бы этого очень не хотел!
     - Понятно, капрал, понятно.
     - Сейчас совсем неподходящий момент допускать оплошности по службе...
     Начальник охраны,  пребывая  в  прескверном настроении,  собирался было
продолжить чтение нотации своему подчиненному,  когда к нему подошел один из
надзирателей.
     - Что там у вас?
     - Капрал,  вот какое дело:  г-н Жуэ,  вы знаете, атташе прокуратуры? Он
сопровождает одного господина,  и у него есть разрешение на свидание,  нужно
ли его пропустить?
     - Кого? Господина Жуэ?
     - Нет, господина, которого он сопровождает?
     У  входа в коридор,  в сопровождении надзирателя появился Жером Фандор,
который,   благодаря  поддержке  своего  приятеля  Жуэ,   только  что  сумел
заполучить разрешение на свидание с заключенным.
     Он   размышлял  о   сногсшибательном  репортаже,   который  он  сегодня
подготовит,  и  поздравлял себя  с  тем,  что  оказался первым  журналистом,
который не только раньше всех узнал о самоубийстве Жака Доллона,  но и сумел
осмотреть труп несчастного юноши, находящийся в тюремной камере.
     "Только бы, - думал он, - Фюзелье не проявил недовольства, заметив, что
я проник в тюрьму! Жуэ - славный парень, он, должно быть, здорово рисковал в
этом деле...  К  тому же,  администрация тюрьмы не очень-то жаждет,  чтобы в
газетах появились подробности об этом самоубийстве... Ладно, увидим; в конце
концов, Фюзелье не тот человек, чтобы вышвырнуть меня за дверь..."
     Жером Фандор расхаживал взад-вперед по комнате ожидания для посетителей
тюрьмы.  Он  предупредил надзирателей,  что  подождет судью,  который должен
скоро прийти.
     "Какая странная штука - жизнь, - размышлял он, немного взволнованный, -
подумать только,  я окажусь так близко от Элизабет Доллон,  но она ни за что
меня не узнает... Ведь мы расстались совсем детьми... особенно она, она была
тогда совсем малышкой!  Помнит ли она вообще о том мальчугане,  каким я был,
когда случилось убийство бедной г-жи де Лангрюн?.."
     И,  закрыв глаза,  Жером  Фандор попытался воскресить черты  лица  Жака
Доллона...  Нет,  он  ничего не  помнил,  вряд  ли  его  взволнует труп Жака
Доллона,  который он  увидит через несколько минут,  так  как это будет труп
незнакомого человека, о котором он ничего не знает, кроме имени, вызывающего
в  памяти  смутные воспоминания детства...  Фандор  в  ожидании прогуливался
вдоль  и  поперек  комнаты...  Вдруг  у  входа  в  тюрьму  появился Фюзелье,
придерживая несчастную Элизабет Доллон, которая нетвердой походкой шла рядом
с ним.
     Жером Фандор отступил подальше в темный угол.
     Фюзелье,  думал он,  хотя и хороший друг,  но он может найти чрезмерным
профессиональное любопытство журналиста...  Лучше не привлекать его внимание
сразу,  а дождаться момента, когда откроют дверь камеры, где лежит тело Жака
Доллона...
     Если даже судья не захочет разрешить журналисту оставаться в камере, он
успеет бросить взгляд на мрачную келью, где произошла трагедия...
     Итак,   Жером  Фандор  издали  наблюдал  за  тем,   как,  спотыкаясь  и
пошатываясь,  приближалась бедная  Элизабет  Доллон,  по-прежнему  заботливо
поддерживаемая г-ном Фюзелье.
     "Вообще,  она ничего,  эта девушка...  - подумал Фандор. - Я, хотя и не
любитель блондинок,  должен признать,  что эта может заставить меня изменить
взгляды на слабый пол.  Однако до чего она красива и  величественна в  своем
горе! Высокие женщины всегда выглядят изящно!"
     Но  раздумывать уже  было  некогда,  Фюзелье проходил мимо  тюремщиков,
поспешивших открыть двери, и Жером Фандор проскользнул вслед за ним.
     Дойдя до  камеры,  на которую указал пальцем начальник охраны,  Фюзелье
повернулся к Элизабет Доллон.
     - Вы чувствуете себя достаточно сильной,  мадемуазель,  чтобы выдержать
это испытание?  - спросил он. - Вы, несмотря ни на что, хотите обнять вашего
брата?
