адмирала Бэнбриджа, который просил передать его
вам лично.
     Капитан Вестерлин достал еще один лист бумаги.
     - Ни одному кораблю в истории  флота  еще  не удавалось  принести такую
пользу  Конфедерации, как  это удалось вашему. Я горд  тем, что мене  выпала
честь принимать  участие  в этих  событиях. "Тарава",  и подвиг  ее  экипажа
никогда не будут забыты. Командование благодарит всех вас за отличную службу
и желает вам дальнейших успехов.
     Капитан вручил  бумагу Ясону,  который  не смог удержаться  от  улыбки,
принимая ее из рук Вестерлина.
     - Капитан, поверьте, эта самая худшая часть моих  обязанностей, которые
мне положено выполнять, не подумайте, что она мне доставляет удовольствие. -
Тихо, так чтобы не слышала команда, прошептал Вестерлин.
     -  Судьба  большинства  других кораблей побывавших  здесь  мне  была по
большей части безразлична,  но ваш корабль:  - Он вздохнул. - Мне жаль,  что
приходится так с ним поступать. Этот корабль заслуживает большего.
     - Да, я тоже так думаю, - согласился Ясон - Позаботьтесь о нем.
     - Сделаю все что смогу, - улыбнулся Вестерлин.
     Ясон  развернулся и оглядел  свой экипаж.  На него  смотрели  мужчины и
женщины,  закаленные  в   боях   его  боевые  товарищи.  Сплоченная  команда
специалистов, готовых выполнять любые приказы. И теперь  в  один  момент все
они вдруг оказались ненужными, выброшенным за ненадобностью балластом.
     "Ну что ж, раз мы теперь не нужны, то может это и к лучшему", - подумал
Ясон.
     - Все, пора. Всем покинуть корабль. Я некоторое время еще буду здесь.
     Один  за  другим члены  экипажа  покидали мостик.  Ясон,  стоя у выхода
каждому пожимал руку,  благодарил за службу,  желал будущих успехов. Наконец
на мостике остались только он и капитан Вестерлин.
     -  Я оставлю вас одного, если  хотите, - негромко проговорил Вестерлин,
понимая все чувства обуревающие Ясона, и молча направился к выходу.
     Ясон обошел мостик в последний раз. Трудно было поверить,  что под  его
командованием этот корабль находился всего несколько месяцев. После рейда на
Килру судно  более года простояло  в доке. Конечно,  было бы намного проще и
дешевле просто списать этот корабль и заново построить новый такой же. Но по
счастью  командование  посчитало  нецелесообразным  уничтожать  такой символ
победы. Корабль более года оставался в ремонтных доках. Этот год Ясон провел
на  Земле, в академии  звездного  флота,  куда его направили для прохождения
высших  офицерских  курсов.  По  окончании, он  не  смог  удержаться,  и  на
несколько  дней заскочил в летную школу, что бы потренироваться на последнем
боевом стимуляторе.  Но  когда его  корабль отремонтировали, ему только один
раз удалось  применить  приобретенные навыки на практике.  И все же, это был
его  корабль.  Теперь,   после  рейда   на  Килру,  этот  корабль  оставался
единственной вещью, что была действительно дорога ему.
     Он мог бы остаться еще  ненадолго, но  тогда это превратилось бы  в еще
более тяжелое расставание.
     Не оглядываясь, он покинул мостик и прошел  по пустынному коридору. Его
шаги непривычно гулко отдавались в пустом коридоре. Дойдя до своей каюты, он
набрал  код и вошел  внутрь. На  кровати его  уже  ждал  собранный чемодан с
вещами. Какое-то неуловимое изменение произошло в его  комнате. Теперь каюта
выглядела пустынно,  всего лишь  обыкновенная офицерская  каюта  на  обычном
корабле. Присев  на кровать  он еще  раз окинул  взглядом  свою каюту. Голые
серые   стены,   кровать,   встроенный   шкаф,   компьютерный   терминал   с
голопроектором, стол, все это выглядело  уже не так, по чужому. Взгляд Ясона
задержался  на фотографиях,  которые  он  еще  не  убрал  стола.  На  первой
фотографии был он  сам, стоя в  обнимку со  своим братом  Тимуром. Печальная
улыбка  всплыла на его  лице,  когда  он вспомнил те счастливые  дни. Спустя
месяц его  брат  ушел в космопехоту. Больше они не  виделись. Позже, получив
письмо  от  матери, он узнал, что брат погиб в бою за систему Хорсан. Второй
была старая, выцветшая от времени фотография  его  отца  и матери в день  их
свадьбы.  Молодые  и  счастливые  родители   улыбались,  глядя   на  него  с
фотографии.  Глядя  на  эти счастливые лица,  Ясон ненадолго забылся. Давние
воспоминания пронеслись перед  ним, притупив ту постоянную  боль утраты, что
терзала его последнее время. Последней была фотокарточка Светланы.  На  этой
фотографии она стояла у стены в простеньком платье, обхватив  плечи  руками.