     Мадемуазель Доллон  кивнула  головой;  судья  повернулся  к  начальнику
охраны.
     - Откройте! - сказал он.
     Тюремщик исполнил приказ.
     - По  распоряжению господина начальника тюрьмы,  -  объявил  он,  -  мы
переложили тело на кровать,  господин судья.  Он не страшно выглядит,  будто
спит, впрочем, взгляните сами...
     И  в  тот момент,  когда он открыл дверь и  протянул руку в направлении
кровати,  на  которой должен был  находиться труп Жака Доллона,  с  его  губ
слетело ругательство:
     - Проклятье! Мертвец исчез!
     Комната  с  голыми  стенами,  мебель  которой  составляли лишь  наглухо
привинченные к  полу железная койка и табуретка,  эта тесная келья,  которую
можно было  окинуть оком  за  одну  секунду,  была пуста:  тело Жака Доллона
исчезло!
     - Будьте внимательнее, - проворчал Фюзелье, - вы ошиблись камерой!
     - Нет, нет! - испуганно выдавил из себя тюремный чиновник.
     - Вы же видите, что Жака Доллона здесь нет?
     - Но он здесь был пять минут назад.
     - Может, тело перенесли в другое место?
     - Нет, ключи были всегда со мной.
     - Что вы мне голову морочите!
     - Нет,  господин судья, это правда, он был здесь... А сейчас его нет...
Эй,  там!  - заорал тюремщик. - Кто знает, что стало с трупом из двенадцатой
камеры? С тем, что мы недавно перекладывали?
     Наступила минута замешательства.
     Один за другим сбегались надзиратели тюрьмы: все они подтверждали слова
своего начальника. Мертвеца оставили здесь, на этой кровати, никто с тех пор
не входил в камеру и никто не прикасался к его телу.
     Жером  Фандор,  спрятавшись за  угол,  следил  за  сценой  с  ироничной
улыбкой.
     Его чрезвычайно забавляло смятение тюремщиков и  растущая растерянность
Фюзелье.
     "Возможно,  - размышлял он, - начальник охраны не расставался с ключами
от этой камеры, но пленник нашел другой ключ - ключ к свободе!"
     Тем  временем Фюзелье  изо  всех  сил  пытался  понять,  что  же  здесь
произошло.
     - Если  этого  человека больше  здесь  нет,  значит,  он  не  умирал  и
сбежал...  но  в  таком случае,  если он  захотел сбежать,  значит,  он  был
виновен! Ах, я больше ничего не понимаю!
     Схватив  трясущегося начальника охраны  за  плечи,  Фюзелье выпытывал у
него:
     - Послушайте, этот человек умер или нет?
     В то время как Элизабет Доллон, не умолкая, безумно повторяла, словно у
нее начиналась истерика:  "Он жив,  он жив",  тюремщик отвечал, подняв руку,
будто произносил клятву:
     - Господин судья,  здесь не может быть сомнений, он умер, клянусь всеми
святыми!  Тюремный врач скажет вам то  же  самое,  что сказал вам я.  И  мой
коллега Фавриль, который помогал переносить тело на кровать.
     - Но,  - заявил судья, - если он умер, он не смог бы сбежать. Из тюрьмы
предварительного заключения,  находящейся при префектуре полиции, невозможно
сбежать даже живому! Как же вы хотите, чтобы отсюда сбежал труп?
     Тюремщик недоуменно развел руками.
     - Колдовство какое-то, - сказал он.
     Фюзелье начал горячиться:
     - Признайтесь лучше, что вас и ваших надзирателей обвели вокруг пальца.
Этот человек был жив,  и он разыграл перед вами комедию...  Ладно, следствие
установит ответственных за этот проступок!
     - Но,  черт возьми, - возразил тюремщик, - господин судья, не только мы
вдвоем видели,  что он мертв, еще есть другие, человек пятьдесят, по крайней
мере, видели, что заключенный был мертв!
     Судья потерял терпение:
     - Вы  утверждаете  это...  ладно!  Я  срочно  отправляюсь  предупредить
прокурора.
     Отойдя  несколько шагов  от  камеры,  Фюзелье  заметил Жерома  Фандора,
который,  оставаясь в  коридоре тюрьмы,  не  упустил ни одной детали из этой
сцены.
     - И вы здесь! - воскликнул он. - Как вы сюда прошли?