Она улыбалась, но казалось, в глазах таится какая-то печаль. В этой простоте
было что-то неуловимое то,  что  всегда ускользало от него. Такой он никогда
не помнил Светлану, и потому эта фотография была ему особенно дорога.
     Закрыв  за собой дверь, он шел  по опустевшим  коридорам. Проходя  мимо
комнаты предполетного  инструктажа,  он  на минуту задержался, вспомнив свой
первый день на борту, первую встречу с экипажем "Таравы".
     Он вышел на летную палубу. "Рапиеры", "Ферреты", и "Сэйбры" выстроились
ровными шеренгами. Было очень тихо. Ни криков пилотов  и техников, ни команд
из  громкоговорителей, ни рева  двигателей, включенных на  форсаж  во  время
старта. Эта  тишина резала слух. Ясон не мог свыкнуться с этим. Тишина здесь
часто означала смерть корабля.  Он с трудом отогнал  от себя  эти непрошеные
мысли.
     Ясон подошел к переборке, на  которой была установлена Доска Памяти. На
ней  были  выбиты имена  всех тех, кто служил и погиб, исполняя свой долг на
корабле.
     Встав по стойке  смирно, он отдал  честь, почтив память погибших. Вдруг
он  обратил  внимание, что Гюйс исчез.  Гюйсшток, стоявший справа  от  Доски
Памяти, пустовал. Непрошеная вспышка  ярости затуманила его взгляд. Ему было
горько, что кто-то  мог так запросто обесчестить его  корабль.  Ведь Гюйс не
снимался  никогда,  единственным   исключением  был  случай,  когда  кораблю
наносили такие тяжелые  повреждения, что он  уже не подлежал восстановлению.
Он шел к выходу, мысленно четвертуя того кто посмел это сделать. Завернув за
угол, он увидел несколько человек, ожидавших его: Думсдэй, Спаркс (начальник
его  инженерно-технической службы), Кевин Толвин, и несколько других близких
боевых товарищей. Последним был Хантер,  который выглядел несколько неуклюже
в  своей  гражданской  одежде. Его списали на  пару дней раньше, и теперь он
щеголял в роскошных галифе.

     Офицеры встали по стойке  смирно и отсалютовали своему командиру. Кевин
вышел вперед, чтобы вручить Ясону свернутый флаг - Гюйс Таравы.
     - Мы решили, что вам захочется сохранить это, - улыбаясь, сказал Кевин.
- Может быть, когда-нибудь вы захотите повесить его обратно.
     - Спасибо, Кевин.
     В  стороне он увидел команду техников, которые должны  были подготовить
корабль  к  консервации.  Хотя  правительство  согласилось  на  перемирие  и
немедленное сокращение флота на пятьдесят процентов, но по крайней мере, они
не стали уничтожать их распиливая на металлолом, как того требовали килрафи;
слава богу, военные  заставили  правительство отказаться  от  этой  безумной
идеи.  Это  решение вызвало сильное недовольство  килрафи,  и стало  главной
причиной дебатов  последнего месяца. Килрафи угрожали даже прекратить мирные
переговоры,  но правительство  не  изменило своего  решения. Тем  не  менее,
корабли выведенные из состава флота были отправлены  на базы для последующей
консервации.  Родхэм,  согласился уволить в запас экипажи  этих судов,  дабы
сократить расходы.  Это  означало,  что  сотни тысяч высококвалифицированных
специалистов снимались с кораблей и демобилизовывались сразу же после  того,
как  их  корабли покидали  передовую и  прибывали к базам  на  орбите Земли,
Сириуса или на станцию Карновиан.
     У выхода Ясон обернулся и бросил прощальный взгляд на свой корабль.
     -  Прощайте,  друзья  мои,  - прошептал он, вспоминая  тех, кто навечно
остался молодым и навсегда остался на этом корабле. Борясь, с навернувшимися
на глаза слезами, он развернулся и вышел сквозь шлюз, соединявший корабль со
станцией.