     - У меня разрешение на свидание.
     - Ну  что  ж,  свидание  состоялось.  Теперь  убирайтесь  отсюда!  Ваше
присутствие здесь  излишне.  Откровенно говоря,  нет  никакой необходимости,
чтобы  вы  подняли еще  больший скандал.  Будьте  так  любезны,  пожалуйста,
удалиться отсюда.
     И Фюзелье вне себя широким шагом отправился к прокурору.
     После  такого  резкого  замечания судьи  Жером  Фандор  не  мог  больше
оставаться в коридорах тюрьмы.  К тому же надзиратели уже спешили к нему и к
Элизабет.
     - Сюда,  месье...  Сюда, мадам! Ах, какая печальная история! Что скажет
господин начальник тюрьмы? Пожалуйста, сюда, вот здесь выход! Прощайте!
     Через несколько минут Жером Фандор спускался по главной лестнице Дворца
Правосудия, поддерживая под руку бедную Элизабет Доллон.
     - Я вас умоляю, - просила девушка, - помогите мне, месье, помогите нам;
мой брат не виновен,  я могу поклясться в этом чем хотите,  нужно найти его,
нужно, чтобы этот кошмар прекратился.
     - Но, мадемуазель, я сам бы этого хотел, только вот где его искать?
     - Ах, я не знаю, месье. Как он мог выйти из этой отвратительной тюрьмы?
Где он сейчас?..  О,  я заклинаю вас,  вы,  должно быть,  знаете влиятельных
людей,  сделайте все, сделайте все возможное, чтобы спасти его, чтобы спасти
нас!
     Жером Фандор ничего не ответил,  он был очень взволнован горем девушки,
к тому же не хотел выдать, что знает ее, и молча кивнул головой.
     Он  подозвал фиакр,  помог  сесть  м-ль  Доллон,  бросил адрес кучеру и
закрыл  дверцу.  Экипаж  уже  удалялся,  а  девушка по-прежнему кричала ему,
высунувшись из кареты:
     - Сделайте все возможное...
     Он бросил ей вдогонку:
     - Клянусь вам, я узнаю правду!
     Фиакр, увозивший м-ль Доллон, уже исчез за поворотом к Мосту Пон-Неф, а
Жером Фандор все еще оставался на том же месте, погруженный в свои мысли.
     "Ну что ж,  на этот раз сенсация у  меня в кармане.  Парнишка,  который
убивает!  Которого  арестовывают!  Который  оказывается невиновным!  Который
вешается,  умирает!  И который "делает ноги" из тюрьмы, не встретив при этом
ни одного человека на своем пути!
     Если читателям "Капиталь" это  покажется неинтересным,  тогда я  уж  не
знаю, чем им можно угодить!"
     Затем, продолжая разговор с самим собой, он добавил вслух:
     - Все-таки  нужно оставаться логичным,  черт возьми!  Если баронесса де
Вибре написала,  что она покончила с собой, значит, она покончила с собой, и
тогда Доллон невиновен!  Правда,  письмо могло быть поддельным... Забудем об
истории с  письмом,  оно  не  дает нам абсолютной гарантии.  Если Жак Доллон
умер, то он вышел из тюрьмы предварительного заключения не живым, а мертвым.
В том, что он умер, сомневаться не приходится, так как около полусотни людей
видели его мертвым.  Значит,  вопрос ставится так: Жак Доллон умер и в то же
время покинул тюрьму! Да, но каким образом?
     И  Жером  Фандор,   покачав  головой,  направился  в  редакцию  газеты,
обдумывая про себя статью.
     Он  был  настолько погружен в  свои  мысли,  что,  шагая по  улице,  не
замечал,  как сталкивается с  прохожими и как вслед ему устремляются гневные
взгляды...
     "Жак Доллон мертвым вышел из тюрьмы!"
     Он  несколько  раз  повторил  про  себя  эту  неправдоподобную,  полную
абсурда, фразу, которая не вязалась ни с какой логикой.
     "Жак Доллон умер и вышел мертвым из тюрьмы!.."
     И вдруг его осенило:
     "Подобная загадка непонятна,  необъяснима,  невозможна для всех,  кроме
одного человека!  В  мире  существует лишь одна личность,  способная сделать
так, что мертвец воскрес после своей смерти! И эту личность зовут Фантомас".