     Его друзья молча последовали за ним.



     - Контр-адмирал Джеффри  Толвин, выйти  вперед! Суд военного  трибунала
вынес свое решение.
     Ровным шагом  Джеффри  Толвин пересек зал  и  предстал перед  офицерами
трибунала. Встав по стойке смирно, он четким движением отдал честь.  Адмирал
Бэнбридж  -  председатель  суда, встал и непослушными руками  развернул лист
бумаги.
     - Контр-адмирал Джеффри Толвин, по  решению суда военного трибунала, вы
признаны  виновным  в  невыполнении  приказов командования  штаба флота.  Вы
признаетесь виновным, в  том,  что  сознательно  атаковали  корабль  Империи
Килра.  Ваши действия  квалифицируются  как прямое невыполнения  приказа  за
номером  2312A,  вступившего  в  силу  перед вышеозначенными действиями.  По
решению военного трибунала вы с позором  лишаетесь своего воинского звания и
подлежите досрочному увольнению  с воинской службы  с  потерей  всех льгот и
привилегий,  положенных   вашему  званию.   Решение  суда  вступает  в  силу
немедленно и обжалованию не подлежит.
     Бэнбридж  опустил  голову  и кивнул  офицеру. Капитан, ждавший сигнала,
вышел  вперед и взял церемониальный  меч, лежавший  на столе перед офицерами
трибунала с начала суда.
     - Адмирал!
     Следуя  ритуалу,  Толвин  преклонил колено.  Капитан  не  спеша  обошел
адмирала.
     Расставив ноги,  одной рукой взялся  за  эфес  меча,  а другой за конец
лезвия.  Подняв его над головой Толвина, с видимым  усилием офицер переломил
меч  пополам. Когда  меч со звоном  сломался, Толвин вздрогнул от звука так,
будто  сломался не меч, а что-то переломилось у  него внутри. Капитан бросил
обломки меча  к ногам бывшего  адмирала, а затем, обойдя его, подошел к нему
спереди.
     Толвин  поднялся.  Офицер  смотрел  ему  прямо  в  глаза,  и  ничего не
отражалось в этом холодном взгляде. Схватив руками погоны адмирала, он одним
резким движением сорвал  их. Капитан молча развернулся,  и подойдя  к судьям
бросил на стол адмиральские погоны Толвина. Выполнив  свои  обязанности,  он
вернулся на свое место.
     Джеффри Толвин бросил прямой  взгляд на председателя военного трибунала
и в последний раз отдал ему  честь. Нарушая  все  традиции, он  нагнулся,  и
поднял обломки  своего меча. Не обращая  внимания  на  осуждающие взгляды он
вышел из зала.
     Как только  он  скрылся,  дверь с  другой стороны  зала отворилась, и в
проеме  возникла сгорбленная  фигура  килрафи. Войдя внутрь, он наконец смог
распрямиться во весь свой рост.
     - А,  посол Вак'га, - холодно приветствовал  Бэнбридж, - Флот  приносит
свои  извинения  за этот инцидент. Семьям  погибших экипажей будет выплачена
необходимая  компенсация. Адмирал  Толвин понес  наказание.  Теперь он лишен
своего звания и с позором уволен с военной службы.
     - Означает ли это, что он совершит теперь Зу'кара?
     - Зу'кара?
     -  Как  вы это называете?! - громким голосом, начиная раздражаться,  от
того что люди не знают таких простых вещей, прорычал Вак'га. - А, ритуальное
самоубийство  во  избежание  позора перед своим  храи,  то  есть перед своей
семьей.
     - Мы так давно уже не  поступаем, - ответил  Бэнбридж. -  И кроме того,
авианосец,  который  был  атакован,  также   начал  атаку  после  объявления
перемирия.  Толвин  мог  бы   быть  оправдан,  как   действовавший  в  целях
самообороны. И  это не  считая  того, посол, что  мы  зарегистрировали более
сотни подобных инцидентов в течение первого дня  перемирия, и еще столько же
произошло после. Не так то легко прекратить войну, шедшую тридцать лет.
     - И  что  же?  -  оскалился  Вак'га.  - Вы просто так  отпускаете  его?
Погрозили  ему пальцем, и он уходит без  последующего  наказания? У  нас  за
подобное преступление, его даже не удостоили бы чести совершить Зу'кара. Ему
бы просто  перерезали  горло  и подвесили за ноги как  животное,  добытое на
охоте.
     Бэнбридж посмотрел на посла.