     Со времени смерти Жюва Фандору ни разу не приходилось предполагать, что
знаменитый бандит замешан в  том  или  ином  уголовном деле,  с  которым ему
приходилось сталкиваться.  И вот с первых же дней расследования преступления
на улице Норвен,  когда он пришел к таким странным и необычным выводам,  ему
приходится если не быть уверенным,  то по крайней мере допускать возможность
участия в этом деле Фантомаса...
     Уже  при упоминании одного имени -  Фантомас на  Жерома Фандора находил
холодный ужас.
     Фантомас был преступником,  не  отступающим ни перед какой жестокостью,
от которого можно было ожидать самого ужасного,  он был самим олицетворением
Преступления. Фан-то-мас!
     Произнося  по  слогам  это  мрачное  имя,  Жером  Фандор  переживал все
невероятные,  неправдоподобные,  невозможные,  однако тем не  менее реальные
истории, которые принесли Фантомасу известность наводящего ужас убийцы.
     Конечно же,  если он  участвовал в  убийстве баронессы де Вибре,  то не
следовало ничему удивляться:  никаким невероятным фактам, никаким загадочным
обстоятельствам. Фантомас! Он способен на все! Он может пойти на любой риск.
И какими бы ни были хитроумными,  ловкими и отважными его преследователи, он
всегда  оказывался хитрее и  проворнее,  оставляя безнаказанными свои  самые
чудовищные преступления.
     Фантомас обладал могуществом и  умением защищаться.  Жером Фандор будет
преследовать его, отдавая этому делу всю душу и сердце.
     Но на этот раз журналист будет действовать не только по призыву долга.
     Силу  ему  будет  придавать чувство ненависти,  стремление отомстить за
своего друга Жюва, загубленного таинственным Фантомасом!
     Вернувшись в  редакцию "Капиталь",  Жером Фандор тотчас же  приступил к
статье, в которой в малейших деталях пересказал перипетии сегодняшнего дня и
которая сегодня же вечером должна была произвести настоящую сенсацию.
     О  том,  что в  этом деле,  возможно,  замешан Фантомас,  он  предпочел
умолчать.
     Он знал,  с каким недоверием могут воспринять эту новость в официальных
кругах  и   среди   общественности,   и   не   хотел   рисковать  репутацией
осмотрительного и осторожного в своих выводах репортера, тем более, что речь
шла о предположении участия в этом деле Фантомаса.
     Он позволил себе лишь оставить в  статье одну фразу с  двояким смыслом,
разгадать которую  могли  бы  только  некоторые полицейские,  ученики  Жюва,
фразу,  в  которой он,  довольно коротко и  документально изложив загадочные
повороты в деле Доллона,  напомнил, что в криминалистике не нужно удивляться
ничему, настолько дерзки и ловки оказываются иногда некоторые преступники.
     Закончив статью,  журналист вернулся домой  немного отдохнуть.  Он  жил
рядом, на улице Бержер, в скромной квартирке на шестом этаже.
     Жером Фандор готов был  уже  пройти в  прихожую,  как вдруг заметил под
ногами какую-то бумагу, которую, очевидно, протолкнули под дверь.
     Он наклонился и поднял бумагу, это был конверт.
     "Ну-ка,  посмотрим!  Письмо...  На  нем нет ни  моего имени,  ни марки!
Странно,  письмо могли бы  оставить у  консьержки!  Но  может быть,  она  не
видела, как я проходил, и решила бросить письмо под дверь..."
     Жером  Фандор прошел в  кабинет,  бросил шляпу  на  диван  и  присел за
стол...
     - Ах, да, письмо!
     Он встал и направился к камину,  куда,  проходя мимо,  бросил найденное
под  дверью  письмо.  Фандор  вскрыл  конверт и  вытащил оттуда лист  писчей
бумаги, который, по-видимому, сильно его смутил:
     - Что это еще такое?
     Изумление  журналиста  было  вполне  естественным,  так  как  послание,
которое он  пожирал глазами со  все более и  более растущим волнением,  было
составлено довольно странно.
     Наверняка для того,  чтобы его почерк не  узнали,  корреспондент Жерома
Фандора прибег  к  одной  уловке:  он  составил слова,  вырезав из  газет  и
приклеив на бумагу печатные буквы,  по которым полиции невозможно было найти
того, кто "написал" это письмо.
     - Что это означает?
     "Жером Фандор, будьте осторожны, берегитесь! Дело, которое вас заботит,
достойно  самого  большого  интереса,  но  оно  может  иметь  очень  опасные
последствия".