     -  Не сомневаюсь,  что  у вас так и происходит, -  сказал  он,  с явным
сарказмом, проскользнувшим в  ответе. - Что же касается Толвина, то изгнание
со службы и потеря звания, для него самое страшное наказание, которое только
можно вообразить.  В конце концов, Флот оставался единственной его семьей, и
последние двадцать лет это было смыслом жизни.
     Бэнбридж знал, что посол скорее  всего в курсе, что жена и дети Толвина
были убиты во время атаки килрафи; это было любимой темой последних выпусков
новостей и многие журналисты умело обыгрывали этот факт его биографии.
     -  Я тоже потерял свою семью,  -  прорычал Вак'га, -  или, вы не  знали
этого?
     Бэнбридж кивнул, но ничего не сказал.
     Посол развернулся, собираясь уходить.
     - И еще одно, перед тем как вы уйдете.
     - Да?
     - Проблема  обмена военнопленными. В  день подписания  мирного договора
была  достигнута  договоренность  о  том,  что в  течение  двадцати  четырех
стандартных  дней,  обеими сторонами будут предоставлены полные  списки всех
военнопленных. Мы  полностью  выполнили свои обязательства,  а вы, даже и не
подумали об этом!
     - Это не  существенно, - ответил посол. - Любой, кто позволил захватить
себя, считается умершим в наших глазах, он - са'гук - тот, кто уже мертв для
своего храи. Не понимаю, почему вас это так сильно беспокоит.
     - Потому, черт побери, -  взорвался Бэнбридж, - что мы выполняем каждый
пункт  нашего  соглашения! Вы же, уже целый  месяц  морочите  нам голову.  Я
требую,  что  бы  вы   немедленно  предоставили  нам  полные   списки   всех
военнопленных!
     -  Что? Вы  требуете?!  Мы требовали  голову  Толвина, а вы его  слегка
поругав,  отсылаете   домой.  Мы   требовали   усмирения   этих  налетчиков,
базирующихся  на  ваших  пограничных мирах,  и извинений от  Фирекки  за  их
воинственные заявления. И что  же?!! Так что я не намерен выслушивать от вас
какие-либо упреки, тем более по таким мелочам.
     Он круто развернулся и вышел из комнаты.
     "На войне все было куда как проще", - мрачно подумал Бэнбридж, провожая
посла взглядом.



     Ясон оторвался от стакана  и весело махнул  рукой, когда увидел Хантера
входящего в бар "Дыхание космоса".
     "Дыхание космоса" был  одним из самых популярных  мест  на лунной базе,
где можно было в хорошей компании промочить горло. Здесь существовала старая
традиция:  любой,  кто  "глотнул"  вакуума, то есть  тот,  у  кого произошла
разгерметизация  корабля, или пилот, которому  пришлось катапультироваться в
космосе,   автоматически  становился  почетным  посетителем   бара  "Дыхание
космоса" и получал свою  персональную кружку с выбитым на ней своим  именем.
Одна стена бара была  полностью отведена для них.  На полках у задней  стены
выстроились сотни таких  кружек.  Когда  в бар  заходил такой человек, то он
всегда мог взять с полки свою  именную кружку, и первая кружка пива  для них
всегда была бесплатной.
     Галлахер   -  владелец  бара,  пользовался   заслуженным  уважением   у
посетителей за свою честность  и сердечное отношение  к посетителям. Он  сам
прослужил на флоте  более тридцати  лет,  перед тем как ушел  в  отставку  и
открыл свое дело. Он часто непрочь был выручить и дать взаймы двадцатку  или
просто налить бесплатно еще стакан.
     - Как  дела? - спросил Ян, забирая с полки  свою кружку и  возвращаясь,
чтобы устроиться рядом с Ясоном и Этьеном.
     Тут же  подошел бармен и забрал кружку. Минутой спустя, он  вернулся  с
кружкой, полной благородного напитка.
     Вздохнув, Ясон покачал головой. Работу  сейчас было найти  труднее, чем
фирреканскую  "Огненную  воду".  Было  два   места   на   транспорте  класса
"Виктория",  безнадежно  устаревшем,  такие  строили в  больших  количествах
только  в первые  годы войны. Им был нужен второй пилот и бортинженер. Когда
Ясон  дошел  до  офиса, он уже  знал,  что  работа  ему не  светит. Там  уже
толпилось более сотни человек,  в том числе и несколько его старых знакомых,
которых  он не  видел  со времен  службы на "Геттисберге". Увидеться с  ними
было,  конечно,  прекрасно, но работы  он  не получил, вакансии были  заняты
бывшим  капитаном  корвета  и  его   первым  офицером,  которые  согласились
отработать этот  рейс  за  плату в  два раза меньше той,  что была назначена
первоначально.  Если бы не платили пособия, и не позволяли бесплатно жить  в
старых бараках и тренировочных центрах, то многие уволенные со службы скорее
всего умерли бы от голода.
     - А ты как?
     -  Та же  самая песня, - улыбнувшись, ответил Ян,  устраиваясь у стойки
рядом с друзьями.
     - Я всегда знал, что все так и кончится, - вздохнул Думсдэй.
     Ясон толкнул его в бок.
     -  Послушай,  четыре  года  ты  твердил  мне,  что  все  пули на  войне
отливаются именно для  тебя. Ты  имеешь  восемь нашивок за  кампании, медаль
Почета,  две  Серебряных Звезды, орден  "За победу  при Веге", полдюжины раз
тебя сбивали, а сколько ты сам сбил?
     - Сбился со счета после шестидесяти.
     -  И ни одной царапины,  -  продолжил Ясон. - Да  плюс  к  тому,  вчера
вечером ты начисто обчистил нас в покер. Да ты самый удачливый пилот во всем
флоте! Откуда такая депрессия?!
     Этьен вздохнул, и  пробормотав что-то на  своем  родном языке -  маори,
отошел за очередной кружкой пива для Яна и для себя.
     -  И вот весь нелегко доставшийся  мне выигрыш, ушел вам  на выпивку, -
подвел итог вернувшийся Думсдэй.
     -  Ладно, ладно,  в конце концов, ты совершил  доброе дело. А вообще мы
здесь собрались чтобы расслабиться и выпить, - добродушно ответил Ясон.
     - Да,  здорово!  Братья!  Деньги на  пиво для каждого,  от  благодарной
Конфедерации, - выкрикнул кто-то с другого конца зала.
     Хор  дружного  смеха  разнесся по залу,  а затем мгновенно стих,  когда
сначала  один,  и  затем  и  все остальные посетители  "Дыхания  космоса"  с
интересом и тревогой уставились на дверь.
     Крепкого вида килрафи заполнил собой дверной проем. Он выглядел немного
потерянным и смущенным, несмотря на свои внушительные габариты.
     - Сир!
     - О, господи, это же Кирха, - воскликнул Ян, вставая на ноги и  подходя
к килрафи, вошедшему в бар. Кирха начал преклонять колено, но Хантер схватил
его за плечи.
     - Не здесь, - прошипел он. - И кроме того, вспомни, я же освободил тебя
от клятвы верности.
     - От этой клятвы невозможно освободить, сир, - ответил ему Кирха.
     - Но, черт  возьми, что ты здесь делаешь? С тех пор, как я видел тебя в
последний раз, прошло уже года два. Я думал, что тебя уже давно обменяли или
что-то вроде того. Почему ты не вернулся домой?
     -  Я  был  в первой  партии военнопленных, которых выпустили на прошлой
неделе. Это было печальное зрелище,  мой  господин.  Многие не  знали,  куда
идти, и  что делать,  не  знали,  вспомнит  ли о них их  собственный храи. Я
услышал, что  могу найти вас здесь, и подумал, что вы можете знать, что  мне
делать.
     Ян криво ухмыльнулся.
     - Однажды  ты здорово спас мою  задницу дружище,  и должен  сказать,  я
очень рад тебя снова увидеть. Заходи, давай выпьем.
     Кирха вошел в внутрь и покосился на стулья, которые были явно  маловаты
для него, поэтому  он  просто  прислонился к стойке,  горой  возвышаясь  над
сидевшими рядом.
     - Эту породу здесь не обслуживают, - проворчал бармен.
     -  Слушай, приятель,  война кончилась, слыхал про такое? - напомнил ему
Думсдэй.
     - Меня это не волнует. Здесь этих не обслуживают.
     - Слушай дружище, сколько ты работаешь в этом баре?
     - Неделю.
     - Если Галлахер - хозяин этой дыры,  услышит, что ты говорил подобное в
его заведении, то в  момент вылетишь отсюда. Этот килрафи наш друг, и где бы
мы ни были, он всегда будет пить с нами.
     - Меня это не волнует. Я не обслуживаю таких.
     Кирха затравленно огляделся вокруг.
     - Если мое присутствие вызывает проблемы, сир, я могу уйти.