     Подписи, разумеется, не было.
     - Какое дело?  Конечно, дело Доллона... Какие опасные последствия? Черт
возьми,  это письмо -  явный намек не совать нос в поиски преступников... Но
кто же написал его?
     Жером Фандор обхватил голову руками, сердце его наполнялось тревогой.
     Единственным лицом,  заинтересованным в том, чтобы он бросил заниматься
делом с улицы Норвен, был убийца... Это был, это был Жак Доллон... Но откуда
у  Жака  Доллона мог  появиться адрес Фандора?  Он  просто физически не  мог
успеть с момента побега из тюрьмы составить письмо и отнести его на квартиру
журналиста.  Рискуя при этом быть опознанным и вновь арестованным... Значит,
у него есть помощники?
     Жером Фандор мотнул головой:
     - Но я идиот.  Круглый идиот.  Это не может быть Доллон... Доллон умер.
Он мертв.  Он не может быть живым, потому что уйма людей видела его мертвым,
потому что  тюремные врачи констатировали его смерть,  потому что невозможно
допустить мысль,  что  Доллон,  прикинувшись мертвым,  провел столько людей,
которые,  в силу своего служебного положения, более чем кто-либо другой были
заинтересованы проявить особую бдительность...
     Наступал  вечер,  за  окном  становилось темно,  но  Жером  Фандор  все
раздумывал над таинственным письмом, строя самые невероятные предположения.
     И  время от времени,  хотя он всячески старался отбросить эту мысль,  в
конце концов,  пока еще ничем не  подтвержденную,  Жером Фандор начинал тихо
шептать одну и ту же фразу:
     - Фантомас! В этом деле должен быть замешан Фантомас...



Глава IV. Ночь во Дворце Правосудия

     Жером Фандор провел довольно мучительную ночь...  В его беспокойном уме
возникали ужасные  видения.  Кошмары  проходили один  за  другим,  журналист
каждый час вскакивал при бое настенных часов и лишь под утро наконец забылся
тяжелым сном.  Встав  с  разбитой от  усталости головой,  он  решил  принять
холодный душ, который успокоил его нервы, и быстро оделся.
     В   восемь  часов  утра  журналист  уже  сидел  за   рабочим  столом  и
рассуждал...
     - Все,  шутки в сторону,  - решил Фандор, - я сначала подумал, что дело
Доллона будет  довольно заурядным,  но  ошибся.  Предупреждение,  полученное
вчера, не оставляет больше на этот счет никаких сомнений.
     Если преступник испытывает необходимость в том, чтобы я молчал, значит,
он опасается моего вмешательства в это дело, опасается, что оно окажется для
него губительным;  а если мое вмешательство может быть губительным для него,
преступника,  значит,  оно  должно быть полезным для честных граждан.  Таким
образом, мой долг - идти прямо во что бы то ни стало...
     Жером Фандор не уточнял свою мысль, но, по правде говоря, была еще одна
причина,  которая побуждала его пристально следить за  перипетиями трагедии,
случившейся на  улице  Норвен,  причина эта  была  не  совсем  определенная,
расплывчатая, но тем не менее очень важная...
     Жером Фандор поклялся Элизабет узнать правду о  ее брате.  Он вспоминал
умоляющее взволнованное лицо девушки и временами,  закрыв глаза, представлял
привлекательную сестру пропавшего художника.
     Однако Жером Фандор не допускал для себя на ее счет иных чувств,  кроме
уважения. Элизабет Доллон стоила того, чтобы он ей помог, и точка.
     Журналист оставался за  своим  столом все  утро,  выкуривая сигарету за
сигаретой и набрасывая план расследования.
     - Первое,  что необходимо узнать,  -  заключил он,  -  это, как мертвец
исчез из  тюрьмы...  Этот  невероятный факт в  первую очередь требует своего
объяснения... Да, но как к нему подступиться?..
     Молодой человек был в большом затруднении.
     Вдруг  Жером  Фандор хлопнул себя  по  лбу,  вскочил со  стула и  начал
расхаживать по комнате,  напевая мотив популярной песенки и  даже попробовав
своим  безнадежно  фальшивым  голосом  протянуть  арию  из  оперы,  -  столь
возбужденным было его состояние.
     - Восемьдесят шансов из ста,  -  воскликнул он,  - что